"Карибская эскапада" - читать интересную книгу автора (Бондаренко Андрей Евгеньевич)

Глава первая Через Атлантику — играючи

Яхта называлась — «Кошка», хотя на борту ничего и не было написано.

Тем не менее — «Кошка», и всё тут.

Я в этих судах морских: каравеллах, пароходах, бригантинах, клиперах всяких — совсем ничего не понимаю.

Но, эта яхта была — просто красавицей.

Длинная — метров семнадцать, узкая, низко посаженная, с мачтой — пропорционально невысокой.

Борта — белые, с редкими синими полосами. Верхняя половина мачты — сиреневая.

Та ещё штучка — эстетичная — до совершенства.

А как ей название её собственное подходило — словами не передать.

Смотришь на неё со стороны — и что-то такое грациозное, по-настоящему — кошачье, ощущаешь.

А, когда под всеми парусами, да при работающем, вдобавок, дизеле, волны зелёные рассекает — так и кажется: ещё немного — и прыгнет — в погоне за добычей невидимой.

За мышью, например, или совсем, наоборот — за китом каким, под лапу подвернувшимся….

Бывает же Любовь к женщине — с первого взгляда?

И, здесь — то же самое. Увидал я эту «Кошку» и понял, плыть мне на ней, однозначно — плыть! При любом раскладе.

Команда красавицы этой состояла из четырёх человек.

Во-первых, доктор Карл Мюллер — владелец яхты, и её Капитан.

Крепкий ещё, восьмидесятилетний старикан, прошедший огонь, воды и медные трубы, и даже — лагеря для военнопленных в Коми ССР.

Кажется, визуально — стар и немощен. А, в глаза ему посмотришь — тот ещё Дядя, из настоящих, Волчара непростая, кусачая.

Далее — Мари, невестка доктора, грустная — до невозможности, молодая ещё совсем женщина, обладательница огромных, печальных голубых глаз и — роскошной гривы пепельных волос.

Смотришь на неё, и сердце на части — лоскутьями неровными — рвётся, слезами невидимыми — истекая….

По судовой специальности она — штурман, радист и кок — в одном флаконе.

Третий по списку — собственно я. Палубный матрос и посудомойка — по совместительству.

Замыкающий — хмурый, вечно молчащий, норвежец лет пятидесяти — по прозвищу Фьорд. Моторист-дизелист, и вообще — Мастер на все руки.

Теплым ранним утром вышли из порта Барселоны. На пирсе — с десяток провожающих, жмутся в кучку, несчастны. Я тут же стишок написал про тех бедолаг.

Пошли на юг, вдоль испанского побережья. Стоял полный штиль, поэтому шли сугубо на дизеле, парусов даже и, не пытаясь поднять. Жара стояла — за сорок. Кошмар, долбанный — на все стороны Света.

Кальмарову печень — в перехлёст, да — с оттяжкой!

От безделья — решил я как-то на рассвете рыбки половить.

Чтобы русский человек в свободное время — рыбки не половил?

И, не мечтайте, потому, как — не дождётесь вовсе, даже — до морковкиного заговения!

Спиниг старенький достал, блесёнку нехитрую, с Родины контрабандою вывезенную, прицепил. И, что Вы думаете? За пару часов — штук пять рыбин нехилых — по килограмму каждая — поймал. Красивые такие рыбины, с чешуёй — под серебро старинное.

Фьорд сказал, что, мол, макрель.

Чудак, право! Откуда в Средиземном море — макрель? Книжки умные — надо читать.

Обычная скумбрия, но — красивая!

Мари из той моей добычи, печально улыбаясь — как всегда, таких разносолов наготовила — язык проглотишь.

Через без малого трое суток — прошли Гибралтар.

" Меж Геркулесовых Столбов — лежит моя дорога…."

Никогда бы не подумал, что эта песня может иметь отношение к моей скромной персоне.

И. Вообще, Городницкий — молоток! Не соврал совсем, у Столбов, действительно, было много дельфинов. Грели они там спины, или, просто тусовались, — и не важно совсем.

