"Пустыня. Очерки из жизни древних подвижников" - читать интересную книгу автора (Поселянин Евгений)

IV. Монастыри и духовное учение преп. Антония

Какое-то особое сочувствие к себе вызывает то настроение единения и дружества, которое видим мы в подвижниках различных христианских доблестей. В жизнеописаниях святых вы часто встречаетесь с выражением: «...мученик (такой-то) и иже с ним».

«Иже с ним» — это люди, увлеченные примером святого: иногда его кровно близкие, семейные; иногда люди, находившиеся под его духовным влиянием, задолго до страдания обращенные им ко Христу; иногда же внезапно, по наитию благодати, потрясенные его нравственной крепостью, взволнованные тем необъяснимым величием, какое дышит во всяком страдании за правду, отвергшие свои недавние заблуждения и с криками: «Я верую, я христианин» — принимавшие тут же в своей крови крещение во Христа и венец мученичества.

Такие же «иже с ним» бывали и у подвижников христианского иночества, являвшихся, таким образом, также предводителями целой рати мучеников — мучеников, потому что жизнь инока есть мученичество и, может быть, еще более трудная, чем та смерть за Христа, которую принимали вовремя гонений христианские страстотерпцы.

Пытки бывали обыкновенно непродолжительны, и в самых страданиях своих мученики были подкрепляемы драгоценным сознанием, что они всенародно исповедуют свою веру и этим исповеданием могут привлечь к Христу новых последователей. Они знали, что после нескольких часов или дней пыток последует сладость награды, и, определив себя на переход в блаженную вечность, могли смотреть на тело, подвергавшееся всей утонченности пыток, как на чужое. Наконец, самая их гибель происходила большей частью в необыкновенно прекрасной обстановке.

Представьте себе блеск южного неба, мраморные уступы великолепного амфитеатра, заполненные несметной нарядной толпой, сошедшейся смотреть на торжественную казнь мученика. Вот его вывели. Сколько взоров жадно глядит на него, враждебных и сочувственных! Родные, знакомые, привязанность которых составляла, быть может, так недавно столь значительную часть его жизни и которых всех он оставил, отдав все до единой силы души единому Христу...

Есть какое-то нравственное удовлетворение в том, чтобы погибнуть за новую свою веру перед людьми, когда-то близкими, как бы своей гибелью бросая им завет уверовать в то, во что уверовал сам.

И вот он стоит со светлым лицом, с улыбкой того счастья, от которого отделен всего несколькими торжественными минутами и которое больше его никогда не покинет; стоит, предчувствуя, что сейчас увидит то, о чем мечтает всякая верующая душа, увидит лицом к лицу страшный Престол Господа Славы. И, как ни мало в эти минуты он присутствует на земле, он не может смутно не сознавать, насколько охвачено им все это народное множество, какая громадная работа возбуждена им в душах многих из зрителей, которые, быть может, готовы воскликнуть: «И я христианин!...»

Вот смерть, вожделенная для всякого верующего человека. Не то подвиг преподобного. Оторваться от привычной жизни, задавить в себе все привязанности, стать живым мертвецом, уйти в чужие места; ежедневно, ежечасно, ежеминутно бороться со своей природой, идя ей во всем наперекор, и такую жизнь вести в продолжение месяцев, годов, десятков лет — какую громаду любви к Богу и какую силу христианского упования надо иметь, чтобы не ослабеть в этом подвиге и терпеливо донести это тяжкое иго к ногам Подвигоположника Иисуса!

И вот идеальное начало в душе человеческой настолько сильно, что великие иноки, сораспявшиеся Христу, всегда находили последователей, имели учеников. Как ни бежал известности отшельник, люди стремились стать под его руководство. И помимо его воли ему приходилось делаться начальником обширных обителей.

Само собой понятно, что у такого великого инока, каким явился отец монашества преподобный Антоний Великий, не могло не быть духовного потомства.

Бог избрал его как бы для того, чтобы заселить пустыни монахами и сделаться патриархом иноков.

Но раньше ему пришлось втайне поработать над укреплением в себе добродетелей и одолеть искушения мира, плоти и дьявола, чтобы стать вполне духовным человеком, во всеоружии великой опытности, необходимой для его служения.

