"Часы тьмы" - читать интересную книгу автора (Гросс Эндрю)

Глава 11

Пенсакола, Флорида

Огромный серый танкер вынырнул из тумана и заглушил двигатели у входа в гавань.

На берегу в ожидании судна замерли едва просматривающиеся силуэты кранов, резервуаров и громадных насосов для перекачки нефти.

Навстречу танкеру двигался маленький катер.

Лоцман, его звали Паппи, стоял у штурвала, не отрывая глаз от танкера. Его работа состояла в том, чтобы провести корабль мимо песчаных мелей вокруг Синглтон-Пойнт во внутреннюю гавань, где уже начиналась обычная предрассветная жизнь.

Проводкой больших кораблей он занимался с двадцати двух лет, получив эту работу по наследству от отца, который тоже стал лоцманом в двадцать два года. За почти тридцать лет Паппи проделал один и тот же путь так много раз, что, наверное, мог бы доставить корабль к нужному пирсу и во сне — которым он наслаждался бы в столь ранний час, будь это нормальное утро и обычный танкер.

«Высоко сидит, — отметил Паппи, глядя на корпус судна. — Слишком высоко».

Линия максимальной грузовой осадки находилась высоко над водой. Паппи уставился на эмблему судовладельца на носу танкера. С этой компанией ему уже приходилось иметь дело.

Обычно проводка нагруженного танкера между мелей требовала виртуозного мастерства — как и маневрирование во внутренней бухте, которая к 10.00 была оживленнее, чем перекресток в центре города.

Но не в это утро.

«Персефона» должна пришвартоваться к пирсу 12, с тем чтобы опорожнить танки, заполненные, согласно документам, венесуэльской нефтью.

Катер Паппи приближался к танкеру с левого борта. На корпусе красовался прыгающий дельфин.

«Дельфин ойл».

Паппи почесал бороду, еще раз сверился с полученными бумагами: на борту 2,3 миллиона баррелей сырой нефти. Танкер дошел сюда из Тринидада за четырнадцать часов. «Слишком быстро, — отметил Паппи. — Учитывая, что танкер старый, класса ULCC,[9] плавающий с семидесятого года да еще полностью загруженный».

Эти танкеры всегда добирались сюда быстро.

Принадлежащие «Дельфин ойл».

В первый раз его просто разобрало любопытство. Танкер прибыл из Джакарты. Он еще подумал — как полностью загруженный корабль мог иметь такую высокую осадку? Во второй раз, буквально несколькими неделями раньше, он тайком пробрался на борт после швартовки, заглянул в трюм, прошмыгнув мимо занятой своими делами команды, проверил один из носовых танков.

Пусто. И неудивительно. Во всяком случае, для него.

Танк был чист, как задница младенца.

Он доложил начальнику порта, не один раз, а два. Но тот лишь похлопал Паппи по плечу, словно старого дурака, и спросил, что тот собирается делать, выйдя на пенсию. На этот раз к начальнику порта он идти не собирался. Потому что не хотел, чтобы тот опять все спустил на тормозах. Паппи знал нужных людей. Тех, что сидели на своем месте. Которые не оставили бы такое без внимания. На этот раз, пришвартовав катер, он собирался доказать свои слова.

2,3 миллиона баррелей…

2,3 миллиона баррелей… но чего?

Паппи подал сигнал и повел катер к носу танкера. Его помощник Эл встал у штурвала. С палубы танкера спускали трап. Паппи собирался подняться по нему.

В этот момент завибрировал мобильник. Паппи сдернул его с пояса. Часы показывали 5.10. В такое время не спали только безумцы. Судя по надписи на дисплее, на мобильник передавалась картинка.

Паппи крикнул Элу: «Подожди!» — и спрыгнул с трапа. В предрассветных сумерках всмотрелся в картинку, появившуюся на дисплее.

Обмер.

Раздавленное тело на асфальте. Темная лужа под головой. Паппи сразу понял, что это кровь.

Он поднес мобильник к глазам.

— Господи, нет…

Он разглядел длинные рыжие косички. Грудь пронзила резкая боль, словно его ударили ножом. Он еще на шаг отступил от трапа.

— Паппи! — крикнул с мостика Эл. — Ты в порядке?

Нет! Какой уж тут порядок?!

— Это Абель, — прохрипел он. — Это мой сын!

Мобильник снова завибрировал. Номер опять не высветился. На этот раз пришло текстовое послание. Из четырех слов.

Пытаясь вдохнуть, Паппи рванул воротник, но грудь сжимала печаль — не инфаркт. И злость… на собственную гордость.

Он тяжело опустился на палубу, четыре слова горели перед его глазами: