"К западу от смерти" - читать интересную книгу автора (Ривера Луис)

Глава 9

Сбегая по лестнице, я чуть не сшиб с ног поднимавшегося хозяина.

— Что с вами? У вас в номере привидение?

— Что-то вроде того, — пропыхтел я. — Извините, вы не могли бы спуститься вниз?

— Зачем?

— Я хочу съехать.

— Вот как? — он поднял брови. — Что так внезапно?

— Нужно…

— Ну, хорошо, давайте спустимся.

Он зашел за стойку и принялся что-то высчитывать на листке бумаги. Считал он невыносимо долго. А я то и дело оглядывался на лестницу. Что я ожидал там увидеть? Как рукопись бежит за мной на тонких кривых ножках? Не знаю… Мне кажется, что я не сильно удивился бы этому.

Наконец, он протянул мне листок бумаги. Итоговая сумма была жирно обведена карандашом. Неплохо! Цены были, как в пятизвездочном отеле… Но я не стал спорить. Я бы с радостью отдал и вдвое больше. Только бы поскорее убраться отсюда!

Беги!

Я протянул деньги. Хозяин, не пересчитывая, сгреб их со стойки и сунул в карман. Потом повесил на место ключ от моего номера.

— Ну что ж, — он натянул на лицо вежливую улыбку. — Надеюсь, вам понравилось здесь.

— Да, все было великолепно.

— Куда же вы теперь?

— Вон из этого города.

— Но поезд…

— Я помню. Поеду автостопом.

— А… Ну-ну, — он равнодушно посмотрел на меня. — Тогда я на всякий случай оставлю этот номер за вами.

— Зачем?

— Вдруг вы захотите вернуться.

— Не думаю.

— Ну, не смею вас больше задерживать…

— Всего хорошего, — мне не терпелось отвязаться от него.

Он кивнул и уселся в свое кресло. Через секунду зашелестела разворачиваемая газета. Я бросился к двери.

— И все-таки, — услышал я вслед. — Номер я оставлю за вами. Мало ли что…

Не ответив, я вылетел на улицу. Несколько собак, лениво рывшихся в куче мусора, оставили свое занятие и посмотрели на меня.

— Счастливо, песики! — крикнул я им.

* * *

Первым делом я решил отправиться на вокзал. Нужно было убедиться самому, что поезда в ближайшее время не будет. Я не слишком доверял словам хозяина…

Я шел быстро, почти бежал. Больше всего меня пугала перспектива оказаться на улицах города в сумерки. Слишком свежи были воспоминания о той страшной площади… Второпях я не заметил, что псы, которым я так бодро крикнул «счастливо», увязались за мной. Только пробежав пару кварталов, я обратил на них внимание. Черт! Не хотелось бы повторения встречи с армией собак… Но посмотрев внимательно по сторонам, больше псов я не заметил и немного успокоился.

До железной дороги было не очень далеко. Видимо, отель с таким расчетом и строился, чтобы приезжие не колесили полдня по незнакомому городу.

Уже через полчаса я увидел перед собой приземистое серое здание вокзала. Я еще прибавил шагу. Псы не отставали. Правда, держались они на почтительном расстоянии. Во всяком случае, пока.

Взлетев на пустую платформу, я направился к небольшому, особняком стоявшему зданию с надписями «кассы» и «начальник вокзала». Что-то мне показалось странным, пока я шел по платформе, но задумываться над этим я не стал. В голове билась одна мысль: «Скорее, скорее»…

В этой спешке я дернул за ручку двери раз десять, прежде чем увидел висящий замок. Старый и ржавый. Такие замки использовались лет пятьдесят назад, если не больше. Я обошел здание вокруг. Дверь черного входа была закрыта на такой же замок. Половина стекол выбита.

Я заглянул внутрь. Ничего, кроме кучи хлама, вроде сломанных стульев, грязных бумаг и пустых бутылок… В одном из углов я заметил старую разбитую пишущую машинку. Судя по всему, помещение пустовало несколько лет. Я почувствовал противную пустоту внизу живота.

Потом я осмотрел основное здание и еще кучу всяких мелких пристроек. Везде одно и то же. Мусор, замки и битые стекла… С платформы я спрыгнул вниз, на пути. И здесь все говорило о том, что поезда не ходили тут добрый десяток лет. Рельсы покрыла ржавчина, стыки местами разошлись, между шпалами буйно росла трава, похожая на колючую проволоку…

Но ведь еще неделю назад все было в порядке! Обычный вокзал маленького городка! Да, было не слишком людно… Если честно, то уж вовсе безлюдно. Но все остальное — как на обычном вокзале… По-моему, я видел даже человека, подметавшего платформу. Куда же все это делось?

