"Избавление от колдовства в волшебных сказках" - читать интересную книгу автора (Франц Мария-Луиза фон)Глава 4В прошлый раз мы обсуждали, что могло бы означать превращение в животное некоего содержания коллективного бессознательного, и споткнулись, потому сначала должны были бы узнать, почему в нашей сказке Аниму превращает или заколдовывает какой-то старый черт. Я пыталась продемонстрировать, что Анима может находиться под влиянием бессознательного мировоззрения, то есть точки зрения, и что это влияние, исходящее от мужской души, может воздействовать и на другие комплексы. Это предположение основано на убеждении, что комплексы человеческой психики — не просто скопление частиц. Они образуют структуру, похожую на социальную организацию, в которой взаимодействуют между собой на равных или по принципу доминирования-подчинения. А структура центрирована вокруг архетипа Самости. Если это правда, тогда понятно, что один комплекс может влиять на другой, доминировать над ним и что комплексы могут взаимно растворяться друг в друге. На примере взятой нами сказки мы показали, что означает, когда чародей заколдовывает принцессу, заставляя ее совершать злонамеренные поступки. В данном случае Анима подверглась воздействию злых чар скандинавского духа природы (тролля), жившего в горах (тролли живут и в море). Мы до сих пор не объяснили мотив звериной шкуры, но сначала мне хотелось бы привлечь ваше внимание к теоретическим рассуждениям Юнга о природе психики. Они взяты из его эссе, которое так и называется — «О природе психики».[19] В нем Юнг пытается описать то, что мы обычно называем психикой, и сравнивает ее с цветовым спектром с двумя полюсами — инфракрасным и ультрафиолетовым. Юнг утверждает, что, конечно же, можно было бы все назвать психикой, но предпочитает допустить существование такого феномена, как материя, который мы не называем психикой, ибо, хотя они связаны между собой, мы пока не совсем ясно представляем, как именно. Обычно материя — это предмет исследования физиков, а значит, не должна считаться психикой. Другим понятием является дух, который проявляется как принцип упорядоченности психики и может возникать и в материи. Как только мы сталкиваемся с многозначным феноменом, то предполагаем его связь с действием подобного духа. Мы не можем доказать, что такой дух существует, а просто определяем его как неизвестный нам элемент, который создает порядок. Ни материю, ни дух нельзя непосредственно наблюдать и описать. Как известно, материя тождественна энергии,[20] и обе являются величинами «X» для физика, который может описать поведение материи, но не может определить, что она собой представляет. То же самое относится к духу, но в психике мы можем наблюдать деятельность, создающую порядок, а значит, предположить, что существует некий источник данной деятельности; этот некий источник мы и называем духом. Тогда у человека материя была бы представлена телом, а его духовным аспектом стала бы совокупность архетипов, ибо, по нашему мнению, архетипы — это те неизвестные элементы, которые проявляются в процессе упорядоченности психики. Пожалуйста, не путайте архетип с образом или символом; архетип — это неизвестный фактор, который порождает архетипический образ. То, что создает этот образ, представляет собой лишь допускаемую реальность. Мы допускаем, что такая реальность существует, так как что-то должно быть источником этого образа, но мы не можем сделать его видимым, как любую вещь в себе. Именно такую базовую структуру, создающую эти образы, мы называем упорядочивающим духом или архетипами. Наблюдая за поведением животных, мы можем описать его только извне. В книге по зоологии можно прочитать, что пчелы строят свои соты определенным образом, что их матка ведет себя так-то и так-то и т. д. То есть описывается физическая активность насекомого или животного и паттерн его поведения, но если предположить, что пчелы ведут себя осмысленно, значит, мы проецируем на них что-то свое. Можно лишь сказать, что это видимый нам способ поведения животного, но пока у нас нет средств, которые позволили бы посмотреть на эту ситуацию его собственными глазами. Мы не знаем, какие эмоции испытывает пчелиная матка, откладывая яйца. Мы можем строить разные предположения, но не можем сделать эти эмоции объектом научного наблюдения. Когда наблюдаешь за животными, то кажется, что они испытывают такие же чувства, как и мы. Я беседовала об этом с Конрадом Лоренцем, и он сказал, что убежден