Действительно, он прошел по всем ступеням, на которых мог выработаться прекрасный духовный руководитель. Сперва жил он в качестве ученика под руководством старца, чтобы научиться быть учителем. Он жил долгое время в безвестности, чтобы слава впоследствии его не смущала. Он испытал великие искушения, чтобы помогать искушаемым. Таков был Антоний, когда вышел из старого замка, где провел двадцать лет в вольном заключении, молясь, борясь и подвижничая, чтобы показать нам этим мудрым поведением, что не должно никогда поспешно браться за руководство других и что это страшное служение требует, чтобы к нему свято подготовились.

Ко времени выхода его из этого старого замка должно отнести основание его монастырей, появление его учеников и начало тех наставлении, которые он им давал. Его добродетели, чудеса, сила его слова влекли к нему слушателей и учеников со всех сторон, и тут под его руководством стало образовываться знаменитое сословие иноков, число которых впоследствии настолько увеличилось, что, по словам церковного писателя Руфина, в пустынях было столько же жителей, как в городах.

Первые его ученики селились в окрестностях этого замка, в пустынях, расположенных между Мемфисом, Арсиноей, Вавилоном и Афродитой, по обе стороны Нила. Отшельники эти жили так или по несколько вместе, образуя род общин или уединяясь в пещерах в качестве отшельников. Всеми руководил Великий Антоний, и под его руководством плоды их жизни были столь обильны и чудесны, что святитель Афанасий говорит о них с живым восторгом.

«В горах, — пишет этот великий учитель церкви, — были монастыри, представлявшие как бы храмы, наполненные дивными ликами людей, которых жизнь проходила в пении псалмов, в чтении молитв, постах и бдениях, которые полагали все свои надежды в будущих благах; которые жили в чудном единении и любви и трудились своими руками гораздо менее для себя, чем для бедных. Это было какой-то обширной областью, совершенно отделенной от мира, счастливые жители которой не имели другой заботы, кроме упражнения в благочестии».

Кто мог смотреть на это громадное множество иноков, на их братское единение, на их чудное согласие, которое изгоняло из их среды всякий ропот и злоречие и заставляло их единодушно стремиться к добродетели, кто мог видеть все это и не воскликнуть: «Как прекрасны шатры твои, Иаков, жилища твои, Израиль! Расстилаются они, как долины, как сады при реке, как алойные дерева, насаженные Господом, как кедры при водах» (Числ. гл. 24).

Так восхваляет святитель Афанасий первые монастыри преп. Антония.

Эти монастыри он называет внешними. Дело в том, что после их основания преподобный задумал уединиться в глубь пустыни, чтобы жить там далее от людского общества. Он ушел на самую отдаленную гору, на которой и кончил свою жизнь. Некоторые из его учеников, узнав об этом месте его уединения, постарались приблизиться к нему, насколько он им позволял, чтобы легче пользоваться его наставлениями. Это именно и послужило поводом к основанию монастыря Писпир, который преподобный посещал довольно часто.

Этот монастырь находился недалеко от Нила или даже, может быть, на берегу Нила и отстоял в тридцати милях от горы преподобного, которая в свою очередь была отделена лишь днем пути к востоку от Красного моря. Макарий и Амафий, ученики преподобного, которым пришлось похоронить его, жили в этом монастыре Писпир раньше, чем они перешли служить к преподобному из-за его крайней старости. В этом месте образовалась община не менее многочисленная, чем в пустынях по ту сторону Нила, так как передают, что по смерти святого патриарха египетского иночества у Макария находились там под руководством пять тысяч иноков, кельи которых были расположены между рекой и горами, на одной из которых почил преподобный.

Так как Писпир находился близко к горе преподобного, то он и приходил туда чаще, между тем как прочие, более отдаленные монастыри он посещал лишь изредка ввиду трудности пути по обширным и бесплодным пустыням, которыми эти монастыри отделялись один от другого.

Именно: от преподобного до более отдаленных его монастырей было пути не менее трех дней и трех ночей.

Но если он не мог посещать своих первых учеников так же часто, как иноков Писпира, он не покидал их своей заботой. Или они к нему приходили, или он им писал по разным случаям. Из свидетельства святого Иеронима достоверно известно, что он писал разным монастырям, и, между прочим, инокам Арсинои, письма, отмеченные Апостольским духом.

В монастыре Писпир преп. Антоний принимал мирян. Лица, желавшие с ним говорить, отправлялись туда и ждали, пока он сойдет туда со своей горы, как делал он это или в известные определенные дни, или когда Бог внушал ему это. Святитель Афанасий упоминает, что Господь часто возвещал преп. Антонию, кто к нему пришел и по какому поводу. Однако это бывало не всегда. Часто о приходе он справлялся у Макария, на попечении которого были приезжие и который был монастырским экономом, кто к нему прибыл и имеет ли до него важное или пустяшное дело.

