"Тайные грехи" - читать интересную книгу автора (Блэйк Стефани)

Глава 11

Гордон приобрел двух крепких коротконогих меринов, чтобы использовать этих выносливых животных во время экспедиций в горы. Они были не так красивы, как лошади, зато чувствовали себя гораздо увереннее на крутых каменистых горных тропах.

Гордон ехал на Черной Звезде, вороной кобыле с белой гривой. Мара сидела на гнедой Каштанке. Мускулистые животные были навьючены набитыми до отказа седельными сумками, да и седоки нагрузились сверх всякой меры, и все же животные ни разу не дрогнули, когда им приходилось карабкаться по крутым склонам или перебираться вброд через горные реки, где вода доходила им почти до крупов.

Гордон прихватил с собой ружье в чехле, которое было приторочено к седлу.

– В горах полно диких животных – горных львов, медведей и диких быков, – объяснил он. – Не так давно на пятерых охотников в одном из каньонов-тупиков, не имевшем выхода, напало стадо быков. Сражение длилось два часа, и, когда оно закончилось, все пятеро несчастных были мертвы, как и тридцать быков, которых они застрелили.

– Какой ужас! – Мара вздрогнула.

– К тому же в горах водятся гремучие змеи. Не исключено, что ты проснешься однажды утром и обнаружишь одну из этих тварей у себя под боком, в спальном мешке.

– Я начинаю жалеть, что отправилась с тобой. Но не для того ли ты рассказываешь мне все эти истории, Гордон, чтобы заставить меня вернуться домой?

Он рассмеялся:

– Не совсем так. Я чертовски рад, что у меня появилась спутница. Я и теперь еще не могу представить, как тебе удалось упросить своих родителей отпустить тебя со мной.

– Я очень решительная женщина!

– Женщина! – фыркнул Гордон. – У тебя еще молоко на губах не обсохло.

– Мне почти пятнадцать, – возразила Мара, почувствовав, что краснеет. – Вот что, Гордон Юинг… Думаю, лучше мне вернуться в Бисби.

– Только не делай этого вечером, когда стемнеет!

– Я скорее согласилась бы переночевать с медведем гризли, чем с тобой!

Слова эти были произнесены прежде, чем Мара сообразила, какой намек в них был скрыт: будто она и впрямь собиралась спать с ним.

Гордон почувствовал ее смущение и прекратил разговор со свойственным ему тактом. Он постоянно подшучивал над Марой, однако прекрасно видел, что она расцветает, превращается в женщину, полную жизни и огня, чувственную и страстную.

Гордон не переставал любоваться своей спутницей: он любовался тем, как свободно она сидела в седле; любовался очертаниями ее бедер и ягодиц, обтянутых грубой тканью штанов для верховой езды; любовался выступавшими под фланелевой рубашкой крепкими грудями и длинными волосами – заплетенные в косы и уложенные вокруг головы, они виднелись под полями ее сомбреро.

Путники уже углубились в настоящий лабиринт каньонов и ущелий, и им постоянно приходилось объезжать препятствия, возникавшие у них на пути, приходилось внезапно менять направление и ехать совсем не туда, куда следовало; лишь спустя много времени они снова выбирались на нужную им тропу.

– День и ночь мы должны быть начеку, должны постоянно присматриваться и прислушиваться, чтобы гроза не застала нас врасплох, – говорил Гордон. – А при первых же раскатах грома надо выбираться на высокое место. Помнишь, как однажды, когда мы держали путь в Бисби и ехали с Сэмом Пикензом, нас чуть не смыло наводнением?

– Никогда в жизни я не была так напугана.

– В прошлом месяце во время грозы недалеко отсюда утонул солдат, точнее, офицер. И его именем нарекли каньон. Его звали Рукер. К тому же следует еще опасаться апачей.

Впрочем, Гордон не особенно опасался индейцев. Все окрестные земли патрулировались военными, и апачи отошли в более отдаленные и бесплодные места – высоко в горы.

– А ты никогда не исследовал земли, расположенные подальше от Гор мулов? – спросила Мара.

