"Нити зла" - читать интересную книгу автора (Вудинг Крис)

Глава 18

— Кайку, пора, — сказал Джугай.

Тьма сгущалась. Приближающаяся ночь выкрасила край неба лиловым. Закат уже догорел. Тусклые, призрачные звезды усеяли плотное, как одеяло, небо, и между ними сиял половинчатый лик Иридимы. Обычный для ранней осени жаркий день сменился теплой ночью. Легкий ветерок развеял духоту вечера.

Они наконец-то нашли барьер ткачей, подобравшись вплотную к тайне, ради открытия которой пересекли Разлом.

Номору заявила, что они приближаются к месту, где она в прошлый раз сбилась с пути. Через час они вернулись в ту же точку, хотя непрестанно двигались на запад. Кроме того, чувства Кайку обострились. Она знала наверняка, где пролегает барьер, и где их развернуло назад. Ей приходилось прикладывать массу усилий, чтобы сдерживать кану в этих местах. Она не собиралась пересекать границу без помощи отцовской маски.

На несколько часов четверо путников укрылись в лощине, чтобы дождаться наступления ночи. Кайку провела все это время, сидя под деревом с маской в руках. Хитрое красно-черное лицо с вожделением смотрело на нее пустыми глазницами. Когда Джугай заговорил с ней, она не сразу услышала. Ему пришлось потрясти ее за руку. Кайку резанула раздраженным взглядом, потом смягчилась и благодарно улыбнулась. На лице Джугая отразилось мгновенное колебание, а потом он ушел.

Для Кайку время словно повернуло вспять. Мысли ее обратились к моменту, когда умирающий Джугай лежал посреди угрюмого болота, а она сражалась с попавшим в его кровь ядом демона. Короткая схватка запечатлелась в памяти навсегда и во всех деталях, и сейчас она поймала себя на том, что торжествующая улыбка растягивает ее губы. Настроение улучшилось, но тут взгляд ее упал на Джугая, и улыбка поблекла.

С момента пробуждения он казался немного другим. Будучи внутри него, Кайку почувствовала что-то. Легкий намек на нечто темное и невероятно уродливое в нем. Это нечто было сокрыто очень глубоко и проступило только тогда, когда вырвалось из-под оков сознания. Кайку смотрела на друга и не до конца его понимала.

А Джугай старался не замечать устремленного ему в спину взгляда. Столкновение с демонами сильно повлияло на него, это точно. Близость смерти напомнила ему о прошлой жизни — до Либера Драмах. О днях крови, кривых клинков и драк. Он теребил грязную повязку на лбу, талисман из тех времен, которые отчаянно пытался забыть — и не мог.

Джугай отвлекся от своих мыслей, когда его спутники поднялись и стали готовиться к пересечению барьера. Переход через Разлом никому не показался легким, но каждый знал — дальше будет только хуже.

— А это сработает? — с сомнением поинтересовалась Номору, глядя на маску в руках Кайку.

— Скоро узнаем, — ответила Кайку и надела ее.

И как будто вернулась домой после долгого отсутствия — страшновато. Маска согревалась от тепла ее кожи и словно подстраивалась под почти незаметные изменения, произошедшие с ее лицом с момента последнего контакта. Ей стало покойно и уютно, как бывало в детстве, когда она, будучи совсем малюткой, дремала на коленях отца. Она слышала успокаивающий шепот Руито. Фантом его памяти коснулся ее, и слезы навернулись на глаза.

Она смахнула их. Маска напоминала ее отца, потому что похитила у него какие-то мысли и часть личности за то время, пока он носил ее. Его убили из-за этого куска дерева. Маски очень жестоки, они вытягивают жизнь в обмен на силу, которую дают. Носящий становится зависимым от нее и уже не может жить без маски. А потом превращается в ткущего. Нельзя забывать об этом. «О духи, а что случится, если сестра Красного ордена станет ткущей?»

— У тебя дурацкий вид, — абсолютно серьезно сказала Номору. — Для чего она?

Кайку одарила ее презрительным взглядом. Странно, но она не чувствовала себя нелепо — скорее, наоборот, маска добавляла ей внушительности, значимости. Они идеально подходили друг другу.

— Она для того, чтобы провести нас через барьер, где тебе это будет не под силу, — бросила Кайку. — Пошли быстрее. Не хочу носить эту штуку ни секундой дольше, чем надо.

Когда они продолжили путь, Кайку подумала, что эти слова невероятно фальшивы. Она произнесла их потому, что так полагалось, а не потому, что она действительно так думала.