Я в отчаянии посмотрел по сторонам. На краю платформы расселись те самые псы, которые преследовали меня от самого отеля. Если бы я был параноиком, я бы сказал, что у них были до чертиков довольные морды!

* * *

Теперь нужно было быстро решать, что делать дальше. Там, в номере отеля, мне все казалось предельно простым — выйти на магистраль, если не ходят поезда. Поймать машину — и все, я свободен… Но сейчас, сидя на пыльной платформе, я понял, что даже не представляю, куда идти. Не обходить же весь город кругом! Пусть он и маленький, но на это я потрачу целый день и ночь. А что меня может поджидать на этих улицах ночью, было страшно даже предположить.

Можно было пойти по рельсам. Куда-нибудь они должны привести… Но неизвестно, сколько придется идти по пустыне. Не уверен, что смогу… Это в книжках герой ползет из последних сил по пустыне неделю, не имея при себе ни капли воды. По прошлогодним походам я помню, что уже через несколько часов хочется лечь и тихо отойти в мир иной. Смерть кажется лишь избавлением от жары и жажды… А змеи, койоты, пумы?.. Нет, это мне решительно не подходит.

Но ведь надо как-то выбираться отсюда! Я готов был заплакать от отчаяния. Меня опять провели. Не знаю кто, не знаю как ему или им это удалось, но удалось.

Собаки разлеглись чуть поодаль и вывалили свои розовые языки. По крайней мере, им тоже жарко. Слабое утешение…

Оставался один выход — главная улица. Наверняка она выходит на какое-нибудь шоссе… Закон маленьких городов. Правда, там эти чертовы собаки… Но другого варианта нет. Если только вернуться в отель…

Впрочем, собаки остановили меня, когда я шел на восток. А если пойти в другую сторону, на запад? Точно, на запад. Я вскочил. Передо мной снова забрезжила надежда.

* * *

Но брезжила она недолго… Я решил сначала вернуться к отелю, а уже оттуда двинуться к парку. Эту дорогу я, как мне казалось, запомнил более или менее хорошо.

До отеля я добрался без проблем. Собаки так же трусили позади меня, время от времени встречались люди. Солнце припекало, но не так чтобы слишком.

Трудности начались, когда я прошел несколько кварталов, направляясь к парку. Как в самый первый раз, я угодил в лабиринт узких грязных улочек. В какую бы сторону я ни шел, рано или поздно возвращался к тому месту, с которого начал свой путь. После трех попыток я окончательно запыхался и присел отдохнуть на скамейку, стоявшую перед одним из домов. Собак стало больше. Они разбрелись по улице кто куда, но так, чтобы не выпускать меня из виду. Я подумал, что надо будет найти какую-нибудь палку. Мало ли что…

И тут я вспомнил, что уже несколько дней таскаю в заднем кармане джинсов план, который мне начертил хозяин. Ругая себя последними словами, я достал измятую бумажку и жадно развернул ее. На ней ничего не было. Ни единой точки. Я несколько раз перевернул ее, тупо глядя на темные от грязи линии сгиба. Ничего…

Иди и прикончи сукиного сына!

Не знаю, что это было, — глупая шутка или он решил таким образом вставить мне палки в колеса. Да это было и не важно. Я швырнул бесполезный листок бумаги, и ветер легко подхватил его. По моим подсчетам, до вечера оставалось еще несколько часов. Я должен был попытаться еще раз выйти к парку.

И я нашел его. Правда, лишь с четвертой попытки, когда ноги ломило от усталости, а футболка промокла насквозь от пота. Моряки Колумба, увидевшие, наконец, тонкую полоску земли на горизонте, были по сравнению со мной в этот момент просто кучкой сонных флегматиков. Я был готов обнять и поцеловать каждое дерево в этом чертовом парке…

Я снова перешел на быстрый шаг. Экономить силы вовсе не хотелось. Цель была близка. По пути я нашел под одним из старых деревьев увесистый сук и подобрал его. Как мне показалось, собаки, увидев это, чуть увеличили дистанцию.

На главную улицу я вышел, когда солнце начало клониться к западу. Я повернулся к нему лицом и зашагал вперед, поглядывая по сторонам. На этот раз я решил не дать собакам окружить меня, если это взбредет им в головы.

