"Океан Бурь. Книга первая" - читать интересную книгу автора (Правдин Лев Николаевич)

В ОТЧЕМ ДОМЕ

После войны Валя вернулась в отчий дом. Отец встретил ее так, будто она прибежала из школы, как всегда сказал: «Прискакала, коза», но впервые она увидела слезы на его смеющихся глазах. Ему пошел шестидесятый год, он по-прежнему работал на судостроительном заводе. Он, как и дочь, не очень-то был привязан к своему опустевшему дому, хотя не переставал любить его, считая лучшим из всего созданного его руками.

Валя гордилась тем, что унаследовала лучшие качества отцовского характера: настойчивость и постоянный оптимизм. Но она-то видела, что отец не считает ее лучшим своим произведением.

Она поступила на работу в типографию и начала учиться в вечерней школе.

Если не очень поздно приходила домой, то, переодевшись в своей комнатке за ширмой, заглядывала в соседнюю отцову спальню. Чаще всего его там не оказывалось, тогда она легко взбегала по лестнице на вершицу. Здесь всегда стоял чудесный канифольный запах нагретых солнцем бревен и свежего дерева, которое резал отец. Под ногами потрескивали мелкие стружки. Несколько стружек всегда застревали в густых вьющихся волосах и бороде, таких светлых, что даже липовые стружки казались темнее.

Положив тонкую стамеску на верстак, отец поворачивался к дочери:

— Прискакала, коза…

— Это ты что делаешь?

Поглаживая большой обрубок белого дерева, отец говорил:

— Это будет «Лебеденочек».

— Никогда бы не угадала…

— А вот сострогаю лишнее, тогда и угадаешь.

Михаила Снежкова — первую свою и, как она считала, единственную любовь, она никогда не забывала и всегда думала и надеялась, что судьба сохранит ее любовь. Как только вернулась домой, сразу же начала розыски. И нашла. В госпитале, в далеком сибирском городе. Лежал так долго, что врачи уже не опасались за его жизнь. Жить будет и, может быть, будет ходить. Но будет ли рисовать — вот в этом никто, не был уверен. Никто, кроме самого Снежкова.

Валя начала получать от него письма, написанные разными почерками, чаще всего женскими. Ох, знала она эти письма. Сколько сама их написала по просьбе раненых и в госпитале, и на фронте. И отлично ей известно, как обстоит дело с любовью в солдатском письме, написанном по его просьбе дежурной сестрой или санитаркой. Может быть, поэтому Снежков в своих письмах прямо о любви ничего не говорил, а только о будущем: «Я буду ходить, буду работать, будем всегда вместе». Только об их совместном будущем. А это посильнее всякого пылкого объяснения. Но, когда она захотела приехать к нему, он решительно воспротивился. Он писал ей, что лежать и «осваивать жизненно необходимые движения» придется долго, и поэтому пусть она подождет его дома. Она послушалась. Может быть, впервые не настояла на своем — и в этом виновата была ее любовь. Так хочет любимый и любящий человек, и она подчинилась его воле, в чем потом раскаивалась всю жизнь.

Последнее письмо привез человек, назвавшийся другом Снежкова. Вместе воевали, в одном бою ранены, попали в один госпиталь, только ему — этому другу — больше повезло. Он раньше выписался из госпиталя.

Валя каждый день встречалась с другом Михаила, который не мог не сделаться и ее другом. Здороваясь с ней, он уважительно пожимал ее руку и готов был все время рассказывать о Михаиле, о его любви и мужестве, с каким он борется за свое выздоровление.

С каждым днем его рукопожатия становились горячее, а рассказы скупее, но Валя уже привыкла к нему, и ей казалось, что между ними установилась та близость, которая должна перерасти в прочную дружбу. Но однажды он сказал ей, что Михаил Снежков полюбил другую и просит его — своего лучшего друга, сказать об этом Вале. В доказательство он показал письмо, написанное, как обычно, кем-то другим. Может быть, той самой другой, которую полюбил Снежков.

Как все это Валя пережила, она и сама не знает. Друг не отходил от нее. Оказалось, он полюбил ее, но прежде не решался этого сказать. Он показался ей хорошим, преданным человеком. Все подруги в один голос твердили, что ей привалило такое счастье, о котором по нынешним временам можно только мечтать. Наверное, он и в самом деле любил Валю, и она надеялась, что со временем, если не полюбит его, то привыкнет хотя бы. Вот придет время, затянется рана, и она снова будет жить и любить человека, который не бросил ее в беде.

Фронтовая сестра, уж она-то насмотрелась на всякие раны и знала: самые на вид страшные как раз скорее и заживают.

Познакомила его с отцом. Договорились, когда идти в загс. Валя уже привыкла к тому, что он ее муж, и все ее поздравляли, а рана не затягивалась — любовь не приходила. А он был ласковый, вежливый, предупредительный, и Валя думала: «Ну и ладно — нет любви, но он мне нравится — значит, есть что-то еще. Тем и утешимся».

Но утешение не приходило. Ей все казалось, будто она вступает в сомнительную сделку со своей совестью, и за это когда-нибудь придется поплатиться, и никак не думала, что возмездие придет гораздо раньше, чем она могла ожидать.

Шел конец августа. По утрам уже было прохладно и, отправляясь на работу, Валя надевала свою полосатую, вязанную из разноцветной шерсти кофту, очень модную в то время. Но когда она возвращалась домой, кофту приходилось нести в руках. Осень уже заглянула в город, но с таким видом, будто никаких серьезных намерений у нее нет, просто забежала мимоходом проведать, как тут поживает лето. Все ей поверили. Валя шла стремительно и легко, помахивая своей полосатой кофточкой, как пучком ярких лент.

В прихожей на ларе она увидела письмо. На него падал яркий луч от оранжевого стекла. Она сразу увидела, от кого это письмо, и с досадой подумала: «Что ему еще от меня надо? Или совесть у него неспокойна?»

Она решила прочитать письмо тут же в сенях. Нечего нести домой лишнюю боль. Распечатала и прочла:

«Любимая моя! Это я сам пишу. Своей рукой. Ура врачам! Ура нашей любви! Скоро приеду. Жди. Твой всегда и навсегда — Михаил».

Не заходя домой, она дождалась мужа на крыльце.

— Я — дрянь, — сказала она ему. — Как я могла поверить, что он меня разлюбил. Ему не поверила. Ему! В его правду не поверила. А ты его оболгал, и я твоей лжи поверила. Кто же я после этого?

— Зачем такие высокие слова?

— Это низкие слова. Ну, все!

— Низкие, высокие… Какая разница?

— Ты сейчас же сразу уйдешь. Вы — уйдете и забудете дорогу. И не надо больше ни одного слова.

— Как же я уйду, подумай. Ведь я тебя люблю.

Он еще смеет говорить о любви! Валя отвернулась, но не успела открыть дверь, как услыхала его, как ей показалось, торжествующий голос:

— Но у нас будет ребенок! Ты забыла?

— У нас? — она повернула к нему возмущенное лицо. — У нас ничего не будет. Это мой ребенок. Мой и больше ничей. Уходите…

Он ушел. Конечно, не сразу, но зато навсегда. В этом Валя уверена. Она боялась только одного — вот приедет Михаил и случится самое страшное, что пережить будет очень трудно: он простит ее, покарает своей любовью. А этого не надо ей, а главное, ему. Она написала ему письмо: «Полюбила другого. Счастлива. Если можешь, прости».

Обманула. Ну и что же. Теперь уж все равно. Теперь я такая…