"Об интеллекте" - читать интересную книгу автора

7. Сознание и творчество

Когда я веду разговор о моей теории мозга, слушатели обычно быстро схватывают значимость предсказаний, как они соотносятся с человеческим поведением. Они задают множество сопутствующих вопросов. Откуда берется творчество? Что такое сознание? Что такое воображение? Как мы можем отделить реальность он неправильных представлений? Хотя эти темы преимущественно не были тем, что мотивировало меня на изучение мозга, они интересуют практически каждого. Я не претендую на звание эксперта по этим темам, но теория «память-предсказание» может дать некоторые ответы и полезные мысли. В этой главе я обращусь к некоторым из наиболее часто задаваемым вопросам.

Обладает ли крыса интеллектом? Обладает ли им кошка? Когда интеллект появился на эволюционной шкале? Мне нравится этот вопрос, потому что ответ на него я нахожу неожиданным.

Все, что я написал до этого про неокортекс и его работу, основано на самой базовой предпосылке — что у мира есть структура и следовательно он предсказуем. В мире есть паттерны: на лице есть глаза, у глаз есть зрачки, огонь обжигает, гравитация заставляет объекты падать, дверь открывается и закрывается, и так далее. Мир не случаен, но и не однороден. Память, предсказание и поведение мало бы что значили, если б у мира не было структуры. Любое поведение, поведение ли человека, или улитки, или одноклеточного организма или дерева — это средство использования структуры мира для осуществления размножения.

Вообразите одноклеточное, живущее в водоеме. У клетки есть жгутик, позволяющий ей плавать. На поверхности клетки есть молекулы, реагирующие на присутствие питательных веществ. Поскольку не все области водоема имеют одинаковую концентрацию питательных веществ, есть градиент питательных веществ с одной стороны клетки на другую. Когда она плывет через пруд, клетка может обнаруживать изменение. Это простая структура мира одноклеточного. Клетка эксплуатирует свою химическую осведомленность, плывя в места с высокой концентрацией питательных веществ. Мы могли бы сказать, что этот простой организм делает предсказание. Он предсказывает, что плавая определенным образом, он найдет больше питательных веществ. Задействована ли в этом предсказании память? Да, задействована. Память заключается в ДНК организма. Одноклеточные не обучаются в течение жизни, как использовать этот градиент. Наоборот, обучение возникает в течение эволюции и сохраняется в ДНК. Если внезапно изменилась бы структура мира, одноклеточные не смогли бы научиться и адаптироваться. Они не смогли бы изменить ДНК или свое поведение. Для этих видов обучение может возникать только в эволюционном процессе на многих поколениях.

Есть ли интеллект у одноклеточного? Используя обыденное понимание человеком интеллекта, мы ответим «нет». Но животные находятся на дальнем конце континуума видов, использующих память и предсказание для того, чтоб размножаться более успешно, и по академическим соображениям ответ должен быть «да». Суть не в том, чтоб сказать, какие виды интеллектуальны, а какие — нет. Память и предсказание используются всеми живыми формами. Просто есть бесчисленное множество методов и ухищрений, как они делают это.

Растения также используют память и предсказание для эксплуатации структуры мира. Деревья занимаются предсказанием, когда посылают свои корни в почву и ветви и листья в небо. Деревья предсказывают, где они найдут воду и минералы, основываясь на опыте своих предков. Конечно, дерево не думает; его поведение автоматическое. Но они эксплуатируют структуру мира таким же способом, как и одноклеточные. Каждый вид растения имеет различный набор поведенческих действий, который использует немного другую часть структуры мира.

Следовательно, растения развили коммуникационные системы, базирующиеся в основном на медленном выделении химических сигналов. Если насекомое повреждает часть дерева, дерево посылает химические сигналы по его сосудистой системе к другим частям дерева, которые включают защитные системы, такие как выделение токсинов. С помощью такой коммуникационной системы дерево может демонстрировать немного более сложное поведение. Нейроны возможно появились как средство передачи информации более быстрым путем, чем сосудистые системы растений. Мы можем думать о нейроне просто как о клетке с ее собственным сосудистым придатком. С некоторых пор, вместо медленного продвижения химических сигналов вдоль этих придатков, нейроны начали использовать электрохимические импульсы, которые перемещаются гораздо быстрее. Вначале быстрая синаптическая передача и простые нервные системы возможно не были задействованы для обучения. Суть была просто в более быстрой передаче сигналов.