Вышли в Атлантический океан. Тут ветра — сколько хочешь.

Пришло время парусов. Опасался я этого слегка — справлюсь ли?

Ведь — и не обучен этому делу совсем. Даже названия тех парусов — пугали нешуточно:

большой грот, фок-стаксель, бом-кливер…

Оказалось — ничего страшного и нет. Современные яхты очень хорошо различными техническими прибамбасами оснащены — всякими лебёдками, тягами гидравлическими. Главное — крепко-накрепко запомнить: когда что — крутить надо, когда на что — нажимать.

Вообще-то — мы на Барбадос шли. Вдруг выясняется — надо зайти в португальский порт Синиш — затариться солярой, продовольствием, прочим всяким.

В Барселоне — всё это можно было сделать.

Но, Карл Мюллер — он же австрияк, хоть и бывший гэдээровец, до мозга костей: если где шиллинг, или по-новому — евроцент можно сэкономить — сэкономить необходимо! В Португалии, как выяснилось, абсолютно всё дешевле на порядок.

Скалы, скалы, скалы — между ними — жёлтые волны неслабые.

Как в бухту вошли — непонятно, мотало — как гадов последних….

Вошли, к причалу встали.

Фьорд — на борту остался — со своей «Кошкой» мурлыкать, Мари с Доктором в портовую контору отправились — вопросы насущные решать, а я — решил по городку этому прогуляться.

Твою Мать!!!!

Вот оно — Средневековье настоящее! Какие дома — смотришь — лет пятьсот каждому в натуре! А дубы пробковые? Каждому — лет по паре тысяч!

И памятники бронзовые, позеленевшие от времени, — на каждом шагу. Судя по всему — местным Правителям, Мореплавателям, Пиратам, и Прочим — Уважаемым Личностям…..

Замки всякие — французские, шотландские — дети малые, право!

Находился, насмотрелся — проголодался.

В кабачок, старинный до безобразия, зашёл.

Только расположился, меню (на английском) изучил, бабушка старенькая подходит.

Ну, очень старенькая: низенькая такая, на костылях, лицо морщинистое — куда там коре этих дубов пробковых. А глаза — молодые, голубые, какие-то — знакомые.

Тут дело понятное: либо — прогнать сразу в грубой форме, либо — накормить от души и — расспросить. Не был я до этого в Португалии, любопытно стало. Да и праздник сегодня — День Рождения Че Геварры. Кому как, а для нас — Праздник важный.

Заказал у официанта для бабульки мясо тушёное с овощами, того сего, портвейна бутылочку (и себе — такую же, понятно).

Замахала бабулька руками: мол, зачем так тратиться — и пива хватит!

Да, чего уж — русские мы — или где?

Общались мы с ней, так как я португальского не знал совсем, на странной смеси английского и испанского. Ничего, однако, понимали друг друга.

Рассказала мне старушка обо всех этих мужичках, памятники которым установленные — были видны из окна нашей таверны.

Тот же Христофор Колумб, скажем. Сам в Генуе родился, а лучшие годы — в Португалии прожил. Здесь, будучи навигатором искусным, вычислил, что до Индии, если плыть на Запад, ближе получается. Это потом его испанские Фердинанд с Изабеллой к себе переманили….. Но он — португальский, если по честному.

А, Америго Веспуччи? Да — тоже итальянские корни имел. Но, под чьим флагом долгие годы плавал? Под — португальским!

Про местных Героев и говорить нечего, одни Имена за себя говорят: Педро Альварес Кабрал, Себастьян дель Коно….

Последний, и вовсе — Историей обижен нешуточно.

Считается, что первое кругосветное путешествие совершила экспедиция под руководством Магеллана. А, не так всё было. Сам Магеллан и пол пути не одолел — погиб на Филиппинах, в стычке с местным населением. Дальше дель Коно экспедицию возглавил. А ведь известно, что вторая половина пути гораздо трудней первой! Всё равно забыли о дель Коно, все лавры исторические — Магеллану достались. Несправедливо — всё это!