Это подтверждается случаем с Евлогием Александрийским, о котором рассказывал в старости Крон, священник Нитрийской церкви. «Когда я был молод, — говорит он, — и пришел однажды в приречный монастырь по имени Писпир, где жили ученики преп. Антония Амафий и Макарий, то я прождал пять дней, чтобы увидеть преподобного. Говорят, что он бывал там иногда через десять, а иногда через двадцать дней, как возвещал ему Бог для пользы его посетителей. Нас сошлось тогда несколько иноков, всякий по своим личным делам. Между нами был один Евлогий из Александрии, имевший при себе несчастного прокаженного, за которым он ходил».

В этом именно монастыре преподобный победил в споре философов и софистов, которых привело к нему любопытство и желание смутить его своими вопросами. Тут он увещевал судей и лиц начальственных быть правосудными одинаково для всех. Отсюда он писал императору и здесь совершил наибольшее количество своих чудес.

Из всего этого можно заключить, что необходимо для уяснения себе расположения монастырей преп. Антония различать две пустыни и две горы и по ним два рода монастырей.

Первая пустыня, определяющая положение первых монастырей, окружала гору, на которой стоял старый замок, и находилась между Мемфисом, Арсиноей, Вавилоном и Афродитой. Эта первая пустыня отстояла в трех днях пути от отдаленной горы, где умер преподобный и окрестности которой вплоть до Нила составляли вторую пустыню.

Иноки первой пустыни необыкновенно умножились в последующие времена. Руфин говорит, упоминая о жившем там св. Серапионе, что он был начальником десяти тысяч монахов и что количество тех, которые жили в пустынях Мемфиса и Вавилона, было почти неисчислимо. Уже было указано, что во второй пустыне преп. Макарий после кончины преп. Антония имел под руководством пять тысяч иноков. И это была, однако, лишь часть насельников этой местности. Так, в то же время Питирион, заступивший место Амафия на самой горе преп. Антония, начальствовал там также над разными иноками, жившими в пещерах. А пещер таких в этой горе было много, так как из нее в давнее время извлекли множество камней для построения знаменитых египетских пирамид.

Инокам именно этой первой пустыни преп. Антоний сказал прекрасное слово, сохраненное в писаниях святителя Афанасия и приведенное в описании жизни святого. Но он находился в своей второй пустыне и, очевидно, в монастыре Писпир, когда он дал инокам следующее наставление.

— Имейте, — говорил он им, — твердую веру в Иисуса Христа. Храните полную чистоту мыслей и тела. Не следуйте приманкам жадности, храните себя от тщеславия. Часто молитесь. Пойте псалмы вечером, утром и в полдень. Вспоминайте предписания Евангелия. Вспоминайте о делах святых, чтобы их пример вдохновил вас к деланию добродетели и к искоренению пороков.

Он прибавлял также, что надо часто со вниманием думать о словах апостола Павла: «Да не зайдет солнце во гневе вашем» — и это правило распространял не только на всевозможные ссоры, но и на грехи. Он уговаривал их тщательно испытывать свою совесть и всякий вечер обдумывать, как они провели день и ночь, чтобы, если окажутся виновными в чем-либо, не впадать в тот же грех, а если не сделали ничего дурного, то стремиться самим вперед и никак не презирать или осуждать других.

Предостерегал он их и от того, чтобы произносить суд над ближним, и приводил слова Апостола Павла: «Не судите раньше времени, но ждите пришествия Иисуса Христа, Который Один знает все сокровенное».

— Есть, — говорил он, — пути, кажущиеся добрыми и ведущие, однако, к вечной гибели. Часто мы ошибаемся, произнося свое осуждение и забывая о своих собственных грехах. Но Суд Божий иной. Он не судит по наружности и проникает в тайны сердца. Вот почему мы должны предоставить все Его Суду, а сами сокрушаться о грехах наших ближних и сносить их недостатки, судя всегда лишь нашу совесть.

Наконец, он преподал весьма полезный практический совет. Он сказал, что прекрасное средство для того, чтобы возрасти в добродетелях, это наблюдать за всеми своими действиями и тайными мыслями, как будто нужно было отдать во всем этом отчет перед братьями. Одна мысль, что придется рассказывать о своих грехах другому, способна помешать привести это намерение в исполнение. Страх и смущение служат в этом случае как бы задерживающей нас уздой.

