"Николай II (Том II)" - читать интересную книгу автора (Сахаров (редактор) А.)25Два дня в Севастополе Аликс ужасно скучала, несмотря на то что находилась на прочной и тёплой палубе «Штандарта», которая, казалось, всегда придавала ей силы. Где-то в чреве корабля уютно и почти неслышно гудела машина, исправно подавая свет, тепло, холодную и горячую воду. Созданный вкусом Государыни интерьер помещений Царской палубы и кают детей ласкал взгляд и успокаивал душу. Перемена обстановки и климата благотворно действовала на расстроенное здоровье Императрицы. Особенно Александру Фёдоровну радовало то, что Алексей почти совсем поправился после своих малых и больших приступов и теперь, на борту яхты, вёл себя совершенно так, как должен вести здоровый и весёлый мальчик. Он играл с юнгами, интересовался устройством корабля и его машин и подружился со многими матросами-специалистами, задавая им толковые вопросы. Но всё равно скука наползала на Императрицу, словно туман с моря, когда делается холодно и промозгло. Укорять Ники в отсутствии внимания она не могла, поскольку он целых два дня делал в Севастополе свои царские дела: принимал смотры молодых солдат в крепости и молодых матросов на эскадре, осматривал новый эскадренный миноносец «Беспокойный», ещё не сданный заводом. На другой день вместе с Ольгой и Татьяной он отправился на Северную сторону, на закладку большого дока Его имени, побывал на боевых кораблях флота. Александра Фёдоровна много времени проводила с детьми, а вечера – с мужем. Днём в своём кабинете она быстро и набело писала письма своим английским и немецким родственникам. Писать Элле ей не хотелось. Хотя сестра и старалась часто наведываться в Царское Село и частенько приезжала пить чай или обедать в Александровский дворец, Аликс старалась не выходить в эти дни к столу. Её оскорбляло и унижало то, что родная старшая сестра, единственный человек, кроме Ники, на которого она могла бы опереться в России, приняла сторону её врагов, клеветников, оговаривающих чистый и светлый образ Григория, спасающего своими молитвами и каким-то особым воздействием Её Маленького. «А ведь Элле было хорошо известно то, что составляло государственную тайну, – Алексей болен гемофилией, болезнью нашей любимой бабушки королевы Виктории, – подумала вдруг Императрица. – Элла должна была знать, что ни один медик не способен был вылечить эту болезнь, и если Святой старец оказывает помощь её племяннику, то и Елизавета обязана высоко чтить его. А она? Вместо помощи и поддержки Элла усердно посещает дворы её врагов – «Гневной», тёти Минни, черногорок Анастасии и Милицы, салоны Ирины Шереметьевой, тётки Феликса Юсупова Елизаветы Феликсовны Лазаревой, поддакивает там сплетням обо мне, своей сестре, а потом несёт эти сплетни дальше, в московские салоны, где всегда осуждали царя и царицу… Понятно теперь, почему бедняжка Мария, дочь Павла, которая выросла без отца и матери и которую воспитывала Элла[88], так дурно поступила, бросив своего мужа, сына шведского короля герцога Зюдерманландского, и маленького сына!.. Ведь говорили же, когда она венчалась с бедным принцем Вильгельмом Шведским в Царском Селе, что «младшая» нисколько не любит своего мужа, а вышла замуж только затем, чтобы бежать из московского «монастыря» Эллы… А ведь милые и гордые шведы так тепло её приняли в своей стране!.. Можно понять и простить многое, но бросить свою крошку в чужой стране?! Кто же мне докладывал, что, приехав в Швецию, она словно сорвалась с цепи?.. Ах да! Это было во время нашего визита в Стокгольм в десятом году… Тогда мне жаловалась кронпринцесса Маргарита, что эта вздорная девчонка заражена необычайным самомнением, хотя у неё, как говорится по-русски, – Аликс вспомнила подходящую к случаю пословицу из словаря Даля, который очень любила листать, – «ни кожи, ни рожи», а один только острый язык… Да-а! И ещё говорили: Мария ведёт себя так, словно желает, чтобы весь офицерский корпус и придворные этой прелестной, но суровой страны оказались у её ног!.. Интересно, что сейчас в Петербурге сплетничают обо всей этой скандальной истории?.. Не повредит ли она нашим хорошим отношениям со Швецией? Ведь Вилли так хочет перетащить нейтральную Швецию в лагерь