Часа три рассказывала мне старушка о Героях, ныне в бронзе отлитых.

Закрываешь глаза: лязг дамасской стали о бронзовые латы, вой ветра в заштопанных наскоро парусах…..

Тут мобильник у меня зазвонил — жена из Питера решила проверить: занимается ли мух любимый достойными путешественника делами, или — дурочку легкомысленную валяет всяко разно?

Поболтали, по-русски с минуту — роуминг в 2002 году очень уж дорогой был.

Кнопку «отбоя» нажимаю — ба, старушка то моя — вся в слезах.

— Что случилось, бабушка? — Спрашиваю на уже привычной смеси английского и испанского.

А она мне и отвечает — на чистом русском, сквозь слёзы:

— Как это я, дура, сразу не просекла — что ты русский? Портвейн дорогущий нищенке купил ведь!

Русской бабушка оказалась по рождению, Натальей нарекли когда-то.

Во время войны, ей тогда лет пятнадцать только и было, в Германию угнали. Потом — Франция, Испания, Португалия…..

Бабка мне долго о своей жизни рассказывала, я ей — о России нынешней.

Тут и Мари с доктором подошли, со всеми делами закончив.

Познакомил я их с бабушкой Натальей, о жизни её рассказал. Расселись за столом, у официанта ещё вина заказали, закусок

— Господа! — Говорит доктор Мюллер на правах старшего по возрасту, убедившись, что бокалы у всех наполнены, — Сегодня — День Рождения Че! Выпьем же за него! За его — Путь трудный! За Идеалы Светлые! Честь — превыше всего!

Выпили, помолчали.

— Слышала я об этом Че Геваре, — старенькая Наталья говорит, — Наверное, хорошим был человеком, раз за людей бедных заступался. Жалко — молодым совсем умер.

Через какое-то время Мари свой тост сказать решила, встала, глазами блеснув:

— Я пью — за Братство Че! За всех — кто в нём состоит! За Героев — в боях погибших! — выпила бокал свой до дна, и на стул опустилась, слёзы крупные рукой смахивая.

— Кто это — "Братство Че"? — бабулька у меня чуть слышно спрашивает.

— А, это — мы и есть, — также негромко отвечаю.

Посидела бабушка минуты две спокойно, вилкой задумчиво салат из омаров в своей тарелке ковыряя, и снова — с вопросами:

— Плывёте то куда, внучок? В Карибию? Надо же! Это значит — Революцию там поднимать будите?

— Не совсем, — грустно в ответ улыбаюсь, — Революцию там и без нас уже недавно совершили. Товарищ наш там пропал. Вот её муж, — говорю, головой в сторону Мари кивая, — Убили, говорят. Хотим могилу его разыскать, поклонится праху.

Тихо я говорил, но слух у Мари — острее острого. Повернулась, и прямо глядя мне в глаза, строго так говорит:

— Ты, Андреас, может, и могилу Его искать будешь, а я — Его самого. Кто-нибудь его мёртвое тело видел? Нет? Вот и помолчи.

Неудобно получилось, и Мари можно понять, но, если Бернд жив тогда остался — почему

целый год вестей от него нет? Хотя, конечно, всякое в этой жизни случается……

А старая Наталья Мари по волосам гладит и нашептывает тихонечко:

— Ты — верь, деточка. Ты — верь. Будешь верить — найдёшь его обязательно…

Утром «Кошка» уходила — по расписанию, в смысле — к месту назначения.

— Не бросай, меня внучок! — Прощалась со мной старая Наталья, — Обратно пойдёте, забеги. Может — возьмёте с собой. Хотя бы до Польши довезите, или — до Финляндии…Дальше — я сама как-нибудь. А, внучок?

Отчалила яхта, на краю причала — осталась крохотная фигурка в чёрном, машущая в след поочерёдно — то одной, то другой — усталой старческой рукой…..

Проплыть от Гибралтара до Барбадоса, да ещё при ветре попутном, нехитрое дело — совсем. Однако, вдруг — на юг уходить стали.

В чём тут дело — устал в догадках теряться, в лоб Капитана спросил.

Оказалось, что господин Мюллер, не смотря на багаж прожитых лет и седины заслуженные, — мальчишка просто.

Видите ли, он с самого детства мечтал — экватор пересечь!

Пересекли экватор, конечно. А, дальше галсами длинными пошли: из стороны в сторону пересекая тот экватор нещадно. Детство голоштанное, блин тропический, полное…..

Допересекались, на свою голову — налетел таки — Штормяга.

Южная половина неба — нахмурилась нешуточно, незаметно как-то совсем.

Наступил полный штиль. Было вот только что солнце, а теперь — где оно?

Тишина наступила — необычайная. Даже волны остаточные стали абсолютно бесшумно — в борта яхты стучать.

Духота навалилась — немыслимая. Пот — ручьями потёк.

Откуда придёт ветер? А это важно: необходимо, чтобы он в корму яхты ударил.

Иначе — кердык полный, не берущийся.

Ветер налетел единым порывом. Бом-кливер, стаксель и топселя надулись пузырями, «Кошка» задрожала, и, набирая ход, понеслась на север.

Капитан Мюллер положил руля под ветер, паруса захлопали — словно салют праздничный.

Фьорд взобрался на салинг. Минут через пять он стал подавать какие-то знаки руками.

Что конкретно — непонятно, но смысл угадывался чётко — кранты полные — деревушке задрипанной.

Оказалось, что попали мы в самое пекло — в самый эпицентр Тропического Урагана, носившего гордое женское имя — Елена.

Слава Богу, Фьорд успел — с мачты спустится.

Только что — по ветру шли, со скоростью курьерского поезда, волны легко обгоняя.

И, вдруг: полное безветрие, а волны гигантские — навстречу нам мчатся.

Что дальше произошло — в то никто не верит, сколько я ни рассказывал.

На одной из встречных волн — перевернуло яхту — все-таки.

Сделала «Кошка» сальто безупречное (или — "петлю Нестерова" — для тех, кто понимает), да и приводнилась мягко, за Волной ушедшей…

И так, за время Урагана — пять раз было!

Никто не верит, а — зря.

Прав был, незабвенный капитан Врунгель:

— Как Вы судно назовёте — так оно и поплывёт!

И народная мудрость права также:

— Кошка — всегда на лапы приземляется.

А, так же, как практика показывает, и — приводняется!

Прошёл Ураган, потрепав нас изрядно.

Мачта сломана, паруса — в клочья порваны, дизель — на последнем издыхании….

Огляделись — Земля с юго-запада.

Подплываем — со скоростью черепахи:

— Ба, Барбадос! Куда и плыли — собственно. Бывает!

Отстоялись на Барбадосе с недельку, новую мачту поставили, дальше — поплыли.

Ещё через сутки — Сан-Анхелино.

Городишко такой — на Карибском побережье.

Какая это страна?

А так ли это — важно?

Даже не все местные жители на этот вопрос уверенно отвечают.

Некоторые, безмятежно улыбаясь, отвечают:

— Да, Карибия, наверное….

Обычно, если Вы находитесь на берегу моря — например, на пляже славного городка Ниццы, или, допустим, какой-нибудь там Канберры, — стоите и глядите себе под ноги, а потом медленно поднимаете голову, то Вашему взгляду последовательно открывается череда изысканных картинок: песок, песок, море, море, линия горизонта, небо, небо, небо…

Но так бывает далеко не везде и не всегда.

Например, здесь, на набережной городка Сан-Анхелино, поздней весной или в начале лета, при полном безветрии, на рассвете — между шестью и семью утренними часами, череда картинок будет иной: песок, песок, море, море, море, море, (а может уже небо?), точно небо, (а может еще море?), море…

И никаких фокусов — просто море и небо совершенно одинакового ярко бирюзового цвета — линия горизонта отсутствует, небо и море сливаются в нечто Единое, Неразделимое и Неразгаданное….