Но затем в марше по эволюционной лестнице случилось нечто действительно интересное. Соединения между нейронами стали изменчивыми. Нейроны могли посылать или не посылать сигнал, в зависимости от того, что только что произошло. Теперь поведение могло быть модифицировано в течение жизни организма. Нервные системы стали пластичными, и таким же стало поведение. Поскольку знания могли быть достаточно быстро сформированы, животное могло изучать структуру мира уже в течение жизни. Если мир внезапно изменялся — скажем, на сцене появлялся новый хищник — животному не надо было оставаться привязанным к своему генетически определенному поведению, которое больше могло уже быть неприемлемым. Пластичные нервные системы стали огромным эволюционным преимуществом и привели к прорыву новых видов, от рыб к пресмыкающимся и к людям.

Как мы увидели в главе 3, у всех млекопитающих есть старый мозг, на поверхности которого располагается неокортекс. Неокортекс — это просто то, во что эволюционировала новейшая нервная ткань. Но с его иерархической структурой, инвариантным представление и предсказанием по аналогии, кортекс позволил млекопитающим эксплуатировать гораздо больше структуры мира, чем могут животные без неокортекса. Наши предки, наделенные неокортексом, смогли вообразить, как сделать сеть и поймать рыбу. Рыба не способна запомнить, что сеть значит смерть, или вообразить, как построить инструмент для разрезания сетей. У всех млекопитающих, от крыс до человека, есть неокортекс. Они интеллектуальны, но в разной степени.

Теория «память-предсказание» предлагает два ответа на этот вопрос. Первый почти очевиден: наш неокортекс больше, чем, скажем, у обезьяны или у собаки. Увеличив кортикальную поверхность до размеров обеденной салфетки, наш мозг смог изучать более сложную модель мира и делать более сложные предсказания. Мы видим более глубокие аналогии, больше структур в структуре, чем другие млекопитающие. Если мы хотим найти супруга, мы не просто смотрим на такие атрибуты, как здоровье, мы разговариваем с его друзьями и родителями, мы наблюдаем, как они себя ведут и разговаривают, и судим, насколько они честны. Мы смотрим на эти вторичные и третичные атрибуты в попытке предсказать, как наш потенциальный супруг поведет себя в будущем. Трейдеры на фондовой бирже смотрят на структуру коммерческих паттернов. Математики ищут структуру в числах и уравнениях. Астрономы ищут структуру в движении планет и звезд. Наш увеличенный неокортекс позволяет нам видеть наш дом, как часть города, который является частью региона, который является частью планеты, которая является частью большой вселенной — структуру в структуре. Никакие другие млекопитающие не могут размышлять так глубоко. Я почти уверен, что у моей кошки нет концепции мира за пределами нашего дома.

Второе отличие интеллекта человека от интеллекта других животных в том, что у нас есть язык. Целые книги написаны о предположительно уникальных свойствах языка и о том, как он развивался. Однако язык очень хорошо укладывается в модель «память-предсказание» без какого либо специального «языкового соуса» или специальной языковой машины. Произнесенные и написанные слова — это просто паттерны мира, также как мелодии, машины и дома. Синтаксис и семантика языка не отличаются от иерархической структуры других повседневных объектов. И тем же самым способом, как мы ассоциируем звук поезда с визуальной картинкой поезда, мы ассоциируем произнесенные слова с нашими знаниями о их физических и семантических составляющих. С помощью языка человек может вызывать воспоминания и создавать новое сопоставление ментальных объектов других людей. Язык является чистой аналогией, и с его помощью мы можем заставлять других людей получать знания и изучать вещи, которые они никогда в действительности не видели. Развитие языка требует большого неокортекса, способного управляться с вложенными структурами синтаксиса и семантики. Он также требует более полно развитого моторного кортекса и мускулатуры, чтобы позволить нам создавать сложные, сильно артикулированные звуки или жесты. С помощью языка мы можем брать паттерны, изученные в течение жизни и передавать их нашим детям или нашему племени. Язык, письменный, устный или язык тела, становится средством, с помощью которого мы передаем от поколения к поколению то, что мы знаем о мире. Сегодня, печатные и электронные коммуникации позволяют нам разделять наши знания с миллионами людей в мире. Животные без языка почти не передают столько информации своим потомкам. Крыса может запомнить множество паттернов в течение своей жизни, но они не передают в деталях новую информацию — «Эй, сынок, вот как мой отец научил меня избегать электрических ударов».

Таким образом, интеллект мог бы быть отслежен в течение трех эпох, в каждой из которых использовались память или предсказание. Первая — это когда виды использовали ДНК в качестве носителя памяти. Отдельные особи не могли адаптироваться в течение жизни. Они могли только передавать своим потомкам через их гены память о мире, базирующуюся на ДНК.