Они подошли к барьеру, когда последний свет погас на небе. Медленно пробираясь поверху между двумя каменными гребнями, Кайку почувствовала, что маска на ее лице нагревается.

— Здесь, Привяжитесь ко мне, — велела она.

Тсата достал веревку, и все обвязались ей. Сложно сказать, насколько ткиурати верил в необходимость их мероприятия, но он безропотно соглашался с мнением группы.

Кайку двинулась вперед с величайшей осторожностью, выставив руку вперед. Маска все раскалялась, Кайку уже начала бояться, что ее обожжет, но потом пальцы коснулись барьера, и он стал видимым для нее.

Она не могла вздохнуть. Вокруг нее сияло Узорное плетение. Оно растянулось на шесть метров в высоту и шесть в глубину, вписываясь в очертания рельефа. Тысячи золотых спиралей и завитков. Они медленно кружились и переплетались друг с другом, принимали новую форму, растягивались и изгибались. Невозможный танец хаоса. Он походил на водоворот реальности. Восприятие и ориентация в этом месте полностью разрушались. Кайку снова подивилась невероятно сложному творению ткущих.

— Что там такое? Барьер? — спросил Джугай.

По тону Кайку поняла — его интересует, почему она остановилась, а не природа предмета возникшего перед ними. Для всех, кроме нее, барьер оставался невидимым. На долю секунды Кайку ощутила злорадное самодовольство: она одна посвящена в это чудо, потом, смущенная, отбросила эти мысли.

— Возьмитесь за руки, — сказала она и подала руку Джугаю. Остальные сделали то же самое.

Она вступила в барьер, и Узор поглотил ее.

Впервые такое случилось на Фо. Тогда она едва не поддалась искушению и не растворилась в неописуемой красоте золотого мира, что окружал ее. На этот раз она подготовилась противостоять чарам Узора. Несколько широких шагов — и она на другой стороне. Кайку потащила Джугая за собой, испытав жестокое разочарование. Реальность по сравнению с Узором показалась серой и безжизненной.

Джугай споткнулся и упал; его развернуло, и он потерял направление. Следом за ним шла Номору, ее повело в другую сторону. Когда Джугай упал, веревка у него на поясе натянулась. Кайку видела всех. Когда она преодолела барьер, он поблек для нее. Номору угодила в ловушку невидимого пятна дезориентации. Разведчица побледнела — она изо всех сил старалась найти нужное направление, ей это не удавалось, и она не могла понять почему. Тсата пребывал в том же состоянии в паре шагов от нее. На лице его отразилось детское недоумение.

— Вытаскивай их, — велела Кайку Джугаю. Все еще ошалевший от произошедшего, он подчинился. Вдвоем они протащили своих товарищей через барьер на другую сторону.

Минут десять им потребовалось на то, чтобы собраться с мыслями. Кайку сняла маску и спрятала ее в мешок, снисходительно наблюдая за спутниками, которые, словно младенцы, таращились друг на друга и оглядывались по сторонам, совершенно не понимая, как они здесь оказались. Не удивительно, что преодолеть барьер без маски еще никому не удавалось. Настоящий шедевр ткущих.

Потерявшая чувство направления Номору, даже придя в себя, не смогла вспомнить, где они находятся, поэтому Кайку возглавила группу.

— Нужно уходить отсюда. Я не уверена, что даже с маской можно незамеченными пересечь барьер. Не исключено, что мы потревожили тех, кто установил его здесь.

Они углубились в скалы справа, следуя вдоль внутренней стороны барьера. Кайку положилась на свои ощущения, чтобы не подойти к невидимой преграде слишком близко, и вскоре они затерялись в темных провалах Ксаранского Разлома. Половинчатый лик Иридимы смотрел на них с высоты.

Они уже достаточно далеко прошли по вотчине ткачей, когда Номору объявила привал.

— Безнадежно, — сказала она. — Мы никуда не дойдем в темноте.

Остальные вяло согласились. На какое-то время показалось, что они успешно продвигаются вперед. Но потом небо заволокло тучами, звезды и единственная луна скрылись из виду. Не видно было ни зги. Путники продолжали пробираться по каменистым рвам, раздирали кожу о колючий кустарник и, вероятнее всего, шли кругами. Они не знали, что именно ищут, и от этого становилось только тягостнее. Поиск следов ткущих — весьма широкая и неконкретная цель, если не знаешь возможностей врага и того, как именно могут выглядеть эти следы. Теперь шли по длинной вымоине, заполненной запекшейся грязью. Отвесные стены поднимались над головой. Вода пересохла здесь уже давно, зато буйно разрослись сорняки.

