"Двери в песке" - читать интересную книгу автора (Желязны Роджер)1Подложив под голову левую руку, я лежал на покатой черепичной крыше. И вдруг, случайно взглянув на рваные клочки облаков, разбросанные тут и там в голубой небесной луже, заметил в тени фронтона у себя над головой и над университетом буквы: «ТЫ УЧУЯЛ МЕНЯ, ДЕД?» Всего одна секунда, и надпись исчезла. А я пожал плечами. Затем, правда, решил принюхаться к легкому ветерку, который несколько секунд назад промчался мимо. – Извини, приятель, – пробормотал я, обращаясь к таинственному любителю письменных сообщений, – что-то я ничего не чувствую, никаких особенных запахов. Потом зевнул и потянулся. Наверное, задремав, я ухватил конец какого-то причудливого сна; пожалуй, мне повезло, что я не могу вспомнить, о чем он был. Бросил взгляд на часы и обнаружил, что опаздываю на назначенную мне встречу. Впрочем, часы вполне могли показывать и неправильное время. По правде говоря, это было их обычное состояние. Я сел на корточки, упираясь ногами в карниз, который удерживал лед на крыше, а правой рукой ухватился за фронтон. С крыши пятиэтажного дома площадь внизу казалась мне изысканным пейзажем – бетон и зелень деревьев, замысловатое переплетение теней и солнечного света, люди, чьи движения напоминают актеров во время замедленной съемки в кино, фонтан, похожий на фаллос, конец которого получил изрядную дозу картечи. За фонтаном стоял Джефферсон-холл, где на третьем этаже располагался кабинет моего нового куратора Дениса Вексрота. Я похлопал себя по карману брюк – карточка с расписанием на месте. Отлично. Спускаться вниз, идти через площадь, а потом снова подниматься на третий этаж – пустая трата времени, я ведь все равно уже наверху. И хотя путешествовать по крышам до захода солнца не принято и считается нарушением установленных давным-давно традиций, да и в мои привычки тоже, как правило, не входит, добраться до нужного здания – учитывая, что все они соединены друг с другом, – будет легко, да и вряд ли меня кто-нибудь заметит. Я прошел по фронтону и оказался у его дальнего края. Оттуда спрыгнул на плоскую крышу библиотеки. Никаких проблем – всего шесть футов. И отправился дальше по крышам жилых домов, до церкви, словно Квазимодо, осторожно ступая, прошел по карнизу, спустился по водосточной трубе; еще один карниз, потом большой дуб, и еще карниз – вот тут пришлось призвать на помощь ловкость и умение. Великолепно! Наверняка сэкономил шесть или даже семь минут. Когда я заглянул в окно, часы на стене показывали, что у меня еще в запасе целых три минуты, и я остался очень доволен собой. Голова Дениса Вексрота, с выпученными глазами и широко открытым ртом, приподнялась от книги, медленно повернулась, на мгновение оказалась в тени, а потом, не совсем уверенно, потащила за собой все остальное тело. И вот уже мой куратор стоит на ногах возле стола и смотрит на меня. Я бросил взгляд назад, через плечо, стараясь понять, что же его так ужасно разозлило, но в этот момент он поднял раму и сказал: – Мистер Кассиди, что, черт подери, вы тут вытворяете? Я снова повернулся к Денису Вексроту, который вцепился в раму так, словно я собирался ее у него отнять, а она представляла для него самую главную ценность в жизни. – Ждал, когда подойдет время, на которое мы договорились с вами встретиться, потому что немного не рассчитал и пришел на три минуты раньше, – ответил я. – Знаете что, спуститесь-ка вниз и поднимитесь сюда по лестнице, как полагается нормальным… – начал он. А потом вдруг выкрикнул: – Нет! Подождите! Так я могу стать соучастником какой-нибудь гадости. Давайте заходите! Вексрот отступил в сторону, а я вошел в его контору. Он не захотел подать мне руку, несмотря на то что я тщательно вытер свою о собственные брюки. Мой куратор отвернулся от меня и медленно сел за свой стол. – Существует правило, запрещающее лазать по крышам зданий, – сообщил он мне. – Да, – согласился я, – но это правило всего лишь формальность. Администрации было просто необходимо придумать что-то в этом духе. Никто не обращает ни малей… – Ведь именно вы, – сказал Вексрот, качая головой, – именно из-за вас и было придумано это правило. Я здесь совсем недавно, и все же успел самым тщательным образом изучить все, что вас касается. – По правде говоря, – заявил я, – если я не очень лезу на рожон и веду себя скромно, никого особенно не беспокоит моя любовь к крышам… – Акрофилия! – фыркнул