Вторая эпоха началась, когда природа изобрела модифицируемые нервные системы, которые могли быстро формировать знания. Отдельные особи теперь могли изучать структуру их мира и адаптировать свое поведение в течение жизни. Но отдельные животные все еще не могли передавать эти знания своим потомкам каким либо путем, кроме прямого наблюдения. Создание и расширение неокортекса произошло во время второй эпохи, но не определяло ее.

Третья эпоха уникальна появлением человека. Она началась с изобретения языка и расширением нашего неокортекса. Мы, люди, можем изучить очень большую часть структуры мира в течение нашей жизни, и мы можем эффективно передать эти знания другим людям посредством языка. Вы и я участвуем в этом процессе прямо сейчас. Я потратил большую часть моей жизни на поиски структуры в мозгу и того, как эта структура приводит к мышлению и интеллекту. Все, что я изучил, распределено для вас по этой книге. Конечно, я не смог бы сделать этого, если бы не имел доступа к знаниям, собранным сотнями ученых, которые также узнали что-то от других, и так далее вглубь времен. Я смог усвоить и добавить к тому, что другие написали об их собственных мыслях и наблюдениях.

МЫ стали самыми приспосабливающимися существами на этой планете и единственными со способностью передавать наши знания о мире широко по нашей популяции. Человеческая популяция пережила взрывообразный рост, потому что мы изучали и эксплуатировали довольно большую часть структуры мира и передавали ее другим людям. Мы можем выжить везде, в дождливом лесу, в пустыне, в морозной тундре, или в крупных городах. Комбинация большого неокортекса и языка привела к постепенному успеху нашего вида.

Меня часто спрашивают о творчестве, я подозреваю потому что большинство людей рассматривает творчество как нечто, чего не может машина, и следовательно это вызов самой идее построения интеллектуальных машин. Что такое творчество? Мы уже встречались с ответом несколько раз в этой книге. Творчество не является чем-то, что возникает в определенных областях кортекса. Оно не является подобным ни эмоциям, ни равновесию, за которыми закреплены определенные структуры и контуры за пределами кортекса. Наоборот, творчество это неотъемлемое свойство каждой кортикальной области. Это необходимый компонент предсказания.

Как это может быть истинным? Разве творчество не является некоторым экстраординарным качеством, требующим высокого интеллекта и таланта? Совершенно не обязательно. Творчество может быть определено просто как процесс предсказания по аналогии, нечто, что возникает повсюду в кортексе и чем вы постоянно занимаетесь, пока бодрствуете. Творчество возникает непрерывно. Оно простирается от простых повседневных актов восприятия, возникающих в сенсорных областях кортекса (когда мы слышим песню в новой тональности) до сложных, редких актов гениальности, возникающих в высших областях кортекса (создание симфонии в совершенно новом стиле). На фундаментальном уровне повседневные акты восприятия подобны редким полетам мысли. Просто повседневные акты настолько банальны, что мы не замечаем их.

Теперь у вас есть базовое понимание того, как мы создаем инвариантные знания, как мы используем инвариантные знания для предсказаний, и как мы делаем предсказания будущих событий, которые всегда в чем-то отличаются от того, что мы видели ранее. Вспомните также, что инвариантные знания это последовательности событий. Мы делаем предсказания путем комбинирования инвариантных знаний того, что должно произойти далее с деталями, относящимися к настоящему моменту времени (вспомните притчу о предсказании времени прибытия поезда). Предсказание это применение инвариантных знаний к новой ситуации. Следовательно, все кортикальные предсказания — это предсказания по аналогии. Мы предсказываем будущее по аналогии с прошлым.

Вообразите, что вам предстоит ужин в незнакомом ресторане и вы хотите помыть руки. Даже если вы никогда ранее не были в этом здании, ваш мозг предсказывает, что в ресторане где-то должен быть туалет с раковиной для мытья рук. Откуда он это знает? В других ресторанах, в которых вы бывали, всегда был туалет, и по аналогии в этом ресторане он также должен быть. Более того, вы знаете где и что искать. Вы предсказываете, что должна быть дверь или знак с соответствующими символами, ассоциирующимися с мужчинами и женщинами. Вы предсказываете, что он должен находиться где-то в задней части ресторана, либо за баром, либо возле гардероба, но не в пределах прямой видимости залов для приема пищи. Опять же, вы никогда не были в этом конкретном ресторане, но по аналоги с другими заведениями общепита вы способны найти то, что вам нужно. Вы не бродите в поисках произвольно. Вы ищите ожидаемые паттерны, которые позволят вам быстро найти туалет. Этот тип поведения является творческим актом; это предсказание будущего по аналоги с прошлым. Обычно мы не задумываемся о том, что это творческий процесс, но в большой степени это именно так.

Недавно я купил виброфон. У нас есть пианино, но до этого я никогда не играл на виброфоне. В тот день, когда мы принесли виброфон, я взял ноты для пианино, поставил их на подставку виброфона и начал играть простые мелодии. Моя способность сделать это не является чем-то выдающимся. Но на фундаментальном уровне, это был творческий акт. Подумайте над тем, что здесь было задействовано. Я взял инструмент, который очень сильно отличается от пианино. У виброфона золотистые металлические пластины; у пианино — черные и белые клавиши. Золотистые пластины большие и постепенно изменяются по размеру; клавиши пианино маленькие и двух различных размеров. Золотистые пластины размещены в два различных ряда; черные и белые клавиши — перемежаются. На одном инструменте я использую пальцы, а на другом — я размахиваю молоточками. Перед этим я стою, перед тем — сижу. Конкретные мышцы и движения, необходимые для игры на виброфоне, совершенно отличаются от тех, что нужны для игры на пианино.

Так как же я смог сыграть мелодию на незнакомом инструменте? Ответ в том, что мой кортекс видит аналогии между клавишами пианино и пластинами виброфона. Использование этого подобия позволило мне сыграть мелодию. Это практически не отличается от того, чтоб спеть песню в другой тональности. В обоих случаях, мы знаем, что нужно делать, по аналоги с прошлым опытом. Я понимаю, что для вас подобие этих двух инструментов может казаться очевидным, но только потому, что наш мозг автоматически видит аналогии. Попытайтесь запрограммировать компьютер, чтобы он нашел подобие между такими объектами, как пианино и виброфон, и вы увидите, насколько невероятно сложно это. Предсказание по аналогии — творчество — настолько распространено, что обычно мы не замечаем его.

Однако, мы считаем, что творчество — это когда система «память-предсказание» работает на высшем уровне абстракции, когда она делает необычные предсказания, используя необычные аналогии. Например, большинство людей согласились бы, что математик, доказывающий сложную теорему, занимается творчеством. Но давайте взглянем поближе, что вовлечено в его ментальные усилия. Наш математик пристально глядит на уравнения и говорит: «Как же мне взяться за эту проблему?». Если ответ не вполне очевиден, он может переформулировать уравнения. Записывая их в другой форме, он может взглянуть на ту же самую проблему с другой точки зрения. Он вглядывается все больше и больше. Неожиданно он видит, что часть уравнений ему знакома. Он думает: «О, я узнаю это. В этих уравнениях есть структура, которая похожа на структуру других уравнений, над которыми я работал несколько лет назад». Затем он делает предсказание по аналогии. «Возможно, я смогу решить эти новые уравнения, используя ту же самую методику, которую я успешно использовал на старых уравнениях». Он может решить проблему по аналогии с предыдущей проблемой. Это творческий акт.

У моего отца было странное заболевание крови, которое врачи никак не могли диагностировать. Как же они могли узнать, какое лечение предложить? Они рассмотрели данные, взятые из анализов крови моего отца за несколько месяцев, чтобы найти определенные паттерны. (Мой отец напечатал великолепный график, так что врачи могли ясно увидеть необходимые им данные). Хотя симптомы не соответствовали близко какому-либо конкретному заболеванию, некоторые сходства все таки были. Врачи пришли к решению, что лечение должно базироваться на смеси нескольких стратегий, которые подходили для других заболеваний крови. Использованное лечение предположительно было основано на аналогиях к заболеваниям, которые врачи лечили ранее. Узнавание этих паттернов требовало глубокого знания других необычных заболеваний.

Метафоры Шекспира — это образец творчества. "Love is a smoke made with the fume of sighs". "Adversity's sweet milk, philosophy". "There's daggers in men's smiles". Такие метафоры становятся очевидными, когда вы видите их, но их трудно придумать, что является одной из причин, почему Шекспира считают литературным гением. Чтобы создать такие метафоры, он должен был увидеть непрерывный ряд хитрых аналогий. Когда он пишет «There's daggers in men's smiles» («В человеческих улыбках есть кинжалы») он говорит не только о кинжалах или улыбках. Кинжал — это аналогия к дурным намерениям, а человеческие улыбки — это аналогия к обману. Две хитрых аналогии всего лишь в пяти словах! По крайней мере все зависит от их интерпретации. У поэтов есть способность к коррелированию внешне не похожих слов или понятий таким образом, чтоб представить эти слова в новом свете. Они создают неожиданные аналогии как средство для изучения высокоуровневых структур.