Центральных держав[89] и натравить её на Россию!.. Наверное, «Старшая» помогла ей бежать из Швеции от мужа и подержала её в Петербурге, как поддерживает всех, кто творит зло Ники и мне!..» В Лазареву субботу – канун Вербного воскресенья – царская яхта всё ещё стояла на якорях в центре Севастопольской бухты под лазоревым южным небом. На море был штиль, сияло солнце. Ранним утром Николай Александрович побывал на Северной стороне с дочерьми, но вернулся к завтраку, на который были приглашены все высшие командиры флота. Ещё до начала этой протокольной трапезы Государь и Наследник, по своему ежедневному обыкновению, сняли пробу пищи, которую приготовили для команды. Корабельный кок вынес на верхнюю палубу к грот-мачте поднос, на котором стояли мельхиоровая миска с наваристым флотским борщом, матросский графинчик с водкой и серебряная чарочка, лежали две деревянные ложки. Император, одетый в белый морской китель, и его сын, в матросской форме, зачерпнули по первой ложке вкусного горячего варева и с удовольствием его проглотили. ОТМА, стоявшие чуть поодаль от основной группы офицеров, окруживших Papa и брата, от зависти сглотнули слюну. Девочки, так же как и вся их семья, любили простую, народную пищу, и теперь они мысленно представили себе букет и вкус чудесного густого борща с кусками варёного мяса в нём. Николай Александрович с удовольствием опрокинул в рот чарочку водки, съел ещё одну полную ложку борща, вытер усы и кивнул коку в знак того, что остался доволен снятой пробой. Алексей, подражая отцу, кивнул так же, как он. А Анастасия, только для сестёр, уморительно передразнила обоих. Девицы тихонечко прыснули, стараясь не обратить на себя внимания. После парадного завтрака Государь никуда больше не поехал. Он с удовольствием гулял по верхней палубе, любуясь боевыми кораблями, белыми уличками Северной стороны, карабкающимися в гору, солидными зданиями на Южной стороне, грозным бастионом, запирающим вход в бухту. Дети достали из своих шкафов роликовые коньки и уже вчера опробовали их на гладкой, словно отполированной верхней палубе. Сегодня они уже весело гонялись друг за другом из конца в конец стодвадцатиметровой палубы. Глядя на их ловкие движения, Николай почему-то подумал: «Вот ведь как велика и широка моя страна!.. Четыре дня назад дети так же лихо скользили на коньках по замёрзшему пруду в Александровском парке, а теперь в лёгких белых платьях порхают, словно бабочки, под благословенным солнцем юга…» Аликс, по своему обыкновению, посидела с вышиванием пару часов в плетёном кресле на корме под тентом. Она наслаждалась покоем, здоровым румянцем на щеках Алексея, когда он время от времени подкатывал на роликах к ней, чтобы получить нежный материнский поцелуй. Ближе к вечеру с северо-запада подул прохладный бриз. Государыня спустилась в свою гостиную и села за пианино. Как только она взяла первые аккорды, грусть снова навалилась на неё, и она ясно поняла наконец, отчего мается её душа. Ей не хватало Ани Вырубовой!.. …Несколько недель тому назад обер-гофмейстерина Елисавета Андреевна Нарышкина, называемая в Семье попросту – мадам Зизи, выразила недовольство Императрице тем, что в петербургском свете стали вдруг говорить о слишком близких отношениях между Государем Императором и лучшей Подругой Государыни, фрейлиной Анной Вырубовой. Аликс сначала не обратила на этот разговор внимания, но потом, в какой-то неожиданный для себя момент, вдруг словно прозрев, увидела, как преданно и влюблённо смотрела Аня своими большими голубыми глазами на Ники. В сердце стареющей женщины ударил укол ревности. «Не пригрела ли я на своей груди змею, которая готова согрешить с моим мужем?» – пришла в голову Императрице ужасная мысль. Она уже другими глазами, чем прежде, стала смотреть на Подругу. То, что она увидела, вызвало ещё больший приступ ревности: перед ней была типичная русская красавица. Высокая, немного полноватая, русоголовая, с пышной причёской, прекрасным цветом лица и ямочками на щеках, когда она улыбалась. А улыбалась она постоянно, но по-разному. Когда она улыбалась Аликс, то улыбка её выражала без слов море преданности и любви, а глаза были искренними и ясными. Когда же взгляд Ани был обращён на Государя, она