– Нет еще, но собираюсь наведаться в окрестности Прескотта и Джерома и даже продвинуться на запад, до Кингмана. Все станет намного проще, когда «Сазерн Пасифик» проведет железную дорогу через Аризону. Уже построен мост через реку Колорадо.

И тут Мара вдруг заявила:

– Пари держу, тебе неизвестно, что этими наводящими на всех страх апачами управляют женщины.

– Что за глупости?! – изумился Гордон.

– Это правда! О… конечно, есть вожди более низкого ранга – мужчины, которые занимаются войной, но всем племенем управляют скво. И вся собственность принадлежит им. А когда мужчина и женщина вступают в брак, то муж приходит в семью жены, а не наоборот.

– Ты морочишь мне голову, Мара.

– Ты говоришь как все мужчины. Тебе претит мысль о том, что женщина может быть умнее, разумнее, что женщина может быть практичнее мужчины. Вы, мужчины, просто мальчишки, переростки, хвастливые и готовые ввязываться в драку при каждом удобном случае, как обезьяны. Вы готовы палить друг в друга без особой причины, как это сплошь и рядом происходит в Тумстоне. Но ты никогда не встретишь женщину, которая вела бы себя так глупо. А вот у апачей правильный взгляд на вещи. Они предоставляют решать важнейшие вопросы тем, кто лучше всего для этого подходит.

– Боже, храни дам, – пробормотал Гордон с театральным вздохом, закатив глаза. – А теперь ты скажешь, что президентом Соединенных Штатов должна стать женщина.

– О, уж это-то, конечно, неизбежно. Возможно, потребуется немало времени, пока такой день наступит, но рано или поздно это произойдет – и не только в Соединенных Штатах, но и в других странах тоже. И тогда мы, женщины, искореним глупые войны, которые вы, мужчины, так обожаете вести. Вы сможете тогда играть в менее опасные игры, чтобы выпустить пар и дать выход своему озлоблению.

Гордон бросил на девушку недоверчивый взгляд.

– Я, кажется, немного побаиваюсь тебя, Мара Тэйт.

Глаза ее то вспыхивали, то темнели.

– Вполне возможно, Гордон Юинг. И это естественно.

«Я собираюсь сделать вас своей собственностью, мистер Юинг, и вы не сможете этому воспрепятствовать».

В пять часов пополудни они нашли идеальное место для привала – у ключа, бившего из-под земли среди зарослей кактусов. После того как они почистили и напоили лошадей, Мара рухнула на свое одеяло.

– Должна признаться, что горноразведывательное дело – довольно хлопотное и утомительное занятие, – пожаловалась она.

Гордон сидел рядом, скрестив ноги. Он только что свернул себе папиросу.

– Как только найдем месторождение, сразу станет ясно, что мы не зря старались.

– Разрешишь мне затянуться твоей папиросой? – спросила Мара.

У Гордона глаза на лоб полезли.

– Малышка, ты что, рехнулась? Твой отец отрежет мне уши, если я разрешу тебе покурить. Леди не курят.

– Мэрион Мерфи курит.

– Мэрион Мерфи?! – Гордон сдвинул брови. – Я сказал: «Леди не курят!»

– Мэрион очень славная. К тому же она леди.

– Черт возьми, Мара, ты не должна дружить с этой девицей. Чего про нее только не рассказывают!

– Я учу сестер Мерфи читать и писать. И что дурного ты в них нашел?

– Ты не настолько наивна, Мара, чтобы не знать, кто они такие.

– Проститутки. И что из этого следует?

Гордон поднялся с места. Было очевидно, что этот разговор ему неприятен. Он испытывал неловкость.

– Послушай, давай прекратим говорить об этом. Знаешь, кто ты, юная леди? Ты бесстыдница! Ты провоцируешь меня! Тебе нравится затевать споры, ходить по острию ножа.

– А ты полагаешь, что подлинные юные леди не должны быть такими? Ты полагаешь, что они ничего не должны знать о жизни? Верно?