— Надо отдохнуть, — заметил Джугай. — Продолжим путь, когда небо очистится или наступит рассвет.

— Я совсем не устала. Посторожу. — Кайку и в самом деле ощущала необыкновенный приток сил.

— Я с тобой, — неожиданно предложил Тсата.

Они сбросили сумки и обосновались у начала оврага. Номору и Джугай расстелили циновки и уже через несколько минут крепко спали.

Кайку сидела, прислонившись спиной к глинистой стене и обхватив колени руками. Тсата расположился напротив и молчал. Тишина стояла необыкновенная, даже вездесущие ночные насекомые не трещали. В отдалении резко и неприятно закричала птица, названия которой Кайку не знала.

— Может, одному пойти наверх, посмотреть… — Она не договорила.

— Нет, — возразил ткиурати. — Мы видим очень плохо, но там могут оказаться существа, которые отлично ориентируются в темноте. Лучше спрятаться.

Кайку кивнула. Ей в любом случае не хотелось наверх. Это укромное место ее вполне устраивало.

— Я хочу поговорить, — неожиданно сказал Тсата. — О ткачах.

Кайку откинула челку с лица и заправила ее за ухо.

— Хорошо.

— Кое-что я слышал от Сарана. Но до сих пор не понимаю, как вы к ним относитесь.

Кайку прищурилась — ткиурати вспомнил Сарана, а она совсем забыла кое о чем из-за последних событий почитателей Омехи и руку-шаев.

— Не уверена, что поняла твой вопрос.

— Позволь мне рассказать, как я это вижу, а ты меня поправишь, если я ошибаюсь. Договорились?

Кайку вздернула подбородок и только потом поймала себя на том, что выразила согласие охамбским, а не сарамирским жестом, и немного смутилась.

— Некогда ваша цивилизация заботилась прежде всего о развитии искусств и передаче знаний. Я знаком с вашей историей и, хотя не разделяю вашей любви к каменным городам или стремления собираться большими группами, где паш теряет всякий смысл, понимаю, что путь моего народа — не единственный. Я принимаю это. Я даже могу принять страшное разделение на классы благородных и крестьян и то, что знание узурпируется одними, тогда как на долю других оставляют лишь тяжелый бессмысленный труд. Я считаю это злом, потому что это претит природе моего народа. Но я увлекся. Если мы продолжим этот разговор, он займет много времени. А я хотел бы прежде всего поговорить о ткущих.

Кайку поразили его граничащая с грубостью прямота и внезапно обнаружившееся красноречие. Она редко слышала от Тсаты больше пары предложений зараз. Но очевидный интерес к этому вопросу, кажется, переборол его обычную молчаливость…

— Когда появились ткачи, ваши предки приютили их. — Светло-зеленые глаза Тсаты неподвижно смотрели во тьму. — Их ослепило могущество, которое они смогли бы получить в союзе с ткущими Узор. Ваша знать настолько привыкла обращаться с другими людьми, как с инструментами, что решила точно так же воспользоваться ткущими. Они не знали, насколько этот инструмент ужасен. Ведь впустить ткачей в ваш мир значило подписать договор со всеми определенными им обязательствами. — Он опустил голову. В его жесте сквозила печаль. — Жадность погубила их. Возможно, они руководствовались в первую очередь благородными целями: расширить империю и увеличить ее мощь, сделать непобедимой. Вместе с ткущими. Но иногда цена слишком высока, и не важно, за что она назначена.

Кайку заметила, что руки его сжались в кулаки, и желтая кожа натянулась на костяшках пальцев.

— Вы пригласили ткачей в свои дома. Вы выкормили их, как своих детей.

