"Аборт. Исторический роман 1966 года" - читать интересную книгу автора (Бротиган Ричард)

КНИГА 1:ДЕВЧОНКИ-ПАСТУШКИ, ПОШЛИ ПОГУЛЯЕМ?

Библиотека

Прекрасная библиотека, своевременная, соблазнительная, очень американская. Время -- полночь, и библиотека глубока, таинственна, ее уносит во тьму этих страниц, точно уснувшее на руках дитя. Хотя она «закрыта», мне не нужно идти домой -- она и есть мой дом -- уже много лет мой дом здесь, и я должен быть в нем все время. Это моя обязанность. Не хотелось бы казаться мелким чиновником, но я боюсь даже подумать, что случится, если кто-нибудь зайдет, а меня на месте не окажется.

Я сижу за этим столом уже несколько часов и смотрю на сумеречные полки с книгами. Мне очень нравится их соседство, нравится, как они почитают доски, на которых нашли покой.

Я знаю -- пойдет дождь.

Весь день тучки заигрывали с синим изяществом неба -- развешивали по нему свои тяжелые черные наряды, но дождя пока не случилось.

Я «закрыл» библиотеку в девять, но если кто-то принесет книгу, на двери имеется колокольчик, и я открою, что бы ни делал: спал, готовил еду, ел или занимался любовью с Вайдой, которая скоро сюда придет.

Она заканчивает работу в 11:30.

Колокольчик привезли из Форт-Уорта, Техас. Человек, который его нам привез, уже умер, и никто никогда не узнал, как его зовут. Он просто принес колокольчик и поставил его на стол. Ему было неловко, и он сразу ушел -- просто чужой человек, много лет назад. Колокольчик невелик, но он задушевно путешествует по серебряной тропинке, которой известна карта к нашему слуху.

Книги приносят поздно вечером и рано утром. И я должен их встречать. Такова моя работа.

Я «открываю» библиотеку в девять часов утра, а «закрываю» в девять вечера, но сам остаюсь внутри и круглые сутки, семь дней в неделю встречаю книги.

Пару дней назад одна старушка принесла книги в три часа ночи. Во сне я услышал звон колокольчика, точно мне в ухо с большой высоты вылили небольшую шоссейную дорогу.

Вайду он тоже разбудил.

-- Что это? -- спросила она.

-- Колокольчик, -- ответил я.

-- Да нет же -- книга.

Я сказал ей не вылезать из постели и уснуть снова -- все сделаю сам. Я встал и оделся, как подобает для встречи новой книги.

Одежда у меня не дорогая, но приветливая, аккуратная, и внешний вид мой располагает. Людям становится лучше, когда они на меня смотрят.

Вайда снова уснула. Она красивая -- длинные черные волосы разметались по подушке веером темных озер. Я не смог удержаться и приподнял покрывало -- полюбоваться на нее.

Над этой невероятно странной штукой -- ее телом, лежащим сейчас недвижно и драматично, -- воздушным садом парил цветочный аромат.

Я вышел и зажег свет в библиотеке. Стало довольно жизнерадостно, несмотря на три часа ночи.

Старушка дожидалась меня за тяжелым стеклом парадной двери. Библиотека у меня очень старомодная, и эта дверь вызывает у посетителей какое-то истовое почтение.

Женщина отчего-то волновалась. Она была очень стара, лет восьмидесяти, я бы сказал, и одета так, как обычно свойственно беднякам.

Но -- неважно... богатые, бедные... принимаю я всех одинаково, по-другому никогда и быть не может.

-- Я только что закончила, -- произнесла она через толстое стекло еще до того, как я открыл дверь. Хотя стекло сильно замедляло голос, из него рвались веселье, выдумка и чуть ли не молодость.

-- Я очень рад, -- ответил я через дверь. Я просто не успел еще ее открыть. Радость через стекло у нас была общей.

-- Всё! -- сказала она, войдя в библиотеку в сопровождении восьмидесятилетней старушки.

-- Поздравляю! -- сказал я. -- Написать книгу -- это так чудесно.

-- Я всю дорогу пешком прошла, -- сообщила старушка. -- Вышла в полночь. Была бы моложе -- дошла бы и быстрее.

-- Где вы живете? -- спросил я.

-- В отеле Кита Карсона ^[1], -- ответила она. -- И я написала книгу. -- И она торжественно вручила ее мне, точно самую драгоценную вещь на свете. Так оно и было.

Тетрадь с отрывными листами -- их в Америке можно найти повсюду. Нет такого места, где бы их не продавали.

К обложке была приклеена большая этикетка, и поперек нее толстым зеленым карандашом значилось:

МИССИС ЧАРЛЬЗ ФАЙН АДАМС

ЦВЕТОВОДСТВО ПРИ СВЕЧАХ

В НОМЕРАХ ГОСТИНИЦ

-- Какое изумительное название, -- сказал я. -- Я уверен, во всей библиотеке у нас не найдется такой книги. Ваша -- первая.