Сохранились еще разные изречения преп. Антония. Вот некоторые из них...

Об отречении от мира

Один инок говорил однажды преп. Антонию, что, по его мнению, больше заслуги подвизаться в добродетелях в миру, чем в пустыне. Преподобный спросил его, где он живет. Он ответил, что находится при родителях и, получая от них все содержание, он тем избавлен от всяких мирских забот и может свободно предаваться чтению и молитве. «Но, сын мой, — возразил ему преподобный, — когда с твоими родителями случается неприятность, разве она тебя не огорчает? И, если они имеют причину радоваться, не разделяешь ли ты с ними эту радость?» «Да, — отвечал инок, — и меня задевает все, с ними происходящее, и дурное, и хорошее». «Так знай, — отвечал ему святой старец, — что и в будущей жизни ты будешь поставлен в ряду тех, с кем ты делил радость и горе».

«Но, — продолжал преподобный, — это не единственное неблагоприятное условие того состояния равнодушия и лени, в котором ты живешь, и весьма неблагоприятное обстоятельство, так как оно заставляет твою душу изменять настроение сообразно тому, что происходит с твоими родителями и постоянно приковывает твою душу к земле. Дальнейшее зло заключается в том, что, доставляя тебе, чем жить, они лишают тебя плодов награды твоего труда и мешают тебе исполнять правила преп. Павла, который заповедует питаться трудами своих рук.

Вот отчего, хотя бы мы и могли иметь такую же помощь от наших родителей, мы предпочли бедность, в которой живем, всяким богатствам. И мы предпочли лучше зарабатывать хлеб насущный в поте лица, чем пользоваться даровой помощью наших родных. И мы ценим гораздо выше нашу тяжкую и полную трудов бедность, чем эти бесплодные и ничего не приносящие чтения, о которых ты говоришь.

Неужели мы не последовали бы твоему образу Жизни, если бы пример) апостолов и заветы наших предшественников доказали нам, что такой образ жизни полезнее? Уверяю тебя, что эта неправильность в твоей жизни не менее значительна, чем та, на которую я тебе указывал. Если, будучи сильным и могущественным, как ты, ты живешь помощью других, что позволительно лишь лицам слабым, то ты ничем не отличаешься от людей, живущих на счет других, тогда как истинные монахи, по завету апостолов, должны жить трудами своих рук».

Вот чрезвычайно важный отзыв одного из величайших иноков христианства об обиходе монашеской жизни. Им произнесено безусловное осуждение всякому иноку, который, имея силы работать, не кормит себя трудом своих рук и питается мирским подаянием. Нужно признаться, что если иночество утратило свое некогда громадное влияние на мир, то это потому, что оно вырождается. Где встретим мы людей, которые, оставив, как отцы египетских пустынь, богатые наследства, проводят жизнь в великой нищете, кормя себя горстью фиников или кусками хлеба, приобретаемыми на те гроши, которые выручат от продажи своего несложного рукоделия?

Великий Антоний без всяких ограничений высказывает мысль, что даже жизнь, посвященная высокому созерцанию, и та не оправдывает существования на чужой счет. Что же сказать о тех иноках, в которых иноческого ничего нет, а есть лишь обычные мирские немощи?

Монастырь может вернуть себе утраченное влияние на общество лишь тогда, когда сделается, как те заветные монастыри, собранием «земных ангелов и Небесных человеков». А один из первых признаков таких людей есть полное бескорыстие, которым далеко не отличаются поколения иноков за последние века... Во всяком случае, слово преподобного Антония необыкновенно ярко и характерно освещает многое в сложном вопросе о современном иночестве.

О покаянии

Один инок спросил у преподобного, что ему делать, чтобы получить прощение грехов.

Преп. Антоний ответил ему, что надо плакать и вздыхать о грехах, так как слезы покаяния освобождают нас от пороков и способствуют приобретению добродетели. Мы видим, что псалмы изобилуют этими святыми вздохами и что царь Иезекия был исцелен от своей болезни и получил, кроме того, победу над врагами ценой слез покаяния. Ради них также Апостол Петр получил прощение за свое троекратное отречение от Христа, и Мария, плакавшая у ног Иисуса, услыхала из Его уст, что она избрала благую участь.

Преподобный сказал также: «Одно из лучших дел, которое может совершить человек, это — искренно сознать свои вины перед Богом и до конца своих дней быть готовым к искушению».