– Но ведь есть же занятия, более достойные юных леди.

Мара вскочила на ноги, подбоченилась. Теперь она стояла вплотную к Гордону.

– Хочешь сказать о тех занятиях, когда женщины опрокидываются на спину и лежат, раскинув ноги, ожидая, когда их господин и повелитель осчастливит их своим вниманием и поможет им зачать младенца? Это предел женских возможностей? Так ты это представляешь? Так тебе рисует женскую судьбу твой тупой мужской ум?

Гордон пристально смотрел ей в глаза, но Мара выдержала его взгляд.

– Хватит, мисс, ты наговорила слишком много.

– Ты высокомерный негодяй!

Она влепила ему пощечину.

Гордон отпрянул и приложил ладонь к вздувшейся и покрасневшей щеке. Он был скорее ошеломлен, чем оскорблен. Однако быстро овладел собой и решительно шагнул к Маре, невольно сжимая кулаки.

– Ты заслуживаешь порки, малышка. И я не постесняюсь выпороть тебя как следует.

– Ты не посмеешь.

В голосе ее прозвучала тревога, потому что она поняла: Гордон и не думает шутить. Мара попятилась.

– Ты не посмеешь меня тронуть, негодяй! Ты такой же, как все остальные мужчины. Если тебе в чем-либо не уступают, ты прибегаешь к грубости и насилию.

Он ринулся к ней, но она увернулась и бросилась бежать. Гордон последовал за ней. Мара мчалась вниз по каменистым склонам, мчалась по узкому ущелью. Потом повернула и стала карабкаться вверх по склону. Она уже почти выбралась из ущелья, когда Гордон ухитрился ухватить ее за лодыжку.

– Мерзавец!

Свободной ногой она лягнула его, угодив прямо в лицо.

– Вот дрянь! – завопил Гордон.

Он ухватил ее и за другую ногу и потащил вниз. Обдирая локти и колени, они скатились в ущелье. Гордон перевернул Мару на спину и прижал ее руки к земле. Глаза девушки сверкали гневом.

– Пусти меня – или я тебя убью!

– Неужели все валлийские женщины такие же ведьмы, как ты?

Мара отчаянно сопротивлялась, извивалась, стараясь освободиться, но силы были слишком неравными. В конце концов она сдалась, затихла. И вдруг закричала прямо в лицо Гордону:

– Вот почему вы держите нас в рабстве! Только потому, что вы крупнее и сильнее. Ладно… Ты держишь меня так, что я не могу сопротивляться. Я против тебя бессильна. И что ты собираешься сделать со мной теперь? Изнасилуешь меня?

Он вспыхнул. Краска залила его лицо до корней волос.

– Я ни за что не прикоснулся бы к тебе. Даже если бы ты была последней женщиной на земле. Я уж предпочел бы посетить вертеп Мэрион Мерфи.

– Это не секрет. Ты там частенько развлекаешься. Мэрион мне говорила. Что, Гордон, ни одна девушка не согласилась отдаться тебе бесплатно?

Кровь отхлынула от его лица, ярость помутила разум.

– Ах ты, мерзкая сука!

Гордон выпустил руки девушки и склонился над ней. Он стоял на коленях над распростертой на земле Марой. Она же лежала не шелохнувшись; на лице ее отражались смешанные чувства – страх, гнев… и ожидание, предвкушение…

Как зачарованная смотрела она на его пальцы, перебиравшие пуговицы ее клетчатой рубашки. Наконец ему удалось расстегнуть рубашку, и теперь он смотрел на грудь девушки, вздымавшуюся под почти прозрачной нижней сорочкой. Не требовалось никакого сооружения из кости и китового уса, чтобы поддерживать эти крепкие упругие груди, похожие на спелые, налившиеся соком плоды.

Ей казалось, она вот-вот задохнется, когда он приподнял полупрозрачную нижнюю рубашку и впился сверкающим взором в ее обнаженную плоть. Она же, глядя, как топорщатся его штаны, все туже обтягивавшие бедра, чувствовала, что ее охватывает жаркое пламя, сладостное и мучительное ощущение.

«Он хочет меня. Как мужчина – женщину».

Свидетельством тому было сильнейшее возбуждение Гордона – открытие, наполнившее Мару восторгом.

«Наконец-то я могу считать себя женщиной. После этой встречи я не останусь девственницей».

Мара приняла решение и протянула к нему руки; он же прижался губами к ее жаждущим и трепетным устам. Она обняла его за шею, привлекла к себе. И Гордон принялся покрывать горячими поцелуями ее глаза, уши, шею, губы…

– О Боже… – Мара застонала, когда язык его коснулся ее отвердевших сосков.

Он целовал сначала одну ее грудь, потом другую. Она же, разомкнув объятия, стала расстегивать пуговицы у него на штанах. Его отвердевшая и увеличившаяся плоть вырвалась из плена одежд, и Мара, восхищенная, воскликнула:

– О, любовь моя! Ты так прекрасен!

Гордон стащил с нее штаны для верховой езды, потом полотняные панталоны и с нескрываемым восторгом принялся разглядывать ее обнаженное тело.

– Пиршество для глаз. Теперь я знаю, что означает это выражение, – проговорил он с благоговением в голосе.

– Я не могу насытиться… не могу насмотреться на тебя, так что, пожалуйста, разденься сам.

Гордон подчинился, и она затрепетала в восторге.

– Ночами я лежу без сна и представляю тебя обнаженным.

– Вот как? – Он принужденно рассмеялся. – И я не обманул твоих ожиданий?

Мара облизала пересохшие губы.

– Ты даже превзошел их.

Ее руки, касавшиеся его мужской плоти, были горячими и настойчивыми – они ласкали, поглаживали, теребили…

Потом она взяла его руку и положила на свое лоно.

– И еще я представляю ночами, как ты ласкаешь меня.

Откровенность Мары возбуждала Гордона не меньше, чем ее горячие руки. Он снова склонился над ней, чтобы поцеловать ее грудь. Потом принялся покрывать поцелуями все ее тело – целовал ее плечи, шею, живот.

– О Боже! Это восхитительно! Просто чудо! Дорогой, сделай это со мной теперь же! Я готова.

Гордон сделал движение, и его горячая плоть коснулась ее живота. И тотчас же руки его стали раздвигать повлажневшие складки…

– Сюда! Вот так вот…

Она помогала ему, но все же он с трудом в нее проник.

– Я боюсь причинить тебе боль.

– Мне все равно. Не думай об этом.

Она приподнялась ему навстречу, и тонкая преграда раздвинулась. Мгновенная боль, которую испытала Мара, тотчас же сменилась ощущением нарастающего и почти нестерпимого наслаждения. Голова ее кружилась.

Она стонала и бормотала в экстазе:

– О! Любовь моя! Любовь моя, бесценный мой!

Гордону с трудом верилось, что ее страсть может быть столь велика.

Грудь, живот, бедра Мары – казалось, вся она стала продолжением его тела; казалось, они слились воедино и стали одной вздымающейся и извивающейся плотью. Темп их движений постоянно нарастал – до тех пор, пока тело Мары вдруг не содрогнулось, словно в судорогах. А затем все повторилось, снова и снова, только каждый раз наслаждение становилось все более острым, и Мара почувствовала, что если эти мучительные и сладостные содрогания не прекратятся, то она умрет.

Мара видела прямо перед собой лицо Гордона, искаженное страстью, она чувствовала, как его плоть входит в ее плоть, и вновь – в который уже раз – подумала: если это будет продолжаться, она в конце концов не выдержит…

…Потом они лежали рядом, держась за руки, бедро к бедру, лежали полусонные, и, казалось, время для них остановилось. Наконец он приподнялся на локте и улыбнулся ей.

– Я люблю тебя, Мара Тэйт.

– Я люблю тебя, Гордон Юинг.

Она потянулась к нему и погладила кончиками пальцев его щеку и резко очерченный подбородок.

– Я хочу жениться на тебе.