Ничего прекрасней на белом свете нет.

И если Вы еще не наблюдали этого чуда, то Вы — счастливчик, у Вас впереди первое, ни с чем несравнимое свидание с ним.

Ну а тот, кто уже стал свидетелем сего Непознанного, покидает сей блаженный берег только по крайней необходимости или по зову сил Высших…

Вот так всегда — когда не клюет, всегда тянет немного пофилософствовать.

А кстати, если Вы никогда не рыбачили на Карибском море, и при этом не имеете крепких зачатков ихтиологических знаний, то и не пытайтесь.

Здесь большинство рыбьего населения — создания крайне ядовитые и вовсе несъедобные, а некоторых и в руки брать не советую — ожог обеспечен.

Даже я, проживший в этих краях уже целый месяц, предпочитаю ловить только pezo, как их называют местные аборигены, впрочем, я почему-то уверен, что это обычная молодь барракуды, хотя — могу и ошибаться.

Зеленый поплавок, сделанный из пера попугая, медленно пошел в сторону, покачнулся и уверенно утонул.

Подсечка, короткая борьба, и длинная зеленая рыбина, широко разевая зубастую пасть, запрыгала по белому песку.

Это уже третья за утро — право, недурно.

Теперь можно, не торопясь, перекурить.

Сан-Анхелино наконец проснулся.

Многочисленные женщины и мужчины заторопились куда-то по узким, мощеным диким необработанным камнем улицам — кто-то по делам, но большинство просто так — ради променада, пока не наступил полуденный зной, а, следовательно, и сиеста — четырех, а то и пятичасовой послеобеденный сон где-нибудь в тени.

В бухту, надсадно подавая хриплые гудки, ввалился грузный лесовоз «Кьянти», оставляя за собой мазутные пятна и устойчивый запах керосина.

Рыба больше не клевала.

Оранжевое, все еще утреннее и поэтому не особенно злобное солнышко, выглянуло из-за банановой рощи, что уютно расположилась у меня за спиной.

Оптический обман тут же приказал долго жить, меняя цвета и перспективы.

И вот уже нежно-зеленое море было безжалостно разлучено с голубовато-лазурным небом — будто кто-то торопливо провел по прекрасному полотну тупым ножом, оставляя где-то в немыслимой дали грубый шрам — линию горизонта.

Нежное прохладное утро тихо и незаметно скончалось, родился безжалостный в своей грядущей жаре — новый тропический день…..

А дела наши пока идут нешатко-невалко — не можем нужного человека отыскать. Фьорд с доктором на ближайшие острова на «Кошке» ушли — пропажу искать, Мари в местную Столицу отъехала — справки наводить. А я слоняюсь по Сан-Анхелино и его окрестностям — в свободном поиске.

Кстати, этот самый Сан-Анхелино — городишко и непростой совсем, о его возникновении настоящая Легенда рассказывает.

Вот послушайте-ка.

Эта история произошла лет сто назад, а, может и все сто пятьдесят.

Карибия тогда только-только обрела независимость.

Сан-Анхелино назывался как-то по-другому и был то ли большой деревушкой, то ли маленьким посёлком, дававшим приют разным тёмным личностям и авантюристам всех мастей — пиратам, золотоискателям, охотникам за старинными кладами и преступниками, скрывавшимся от правосудия стран Большого Мира.

Белые, вест индийские негры, метисы, мулаты, дикие индейцы, всякие — в буро-малиновую крапинку…..

Та ещё публика, живущая весело и беспутно

А какое настоящее беспутство может, собственно говоря, быть, если женщин в деревушке практически и не было — так, несколько индианок, да толстая старая афроамериканка донья Розита, владелица трактира "La Golondrina blanka".

И вот, представьте себе, в католической Миссии, что располагалась рядышком с этим посёлком авантюристов, появляется девушка-американка необыкновенной красоты — высокая, стройная, молоденькая.