Вексрот и хлопнул рукой по папке, которая лежала перед ним на столе. – Вы сумели найти и купить парочку беспринципных кретинов-врачей, чьи заключения помогли вам избежать ареста, вам даже стали сочувствовать и вы превратились в своего рода местную знаменитость. Я только что прочитал эти бумаги. Куча навоза – и больше ничего. Лично меня они ни в чем не убедили. Я считаю, что это даже не смешно. – Мне нравится лазать, – пожав плечами, сказал я. – Мне нравится забираться туда, где высоко. Я никогда не утверждал, что в этом есть что-то смешное, а доктор Марко вовсе не беспринципный кретин. Вексрот издал какой-то неопределенный звук и принялся листать бумаги в папке. Я же почувствовал, что он мне не нравится. Коротко подстриженные, песочного цвета волосы, аккуратная бородка и такие же усы, скрывающие тонкие злые губы. Похоже, ему лет двадцать пять или около того. Грубит, держится высокомерно и важничает, даже сесть не предложил, хотя я, наверное, на парочку лет его старше, к тому же спешил, старался не опоздать на встречу. Я уже видел его один раз – мельком, на какой-то вечеринке. Он тогда как следует надрался и вел себя куда дружелюбнее; вероятно, еще не видел папки с моими бумагами. Впрочем, это не должно было бы иметь принципиального значения. Он обязан вести себя со мной de novo1, а вовсе не основываясь на всякого рода сплетнях. Ладно, кураторы приходят и уходят – университетские, факультетские, специальные. Мне доводилось иметь дело с самыми лучшими и с самыми отвратительными. Сейчас я, пожалуй, и не смог бы сходу сказать, кто из них мне нравился больше всего. Может быть, Мерими. Или Крофорд. Мерими помог мне, когда меня хотели упрятать за решетку. Очень приличный человек. Благодаря Крофорду я чуть было не закончил университет. Если бы ему удалось этого добиться, он бы получил специальный приз, как Куратор Года. Хороший он был парень. Только вот слишком уж развита у него творческая жилка. Интересно, где они сейчас? Я пододвинул к столу Дениса Вексрота стул и устроился на нем поудобнее, зажег сигарету и воспользовался корзиной для бумаг вместо пепельницы. Казалось, он ничего не замечает, только сидит и задумчиво просматривает бумаги в моей папке. Так прошло несколько минут, а потом он сообщил: – Что ж, теперь я готов к разговору с вами. Посмотрев на меня снизу вверх, мой новый куратор победно улыбнулся: – Мистер Кассиди, в этом семестре вы закончите обучение в нашем университете. – В этот день, мистер Вексрот, в аду сильно похолодает, – не удержавшись от улыбки, ответил я. – Я думаю, что подготовился к встрече с вами более тщательно, чем это делали мои предшественники, – заявил он. – Насколько я понимаю, вам известны все университетские правила? – Я регулярно их изучаю. – Кроме того, уверен, вы знаете, какие курсы предлагает наш университет и этом семестре? – Вы и тут не ошиблись. Вексрот достал из кармана пиджака кисет и трубку и стал медленно набивать ее табаком, делая это с необычайной тщательностью и явно наслаждаясь процессом. Я уже давно понял, что он курит трубку. Вексрот прикусил мундштук, поднес к табаку спичку, сделал несколько пробных затяжек, вынул трубку изо рта и посмотрел на меня сквозь дым. – В таком случае, вы должны понимать, что получите диплом в принудительном порядке, в соответствии с одним из основных законов факультета. – Вы же еще не видели карточку с моим предварительным выбором предметов. – А она не имеет никакого значения. Я перебрал все варианты сочетания курсов, которые вы могли бы взять, чтобы сохранить свой нынешний статус, и обработал данные вместе с программистами. А потом сверил их с теми курсами, которые вы успели прослушать, и в каждом случае я придумал надежный способ от вас избавиться. Вне зависимости от того, что вы выберете, вам не избежать завершения какого-нибудь основного курса. – Похоже, вы всерьез относитесь к своей работе. – Вот именно. – Может, скажете, почему вы так стремитесь от меня избавиться? – Конечно, скажу, – заверил Вексрот. – Дело в том, что вы трутень. – Трутень? – Самый настоящий. Вы ничего не делаете, только зря здесь болтаетесь. – А что же в этом плохого? – Вы тяжким грузом давите на весь преподавательский состав университета, попусту тратите их эмоции и интеллект. – Чепуха, – заметил я. – Я написал несколько отличных статей. – Совершенно верно. Вы уже давно должны были бы преподавать или заниматься