Кайку это шокировало. Но, набрав воздуху в грудь, чтобы возразить, она поняла, что не может. Он прав. Знатные семьи обязаны обеспечивать своего ткача всем необходимым в течение нескольких дней после выхода из Узора. А эти твари способны на самые жуткие извращения. Воспользовавшись маской для плетения Узора, ткачи впадают в состояние, когда не могут сопротивляться безумной похоти и первобытным потребностям. Им позволено все. Изнасилования, убийства, истязания — это лишь некоторые из тех желаний, удовлетворения которых требовали эти безумцы. Ткущий рода Керестин был, по слухам, каннибалом. Ткач семьи Нира поедал человеческие и звериные экскременты. Главный ткач любил свежевать людей и животных живьем и делать из кож скульптуры. Хотя не у каждого ткущего мания требует жертв: некоторые просто рисуют или галлюцинируют часами, и им не нужно насыщать себя болью и страхом после погружения в Узор, но большинство ткущих все же отбирают чужие жизни. Их болезнь может усугубляться, и тогда число жертв тоже растет…

Кайку вдруг стало очень стыдно. Она вспомнила, как радовалась в Ханзине, что прибыла, наконец, на родину. Она считала, что ей повезло родиться в Сарамире — царстве красоты и гармонии. Но оно построено на костях. Еще до появления ткачей сарамирцы беспощадно истребляли аборигенов-угатов. Миллионы смертей… Для Кайку все это не было новостью, но раньше казалось каким-то далеким и не имеющим к ней никакого отношения. Но Тсата говорил прямо. И, слушая его, Кайку понимала, как тонка оболочка цивилизации, по которой ступает знать. А под ногами бушует океан хаоса и насилия.

Но Тсата не закончил.

— Я не виню тебя за грехи твоих предков, хотя в вашем обществе часто карают сына за ошибки отца. Сейчас ткущие уничтожают землю, на которой вы живете. Это последняя капля. Ваш народ настолько привык полагаться на ткачей, что не может без них обойтись, не желает от них избавиться. Несмотря на то что они угрожают гибелью всему прекрасному, всему, что вы любили. Вы так старались сделать свою империю больше и сильнее, что стали подрывать ее основы. Вы выстроили высокую башню, но теперь вынимаете кирпичи из ее основания, чтобы уложить их сверху.

— Я знаю. — Кайку злилась. Кажется, он перегнул палку. Понимая, что Тсата не обязан следовать нормам этикета ее страны и использовать привычные для сарамирцев намеки и уловки, она все равно считала его манеру говорить слишком резкой. — Что я, по-твоему, здесь делаю? Я сражаюсь с ними.

— Да. Но по каким причинам? Ты мстишь. Саран говорил. Сейчас люди вашей страны поднимаются на борьбу, потому что у них мало еды. Но пока к ним не подкрался голод, они спокойно позволяли болезни расползаться, надеялись, что кто-то другой остановит ее. Никто из вас не борется за других. Вы готовы бороться, только если у вас в этой борьбе есть личный интерес.

— Таковы люди, — отрезала Кайку.

— Но мои люди другие, — возразил Тсата.

— Может, поэтому вы до сих пор живете в джунглях и ваших детей едят дикие звери? А цивилизация строится на эгоизме.

Ткиурати не обиделся на завуалированное оскорбление.

— Я не собираюсь сравнивать вашу культуру с нашей и судить о достоинствах и недостатках каждой.

— Ты вроде бы именно это и делаешь, — угрюмо отозвалась Кайку.

— Я рассказываю, как выглядит в моих глазах ваша страна. Моя откровенность тебе не нравится?

— Я не нуждаюсь в твоих комментариях к ошибкам моего народа. Может, тебе не по вкусу мои причины, потому что они недостаточно альтруистичны, но факт остается фактом: я борюсь с ткачами. Я не принимаю мир таким, как он есть, потому что это неправильный порядок вещей. Поэтому избавь меня от лекций по морали!

Тсата смотрел на нее очень спокойно. Она остыла. Прочертила пятками две линии в грязи.

— Мне нечего сказать тебе о ткущих. Ты и так все понимаешь, — неожиданно признала она.

— Получается, что это — плод вашей культуры? И, стремясь к личному благополучию, вы ничего не сделаете, пока угроза не коснется вас самих?

— Возможно. Я не знаю. Но во многом мы смирились с ткущими из-за неведения. Если бы знать получила доказательства, что за болезнь всего живого в ответе ткачи, они бы свергли их и уничтожили. Я твердо в это верю.

— А напрасно, Кайку.

Она и Тсата посмотрели снизу вверх на подошедшего Джугая. Он опустился на землю рядом с ними, поправил повязку на лбу и виновато улыбнулся.

— Сложно спать, когда вы тут спорите о высоких материях.

— Что ты имел в виду под «напрасно»? — спросила Кайку.