Фактически произведения искусства ценятся высоко, потому что они нарушают наши предсказания. Когда вы смотрите фильм, который разрушает известные представления о характерах, сюжетной линии, или кинематографии (включая спецэффекты), он вам нравится, потому что не похож на другие. Живопись, музыка, поэзия, проза — все творческие формы искусства — стараются разрушить обычаи и нарушить ожидания потребителя. Именно во внутреннем противоречии заключается великолепие произведения искусства. Мы хотим, чтоб произведение было понятно, но в тоже время уникально и неожиданно. Слишком понятные произведения неинтересны или кичливы; слишком уникальные — раздражающие и их сложно оценить. Лучшие произведения нарушают некоторые ожидаемые паттерны, одновременно приучая нас к новым. Рассмотрим хорошее произведение классической музыки. Наилучшее произведение привлекает на простом уровне — хороший ритм, простая мелодия и музыкальные обороты. Любой может понять и оценить его. Однако, оно также немного необычно и неожиданно. Но чем больше вы его слушаете, тем больше вы видите паттерны в неожиданных местах, таких как повторение необычных гармоний или изменение тональности. Это же верно для хороших литературных произведений или для хороших фильмов. Чем больше вы читаете или смотрите их, тем больше творческих деталей или сложностей структуры вы наблюдаете.

Возможно у вас был опыт наблюдения таких вещей, когда трудно понять, что же вам знакомо: «Хмм, где то я уже видел этот паттерн раньше, где-то еще…». Вы могли и не задаваться вопросом, просто необычная ситуация активировала инвариантное представление в вашем мозгу. Вы увидели аналогию между двумя обычно несвязными вещами. Я мог бы, например, вдруг увидеть, что возникновение научной идеи аналогично продаже бизнес-идеи, или что проведение политических реформ подобно воспитанию детей. Если я поэт — вуаля! — у меня есть новая метафора. Если я ученый или инженер — у меня есть новое решение для давнишней проблемы. Творчество — это смешивание и сопоставление паттернов для любых вещей, которые вы видите или должны увидеть в вашей жизни. Говорят «this is kinda like that». Для выполнения этой задачи есть нейронные механизмы во всех областях кортекса.

Попутный вопрос, который мне часто задают: «Если у всех людей мозг с рождения обладает творческими механизмами, почему у нас различная способность к творчеству?». Теория «память-предсказание» указывает на два возможных ответа. Один связан с природой, другой — с воспитанием.

С точки зрения воспитания у всех различный жизненный опыт. Следовательно, каждый строит отличные от других модели мира и знания о нем в своем кортексе, и будет находить другие аналогии и делать другие предсказания. Если я слушал много музыки, я смогу спеть песню в другой тональности и сыграть простую мелодию на другом инструменте. Если я почти не слушал музыку, я не смогу осуществить этого. Если я изучал физику, я смогу объяснить поведение повседневных объектов на основе законов физики. Если я вырос рядом с собаками, у меня будут способности видеть аналогии относительно собак и я смогу лучше предсказывать их поведение. То, что одни люди более творческие в социальных ситуациях, другие в языках, или в математике, или в дипломатии — все это определяется окружением, в котором они выросли. Наши предсказания, и, следовательно, наши таланты построены на опыте.

В главе 6 я описал, как знания постепенно опускаются вниз по кортикальной иерархии. Чем больше вы подвергаетесь воздействию определенных паттернов, тем больше знаний об этих паттернах реформируются на более низких уровнях. Это позволяет вам изучать отношения на более высоком уровне абстракции в верхней части иерархии. В этом суть того, что называют «быть экспертом». Эксперт — это некто, кто путем практики и постоянного обучения научился узнавать паттерны более тонкие, чем те, что может распознать неспециалист, такие как форма крыла на машинах конца 50-х или размер пятна на клюве чайки. Эксперты могут распознавать паттерны поверх других паттернов. Разумеется, есть физическое ограничение на то, что мы можем запомнить, обусловленное размером кортекса. Но у людей кортекс гораздо больше по сравнению с другими видами и у нас потрясающая гибкость в том, что мы можем запомнить. Все это зависит от того, что нас окружало в нашей жизни.

С природной точки зрения мозг демонстрирует физическую изменчивость. Определенно некоторые из различий предопределены генетически, такие как размер областей (у отдельных людей наблюдается различие размеров области V1 в три раза) и полушарные различия (у женщин имеется тенденция к более толстым соединениям между левой и правой частями мозга, чем у мужчин). У некоторых людей мозг содержит больше нейронов или другие типы соединений. Маловероятно, что творческий гений Альберта Эйнштейна был чисто следствием стимуляции окружения патентного бюро, в котором он работал в юности. Недавние исследования его мозга — который считался потерянным, но был найден в сохранности несколько лет назад — обнаружили, что его мозг количественно был необычным. В нем было больше вспомогательных клеток, называемых глиальными, на один нейрон, чем обычно. Был обнаружен необычный паттерн из борозд в теменных долях — в области, которая считается ответственной за важные математические способности и пространственное мышление. Она была также на 15 процентов шире, чем обычно у других. Возможно мы никогда не узнаем, почему Эйнштейн таким умным и творческим, но можно биться об заклад, что часть его таланта была унаследована через генетические факторы.

Каким бы не было различие между блестящими людьми и обычными — все мы творческие. И путем практики и обучения мы можем улучшить наши знания и таланты.

Да, вполне определенно. Я обнаружил, что есть путь стимулировать обнаружение необычных аналогий, когда работаешь над проблемой. Во-первых, вы заранее должны предполагать, что есть ответ на проблему, которую вы пытаетесь решить. Люди слишком легко сдаются. Вам необходимо быть убежденным, что решение ждет, чтобы его открыли, и вы должны продолжать думать о проблеме продолжительный период времени.

Во-вторых, вы должны позволить своему разуму блуждать свободно. Вы должны дать своему мозгу время и пространство для нахождения решения. Нахождение решения проблемы — это буквально нахождение паттерна в мире, или паттерна, хранящегося в вашем кортексе, который аналогичен проблеме, над которой вы уже работали. Если вы застряли над проблемой, модель «память-предсказание» советует найти другой способ взглянуть нее, чтобы увеличить вероятность увидеть аналогии в прошлом опыте. Если вы будете просто сидеть и пристально искать снова и снова — вы далеко не продвинетесь. Попробуйте взять части вашей проблемы и упорядочить их по-другому — буквально и фигурально. Когда я играю в Scrabble, я постоянно переставляю фишки. Я не надеюсь, что буквы случайно составят новое слово, но я надеюсь, что различные комбинации букв напомнят мне слова или части слов, которые могли бы быть частью решения. Если вы видите, что ваш рисунок не имеет смысла, попробуйте нарисовать его сверху вниз, изменить цвета или изменить перспективу. Например, когда я думал о том, как различные паттерны в V1 могут привести к инвариантному представлению в IT, я застрял. Тогда я перевернул проблему и спросил, как постоянные паттерны в IT могли бы привести к различным предсказаниям в V1. Инвертирование проблемы немедленно помогло, в конце концов приведя меня к моей уверенности, что V1 не должна рассматриваться как единая кортикальная область.

Если вы застряли над решением проблемы — отойдите ненадолго. Займитесь чем-нибудь другим. Затем начните снова, перефразируя проблему заново. Если вы сделаете это достаточное количество раз — рано или поздно что-то изменится. Это может занять дни или недели, но все равно это произойдет. Цель — найти аналогичную ситуацию где-то в прошлом или в настоящем опыте. Для успешного решения вы должны часто думать над задачей, но также заниматься другими делами, так, чтобы кортекс имел возможность найти аналогичные знания.

Вот другой пример того, как переупорядочивание проблемы привело к новому решению. В 1994 мои коллеги и я пытались решить, как ввести текст в наладонный компьютер. Все сосредоточились на программном распознавании рукописного текста. Говорили, «смотрите, вы пишете на клочке бумаги, вы должны суметь сделать это же на экране компьютера». К несчастью, это оказалось очень трудным. Это одна из тех вещей, которые компьютеры пока не могут, хотя для мозга это очень просто. Причина в том, что мозг использует память и текущий контекст для предсказания написанного. Слова и буквы, которые не получается распознать самих по себе, легко распознаются в контексте. Сопоставления паттернов в компьютере недостаточно для решения этой задачи. Я разработал несколько компьютеров, которые использовали распознавание традиционных рукописных символов, но они это делали недостаточно хорошо.

Я несколько лет боролся над тем, как заставить распознающую программу работать лучше, и не двигался с места. Однажды я отошел и решил взглянуть на проблему с другой перспективы. Я поискал аналогичную проблему. Я сказал себе: «Как мы вводим текст в настольный компьютер? Мы печатаем его на клавиатуре. Как мы учимся печатать на клавиатуре? Да, действительно, это не легко. Это было придумано недавно и необходимо долгое время, чтоб научиться. Печатание пальцами на клавиатуре в стиле печатной машинки сложно и не интуитивно, это совершенно не похоже на писание от руки — но миллионы людей научились этому. Почему? Потому что это работает». Мои размышления продолжались по аналогии, «Возможно я могу предложить систему текстового ввода, которая не обязательно будет интуитивной, но люди будут использовать ее, потому что это работает».

Буквально, именно такой процесс я прошел. Я использовал действие печатания на клавиатуре как аналогию к решению того, как ввести текст стилусом на дисплее. Я понял, что люди готовы научиться сложной задаче (печатанию), потому что это надежный и быстрый способ ввести текст в машину. Следовательно, если б мы смогли создать новый метод ввода текста с помощью стилуса, который будет быстрым и надежным, люди использовали бы его, даже если это потребует обучения. Таким образом, я разработал алфавит, который бы надежно транслировал написанное в компьютерный текст, мы назвали его Граффити. В системах распознавания традиционного рукописного текста, когда компьютер неправильно интерпретирует написанное — вы не знаете почему. Но система Граффити всегда производит корректные буквы, несмотря на то, что вы делаете ошибки в написании. Наш мозг не любит непредсказуемость, вот почему люди не любят системы распознавания традиционного рукописного текста.

Множество людей считает Граффити совершенно дурацкой идеей. Я прошел через все то, как по их мнению должен работать компьютер. Заклинанием тех дней было то, что компьютер должен адаптироваться к пользователю, но не наоборот. Но я был уверен, что люди приняли бы новый способ ввода текста по аналогии с клавиатурой. Граффити обернулось великолепным решением и было широко принято. До сих пор я слышу, как некоторые люди заявляют, что компьютеры должны адаптироваться к пользователям. Это не всегда верно. Наш мозг предпочитает системы, которые непротиворечивы и предсказуемы, и мы можем обучиться новым умениям.

Неправильные аналогии всегда опасны. История науки кишит примерами красивых аналогий, которые оказывались неверными. Например, известный астроном Кеплер убедил себя в том, что орбиты шести известных тогда планет определяются платоновскими телами. Платоновское тело — это всего лишь трехмерная форма, которая может быть сконструирована полностью из правильных многоугольников. Их существует ровно пять: тетраэдр (четыре равносторонних треугольника), секстаэдр (шесть квадратов, ака куб), октаэдр (восемь равносторонних треугольников), додекаэдр (двенадцать правильных пятиугольников) и икосаэдр (двадцать равносторонних треугольников). Они были открыты древними греками, которые были охвачены идеей отношений математики и космоса.

Как и все ученики школы Ренессанса, Кеплер был глубоко подвержен влиянию греческих идей. Ему казалось, что не может быть простым совпадением то, что есть пять платонических тел и шесть планет. Как он написал в своей книге TheCosmicMystery (1596 год): «Динамический мир представлен телами с плоской поверхностью. Таковых пять: однако, если их рассматривать как границы, они разделяют 6 вещей: отсюда шесть планет, вращающихся вокруг солнца. Это также причина, почему есть только шесть планет». Он видел красивую, но совершенно ложную аналогию.

Кеплер пришел к вычислению орбит планет в терминах вложенных платонических тел, в центре всех которых находится солнце. Он взял сферу, определенную орбитой Меркурия, в качестве основания и описал вокруг нее октаэдр. Вершины октаэдра задали сферу большего диаметра, которая давала орбиту Венеры. Вокруг орбиты Венеры он описал икосаэдр, чьи вершины дали орбиту Земли. Последовательность продолжилась: додекаэдр, описанный вокруг орбиты Земли дал орбиту Марса, тетраэдр вокруг орбиты Марса дал орбиту Юпитера, и куб вокруг орбиты юпитера дал орбиту Сатурна. Это было элегантно и красиво. Имея астрономические данные ограниченной точности тех дней, он смог убедить себя, что эта схема работает. (Годами позже Кеплер понял, что он ошибался, после того, как он использовал высокоточные астрономические данные своего покойного коллеги Тихо Браге, который доказал, что орбиты планет — эллипсы, а не окружности).

Ошибка Кеплера служит предупреждением для ученых и, несомненно, для всех мыслителей. Мозг это орган, который строит модели и делает творческие предсказания, но эти модели и предсказания могут оказаться как обманчивыми, так и верными. Наш мозг всегда смотрит на паттерны и находит аналогии. Если правильные корреляции не могут быть найдены, мозг с легкостью может приять ложную. Псевдонаука, предрассудки, вера и нетерпимость часто коренятся в ложных аналогиях.