самостоятельными исследованиями – получив не одну научную степень, – а не занимать место, которое предназначается какому-нибудь бедняге. Я усилием воли заставил себя не думать о бедном отвергнутом претенденте на мое место – худой, с ввалившимися глазами, нос и кончики пальцев прижаты к стеклу, запотевшему от его дыхания, мучительно страдающий от того, что из-за меня он лишился возможности получить хорошее образование – и сказал: – Опять чепуха. Почему вам так хочется от меня избавиться? Вексрот некоторое время задумчиво смотрел на свою трубку, а потом ответил: – Если коротко – вы мне не нравитесь. – Почему? Вы ведь меня совсем не знаете. – Я знаю о – Вы не могли бы немного конкретизировать? – Хорошо, – согласился Вексрот, раскрыв досье на одной из многочисленных закладок. – Судя по этим записям, вы провели в нашем университете – сейчас уточню – около тринадцати лет. – Похоже на правду. – Причем все это время вы продолжали учиться на дневном отделении, – добавил он. – Да, я всегда посвящал свое время учебе. – Вы поступили в университет в весьма юном возрасте. Способностей вам было не занимать. Ваши оценки постоянно оставались довольно высокими. – Благодарю вас. – В мои намерения не входит делать вам комплименты. Это всего лишь констатация факта. Однако для получения диплома вам каждый раз не хватало самой малости. На самом деле, у вас накопилось столько самых разнообразных данных и материалов, что их хватило бы на несколько докторских диссертаций. Вам не раз предлагали объединить ваши работы… – Объединенные работы не подпадают под действие правила о получении диплома. – Да, мне это хорошо известно. Нам обоим это хорошо известно. За прошедшие годы стало очевидным, что вы намерены оставаться студентом дневного отделения как можно дольше и не собираетесь писать дипломную работу. – Я этого никогда не утверждал. – И не нужно, мистер Кассиди. Ваше личное дело говорит само за себя. Вы весьма хитроумно справлялись с главными требованиями, с легкостью избегали получения диплома, время от времени меняя один основной курс на другой и получая таким образом новый набор требований, выполнение которых необходимо для получения диплома. Впрочем, через некоторое время курсы начали перекрывать друг друга, и вам пришлось менять их каждый семестр. Закон о принудительной выдаче диплома после завершения одного из основных факультетских курсов, насколько я понимаю, был принят исключительно из-за вас. Вам очень ловко удавалось обходить все острые углы, только на этот раз вряд ли что-нибудь получится, потому что острых углов больше не осталось. Ваше время истекает и часы обязательно пробьют. Для вас это последнее интервью подобного рода. – Я очень на это рассчитываю. Я зашел к вам, чтобы подписать карточку. – Вы же задали мне вопрос. – Да, но теперь я вижу, что вы очень заняты, и решил отпустить вас на свободу. – Все в порядке. Я здесь как раз для того и сижу, чтобы отвечать на ваши вопросы. Надо сказать, что, услышав о вас впервые, я, естественно, заинтересовался причинами вашего столь необычного поведения. А когда мне предложили стать вашим куратором, я постарался выяснить… – Вам «предложили»? Вы хотите сказать, что делаете это добровольно? – Совершенно. Я решил стать тем, кто поможет вам распрощаться с университетом и отправит вас в реальный мир. – Не могли бы вы подписать мою карточку… – Подождите еще чуть-чуть, мистер Кассиди. Вас интересовало, почему вы мне на нравитесь. Когда вы покинете этот кабинет – через дверь, а не через окно, – вы будете это знать. Во-первых, мне удалось добиться успеха там, где потерпели поражение мои предшественники. Я знаком с условиями завещания вашего дядюшки. Я кивнул, поскольку уже раньше понял, куда он клонит. – Мне кажется, вы несколько вышли за рамки своих обязанностей, мистер Вексрот. Это мое личное дело. – Поскольку вопрос касается вашей деятельности здесь, он входит в круг моих профессиональных интересов – и заставляет меня пораскинуть мозгами. Насколько я понимаю, ваш дядя оставил вам значительную сумму, из которой вам выдается приличное содержание, пока вы остаетесь студентом дневного отделения и работаете над завершением диплома. Как только вы получите хоть какую-нибудь степень, деньги перестанут поступать вам, а то, что останется, будет распределено между представителями Ирландской Республиканской Армии. Я правильно описал ситуацию? – Думаю, да, если вообще можно