Идти стало труднее. Сказывалась усталость, да и солнце теперь светило прямо в глаза. Но я старался не снижать темп. Собак не было видно. Лишь те, что шли за мной весь день, продолжали свое бессмысленное преследование. Их я не боялся.

А потом город внезапно кончился. Улица оборвалась, словно ее отрезали гигантскими ножницами. Сразу за последними домами начиналась пустыня. И никаких признаков шоссе… Ничего, кроме огненно-красного шара, зависшего над самым горизонтом. Далеко за спиной я услышал тоскливый собачий вой.

* * *

Спустя несколько часов я сидел, закинув стертые в кровь ноги на стол, в том же самом номере отеля, и накачивался виски. На коленях лежала рукопись…

Круг замкнулся. Выхода из этой ловушки не было. Я сидел и старался не думать о том, как улыбался хозяин, протягивая мне ключ. В тот момент я как никогда был близок к убийству…

Взгляд упал на страницы рукописи. Мне хотелось думать, что стены номера закружились в сумасшедшем хороводе исключительно из-за выпитого виски…

Семь лет провел Танцующий в своей пещере на берегу горного озера.

Незамутненным оставался его дух, и не ведало печалей сердце. Лишь со светлой грустью вспоминал он друзей своих — горного орла и снежного барса. Но утешался он тем, что после долгой разлуки встреча будет полна радости.

Один жил Танцующий, но не тяготило его одиночество.

И танцевал он новые истины закатному солнцу и розовым облакам на рассвете.

И говорил в сердце своем с луной и звездами. И серебряная луна стала его подругой.

И слушал он песни ветра и талых вод, струившихся с горных вершин.

И принимал он с благодарностью мудрость от своего одиночества. И черпал силы у земли.

И наполнилось сердце его новой истиной, а дух исполнился невиданной силой и твердостью. Понял тогда Танцующий, что пришло время собирать урожай свой.

И спустился он с гор к людям во второй раз.

Старый воин

Однажды утомленный долгой дорогой Танцующий увидел вдалеке зарево огней. Большое войско стало лагерем после дневного перехода.

Немедля направился Танцующий к воинам, остановившимся на отдых, ибо нес он в сердце истину о духе воина и хотел поговорить о ней с настоящими воинами.

Долго бродил Танцующий между шатров и костров, вокруг которых сидели воины. Не было слышно в лагере смеха и разговоров. Лишь тихое пение и бряцание доспехов нарушали ночную тишину. Мрачные песни пели воины, а лица их были суровы и печальны.

Наконец нашел Танцующий шатер вождя этого войска. И так обратился к нему:

— Почему так мрачны твои воины, вождь? Почему не предаются они бесшабашному веселью? Ведь жизнь воина так коротка. И не подобает им тратить свои дни на тоску и печаль. Яростью и весельем должна быть наполнена жизнь воина. А грусть — удел тех, кто не держал в руках меча.

— Поистине хорошо знаешь ты, Танцующий, что значит быть воином, хоть и нет на твоих ладонях мозолей от рукояти меча. Ты прав: судьба воителя — проводить время в жарких сражениях и удалых забавах. Но мои воины слишком давно не видели танца смерти на бранном поле.

Время великих войн прошло. И доблестные мужи остались не у дел. Ржавеют их доспехи и тупятся мечи. Из стрел сложены их костры. Боевые знамена выцвели и изъедены молью.

Поэтому мрачны мои воины. Их душа — меч, а ремесло — война. И не осталось им места в этом мире.

Так ответил Танцующему седой воин и опустил голову.

И тогда вышел Танцующий на площадь перед шатром вождя и остановился у самого большого костра.

И начал Танцующий свой танец о втором превращении духа, когда дух охотника становится духом воина.

О духе воина

Братья мои по духу! Нет среди вас изнеженных душой и ленивых сердцем. Поэтому прост и прям будет танец мой. Так подобает общаться между собой воинам — не подслащивая и не припудривая слова свои. Прямыми должны быть они, как копье. И отточенными, как лезвие меча. Колоть и резать должны они без жалости, ибо какой воин мечтает о пощаде?! А настоящая истина не щадит даже саму себя. И уж тем более не знает она сострадания к тем, кто поднял перед ней забрало.

Братья мои! Многих из вас знал я прежде — тех, кто встал на путь свободы и взял в руки охотничий лук. Теперь мечи вижу я в этих руках. И радостью наполняет это мое сердце.

Но вижу я и боль в глазах ваших. И скорблю вместе с вами.