Ухаживает в Миссии за больными, детишек индейских английскому языку обучает, и в посёлке появляется только по крайней необходимости — в галантерейной лавке ниток-иголок купить, да на почту наведаться.

Звали её — Анхелина Томпсон, и была она такая хрупкая, грустная и печальная, что глядя на неё даже у бродячих собак на глазах наворачивались слёзы.

Говорят, что её жених трагически погиб где-то, вот она от тоски и уехала служить Господу в далёкую Миссию.

Разве это могло остановить местных головорезов, истосковавшихся по женскому обществу? Стали они все оказывать мисс Томпсон различные знаки внимания — цветы разные тропические охапками дарить, самородки золотые через посыльных мальчишек-индейцев предлагать.

Только не принимала она никаких подарков, да и вообще ни с кем из местных кавалеров даже парой слов не перебросилась — идёт себе, глаза долу опустив, на вопросы и приветствия не отвечая.

Лопнуло тогда у бродяг терпение. Однажды под вечер, дружной толпой человек в сто, пожаловали они к недотроге в гости.

Жила мисс Анхелина в глинобитной хижине рядом с Миссией и выращивала на крохотной клумбе жёлтые розы — неизвестные тогда в Карибии, видимо с собой из Штатов черенки привезла.

Вернее, роза была всего одна — остальные не прижились.

Выдвинули тогда пришедшие бандерлоги девушке недвусмысленный ультиматум — мол, либо она сама незамедлительно выберет своего избранника, либо всё решит честный жребий. Так ли, иначе — но свадьбе к заходу солнца быть.

Грустно улыбнулась тогда Анхелина и спокойно так отвечает, мол, я, конечно, уступаю насилию, а, выбор свой сама сделаю — срежу сейчас свою жёлтую розу и избраннику своему вручу.

Радостно заволновались женихи, завопили в предвкушении спектакля.

А девушка взяла у ближайшего к ней примата кинжал острый, осторожно срезала свою розу, тщательно шипы все со стебля удалила, и аккуратно воткнула — розу — себе в волосы, кинжал — себе в сердце. И упала бездыханной.

Долго стояли бандерлоги над мёртвым телом, стояли и молчали.

Потом похоронили девушку, над могилой часовню поставили.

А город нарекли — Сан-Анхелино.

И стали все и повсюду выращивать жёлтые розы.

А потом — как-то сама собой родился обычай: если мужчина хочет предложить девушке или женщине руку и сердце — он ей дарит жёлтую розу.

Если она согласна — то пристраивает цветок в свою причёску.

Вот здесь всё и начинается.

Видимо, дух невинно убиенной Анхелиты так и не нашёл покоя, всё бродит по городку да и вмешивается в дела любовные.

Когда, например, мужчина неискренен, или намерения имеет нечестные, то тут же раздаётся хлопок, и виновник впадает в летаргический сон.

Нет, не навсегда, каждый раз по-разному — видимо — в зависимости от степени нечестности.

Кто-то десять минут спит, кто-то месяц.

Ну и с женщинами и девушками, которые цветок без должных на то оснований — то есть, без любви настоящей, принимают, то же самое происходит.

Бывает, что и оба засыпают. Одна пара полгода проспала — потом одновременно проснулись, встретились, поглядели друг другу в глаза, а сейчас ничего — друзья закадычные.

А бывает, когда девушка в свои волосы жёлтую розу, принесённую кавалером, втыкает — над Сан-Анхелино вдруг радуга загорается.

Это значит, что всё хорошо, и Святая Анхелина этот брак благословляет.

Правда — красивая Легенда?

Что-то я отвлёкся, однако. Давайте я Вам, раз свободное время образовалось, расскажу лучше о "Братстве Че", о том, как оно создавалась, о его членах основных?

Рассказ состоит из нескольких разноплановых этюдов и отнюдь не короток, да оно того стоит — чтобы всё дальнейшее правильно воспринималось.