правильно описать несправедливую ситуацию. Бедный старый дядюшка Альберт, он, наверное, совсем спятил, когда писал свое завещание. На самом деле, это мне надо сочувствовать, а вовсе не ему. – Складывается впечатление, что старик хотел обеспечить вас возможностью получить приличное образование – не более и не менее того – а затем предоставить вас самому себе, чтобы вы самостоятельно искали место в жизни. Мне представляется, что это вполне разумное намерение. – Я уже понял, как вы относитесь к данному вопросу. – А вы со мной не согласны. – Точно. Речь идет о двух абсолютно разных философских взглядах на образование. – Мистер Кассиди, я совершенно уверен, что в данном случае скорее экономика, а не философия определяет ситуацию. Вам удавалось в течение тринадцати лет оставаться студентом дневного отделения университета и при этом не получить никакой степени и диплома – вы это делали для того, чтобы продолжать получать стипендию, назначенную вашим дядей. Вы с наибольшей выгодой для себя воспользовались не совсем точной формулировкой завещания, потому что вы бездельник и дилетант и у вас нет ни малейшего желания работать и служить обществу, дабы возместить тот урон, который ему наносит сам факт вашего существования. Вы авантюрист. Безответственный тип. Вы трутень. – Ну хорошо. – Я кивнул. – Вы удовлетворили мое любопытство на предмет вашего образа мыслей. Спасибо. Вексрот нахмурился и внимательно посмотрел на меня. – Поскольку вам придется быть моим куратором в течение довольно длительного времени, – сказал я ему, – мне хотелось знать, как вы относитесь к некоторым проблемам. У меня нет к вам больше никаких вопросов. – Вы блефуете, – хихикнул Вексрот. – Как только вы подпишете мою карточку, – пожав плечами, проговорил я, – меня здесь не будет. – Мне даже не нужно заглядывать в вашу карточку, – медленно начал мой наставник, – чтобы убедиться в том, что мне не придется быть вашим куратором в течение длительного времени. Пришел конец вашему безделью, Кассиди. Я достал из кармана карточку и протянул ее Денису Вексроту. Не обращая на нее никакого внимания, он продолжал: – Вы оказываете деморализующее влияние на многих в нашем университете… Мне ужасно любопытно, что сказал бы ваш дядя, если бы узнал, каким образом вы исполняете его волю. Он… – Я спрошу его, когда он тут появится, – успокоил я Вексрота. – Впрочем, я навещал его в прошлом месяце, и у меня не сложилось впечатления, что он намерен сделать это в ближайшее время. – Простите? Что-то я не… – Дядя Альберт – один из тех счастливчиков, что оказались замешанными в скандале Поживем-Еще-Капельку. Около года тому назад. Помните? Вексрот задумчиво покачал головой: – Боюсь, что нет. Я думал, ваш дядя умер. По правде говоря, он должен быть мертвым. Если завещание… – Это деликатный философский вопрос, – начал я. – С точки зрения закона он, конечно же, умер. Только дядя Альберт велел заморозить себя и положить в Поживем-Еще-Капельку – один из центров криоконсервации. Однако владельцы центра оказались, мягко говоря, не совсем честными людьми, и дядю перевели в другое учреждение подобного рода вместе с еще несколькими счастливчиками. – Счастливчиками? – Мне кажется, это самое подходящее слово. В книгах Поживем-Еще-Капельку числилось более пятисот клиентов, а на самом деле заморозили только около пятидесяти. Они получили огромные барыши таким способом. – Послушайте, мне кажется, я чего-то не понимаю. А что стало с остальными? – Самые лучшие части их тел и органы оказались на рынке. Еще одно поле деятельности, которое принесло центру Поживем-Еще-Капельку приличные деньги. – Теперь, по-моему, я что-то припоминаю. А как же… останки? – Один из партнеров владел еще и похоронным бюро. Он помогал избавляться от тел. – О! Да… Подождите минутку. А что они делали, если приходили посетители с требованием показать им своего замороженного друга или родственника? – Меняли таблички с именами. Одно замороженное тело очень похоже на другое, если смотреть на него через покрытое инеем стекло – что-то вроде леденца в целлофановой обертке. Короче говоря, дядя Альберт оказался одним из тех, кого они держали для демонстрации. Ему всегда везло. – А каким образом удалось вывести их на чистую воду? – Уклонение от налогов. Их погубила жадность. – Понятно. Значит, ваш дядя может спросить у вас отчета – когда-нибудь? – Такая возможность существует. Если честно, успешных