О терпении

Несколько иноков хвалили преподобному одного монаха. Когда этот монах посетил преподобного, тот, желая удостовериться, верно ли то, что ему рассказывали о его добродетелях, стал испытывать его смирение. Тот не выдержал испытания, и тогда преподобный сказал ему: «Ты похож на дом, у которого прекрасный фасад, но который воры обокрали, забравшись сзади».

Пришли как-то к преподобному несколько иноков, прося его дать им совет для спасения души. Он им сказал: «Вы ведь знаете, чему учит нас Христос в Евангелии. Этого для нас достаточно».

Но, так как они продолжали настаивать на том, чтобы он преподал им какое-нибудь наставление, он им сказал: «Исполняйте, что заповедал Спаситель: «Если ударят тебя в правую щеку, подставь левую».» Они ответили, что не имеют достаточно сил для того.

«Если, — возразил им преподобный, — у вас не хватает мужества подставить им другую щеку, то выносите терпеливо, когда вас ударяют». Они опять ответили, что и этого не могут стерпеть.

«Если и этого вы не можете сделать, — продолжал он, — то, по крайней мере, не воздавайте злом за зло». Они объявили, что и это сверх их сил. Тогда преподобный, обернувшись к своему ученику, сказал ему: «Пойди, приготовь им чего-нибудь поесть: я вижу, что они весьма слабы». А им сказал: «Если вы не можете исполнить ничего из сказанного мной, то что же сказать мне вам еще? Вы скорее нуждаетесь в молитвах, которые бы помогли вашей слабости, чем в каких-нибудь советах».

Один брат спросил у него, что ему делать, чтобы стать угодным Богу. Он ответил: «Соблюдай три вещи. Первое — где бы ты ни был, помышляй о присутствии Божием. Второе — когда работаешь, питай твой ум размышлением над словами Св. Писания. Третье — не меняй легко места жительства, но с терпением оставайся на том, которое раз избрал».

Об искушениях

Антоний говорил, что тот, кто живет в пустыне, избавлен от трех родов искушений: искушения слуха, языка и глаз; и что ему предстоит бороться лишь против сердечных нечистых движений. Он говорил еще, что Бог не попустил некоторым его современникам подвергнуться сильным искушениям, так как они были слишком слабы. Он говорил также: «Никто не может сказать, что вошел в Царствие Божие, не пройдя через искушения».

О чувстве меры в иноческих подвигах он говорил так:

«Некоторые монахи, чересчур истощив себя постом и воздержанием чрезмерными, удалились от Бога, так как не соблюли чувства меры».

Один охотник видел преподобного говорящим с большой веселостью с иноками и был этим очень изумлен. Преподобный понял его мысль и сказал ему: «Возьми стрелу и натяни лук». Охотник сделал это. Преподобный сказал: «Натяни туже». Он опять исполнил приказание. Преподобный велел ему в третий раз натянуть еще туже. И тут он исполнил приказание. Но объявил, что если преподобный потребует от него, чтобы он натягивал лук дальше, то лук переломится. На его слова преподобный ответил: «То же самое нужно иметь в виду в деле (служения Богу. Дух не вынесет, если его напрягать выше меры. Иногда от слишком больших напряжений надо давать ему отдых».

О воздержании он сказал однажды своим ученикам:

«Уступайте лишь с трудом требованиям тела. Подавляйте вожделения. Отвращайтесь от тщеславия. Ведите себя, как будто вы живете не в этом мире, и вы найдете мир».

Он говорил еще: «Инок, который, поработав некоторое время, прекращает свой подвиг и снова впадает в нерадение, — ленивый и неключивый раб и не может рассчитывать на награду для тех, которые упорно трудились».

О чистоте намерений он высказал своему ученику такое правило: «Когда ты сохраняешь молчание, не думай, что ты тем совершаешь подвиг; но убеждай себя лучше, что ты недостоин говорить».

Он говорил часто, что, как лошадь, вертящая колесо мельницы, съела бы зерно, которое туда кладут, если бы ей не завязывали глаз, точно так же Господь скрывает от нас иногда по своему милосердию добро, которое мы делаем. Иначе мы, видя это добро, стали бы считать себя лучшими, чем мы в действительности, и наше самолюбие уничтожило бы цену наших добрых дел.

О послушании он говорил: «Послушание и воздержание столь могущественны, что они могут покорить пустыннику самых диких животных».