в этом, но доказать не может. Любой человек, когда-то державший собаку или одно из животных высшей организации, скажет, что, когда такие животные проявляют какие-то инстинктивные паттерны поведения, то испытывают эмоции, которые можно сравнить с человеческими. Например, мой пес, еще щенком, всеми своими движениями имитировал рытье ямы, клал туда кость, а затем, скребя когтями по полу, засыпал «яму» несуществующей землей. После этого он носился туда-сюда по комнате, всем своим видом выражая удовольствие. Потом он сделал что-то еще в рамках своего инстинктивного паттерна поведения, и я уверена, что от этого он испытывал приятное возбуждение, хотя не могу это доказать. В какой мере собака может что-то отчетливо себе представлять и воображать? Она может представить себе своих щенков! Человека тоже можно описать извне, а его поведение — сфотографировать. К. Лоренц постоянно подмечает в нас что-то от обезьяны, интересуясь, какой рукой мы почесываем разные части своего тела, так как почесывание — один из самых устоявшихся паттернов человеческого поведения. Большинству животных присущ уникальный, свойственный только им одним способ почесывания, при этом каждый участок тела животное всегда будет почесывать особенным образом. В этих открытиях зоологов интересно отметить, что такие паттерны почесывания являются наиболее устойчивыми и остаются неизменными дольше, чем органы тела. Природе легче изменить органы тела, чем модель поведения! В этой связи Лоренц упоминал одну из птиц, которая в процессе эволюции лишилась крыльев, а вместе с ними, разумеется, и способности летать. Большинство птиц, почесываясь, поднимают ногу поверх крыла, и эта птица, несмотря на то, что у нее нет крыльев, почесываясь по-прежнему делает сложный взмах ногой, лишний раз доказывая справедливость упоминавшейся выше теории. По способу почесывания зоологи даже могут определить вид, к которому относится животное или птица. Поведение человека тоже характеризуется соответствующими паттернами, например, когда кто-то, пытаясь развить мысль, инстинктивно использует определенную жестикуляцию. Многое в поведении человека сохраняет животное происхождение. Можно было бы перечислить все паттерны нашего типичного поведения, так же, как паттерны типичного поведения животных. Разница в том, что благодаря способности отслеживать, что происходит внутри нас в процессе каких-то действий, мы оказались в более выгодном положении, поскольку можем наблюдать за собой как изнутри, так и извне; а будь мы пчелой или собакой, это было бы невозможно. Поэтому Юнг делает такое подразделение: на уровне тела у нас есть инстинкты, которые определяются как действия или типы действий. Вместе с тем, совершая такие инстинктивные действия, мы создаем образы, эмоции и т. п., то есть то содержание психики, которое переживаем «изнутри». Эти эмоции, идеи и психические образы тоже являются типическими и коллективными, как и «формы» действия. Иногда центр наших переживаний сосредоточен в физиологической области, то есть в инстинктивном действии, а иногда — в сопутствующих ему фантазиях и эмоциях. Например, можно что-то делать на физиологическом уровне и быть настолько поглощенным этим делом, что не появится никаких психологически осознанных реакций. Обычно, когда человек ест, у него возникают какие-то внутренние ощущения, но он может быть таким голодным, что не будет обращать ни на что внимания, пока не удовлетворит свой голод, — и тогда он оживает и становится бодрее, так как его «внутренняя обезьяна» «схватила банан» и съела его. Сначала, когда человек ни на что не реагировал, целиком погрузившись в еду, он был только животным. В другой ситуации, когда человек, например, сидит за письменным столом и думает, он полностью сосредоточен на противоположном архетипическом полюсе и относительно пассивен в других областях, за исключением, быть может, инстинктивного почесывания. Обычно мы периодически движемся между этими двумя полюсами. При переходе от одного полюса к другому возникает ощущение жизни, и всю жизнедеятельность в этой области мы должны назвать психической, включив в нее сознание и бессознательное. Между этими двумя полюсами существует таинственная связь. Можно заметить, что при решении какой-то творческой задачи важная мысль приходит не прямо в сознание, а опосредованно — через телесную деятельность. Если вы попытаетесь рисовать, законченный образ может возникнуть в физиологической сфере и уже позже будет выражен на