улыбалась влюблённо и восторженно, словно сказочному принцу, а глаза её делались смиренными и томными. Нежно, словно Богородица, Аня улыбалась Цесаревичу, а великим княжнам – по-дружески, как равным. Аликс вдруг вспомнила, что её фрейлина почти постоянно улыбается, что Аня обладает уникальной способностью подшучивать над собой в любом обществе и тем самым создавать весёлое настроение у людей, никак не унижая себя, что удаётся только очень умным людям. А ведь на первый взгляд она казалась такой простенькой великосветской дурочкой. Государыня вспомнила и то, что Аня, ещё будучи ребёнком, часто бывала с отцом в имении великого князя Сергея и Эллы – Ильинском, и именно там она впервые увидела эту красивую и музыкальную девочку. Тогда она с таким же обожанием, как теперь на неё, смотрела на сестру Елизавету. Элла, впрочем, всегда отличалась любовью к детям, очевидно потому, что Господь не дал ей своих… Сестра-то и рекомендовала Аликс отца Ани, статс-секретаря и главноуправляющего Его Императорского Величества Канцелярией Александра Сергеевича Танеева, как честного и надёжного человека, в вице-председатели благотворительной Трудовой помощи, основанной Императрицей в России. Танеев вполне оправдал ожидания Аликс и блестяще справлялся со своими государственными и благотворительными обязанностями. В дополнение к родовитости – он был прапраправнуком знаменитого фельдмаршала Кутузова, победителя Наполеона, а его отец и дед исполняли при дворах Александра. Первого, Николая Первого, Александра Второго и Александра Третьего точно такие же обязанности государственного секретаря, как теперь он, – Александр Сергеевич Танеев был ещё и замечательным музыкантом – он занимал видное место среди русских композиторов конца прошлого и начала нынешнего века. А Аликс обожала музыку, и ей нравилось, как Танеев при знакомстве с кем-то всегда представлялся: «Свободный художник!» Обоюдная любовь к музыке и сблизила Императрицу с Танеевыми. Особенно она расположилась к ним, когда узнала, что в этой старинной и поместной русской семье был такой же простой и скромный стиль жизни, как и в её собственной. Девочек здесь с ранних лет учили музыке, отец возил их на все концерты и в оперу, даже на репетиции, во время которых заставлял следить по партитуре исполнение музыки и арий. От Эллы Аликс узнала, что Аня росла богобоязненной девочкой и однажды, когда получила после брюшного тифа осложнения на лёгкие, почки и мозг, у неё отнялись язык и слух, только священник Отец Иоанн Кронштадтский[90] чудесным образом спас её от смерти. Александр Сергеевич не мог без слёз вспоминать этот случай. Он поведал Императрице по её просьбе, что Аня, уже будучи почти при смерти, увидела во сне Отца Иоанна, который сказал ей, что скоро ей станет лучше. Девочка как-то сумела объяснить свою просьбу сиделке – позвать Отца Иоанна Кронштадтского к ней. Танеев тотчас послал ему телеграмму, и Святой Отец явился в дом, где лежала больная. В её комнате он отслужил молебен, возложил епитрахиль ей на голову, а затем взял стакан воды, благословил его и облил девочку, к ужасу докторов. Сиделки кинулись её обтирать, Аня сразу заснула, а наутро жар спал, вернулся слух и она стала выздоравливать. Аликс и до этого случая верила в силу молитв Отца Иоанна, считала его святым целителем не только душ, но и тяжких болезней. А после этого случая её существо, склонное к божественному и мистике, совершенно растворилось в православии. В девятьсот четвёртом году Государыня дала Анне Танеевой шифр «городской фрейлины». Это означало, что Аня могла дежурить только на балах и торжественных выходах Императрицы. Тем же летом Аня вновь тяжко заболела сердцем и однажды увидела во сне, что к ней приедет Государыня и она от этого выздоровеет. Так и получилось. Нежданно-негаданно царица вдруг приехала к дому Танеевых в Петергофе на маленьком шарабане, которым сама правила. Весёлая и ласковая, поднялась она в комнату, где лежала больная. В белом платье и большой белой шляпе, она показалась Ане доброй феей или ангелом-хранителем. Как бы то ни было, но у девушки, как и после посещения её Отцом Иоанном Кронштадтским, началось бурное выздоровление. После этого случая любовь и преданность царице