возрождений было совсем немного. – Ваш дядя объявится в один прекрасный день и попросит у вас отчета о вашей деятельности, а вас это совершенно не беспокоит? – Я всегда решаю проблемы по мере их возникновения. Насколько мне известно, дядя Альберт пока еще не возник. – Учитывая волю университета и вашего дяди, я считаю своим долгом указать вам, что вы наносите вред еще в одной области. Я внимательно изучил кабинет. Даже под стул заглянул. – Сдаюсь, – признал я свое поражение. – Вы наносите вред себе. – Себе? – Вот именно, себе. Согласившись на легкую в экономическом смысле жизнь, вы поддаетесь инерции. Собственными руками лишаете себя возможности занять достойное положение в обществе. И замыкаетесь в своем безделье. – Безделье? – Безделье. Вы же болтаетесь здесь без дела целые годы. – Получается, что вы действуете в моих интересах, стараясь выкинуть меня из Университета, так что ли? – Точно. – Мне очень неприятно вам это говорить, но история знает множество людей, подобных вам. Их принято судить достаточно строго. – История? – Не факультет истории. История как наука. Вексрот вздохнул и покачал головой. Потом взял мою карточку, откинулся на спинку стула, подымил немного трубкой и начал внимательно изучать то, что я написал. «Интересно, он действительно считает, что делает мне добро, стараясь разрушить мою жизнь? – подумал я. – Вполне возможно». – Минутку, – проговорил вдруг Вексрот. – Здесь ошибка. – Там нет ошибок. – Количество часов проставлено неверно. – Нет, верно. Мне нужно двенадцать. Там стоит двенадцать. – Я ничего не имею против этого, но… – Шесть часов на мой собственный проект, соединяющий в себе несколько дисциплин, изучение предмета на месте, в моем случае речь идет об Австралии. – Знаете что, на самом деле это должен быть курс антропологии. Один из основных курсов. Но я имел в виду не это… – Далее, три часа сравнительной литературы, вместе с курсом, посвященным изучению творчества трубадуров. Тут для меня все совершенно безопасно, к тому же я смогу воспользоваться видео – и еще один час на общественные науки, так же по видео я буду следить за текущими событиями. Здесь тоже все в порядке. Получается уже десять часов. Еще два часа на продвинутый курс плетения корзин – итого, двенадцать. Я свободен? – Нет, сэр! Ни в коем случае! Последний курс предполагает три часа занятий – и, следовательно, считается основным! – Похоже, вы еще не видели циркуляр номер пятьдесят семь, не так ли? – Что? – В него были внесены изменения. – Я вам не верю. Я посмотрел на его корзинку с корреспонденцией. – Почитайте свою почту. Вексрот схватил корзинку, перебрал то, что там лежало. Где-то в самой середине стопки бумаг нашел листок. На лице у него сначала появилось недоверие, потом ярость и озадаченность – и все это в течение всего пяти секунд. Я очень рассчитывал на отчаяние, но полного счастья не бывает. Когда мой куратор снова повернулся ко мне, у него был очень расстроенный и удивленный вид. – Как вам это удалось? – спросил он. – А почему вам в голову лезут самые отвратительные подозрения? – Потому что я читал ваше личное дело. Вы каким-то образом добрались до преподавателя, не так ли? – И не стыдно делать такие предположения? Кроме того, я был бы полнейшим кретином, если бы ответил на ваш вопрос, разве не так? – Да, наверное. – Вексрот вздохнул. Он достал ручку, с силой щелкнул кнопкой – непонятно зачем – и написал свое имя в самом низу карточки на строке «Утверждено». Возвращая мне карточку, он заявил: – Надеюсь, вы понимаете, что мне почти удалось вас поймать. Однако вы опять ускользнули. Что же дальше? – Насколько я понимаю, в будущем году планируется ввести два новых основных курса. Я думаю, мне следует поговорить с каким-нибудь другим факультетским куратором, если я собираюсь поменять поле деятельности. – Вам придется иметь дело со мной, – сказал Вексрот. – А уж я сам свяжусь с теми, кто будет отвечать за новые курсы. – У каждого есть факультетский куратор. – Вы являетесь особым случаем, требующим особого внимания. Вы должны сообщать мне о своих дальнейших намерениях. – Хорошо, – согласился я, потом встал и положил карточку в карман брюк. – В таком случае до встречи. Кода я шел к двери, Вексрот бросил мне в спину: – Я найду способ справиться с вами. – Вы, – остановившись на пороге, нежным голосом заявил я, – вы и Летучий Голландец. А потом я осторожно прикрыл за собой дверь. |
||
|