"Простые люди древней Италии" - читать интересную книгу автора (Сергеенко Мария Ефимовна)

2

Мы ничего не знаем об обучении римских пожарников, но наличие в их корпусе специальных отрядов свидетельствует о том, что такое обучение было. Само собой понятно, что сифонарии должны были понимать толк в механике, а баллистарии знать устройство баллисты, уметь управлять ею и метко стрелять. И те и другие могли обучиться своему делу на стороне и поступить в пожарный корпус уже в качестве специалистов. Что касается остальных четырех отрядов (фалькарии, унциарии, центонарии и эмитулярии), то людей для них отбирали среди тех, кто уже определился в пожарные. Занимался этим в первую очередь центурион; выбор его проверял трибун, а может быть, и сам префект вигилей.

Для того чтобы передавать ведра с водой или высадить топором двери загоревшегося дома, не требовалось ни умения, ни большой физической силы. Какая-то часть пожарников всю свою службу и оставалась на положении своего рода "подсобных рабочих"; они качали воду, их акварий выстраивал в ряд от бассейна до горящего дома; они ухаживали за лошадьми или мулами, запрягали их и правили ими. Ни один из наших источников не говорит о том, что у пожарников были лошади, но невозможно представить себе пожарную команду без лошадей. Баллисты несли не на руках, и не на руках доставляли к ним камни. Меха с уксусом, центоны, песок, спасательные тюфяки, лестницы, вообще всю пожарную снасть везли, конечно, на повозках; пожарники бежали только с ведрами и топорами в руках. Очень вероятно, что какая-то часть этих повозок стояла всегда наготове с уложенным снаряжением и впряженными лошадьми или мулами. Часть «подсобников» при них и дежурила.

В четыре особых отряда брали людей большой физической силы и проверенной отваги. Прежде чем их туда назначить, к ним присматривались и проверяли их, приучали, если можно так выразиться, к огню, ставя их все ближе в цепочке подавальщиков воды, заставляя действовать в горящем здании. Отобранные проходили свой курс обучения: им показывали ряд технических приемов, делавших работу наиболее эффективной и наименее опасной; фалькария учили иначе, чем центонария или эмитулярия. Учили, объясняя и показывая, старые опытные пожарники: на пожаре новички работали рядом со своими учителями, следя за ними, повторяя их движения, стараясь от них не отставать. Ночные патрули пожарников, ходившие по городу, следили не только за тем, не вспыхнет ли где пожар, они были и ночной полицией, которая обязана была задерживать преступников (поджигатели, взломщики, воры подлежали суду префекта вигилей) и разгонять озорников, безобразивших ночью по римским улицам.

Ночной Рим был городом страшным. С наступлением ночи улицы погружались в темноту; уличного освещения ни в I, ни во II в. н. э. не было (частично и в очень незначительных размерах оно появляется в III в. н. э.). "Когда дома будут заперты, — писал Ювенал, — в лавках все умолкнет, задвинут засовы и протянут цепи, тогда найдется человек, который тебя ограбит, а то появится и бандит и станет действовать ножом". В Помптинских болотах и в "Курином лесу" под Кумами, на берегу Кумского залива, скрывались разбойничьи шайки, совершавшие набеги на Рим. Так называемая Невиева роща в 6 км от Рима служила пристанищем разбойников. Не только они были опасны. Ювенал очень живо изобразил кучку молодых бездельников, издевающихся над бедняком, который задержался в гостях у приятеля и ночью при свете своего жалкого фонаря возвращается домой. Отон, будущий император, любил в ранней молодости слоняться по Риму в компании таких же повес, как он сам; если им навстречу попадался пьяный или хилый человек, его укладывали на плащ и подкидывали вверх. Отец Отона, суровый человек старого закала, не жалел на сына ремней, но юноша не вразумлялся. Забавы Нерона были еще безобразнее: он уходил из дворца в густых сумерках, переодевшись простым бедняком; избивал встречных, бросал их в канавы, взламывал и грабил лавки. Молодые негодяи из богатых и знатных семейств радостно следовали примеру императора, и Рим, по словам Тацита, походил ночью на город, взятый приступом и отданный на волю победителя. Ночным патрулям хватало дела.

От III в. н. э. сохранились, хотя и не очень хорошо, надписи, нацарапанные в караульном помещении VII когорты за Тибром пожарниками, которые все без исключения говорят, что они несли службу себациариев (от sebum — всякий животный, нутряной жир, из которого делали свечи), т. е. заведовали освещением.

Патрули пожарников обходили свой район, конечно, со светом. Себациарий обязан был запасти в достаточном количестве все нужное для освещения: фонари, сальные свечи, жир и фитили для факелов (римские факелы представляли собой металлические трубки, полые в верхней части; туда вставляли фитиль и наливали жир). Имелись еще светильники, где горело оливковое масло. Все надо было содержать в полном порядке: починить, почистить, заправить, вручить товарищам и фонари, и факелы в таком виде, что их оставалось только зажечь. Возможно, что себациарий ведал и "уличным освещением": одна из надписей упоминает "фонари у дверей"; они развешивались, надо думать, над входом в некоторые здания, относительно близкие к караульному помещению. Обязанности свои он выполняет в течение месяца; они, видимо, тяжелы и хлопотливы — "я устал, дайте мне смену", — жалуется сбившийся с ног себациарий. Иногда ему помогает кто-нибудь из товарищей, и пожарник с благодарностью вспоминает о своем помощнике. Вообще он любит, управившись со всеми обязанностями, после того как товарищи его ушли в обход, коротать время, поверяя стенам свои мысли и настроения или просто наслаждаясь процессом писания. Иногда он только выцарапает свое имя с именем центурии и сообщит, в каком месяце он заведовал освещением, но чаще укажет, при каких императорах, в год каких консулов он нес эту службу; он испытывает детское удовольствие, облекая свое, часто довольно безграмотное царапанье, в форму торжественно-официальную. Иногда он дает волю своим чувствам: "приношу благодарность эмитулярию", "вечно буду благодарен своим сотоварищам", но особенно часто встречается заметка: "все благополучно", "все товарищи живы и здоровы". Человек, на себе испытавший опасности пожарной службы и от них избавленный на тот месяц, когда он ведает только освещением, сидя в тишине и уюте своей караулки (помещение для караульного поста, где были сделаны все эти надписи, превосходное), все время испытывает тревогу за тех, кого ежеминутно подстерегает гибель. И если ничего страшного за его дежурство не случилось, и люди, с которыми он связан работой, дружбой, благодарностью, все оказываются целы и невредимы, он радостно и облегченно выводит "все благополучно".