О вреде самочиния он высказывался так: «Знал я иноков, которые подвергались великим падениям после долговременных трудов. И это несчастье с ними случалось или потому, что они слишком полагались на свои добрые дела, или не следовали этому важному совету Писания: «Вопроси Отца своего, и Он возвестит тебе, что тебе делать».»

Одним из его правил было, что монах, ищущий совершенства, не должен ставить себе примером для подражания одного только инока, как будто он мог найти в нем совершенство всех добродетелей, тогда как один силен духовным рассуждением, другой молчанием, третий смирением, четвертый воздержанием, пятый простотой или другой какой-нибудь свойственной ему добродетелью. Но, как трудолюбивая пчела образует свой мед изо всех соков, которые она собирает на различных цветах, так и инок должен брать от всякого инока, которого видит, пример в добродетели, которой тот отличается, чтобы образовать в своей душе, так сказать, мед совершенства.

О любви к ближнему он говорил: «Наша жизнь, наша духовная смерть зависят некоторым образом от нашего ближнего. Если мы привлекаем его к Богу, мы сами привлекаем к себе Бога; если же, наоборот, мы вредим ему, мы грешим тем против Иисуса Христа».

Один брат сказал ему: «Отче, помолись за меня Богу». Он ему ответил: «Я не могу заботиться о тебе, и Бог даже не будет этого делать, если со своей стороны ты не будешь заботиться о своем духовном благе и не будешь просить об этом Господа».

Он часто также говорил: «Святые отцы, которые жили раньше нас в пустыне, выходили из нее или брались за исцеление духовных немощей других только тогда, когда сами от них исцелялись и становились собственным опытом прекрасными врачами душ. А мы, удаляясь в пустыню, желаем исцелять других раньше, чем исцелимся сами. И от этого мы всегда немощны и недуги наши скорее растут, чем убавляются. И нельзя ли нам сказать: «Врач, исцелись сам, прежде чем думать об излечении других».»

Наконец он говорил: «Соблюдайте себя всегда в страхе Господнем. Помните, что Он мертвит и животворит; ненавидьте мир и то, что в мире. Ненавидьте также покой телесный. Отрекайтесь от этой жизни, чтобы жить лишь для Бога, не забывайте никогда, что вы Ему обещали, потому что Он потребует у вас в этом отчета. Переносите добровольно голод, жажду, наготу. Бодрствуйте, молитесь, плачьте, вздыхайте, стенайте в глубине сердца вашего; наблюдайте постоянно за собой, чтобы знать, достойны ли вы Бога, презирайте плоть, чтобы спасти душу».

Кроме этих изречений, передаваемых разными церковными историками, до нас дошло еще иноческое правило, которое носит имя «правило преподобного Антония Великого».

В нем святой заповедует монахам: 1) Не ослабевать никогда в молитве и точно совершать ее в определенные часы. 2) Сохранять всегда чувство сокрушения и раскаяния в грехах. 3) Находиться постоянно в келье и заниматься там или ручным трудом, или молитвой. 4) Совершать ночью келейную молитву, прежде чем идти в церковь. 5) Избегать церквей, где большое стечение народа; не навещать мирян, не ходить одним в город, когда есть необходимая нужда туда отправиться. 6) Не есть раньше третьего часа дня за исключением субботы и воскресенья; строго соблюдать пост в среду и в пятницу, никогда не нарушая этого поста, иначе как в случае сильной болезни, и никогда не есть мяса. 7) Быть воздержанными за трапезой, молиться до и после нее, не участвовать в пирах, мало спать, не скидать ни днем, ни ночью туники. 8) Постоянно стремиться к самоотвержению и смирению себя, а для этого заставлять себя просить прощения, как только перед кем провинился. 9) Не поддерживать с гордостью своих мыслей, не считать себя умнее других, не спорить, никого ни в чем не упрекать, особенно же тех, которые находятся в горе и неприятностях; навещать монастырских больных и помогать им; принимать братию с приветливым лицом и с сердечной любовью. 10) Одеваться просто, довольствоваться необходимым, не любить показной стороны, быть скромным и сдержанным, особенно за трапезой и в пути. Если путешествует несколько иноков, держаться на некотором расстоянии один от другого, чтобы легче соблюдать молчание творя молитву и не позволяя взору бегать по сторонам. Наконец, любить труд, не роптать в работе; спрашивать у старцев, как себя вести, и не предпринимать ничего без разрешения настоятеля монастыря.