Прошли вы по пути охотника. Сам дух ваш стал охотником. Истребил он, изловил и посадил на цепь, освежевал и разделал все низкое в сердцах ваших.

И теперь в растерянности он. Поля и леса очищены от ядовитых гадов и мерзких чудовищ. Новую добычу ищет он и не может найти. «Ты должен» — слышит ваш дух. Но долг ваш выполнен. И пустыню видите вы вокруг.

Так учит Танцующий: стань господином в своей пустыне! И стань господином самому себе!

Долго жили вы, подчиняясь словам «ты должен», и охотно обрекали себя на самые тяжелые испытания, чтобы познать самые тайные закоулки своей души и своей совести.

Но теперь должны вы завоевать свободу даже перед своим долгом.

«Я хочу» — говорит воин. И с мечом в руке отстаивает свою свободу говорить: «Я хочу».

Бросает вызов воин всем ценностям и добродетелям, созданным другими до него. Что ему чужие ценности и чужие законы!

Его закон — «я хочу». У него одна ценность — абсолютная свобода.

Встретишь бога — срази бога. Встретишь героя — срази героя. Встретишь пророка — срази пророка.

Так учит Танцующий.

Ибо воин сам себе и бог, и герой, и пророк.

Зачем ему чужие боги, герои и пророки? Диктуют они свою волю, требуют повиновения и преклонения.

Но воин признает только свою волю. Поэтому сам себе он и бог, и герой, и пророк.

«Все должно быть заново оценено» — говорит себе воин и берет в руки весы, чтобы взвесить заново все, чем дорожил раньше.

«Все должно быть заново создано» — говорит себе воин и возводит собственный храм.

Жесток и труден этот путь — путь воина.

Но другого пути к свободе нет. Так учу я, Танцующий.

Будьте тверды сердцем, братья мои по оружию.

И пусть не дрогнет рука ваша. Ибо смертельную битву ведет воин. И главный враг его — огромный спрут с тысячами щупалец. Щупальца эти — законы и добродетели, которые создавались веками. И на каждом щупальце выжжено: «Так должно поступать».

Будьте тверды духом, братья мои по оружию. Станьте господином в своей пустыне и хозяином самого себя.

Но помнить должны вы: охотник — начало пути, воин — мост между охотником и пророком.

Ибо свободу завоевывает себе воин лишь для того, чтобы создать новые ценности. И выбить их на скрижалях.

Целью каждой войны является разрушение. Но целью вашего разрушения да будет созидание нового…

Так танцевал Танцующий на площади перед шатром вождя. И отблески походных костров ложились на суровые лица воинов.

Ночь длилась бесконечно. Несколько раз я отрывался от рукописи и видел за окном лишь непроглядную темноту. Мир снова исчез. Но сейчас меня это мало заботило. Все равно мне не было в нем места… Вернее, этому миру не было места во мне.

Я поймал себя на мысли, что теперь мне совершенно безразлично, как все повернется дальше. Вдруг, в маленьком неуютном номере дешевого отеля, в городке, полном бездомных собак и таких же диких индейцев, я понял, что вся моя прошлая жизнь не стоит того, чтобы о ней жалеть. Так же, как не стоит жалости моя будущая жизнь, если я не найду в себе силы что-то изменить в себе самом.

Все мои победы и поражения, взлеты и падения, находки и потери — все это лишь пустые игры. Которые ничего не значат в этом мире.

Этот пророк в чем-то прав: если ты прожил жизнь по чужим законам и правилам, стремился к чужим ценностям, верил чужим пророчествам, считай, что и не жил вовсе. Тогда, в самом начале всей этой истории, сидя на берегу океана, я думал о том, что каждый год моей жизни похож на испорченный лист бумаги. Так оно и есть. Потому что писал на этих листках не я, а кто-то другой. Или я, но под диктовку… И единственным оправданием было — «большинство людей так живет». Я так и не сделал шаг в сторону. Даже здесь, в этом городе, я не смог пойти до конца. Захотел сбежать. Только для того, чтобы дальше спокойно пасти своих верблюдов… Меня затошнило при одной мысли о моем малодушии. Предать все хорошее, что было у нас с другом, ради собственного спокойствия и благополучия… Предать самого себя, поддавшись страху потерять свою уютную никчемную жизнь…

Я подумал, что самым честным сейчас было бы надеть себе на шею петлю.

Что-то надломилось во мне сегодня. А может, ушло, чтобы дать возможность вырасти на этом месте чему-то новому. Не знаю… И уже вряд ли узнаю когда-нибудь.

Но теперь все казалось неважным. Кроме одного…

* * *

Бутылка опустела. Глаза устали и болели. Я отложил рукопись и поднялся. По-прежнему было темно. Но я знал, что ночь накрыла только этот город.

Я вышел из номера и спустился по лестнице в холл. Хозяин сидел за стойкой и при тусклом свете лампы читал газету. Или делал вид, что читает. Моему появлению он не удивился.

— Не спится? — спросил он.

— Перестаньте валять дурака.

— Ладно. Зачем вы пришли?

— Здесь есть телефон? Мне нужно позвонить.

Несколько секунд он смотрел на меня, размышляя о чем-то, потом наклонился и достал из-под стойки старый телефонный аппарат. Черный, блестящий, с тяжелой трубкой и пожелтевшим диском…

Я приложил трубку к уху и услышал длинный гудок — телефон работал. На всякий случай я спросил:

— Я на самом деле могу позвонить? Больше не будет номеров, как с планом города?

— Звоните.

Ему, похоже, вовсе не было стыдно.

Я набрал номер своей девушки. Она сняла трубку после шестого гудка, когда я уже решил дать отбой. Все-таки, может, там тоже ночь?

— Алло? — голос не был сонным.

У меня перехватило горло. Хозяин бросил на меня быстрый взгляд и скрылся в своей комнатушке.

— Алло? Кто это?

— Привет, — я, наконец, справился с собственными голосовыми связками.

— Это ты? Куда ты пропал? Где ты?

— Я все там же…

— Где? В городе, полном собак и индейцев?

— Да.

— Как отдыхается?

— Великолепно.

— Узнал что-нибудь о друге?

— Пока нет… Послушай, я хочу тебя спросить кое о чем…

— Спрашивай.

— Только не подумай, что я свихнулся, ладно? Сколько времени я торчу здесь?

— А сам не помнишь?

— Нет.

— Действительно, отдыхается тебе неплохо, — она рассмеялась. — Почти три недели. Я даже начала волноваться… Обещал приехать через десять дней.

Я прижался лбом к прохладной стене. Три недели. Три…

— У вас сейчас день или ночь? — спросил я.

— Ранний вечер… А мы что, в разных поясах разве? Вроде ты не очень далеко…

— Как выяснилось, немного дальше, чем я думал… — пробормотал я.

— Что? Говори громче, тебя плохо слышно.

— Ничего… Как ты?

— Не поверишь. Скучаю по тебе. Даже жалею, что не поехала с тобой.

Было непонятно, шутит она или говорит серьезно. На всякий случай я сказал:

— Не жалей. Тебе не понравилось бы здесь…

— Как ты и говорил, индейцы и собаки?

— Да. И даже больше, чем ты думаешь…

— Я люблю собак.

— Только не таких.

— Откуда ты знаешь?

— Можешь мне поверить… — хмыкнул я.

— Когда ты вернешься?

Я молчал. Что я мог ответить?..

— Эй, где ты?

— Я здесь… Просто думаю, что тебе сказать. Все очень непросто… Похоже, я застрял здесь. Не уверен, что вообще смогу вернуться…

— Что-то случилось?

Как ей рассказать о том, что происходит со мной?

— Долгая история…

Мне вдруг пришло в голову, что можно попросить ее приехать сюда за мной. Приехать на машине. Город можно найти на карте… И это действительно не очень далеко. Она могла бы добраться сюда к утру… К тому утру, которое будет у них…

Но что будет с ней в этом городе?.. А если он и ее поймает в ловушку?

— Послушай, — сказал я. — Вернусь я или нет, не важно. Я звоню тебе, чтобы сказать одну вещь.

— Какую? — по ее тону я понял, что теперь она говорит абсолютно серьезно.

— Я тебя люблю.

Тишина на том конце провода.

— Ты можешь ничего не говорить. Я и сам все понимаю… Просто хотел сказать… Скорее всего, мы больше не увидимся. Я это понял только сегодня. В смысле, то, что я тебя люблю… И вот захотел сказать. Тебя это ни к чему не обязывает, не думай. Просто хотел сказать…

Я повесил трубку, не дожидаясь ее ответа. Сердце билось где-то в горле. Ноги были ватными. Я просто стоял и смотрел в темноту за стеклянными дверями. Она была где-то там…

Из комнатки вышел хозяин. Не глядя на меня, он протер тряпочкой телефон и убрал его обратно под стойку. Потом сел в кресло и взялся за газету.

Мне не оставалось ничего другого, как вернуться в номер.