— Может, и не стоит тебе это говорить, но уже, наверное, не важно. — Джугай встал и потянулся. — Либера Драмах ведет некоторые дела, в которые мы не посвящаем никого. Одним из них стала проверка теории твоего отца о колдовских камнях. Убедившись, что он прав, мы… в общем, мы довели это до сведения кое-кого из знати. Косвенными путями: намек здесь, намек там… Когда это не сработало, мы представили прямое доказательство и предложили им убедиться в его истинности. — Он почесал затылок. — Очевидно, все это делалось через посредников. Либера Драмах себя не откроет так просто.

Кайку жестом попросила его перейти к сути дела. Джугай подошел ближе и посмотрел на них сверху вниз.

— Они ничего не сделали. Ни один из них. Очень немногие вообще потрудились проверить факты, которые мы им предоставили. — Джугай с горечью усмехнулся. — Все это время ткущих сдерживал только страх — а что, если все благородные семейства выступят против них? Что ж, мы постарались спровоцировать это. И ничего не произошло.

У Кайку земля ушла из-под ног.

— Как это возможно? Если они видят, что творят ткачи…

Джугай положил руку на голое плечо Тсаты.

— Наш охамбский друг прав. Это не в их интересах. Если бы всего лишь десяток семейств отреагировал на наше предупреждение, они бы потеряли своих ткачей, чем тут же воспользовались бы другие. Старые раны, сильные обиды… Кто-то всегда старается получить превосходство и думает только о краткосрочной выгоде. Люди — эгоисты. Единственный способ изменить что-то основополагающее — это если все захотят таких изменений одновременно. — Он пожал плечами. — А в нашем случае для этого должна произойти катастрофа.

— Это правда. Вам следует подождать, пока эта страна не окажется на грани гибели, и каждый захочет что-то сделать, — сказал Тсата. — Но тогда может быть слишком поздно.

— Значит, вот так? Чтобы что-то изменить, нужны сотни тысяч жертв?!

Джугай и Тсата просто посмотрели на нее. Этого ответа было достаточно.

Небо расчистилось еще до рассвета, и отряд двинулся в путь, чтобы не терять времени. Светила одинокая Иридима. К Номору уже, по-видимому, вернулось чувство направления. Оценив изгиб барьера, она примерно указала направление, в котором находился центр отрезанной от внешнего мира территории ткущих.

Не успели они сделать и сотню шагов, как оказались на краю потрескавшегося каменистого обрыва, под которым тускло поблескивала лента реки Зан. В тишине слышалось ее глухое ворчание.

— Мы все еще выше водопада? — спросил Джугай.

Номору промычала что-то утвердительное.

— Сюда. — Она повернула на юг. Кайку сомневалась, что разведчица лучше нее знает, куда идти. Но когда ориентиров нет, все направления одинаково хороши.

Небо начало светлеть, когда внезапно Джугай остановил группу. Они скрупулезно искали любые признаки жизни, но пока тщетно. Мир казался опустевшим. Даже звери словно ушли из этих мест.

— Что такое? — поинтересовалась Кайку.

— Посмотрите на дерево, — ответил Джугай.

Они посмотрели. На скалистом утесе над ними виднелся скрюченный силуэт. Голые ветви изгибались под самыми невероятными углами. Дерево походило на предостерегающий знак. Оно предупреждало о том, что может произойти, если они продолжат путь.

— Поражено той же болезнью, — зачем-то сказал Джугай.

— Они нашли новый колдовской камень, — проговорила Кайку. — И пробудили его.

— Пробудили его? — Номору хмыкнула. — Кайку, это же камень.

— Всего-навсего камень? — саркастически спросила Кайку. — А зачем в таком случае ткачам его прятать?

Номору пренебрежительно фыркнула и пошла вперед, вниз по течению реки. Остальные последовали за ней.

Цели достигли на рассвете, и то, что они нашли, превзошло самые худшие ожидания.

Гребень стал отклоняться в сторону от Зана. Между восточным берегом реки и возвышенностью открылась широкая, заросшая травой, плодородная равнина. Неприступность скал заставила спуститься с верхушки гряды, поэтому путники не могли обозреть ее полностью. Номору отвела их обратно к краю, откуда открывался хороший вид на запад. И они узнали, что скрывают ткущие Узор.

Над равниной нависал огромный черный утес. Дойдя до обрыва, Номору быстро пригнулась и жестом велела остальным сделать то же самое. Зарождающийся день сочился пока что слабым светом, и ему недоставало сил, чтобы наполнить мир красками. Над головой нависало бледное, грязновато-серое небо. Единственная луна готовилась опуститься за зубчатый край Разлома. Кайку, Тсата и Джугай подползли к Номору и посмотрели вниз.