Широкая улыбка играла у нее на лице -- оно состарилось сорок лет назад, его изъели газы и изгнанная юность.

-- На эту книгу у меня ушло пять лет, -- сказала она. -- Я живу в отеле Кита Карсона, и в номере вырастила множество цветов. Номер у меня без окон, поэтому приходится жечь свечи. С ними получается лучше всего.

Кроме этого, я выращивала цветы при лампаде и под увеличительным стеклом, но им не очень удается, особенно -- тюльпанам и ландышам.

Я даже пыталась разводить цветы при свете фонарика, но совершенно разочарована. Три или четыре фонарика истратила на ноготки, а ничего путного так и не вышло.

Самое лучшее -- свечи. Цветам, кажется, нравится запах тающего воска -- понимаете, о чем я, да? Лишь покажите цветку свечу, и он начинает расти.

Я пролистал книгу. Этим здесь тоже приходится заниматься. На самом деле, никто больше ее листать не будет. Книга была написана от руки красным, зеленым и синим карандашами. В ней были рисунки -- гостиничный номер и цветы, что там росли.

Номер у нее был очень маленький, а цветов -- много. Они росли в жестяных банках, бутылках, кружках в окружении горящих свечей.

Комнатка напоминала собор.

Еще там имелись рисунки бывшего управляющего отеля и гостиничного лифта. Похоже, лифт в отеле -- очень унылое место.

На портрете управляющий выглядел несчастным, усталым, явно нуждался в отпуске. Кроме того, он как бы смотрел через плечо на то, что вот-вот попадется ему на глаза. Видеть ему это совсем не хотелось, но оно вот-вот появится. Под рисунком было написано:

УПРАВЛЯЮЩИЙ ОТЕЛЯ КИТА КАРСОНА,

ПОКА ЕГО НЕ УВОЛИЛИ

ЗА РАСПИТИЕ СПИРТНОГО В ЛИФТЕ

И КРАЖУ ПРОСТЫНЕЙ

В книге было около сорока страниц. На вид -- очень интересная, она станет ценным пополнением нашего собрания.

-- Вероятно, вы устали, -- сказал я. -- Присядьте, а я сделаю вам чашечку растворимого кофе.

-- Это было бы чудесно, -- ответила старушка. -- Я пять лет писала книгу о цветах. Я очень старалась. Я люблю цветы. Жалко, конечно, что в комнате нет окон, но я обошлась и свечами. Тюльпаны сильно вытянулись.

Когда я вернулся к себе в комнату, Вайда крепко спала. Я включил свет и разбудил ее. Она заморгала, а в лице ее появилось что-то мягкое и мраморное -- как у всех красивых женщин, если их неожиданно разбудить, а они еще не совсем проснутся.

-- Что случилось? -- спросила она. -- Еще одна книга, -- ответила она на свой же вопрос.

-- Да, -- подтвердил я.

-- О чем? -- машинально спросила она, словно нежный человеческий фонограф.

-- О том, как выращивать цветы в гостиничных номерах.

Я поставил воду для кофе и присел рядом с Вайдой, а она свернулась калачиком и положила голову мне на колени, омыв их потоками черных волос.

Выглянула грудь. Просто невероятно!

-- Так и что там с цветоводством в гостиницах? -- спросила Вайда. -- Наверное, не очень просто. В чем суть истории?

-- В свечах, -- ответил я.

-- Угу, -- сказала Вайда. Лица ее я не видел, но все равно знал -- она улыбается. Смешные представления у нее о библиотеке.

-- Ее написала одна старушка, -- продолжал я. -- Она очень любит цветы, но у нее в номере совсем нет окон, поэтому цветы она выращивает при свечах.

-- Ох, мамочки, -- сказала Вайда тем тоном, которым всегда говорила о библиотеке. Ей кажется, что здесь жутко, и вообще это место ей не нравится.

Я не ответил. Вода закипела, я зачерпнул ложкой растворимого кофе и высыпал его в чашку.

-- Растворимый кофе? -- спросила Вайда.

-- Да, -- ответил я. -- Нужно угостить женщину, которая только что принесла книгу. Она очень старая, и ей пришлось пройти пешком долгий путь. Мне кажется, ей нужно выпить чашечку растворимого кофе.

-- Судя по всему, да. И, может быть, даже заесть амилнитратом^[2]. Шучу, шучу. Тебе помочь? Я сейчас встану.

-- Не надо, милая, -- ответил я. -- Я сам справлюсь. А мы съели все печенье, которое ты испекла?

-- Нет, -- сказала она. -- Печенье вон там, в пакете. -- Она показала на белый бумажный пакет на столе. -- Мне кажется, еще осталась пара шоколадных.

-- Зачем ты положила их в пакет?

-- Не знаю, -- ответила она. -- А зачем вообще кладут печенье в пакеты? Просто положила.

Вайда подперла голову рукой и наблюдала за мной. Она была невероятна: ее лицо, глаза, ее...