бумаге. Иногда пациенты могут выразить свою проблему только через жестикуляцию, а сделав определенный жест, они осознают его психическое содержание. Они заранее не знают, что именно выразят, ими движут только эмоции. С другой стороны, если в одной области происходит какое-то подавление или сдерживание (например, возникает мужская импотенция, то есть не действует соответствующий инстинкт), а при непосредственном лечении этого недуга (просто как физиологической импотенции) пользуются традиционными средствами, — то другая, психическая сфера тоже исцелится. Это значит, что иногда одна сфера может активизировать другую. Возможно, они обе представляют собой единый психофизиологический феномен. Человек не обладает абсолютной свободой выбора, чтобы отдать предпочтение той или иной сфере. Например, X влюбляется в Y. По существу, казалось бы, есть выбор, на каком уровне следует развивать отношения — на платоническом или физиологическом. Современный человек тешит себя иллюзией, что у него есть выбор формы, в которой он должен воплощать в жизнь архетипическую идею слияния противоположностей — физической, духовной или промежуточной, содержащей обе предыдущие. Может показаться, что этот выбор полностью зависит от человека. Но если проанализировать сновидения людей, находящихся в такой ситуации, можно увидеть, что бессознательное имеет вполне определенное представление, на каком уровне должна воплощаться их связь, и налагает запрет на ту или иную сферу. Если человек ошибается в своем решении и воплощает в жизнь архетипический паттерн не на том уровне, его любовь может потерпеть крах. Например, человек может решить, что проживет это чувство только на духовном уровне, — и в результате становится очень невротичным. Определенное решение не является результатом только нашего выбора; окончательный выбор делает бессознательное. Нам следует следить за своими снами и ощущать свой собственный путь. Иногда человек начинает метаться от одного полюса к другому. Порой ошибки, которые человек совершает, не сумев соблюсти необходимое внутреннее равновесие, порождают разные предчувствия. А при серьезных отклонениях от этого равновесия возникают невротические симптомы. Таким образом, должен существовать некий регулирующий фактор, который определяет уровень или область, где эти переживания могли бы существовать. Весьма вероятно, что такой регулирующий центр совпадает с общим регулирующим центром личности, то есть с Самостью. Если вы согласны с этой идеей, то становится ясно, что же означает колдовское заклятие, которое налагается на человека и превращает его в животное: оно означает ошибку, нарушение равновесия в сторону телесного, то есть инфракрасного полюса. Все, что следует пережить в психической или духовной сфере, приходится переживать на уровне животного паттерна. Если некое содержание бессознательного воплощено в образе какого-то теплокровного животного, его действиях и поведении (хотя оно не должно так себя вести), это значит, что существует некая психологическая идея, которую следовало пережить в промежуточной области, но по каким-то особым причинам она была оттеснена к одному из двух существующих полюсов. Возникает психическое расстройство, требующее лечения. В волшебных сказках такое состояние воплощается в человеке, на которого была наброшена звериная шкура, ставшая причиной исключительно животной формы его внешнего поведения. Давайте спросим себя: почему в сказке должно произойти именно так? Обычно в клинических случаях такие прискорбные отклонения происходят, потому что сознательная установка человека на жизнь не соответствует его душевным увлечениям, поэтому подобным пациентам может быть полезна психотерапия. Если скорректировать сознательную установку пациента, развитие патологического отклонения можно остановить, а затем можно воссоздать и его основные ценностные ориентиры. С помощью колдовства человека можно превратить в холоднокровное или теплокровное животное или в птицу, которая тут же улетает и ее невозможно поймать. Птицы благодаря их неуловимости воплощают фантазию или духовное содержание психики; так рождается идея о том, что души умерших людей имеют крылья и поэтому могут являться в облике птицы. Следовательно, если кто-то превращается в птицу, то можно утверждать, что стремление этого человека реализуется только в виде идеи или фантазии и не становится целостным человеческим переживанием. Человек склонен так смотреть на жизнь и действительность, чтобы