Она рассмеялась:

– Тебе не кажется, что я слишком молодая, чтобы быть женой?

– Ты женщина, и дело не в возрасте. К тому же ты – моя женщина.

Ее улыбка была ласковой, но в ней таилась и печаль.

– Нет, Гордон, люди не могут владеть друг другом. Я буду счастлива, если ты на мне женишься, но я никогда не стану твоей женщиной, потому что это было бы рабством.

На его лице появилось выражение растерянности.

– Что за странная ты девушка, Мара. Ты нисколько не похожа на других, кого мне доводилось встречать. Ты не похожа на оранжерейный цветок, на фиалку, которую надо холить и лелеять.

– Но я хочу, чтобы меня холили и лелеяли. Я и сама хочу холить и лелеять тебя. – Она кокетливо улыбнулась. – До конца жизни я буду заботиться о тебе. А ты не хочешь снова позаботиться обо мне, пока мы еще не оделись?

– Шлюшка!

– Притом самая развратная. На этот раз я хочу быть сверху.

Гордон был шокирован.

– Ты хочешь… быть сверху? Но так не полагается. Это неприлично.

– Прилично все, что доставляет удовольствие. А доставляет удовольствие только то, что прилично. Так что ложись и расслабься.

Мара уселась на него верхом и принялась раскачиваться, пока детородный орган Гордона не взмыл вверх, точно мощная колонна.

Новизна этой необычной позы была столь волнующей и возбуждающей, что ему пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы не достичь пика наслаждения раньше времени. Когда же он наконец ощутил судороги ее оргазма, тело его будто взорвалось, извергнув из своих недр водопад.

– Пожалуй, сейчас даже было лучше, чем в первый раз! – в восторге воскликнула Мара, постепенно успокаиваясь и расслабляясь. Она вдруг улеглась поперек его ног и чуть приподняла свой задик. – Теперь можешь меня отшлепать, если хочешь.

Гордон рассмеялся и игриво похлопал ее по соблазнительной части тела.

– Хватит… распутница. Одевайся, натягивай свои панталоны.

Когда они одевались, Мара машинально подняла голову и посмотрела на крутой склон, по которому недавно пыталась взобраться. Когда Гордон догнал ее и они скатились вниз, часть горной породы осыпалась.

– Гордон, что там такое зеленое, в той скале?

Он присвистнул.

– Похоже на медный карбонат – и его много! Погоди-ка, я сейчас…

Гордон побежал к бивуаку, где они оставили стреноженных лошадей, чтобы вытащить из седельной сумки необходимое для разведчика снаряжение. Вернувшись к Маре, он открыл коробку со своими инструментами и извлек из нее железную ступку и пестик. Потом полез вверх по склону к обнажившейся породе и отколол от скалы несколько образцов. Положив образцы в ступку, Гордон принялся толочь их, пока в ступке не осталась лишь измельченная в порошок порода.

Потом он высыпал порошок в стеклянный горшочек и добавил две унции серной кислоты.

– Сейчас узнаем, что у нас тут. – Гордон вытащил охотничий нож из ножен, висевших у пояса.

Мара с любопытством смотрела, как он опускает сверкающее стальное лезвие в раствор. Когда Гордон вытащил нож, на той части лезвия, которое он опускал в раствор, образовался налет из чистой меди.

– Чудо! – воскликнула Мара.

– Не чудо, а гораздо лучше. Должно быть, здесь одна из богатейших медных жил в Аризоне. Возможно, это месторождение даже больше, чем копи Меркурия.

Гордон заключил девушку в объятия, да так, что она едва не задохнулась.

– Ты понимаешь, что это означает, Мара? Мы разбогатеем. И все благодаря тебе! Если бы ты не разозлила меня своей дерзостью и не вынудила гоняться за тобой по всему ущелью, мы бы пропустили месторождение, не заметили бы его.

– И что нам делать теперь?

– Запомнить это место, сделать заявку, а потом вернуться в Бисби, чтобы зарегистрировать ее.

Их находка ознаменовала зарождение медной империи Тэйтов.