превратились у Ани в её обожание и обожествление. Именно в те годы, вспоминала Александра Фёдоровна, она почувствовала особенное отчуждение от неё Двора, великих княгинь, свекрови… Ей не хотели прощать того, что она не ведёт рассеянной светской жизни, как вели бы её напыщенные и самоуверенные великие княгини, будь они на её месте. Её начали презирать за то, что она любит свою маленькую Семью, уделяет много внимания дочерям, а после рождения Наследника не бросила его на руки бонн и кормилиц, но каждый день купала его сама и целыми днями, вместо болтовни в салонах, нянчила его на руках. Конечно, сначала даже самые близкие родственники не знали, что Алексей страдает тяжким наследственным недугом – кровоизлияниями. Никто не знал, а кто знал – не хотел понимать, что Государыня бесконечно страдала от сознания того, что была невольной виновницей болезни сына и Наследника престола… В злобном и ничего не прощающем свете про неё стали распускать слухи, что она днём сидит дома и потому не принимает жаждущих побывать у неё и представиться светских дам, что собственноручно штопает ради экономии носки мужу и чулки детям. Только Аня после своего выздоровления буквально молилась на неё. Аликс приблизила девушку к себе, они стали вместе музицировать. Оказалось, что у фрейлины – высокое сопрано, а у Государыни – грудное контральто, что позволяло им петь дуэты. Тогда обе стали брать уроки пения у профессора Санкт-Петербургской консерватории. Музыка и набожность, нелюбовь к изменчивому и злому свету очень сблизили Императрицу и её фрейлину. Они стали видеться и вместе проводить время практически каждый день. Это вызвало новую волну зависти и злобы придворных. Императрице через её гофмейстера графа Гендрикова без конца сыпались лицемерные советы дать Танеевой какую-нибудь высокую придворную должность, чтобы «легализовать» пребывание скромной «городской» фрейлины при царском Дворе. Но всякий раз Александра Фёдоровна с гордостью отвечала: «У неё есть официальное положение при дворе – Танеева моя Подруга!» Вспомнила сейчас, на борту «Штандарта», Александра Фёдоровна и историю, как пыталась она выдать Аню за лейтенанта флота Александра Вырубова и какая неприятность для Подруги из этого вышла. Аня просила тогда черногорку, великую княгиню Милицу Николаевну, которая в тот момент больше всех в Петербурге покровительствовала Старцу Григорию, узнать у него, что думает провидец о её замужестве за Вырубовым. Ни Аня, ни Аликс не поверили Милице, когда та сообщила мнение Отца Григория: «Выйти-то за Вырубова Анна может, но брак её будет несчастен и недолог…» Никто не поверил тогда Святому страннику, даже сама Милица. Но так оно и вышло. После венчанья оказалось, что молодой муж болен тяжёлой формой психоза и, как доверительно поплакалась Аня своей Августейшей Подруге, не способен любить женщину. Около года промучилась Вырубова с мужем, пока его не отправили в швейцарскую санаторию, где немного подлечили. По возвращении Александра Васильевича в Петербург состоялся развод, но Аня сохранила фамилию мужа… Аликс тогда тоже очень мучилась и переживала за Подругу, поскольку именно ей первой пришла в голову кандидатура жениха для Ани… И вот теперь – новое мученье. Горький яд ревности жёг её сердце, и она даже по-другому стала смотреть на своего Ники: а как он реагирует на экзальтированные взгляды Анны на него, на восторженную и томную улыбку, с которой Подруга всегда пребывала в присутствии Государя. Аликс стало подозрительно и то, что Анна, неплохо играющая в теннис, буквально цепенела, когда на корт выходил Ники и приглашал всех сразиться с ним. «Что это? – думала Государыня, сидя в кресле на корме яхты. – Платоническая девичья любовь и застенчивость или хорошо разыгрываемый призыв самки, которая подаёт сигналы самцу? Как жаль, что на этот раз я не взяла её с собой в царский поезд и на «Штандарт»!.. Ведь можно было бы понаблюдать, как поведут себя Ники и она, оказавшись в тесном пространстве поезда или в романтической обстановке на яхте!.. Ну, ничего… – решила Императрица, – Анна уже завтра должна быть в Ливадии… И вот тогда-то я и посмотрю, что за всем этим кроется! Во всяком случае я уверена, что до сих пор мой Ники мне не изменял!» |
||
|