блокировать доступ к одному из двух полюсов. Если он аскет или монах, то старается блокировать свой телесный полюс, усмиряя плоть. Человек может подойти к пределу чувственных переживаний, но дальше наталкивается на запрет. Если он является коммунистом-материалистом, то блокирует свой духовный полюс, утверждая, что души просто не существует, а ценность человеческой жизни и ее смысл — сплошная ахинея; человек — это его тело и совокупность некоторых типичных реакций. В данном случае доступ к архетипическому полюсу заблокирован предубежденностью или сознательным решением, что мир устроен именно так. Если за это он не наказан неврозом, значит, его мировоззрение согласуется с его психической структурой. Но если за это человек наказан беспокойством, суетливостью и т. п., то следует разобраться, в какой мере он живет так, как ему следует. Таковы две крайности в сознательной установке, позволяющие лучше видеть два архетипических полюса. Большинство людей живет между ними. Если где-то существует некий блок и ваша духовная жизнь испытывает какую-то потребность, вам может присниться, что дух хочет проникнуть в другое тело, чтобы перевоплотиться в другого человека; в таком случае можно предположить, что на одном конце шкалы активировалось содержание, которое хочет проникнуть в мир человека. Существуют китайские предания о духе самоубийства. Китайские крестьяне верят, что характерная черта такого духа заключается в том, что, доведя до самоубийства одного человека, он переходит в другого. Некий аналог можно найти в жизни примитивных племен или среди детей: стоит какому-то члену племени или ребенку совершить самоубийство, появляется опасность цепной реакции, и тогда этой идеей заражаются уже сотни людей. Именно поэтому китайцы говорят о демоне самоубийства, который искушает людей совершить самоуничтожение, бродя около них с петлей в руке. Известно предание о солдате, который шел по улице, случайно заглянул в окно дома и увидел грустную женщину, сидевшую у колыбели с ребенком. Судя по всему, она пребывала в отчаянии, но солдат не понимал, в чем дело. Он поднял взгляд и увидел на потолке демона самоубийства, который прямо перед женщиной раскачивал веревку с петлей на конце. Увидев, что она поднимает глаза, солдат вдруг понял, что должно произойти. Поэтому он сразу вбежал в дом и напал на демона, но, так как тот был только призраком, солдат лишь разбил себе нос и потерял много крови. Видимо, человеческая кровь обладает чудодейственной силой, ибо демон страшно закричал и тут же исчез. Затем солдат увидел, что веревка, которой демон искушал людей совершить самоубийство, превратилась в кровавую плоть, обвитую вокруг его руки, — она стала частью его собственной плоти. Позже этого солдата наградили как героя, который совершил великий подвиг. В данном случае автономный психический бессознательный или интеллектуальный импульс прекратил свое пагубное воздействие, лишь соприкоснувшись с душой человека, то есть благодаря воплощению пролитой крови этого человека в окровавленную веревку, обвившуюся вокруг его руки. Несомненно, что мы имеем дело с символом Самости, пагубная деятельность которой прекращается и заменяется исцеляющей деятельностью. Когда человек находится в суицидальном настроении, он проецирует осознание Самости на смерть, и эта проекция подкрепляет его стремление совершить самоубийство. Он считает, что таким образом обретет покой и избавится от внутренних конфликтов; тем самым он проецирует Самость на смерть. Именно суицидальная идея представляет собой пагубный аспект символа Самости, но в поединке с солдатом она трансформируется, и ее пагубная деятельность прекращается. Последующая деятельность обычно порождается осознанием Самости; именно поэтому солдат становится великим героем: он лишил петлю ее пагубного воздействия. Символом Самости является замкнутый круг. Этот символ активизировался в одной области, а затем захотел проникнуть в область человеческих отношений. Если ей сопротивляться, преграждать путь и заявлять, что ни во что подобное вы не верите, то воздействие активизированного архетипического содержания, которое в ней заложено, становится пагубным точно так же, как если бы с помощью каких-то предрассудков вы подавили в себе подлинный физиологический инстинкт. [Здесь лектору был задан вопрос: как физическое лечение должно воздействовать на психику?] В случаях кататонии лечение лекарственными препаратами (такими, как мескалин) может на какое-то время улучшить состояние пациента. Вы устраняете преграду с помощью шока, и тогда начинает изливаться все, что мучило пациента. То же самое происходит и в результате применения электрошока: люди снова становятся психически активными. Единственное, что я знаю точно о «физическом лечении»: после того, как вы подобными средствами убрали блок, можно сказать, что в физической области началось лечение, если в психике происходит свои «переваривающий процесс». Если же никакого «переваривания» в психике нет, тогда речь идет лишь о самом обычном лечении электрошоком. Некоторые люди не могут без него существовать. Для них он равносилен употреблению опиума. Сотрудники психиатрической клиники Бургхольцли в Цюрихе ведут статистику шизофренических больных, которых после терапии электрошоком отправляют домой, а также тех, кто после лечения электрошоком прошел курс психотерапии. Такая статистика ведется для того, чтобы узнать, как часто больные каждой из этих категорий снова попадают в клинику. Данные, которые были собраны за более чем десять лет, определенно свидетельствуют о том, что людям, прошедшим курс психотерапии, гораздо реже приходится возвращаться в клинику. Отсюда видно, какую огромную роль играет психологическое «переваривание» пациентом терапевтического воздействия. Если человек «переваривает» то, что он испытывает, оно приносит пользу, иначе нельзя сказать ничего определенного. Д-ра Юнга как-то спросили: нельзя ли давать коммунистам мескалин, чтобы они перестали отрицать реальность духовного переживания? Отношение Юнга было следующим: когда происходит вторжение бессознательного содержания, что характерно для людей, принимающих мескалин, это содержание существенно не воздействует на человека, если тот не может его «переварить». Поэтому мы не надеемся, что это произойдет, так как уверены, что бессознательное само знает, что дать этому человеку. Если пациентам не снятся сны с архетипическим содержанием, значит, эти люди очень удалились от бессознательного, ибо отсутствие у них таких снов свидетельствует о том, что они не способны его «переваривать». Я бы сказала, что любой вид «физического лечения» вполне приемлем, пока он не приносит вреда. Пациенты, которых лечили электрошоком, теряют надежду на то, что они могут сами справиться со своей болезнью. Лечение электрошоком не позволяет им поверить в собственные силы, и после электрошока вы должны бороться с такой установкой. Вам приходится говорить: «Нет, на этот раз вы должны справиться сами». Такие больные теперь расстроены гораздо больше, чем были бы, если бы с ними проводили психотерапию с самого начала лечения. Мы часто наблюдали, что инстинкт сопротивления и способность к «перевариванию» или даже только устойчивое сознательное желание такого «переваривания» ослаблялись в процессе «физического лечения». Его следует использовать очень осторожно, причем только в тех случаях, когда нет другой возможности, например, при кататонии. «Физическое лечение» лучше, чем ничего, но следует иметь в виду и связанные с ним опасности, и в следующий раз пациент должен сам попытаться решить проблему, чтобы избавиться от высокой зависимости от лечения электрошоком. Способность сохранять надежду радикально меняет ситуацию. Это значит, что мы оставляем себе шанс. Лечение электрошоком воспринимается как лишение человека «Божией благодати». На мой взгляд, нет ничего удивительного в том, что в тех цивилизациях, где доминирует буддийская или иудео-христианская религия, некоторые инстинкты вытесняются на животный уровень, ибо в этих культурах существует тенденция избавляться от некоторых аспектов психики. Например, там Анима принимает облик животного, потому что ее не хотят признавать. Некоторые сказки это подтверждают. Например, ирландская сказка о русалках, которые до появления в Ирландии христианских миссионеров были девушками, дочерями предводителя пиратов. Когда появились миссионеры, тот решил, что его дочерям не следует выходить за них замуж, поэтому дочери исчезли в морской пучине, превратившись в русалок, которые с тех пор стали заманивать на верную гибель проплывающих мимо моряков. Очевидно, что в данном случае происходит регрессия Анимы в животную форму. Но здесь мы сталкиваемся с противоречием: в самых примитивных цивилизациях, где, как известно, нет никаких предрассудков в отношении тела, встречается такое же явление — заколдованные люди «превращаются» в лягушек или змей. Это обстоятельство на какое-то время заставило меня усомниться в своей теории, и мне пришлось проверить ее еще раз. Если изучать первобытных людей в целом, можно понять, что они в точности похожи на нас. При этом мы совершаем ошибку, интерпретируя физическое явление как психологическое — и наоборот. Есть животные, которые помогают выздоравливать, и есть обыкновенные животные, но точно неизвестно, кто из них кто. Видимо, эта неопределенность относительно того, кто из них должен остаться жить, вообще присуща состоянию человека. На очень глубоком уровне существует возможность ошибки, и неясно, на каком уровне следует прожить и распознать определенные импульсы. Может случиться, что первобытный охотник убивает медведя, а затем приходит в ужас, узнав, что убил духа предков. Он недостаточно быстро ощутил, что подразумевала его психика. На мой взгляд, это связано с тем, что наше сознание не улавливает наши пороговые инстинктивные реакции; мы всегда стремимся сдерживать пороговые реакции — такие, как легкое сомнение или слабый импульс, препятствующий какому-то действию. Если эти импульсы не слишком сильны, мы используем одностороннюю установку, чтобы от них отделаться, причиняя тем самым боль животному или духовности, существующим внутри нас. Мы поступаем так практически постоянно — не реже, чем дикари, которые в пылу охоты забывают обо всем. Потом они говорят, что знали: нельзя убивать это животное, но чуть-чуть забыли. На мой взгляд, такая «забывчивость» очень распространена среди людей. Благодаря тому, что у человека есть сознание, он предрасположен к тому, чтобы «перескакивать» и через свои инстинкты, и через духовные импульсы. В прошлый раз я оставила нерешенной проблему, которую мы обсуждали. Речь шла о человеке, который был заколдован и превращен в тигра, и я сказала, что человеческий инстинкт не позволяет нам вести себя подобно тигру. А что тогда может означать, если в сновидении некий импульс воплощается в образе волка или тигра? Это значит, что психологическое содержание под давлением приняло ложную телесную форму и настолько исказилось, что утратило все характерные человеческие черты. Оказывается, что если человек не проживает импульс, исходящий из той или иной сферы, то он возвращается обратно и может приобрести нечеловеческие качества. Побуждение, которому следовало быть человеческим, превращается в импульс, присущий тигру. Например, у человека появляется эмоциональное желание сказать что-то хорошее другому человеку, но из-за какого-то запрета он его в себе подавляет. Затем ему снится сон, что он совершает наезд на ребенка: то есть у него было спонтанное побуждение на уровне ребенка, а взрослая сознательная установка его раздавила. Внутри него еще существует человек, но в образе изувеченного ребенка. Если бы он так поступал лет пять, то видел бы во сне не изувеченного ребенка, а рычащих диких зверей в клетках. Подавленный импульс заряжается энергией и становится нечеловеческим. Согласно Юнгу, это наглядно свидетельствует о независимом существовании бессознательного. Никто не видел, что представляет собой бессознательное; это понятие, а не эктоплазма, существующая где-то в космосе. Если что-то проникает в мое сознание из бессознательного, не исключено, что в следующее мгновение оно может опуститься ниже порога сознания: например, я знаю, что этот мужчина — господин такой-то и такой-то, но в следующий момент я уже забыла, как его зовут, а позже, может быть, снова вспомню. Следовательно, можно допустить, что бессознательное — это нечто, не связанное с эго-сознанием. Если следить за содержанием, которое затем на какой-то момент исчезает в бессознательном, оно возвращается в сознание неизменным, но если вы что-то забываете надолго, это содержание уже не возвращается к вам в том же виде; оно развивается автономно или, наоборот, регрессирует в некую другую область, а следовательно, можно говорить о том, что бессознательное является автономной областью или вещью в себе. Оно действительно чем-то похоже на жидкость, в которой происходит трансформация разных психических содержаний; порой можно даже увидеть, что содержание, которое оттуда появляется, имеет ужасную форму, а потому становится подозрительным. Например, мощное подавление может привести к тому, что во сне появляется образ зловонного трупа на кладбище, который нужно выкопать. Какое-то содержание так долго было подавлено, что разложилось и сгнило под землей. Следовательно, по этим косвенным признакам можно сказать, что бессознательная область