Кайку беззвучно выругалась.

На противоположном краю пойменной равнины, у самой реки, возвышалось массивное сооружение, гладкий холм, похожий на чудовищный черепаший панцирь темного, ржаво-бронзового цвета. Он был будто сплетен из полос металла. У его основания теснились сооружения поменьше. Так новорожденные детеныши льнут к материнским соскам. Медленно вращались странные металлические колеса с шипами, гремели цепи, толстые трубы извергали черный маслянистый дым. Внутри что-то стучало и лязгало.

Все с ужасом смотрели на эту махину. Ничего подобного они прежде не видели. Чуждое их разуму явление, казалось, шло вразрез с основными законами мироздания. Грязный, тошнотворный кошмар.

Но на этом беды не заканчивались. Другую опасность распознать оказалось гораздо легче. Равнину наводнили порченые.

Сложно было подсчитать их число, потому что в их расположении не было никакого порядка. Одна группка перетекала в другую. От разнообразия форм рябило в глазах. Гротескная фантасмагория эта словно выплеснулась из воображения какого-то безумца. Тысячи, возможно, десятки тысяч существ. От подножия утеса до Зана равнину заполонили толпы порченых. Они сбивались в кучки или же сидели в огромных металлических клетках. Некоторые бродили вдоль реки, другие спали на земле, третьи дрались за что-то.

Кайку похлопали по плечу. Она обернулась и увидела Номору. Та протягивала ей подзорную трубу. Простая штуковина — две стеклянные линзы в конусе из плотной кожи, — но вполне эффективная. Кайку взяла ее и неуверенно улыбнулась. Может быть, в первый раз с начала путешествия Номору добровольно сделала кому-то что-то хорошее. Наверное, размах того, что они увидели, заставил ее на мгновение забыть о грубости.

Кайку поднесла подзорную трубу к глазу, и вид рассыпался перед ней отвратительными деталями. Равнина кишела будто вывернутыми наизнанку формами жизни. Широкими скачками передвигались темные, похожие на вытянутых лесных кошек существа с мордами то ли ящериц, то ли псов. Они рычали, рыская в поисках пищи. Демонические существа, некогда бывшие, вероятно, маленькими обезьянами, висели на прутьях своих клеток. Растянутые губы открывали ряды желтых кривых зубов. В грязи полулежали сгорбленные, похожие на свиней звери со страшными изогнутыми клыками — плотные комья из плоти и зубов. Кайку с дрожью отвращения узнала сидящих в клетках огромных птиц с роговыми клювами и изогнутыми зазубренными крыльями размахом больше шести футов. Хрящевороны. Их она видела несколько лет назад на Фо.

И все же в этом хаосе была система. Присутствие хрящеворонов натолкнуло Кайку на эту мысль. Осмотрев долину еще раз, она увидела в бледном свете начинающегося дня, что каждый порченый — не единственный в своем роде. Снова и снова повторялись несколько десятков типов. Угадывались общие черты, общие формы. Не случайные побочные эффекты колдовских камней, нет. Отдельные виды. Смотреть на них страшно, но нет у них лишних черт, ничего, что могло бы помешать им существовать. Ни одного дефекта.

— Не туда смотришь, — нетерпеливо шепнула Номору и развернула подзорную трубу в нужную сторону, схватив за один конец. — Вон.

Кайку взбесила эта грубость, но потом она посмотрела в трубу снова. И кровь застыла у нее в жилах.

Сквозь толпу медленно продвигалась фигура. Казалось, окружающие хищники ее совсем не пугают. Сначала она подумала, что это ткач. Если так, то подобных ему Кайку еще не видела. Высокий, около семи футов ростом, и худой как щепка. Идет с прямой спиной, хотя ткущие обычно сутулятся. Одет в простую черную мантию с большим капюшоном, а не в те лохмотья, что носят ткачи. На лице маска — гладкий белый овал с двумя прорезями для глаз.

— Какой-то новый тип ткача? — выдохнула Кайку.

— Не знаю, — ответила Номору.

Джугай взял из рук Кайку трубу и посмотрел в нее.

— Что я вижу?! — Он медленно обвел взглядом долину. — И что они делают?

— Зверинец? — предположила Кайку. — Порченых зверей?

Номору горько усмехнулась.

— Думаешь?

На лице Тсаты застыло мрачное выражение.

— Это не зверинец, Кайку, — сказал он. — Это армия.