-- Вернее не скажешь, -- согласился я.

-- Я права? -- сонно спросила она.

-- Ага, -- ответил я.

Я поставил кофейную чашку на небольшой деревянный поднос вместе с консервированным молоком, сахаром и блюдцем для печенья.

Поднос мне подарила Вайда. Она купила его в «Импорте для бережливых», чтобы сделалать мне сюрприз. Я люблю сюрпризы.

-- Пока-пока, -- сказал я. -- Спи дальше.

-- Ладно. -- Она укрылась одеялом с головой. Прощай, любимая.

Я вынес старушке кофе с печеньем. Она сидела за столом, уткнувшись головой в согнутый локоть, и дремала. На ее лице проступило мечтательное выражение.

Мне очень не хотелось ее тревожить. Я знаю, сколько стоят сны, но, увы...

-- Э-эй? -- сказал я.

-- Ой, здравствуйте, -- ответила она, аккуратно разломив сон.

-- Пора пить кофе, -- сказал я.

-- О, как это мило, -- сказала она. -- Мне как раз нужно проснуться. Я немножко устала -- так долго шла пешком. Наверное, можно было бы подождать до завтра и приехать на автобусе, но мне так хотелось принести вам книгу, ведь я дописала около полуночи, а работала над ней пять лет.

-- Пять Лет, -- повторила она, словно так называлась страна, где она была Президентом, цветы, растущие при свечах в гостиничном номере, -- кабинетом министров, а я сам -- министром по делам библиотек.

-- Я, наверное, прямо сейчас внесу книгу в каталог, -- сказал я.

-- Чудесно, -- ответила она. -- Изумительное печенье. Вы сами испекли?

Вопрос показался мне довольно странным. Меня об этом раньше никогда не спрашивали. Я очень удивился. Смешно, что люди могут застать тебя врасплох вопросом о печенье.

-- Нет, -- сказал я. -- Это не я испек. Это мой друг.

-- Ну, кто бы его ни испек, этот человек знает, как нужно печь печенье. Шоколад на вкус изумителен. Такой шоколадный.

-- Хорошо, -- ответил я.

Пришло время регистрировать книгу. Мы записываем все поступления в Гроссбух Библиотечного Фонда. Это перечень всех книг, которые мы получаем -- день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом. Все они оказываются в Гроссбухе.

Мы не пользуемся ни десятичной системой классификации Дьюи^[3], ни любой другой системой учета. Просто вносим каждую книгу в Гроссбух Библиотечного Фонда, а потом возвращаем ее автору, и он уже волен поставить ее на ту полку библиотеки, которая ему больше нравится.

Совершенно неважно, где стоит книга, потому что их никто никогда не берет на руки и никто не приходит сюда их читать. Не такая у нас библиотека. У нас -- другая библиотека.

-- Мне очень понравилось ваше печенье, -- сказала старушка, доедая последнее. -- Очень хороший шоколадный вкус. В магазине такого печенья не купишь. Так их, значит, испек ваш друг?

-- Да, -- ответил я. -- Мой очень хороший друг.

-- Вот и молодец, -- сказала старушка. -- Такого сейчас уже не сыщешь, если вы понимаете, о чем я.

-- Понимаю, -- ответил я. -- Шоколадное печенье -- это очень хорошо.

Их испекла Вайда.

Старушка допивала последние капли кофе, выцеживая их снова и снова, хотя в чашке ничего не было. Ей хотелось убедиться, что в чашке не задержалось ни капли -- последнюю она выпила целых два раза.

Я понял, что старушка уже собирается попрощаться и уйти, по тому, как она пыталась встать со стула. И я знал, что больше она сюда не вернется. Это ее единственный поход в библиотеку.

-- Написать книгу -- это так чудесно, -- сказала она. -- А теперь книга дописана, и можно снова вернуться в номер, к моим цветам. Я очень устала.

-- Вот ваша книга, -- произнес я, отдавая ей книгу. -- Можете поставить ее на любую полку.

-- Я так волнуюсь, -- ответила она.

Старушка очень бережно понесла свою книгу к той секции, куда какой-то подсознательный след обычно приводит детей, когда те ставят на полки свои книжки.

Я не припомню, чтобы туда ставил книгу кто-нибудь старше пятидесяти лет, но она направилась именно к этой полке, точно ее вели за руку дети, и поставила свою книгу о цветоводстве при свечах в номерах гостиниц прямо между книгой об индейцах (в их защиту) и иллюстрированным, очень симпатичным трактатом о клубничном варенье.

Она уходила из библиотеки счастливая -- пешком назад, в отель Кита Карсона, к цветам, которые ее там ждали.

Я погасил в библиотеке свет и отнес поднос к себе в комнату. Библиотеку я знал настолько хорошо, что мог ходить по ней в полной темноте. Обратный путь в комнату мне скрашивали мысли о цветах, Америке и Вайде, спавшей, точно фотография в библиотеке.