психики — это автономная реальность. Если на содержание психики «набрасывают» тигриную, волчью или медвежью шкуру, то вид данного животного просто отражает форму поведения, которой это содержание следовать склонно, но не должно, ибо форма поведения должна быть человеческой. Некоторые люди оказываются в состоянии неуправляемого аффекта и, например, могут увидеть во сне, что они стали древними воинами. Пока им снятся просто медведи, к этому можно относиться спокойно, но если такому пациенту снится человек, который ведет себя как медведь, ему следует сказать: «Нет, вы должны вести себя по-человечески». Хотя раньше это было невозможно, теперь он обязан сдерживать свой гнев: человек не должен вести себя как медведь! Сначала содержание появляется во сне в образе настоящего животного, но если оказывается, что это животное может разговаривать или вести себя как человек, значит, содержание может быть ассимилировано на человеческом уровне. Но если снится человек, который превращается в древнего воина или надевает на себя медвежью шкуру, можно сказать сновидцу, что теперь ему следует научиться защищаться по-человечески, не впадая в животную ярость. Сам факт, что в волшебных сказках говорится о заколдованных людях, указывает на то, что их животное состояние больше не оправдано. Например, некоторые пациенты могут устроить истерику, и вполне понятно, что аналитик должен ее выдержать, ибо это вынужденное поведение. Через какое-то время вы вдруг начинаете ощущать, что такое поведение уже недопустимо, что наступил момент окончания этой сцены. Очень часто у человека бывает какая-то дурная привычка, а так как аналитик временно с ней смирился, привычка продолжает действовать, но потом приходит время, когда вы говорите пациенту, что пора сбросить с себя звериную шкуру, хотя раньше вы с ней мирились. Следовательно, дело только в том, когда наступает срок, и тогда мы приходим к одной из ключевых проблем, связанных с мотивом избавления от колдовства, — проблеме выбора благоприятного момента. Чтобы наглядно показать, о чем идет речь, я вкратце перескажу вам содержание русской волшебной сказки «Царевна-лягушка».[21] У одного русского царя было три сына, и когда они выросли, царь велел каждому взять серебряный лук и медную стрелу и пустить свои стрелы как можно дальше: какая женщина стрелу принесет, та и невеста, а «ежели никто не принесет, тому не жениться». Стрелу старшего сына принесла княжеская дочь, стрелу среднего — генеральская дочь, и оба сына женились на девушках, которые принесли обратно их медные стрелы. А самому младшему брату принесла стрелу лягушка из болота и стала настаивать, чтобы царевич на ней женился. Старый царь приказал своим будущим невесткам испечь хлебы, чтобы убедиться в том, какая из них самая лучшая стряпуха. Младший сын заплакал и пошел сказать лягушке о царской воле, однако испеченные ею хлебы оказались самыми вкусными. Затем царь потребовал от невесток сшить рубашки, и снова рубашка, сшитая лягушкой, оказалась самой лучшей. Наконец, царь приказал, чтобы сыновья явились к нему на бал вместе с женами, чтобы увидеть, какая из них лучше пляшет. И снова лягушка успокоила своего жениха: «Не горюй, царевич! Ступай к царю в гости один и положись на меня, а потом увидишь, что все будет хорошо. Когда пойдет дождь, тебе нужно будет сказать, что это твоя жена умывается, когда же загремит гром и засверкают молнии, ты скажешь, что это она свои наряды примеряет». Царевич так и поступил. Услышав его слова, братья со своими женами стали над ним смеяться. Вдруг отворились двери — и вместо лягушки вошла девушка, краше которой не было в целом свете. Во время пира она «огложет косточку — да в рукав, выпьет чего — остатки в другой рукав». Другие невестки увидели это и, несмотря на всю странность ее поведения, стали делать так же. Во время танца пища вылетела из рукава царевны-лягушки и превратилась в прекрасное дерево с большим черным котом наверху, который пел песни и рассказывал сказки. Когда стали танцевать другие невестки, остатки еды попали царю в лицо, и он разгневался. Младший сын, вне себя от счастья, что жена избавилась от лягушачьего облика, зашел к себе домой и увидел лежащую на полу лягушачью кожу. Он схватил ее и бросил в огонь. Тут вернулась царевна и, увидев, что кожи нет, грустно сказала, что ее жених все погубил, и теперь ей придется его покинуть, но если он будет терпелив и смекалист, то сможет снова ее найти. Царевич отправился к известной колдунье — Бабе Яге, и та показала ему дорогу. И пошел он через моря и горы на край света и, наконец, нашел свою невесту, запертую в стеклянном дворце за железными, серебряными и золотыми дверями. Он ее освободил, и они бежали, спасаясь от преследования чудища, хозяина дворца. Как стало известно, царевна была заколдована своим отцом и должна была служить этому чудовищу, но царевич ее спас. Из этой сказки мы видим, что сожжение лягушачьей кожи оборачивается для сказочных героев большой бедой. Другая, итальянская, сказка начинается так. Английский король женится на венгерской принцессе, и от их брака рождается ребенок, который получает прозвище Принц-поросенок, так как появляется на свет в образе поросенка. К его колыбели подходят три Судьбы: первая наделяет его высокой моралью, вторая — красотой, а третья говорит, что он обречен жить в обличье свиньи. Поэтому он и ведет жизнь свиньи. Когда принцу исполнилось двадцать лет, родители захотели найти ему невесту и обратились к одной бедной прачке, у которой были три дочери-красавицы. Старшая дочь, решив, что этот брак сделает ее богатой, а свинью она в крайнем случае сможет зарезать, соглашается выйти замуж за Принца-поросенка, но тот вовремя заметил у нее руках нож и убил ее первым. То же самое происходит со второй сестрой. Третья сестра была мягкого и доброго нрава, она тоже согласилась стать женой принца, но даже не думала о том, что эту свинью можно убить. Она все время была добра и ласкова с ним, и когда свекровь спросила, нравится ли ей быть замужем за свиньей, младшая дочь ответила, что нужно любить то, что есть. Однако каждую ночь свинья сбрасывала свиную кожу и превращалась в прекрасного принца. Однажды его родители вошли в комнату и увидели на полу сброшенную свиную кожу. Они сразу же бросили ее в огонь, и с тех пор их сын навсегда освободился от заклятья. В этой сказке сожжение свиной кожи стало средством избавления от заклятья, тогда как в сказке о царевне-лягушке оно едва не привело к непоправимой беде. Я специально выбрала эти две сказки для иллюстрации прямо противоположных способов избавления от колдовства. Существует очень много таких сказок, которые внешне схожи, но проблема в них решается прямо противоположным образом. Следовательно, обязательно должен появиться вопрос, какой метод является правильным и что вообще означает сожжение кожи животного. Следует ее сжигать или нет? Как известно, если человеку приходится жить в звериной шкуре, это является признаком того, что на него наложено заклятье и что его жизнь складывается не так, как нужно. Сопоставление с психологическими фактами может привести нас к выводу, что некий комплекс, который мог бы действовать в форме, присущей человеческому сознанию, подвергся произвольному вытеснению, а потому должен проявляться в искаженной и даже извращенной, животной форме. Следовательно, можно сказать, что животную кожу обязательно нужно сжечь, однако мы видим, что в другой сказке все происходит совсем иначе. Спалив лягушачью кожу, царевич ничего не добился, и ему по-прежнему приходится достигать цели так же, как раньше, — проявляя любовь и преданность. В сказке про Принца-поросенка героиня совершает именно такой подвиг любви, а в конце этой сказки кожу сжигают. Создается впечатление, что нельзя просто сбросить с себя эту кожу: сознанию нужно долго прикладывать усилие, позволяющее данному комплексу действовать так, как свойственно человеку. На мой взгляд, это зависит от зрелости сознательной установки. Если она в состоянии интегрировать содержание комплекса, то звериную кожу можно сжечь, а если нет — значит, нельзя. По существу, причиной заклятия, наложенного на человека, является некий предрассудок, который до сих пор остается неизжитым. Пока сознательная установка не станет достаточно зрелой и ее отношение к данному комплексу не изменится, просто сожжение кожи животного ничего не даст. Изменение сознательной установки достигается прежде всего благодаря человеческим усилиям и человеческой преданности. Иначе причину заклятия устранить нельзя, и она в любой момент снова о себе напомнит; то есть инфантилизм осознающей себя человеческой личности может снова вызвать невротическое состояние. Поэтому проблема невроза не сводится к лечению симптомов, а касается развития сознательной личности в целом, ибо иначе может появиться какой-то другой симптом; следовательно, нужно устранить не только симптомы, но и предубежденность и узость сознательной установки. |
||
|