Это один из тех вопросов, которые опасаются нейроученые, причем излишне по моему мнению. Некоторые ученые, такие как Кристоф Кох, готовы биться над сутью сознания, но большинство рассматривают этот вопрос на границе философии с псевдонаукой. Я думаю он заслуживает рассмотрения, хотя бы по той причине, что людям это любопытно. Я не могу дать полностью удовлетворяющий ответ, но я думаю, что память и предсказание могут быть обращены к части его. Во-первых, есть привкус головоломки в том, как оно рассматривается в разговорах.

Не так давно я был на научной конференции в прекрасном местечке ЛонгАйлендСаунд. Был ранний вечер, когда большинство из нас приняли по стаканчику вина сидя на пирсе перед водой и болтая перед ужином и вечерней сессией. Через некоторое время разговор коснулся темы сознания. Как я уже сказал, нейроученые обычно не говорят об этом, но мы были в прекрасной обстановке, было выпито некоторое количество вина, и тема разгорелась.

Женщина-ученый из Британии разглагольствовала о ее идеях о сознании, и сказала: «Конечно, мы никогда не поймем сознание». Я не согласился: «Сознание — это не такая большая проблема. Я думаю, сознание это похоже просто наличие кортекса». Наступила тишина, затем быстро последовал аргумент, когда несколько ученых попытались убедить меня в моей очевидной ошибке. «Вы должны признать, что мир кажется таким живым и красивым. Как вы можете отрицать сознание, которое воспринимает мир? Вы должны признать, что вы хотите чего-то особенного». Чтобы доказать свою точку зрения, я сказал: «Я не знаю, о чем вы говорите. Из того факта, как вы говорите о сознании, я делаю вывод, что я отличаюсь от вас. Я не чувствую того, что чувствуете вы, значит я бессознателен. Похоже я зомби». Зомби часто упоминаются, когда философы говоря о сознании. Зомби такие же, как люди, но бессознательные. Они ходячие живые мясные машины, но без царя в голове.

Ученый из Британии посмотрела на меня. «Конечно же у вас есть сознание!».

«Нет, я так не думаю. Вам так может казаться, но я не являюсь сознательным человеком. Не волнуйтесь об этом, мне и так хорошо».

Она сказала: «Значит вы не испытываете каких либо чувств?» и махнула рукой в сторону искрящейся воды, где опускалось солнце и небеса переливались оранжево-розовым оттенком.

«Да, я все это вижу. И что?»

«Тогда как вы объясните свои субъективные ощущения?»

Я ответил, «Да, я знаю, что я здесь. У меня есть воспоминания о вещах, похожих на этот вечер. Но я не чувствую, что должно быть что-то особенное, так что, если вы испытываете что-то особенное, возможно я бессознателен». Я попытался, чтоб она точнее определила свои сверхъестественные и необъяснимые мысли о сознании. Я попытался, чтоб она точно определила сознание.

Мы продолжали этот поток аргументов до тех пор, пока не настало время ужина. Я не думаю, что я изменил чье либо мнение о существовании и значении сознания. Но я попытался, чтоб они поняли, что большинство людей думают о сознании, как о некотором виде волшебного соуса, который добавляется к физическому мозгу. У вас есть мозг, состоящий из нейронов, и они выделяют сознание — в этом суть человека. С этой точки зрения сознания полностью отделено от мозга. Вот почему у зомби есть мозг, но нет сознания. У них есть все механические штуки — нейроны и синапсы, но у них нет волшебного соуса. Они могут все, что может человек. Со стороны вы не можете отличить зомби от человека.

Мысль о том, что сознание это что-то дополнительное к материи произрастает из ранних верований в жизненный поток — некую силу, дающую жизнь всему живому. Люди верят, что им необходима эта жизненная сила, чтобы объяснить разницу между камнями и растениями или металлом и живым человеком. Некоторые люди в это все еще верят. В наше время нам достаточно известно о разнице между неживой и живой материей, чтобы понять, что нет никакого особого соуса. Теперь мы знаем достаточно много о ДНК, о синтезе белков, транскрипции генов и метаболизме. Хотя мы знаем еще не все механизмы живых систем, нам достаточно известно о биологии, чтобы отказаться от волшебства. Аналогично, люди больше не думают, что необходима магия или какие-то духи, чтобы шевелить мускулами. У нас есть длинные белки, которые притягивают молекулы одну к другой. Вы можете обо всем об этом прочитать.

Тем не менее большинство людей продолжают верить, что сознания чем-то отличается и не может быть объяснено сведением к биологическим терминам. С другой стороны я не изучал сознание. Я ее прочел все философские мнения. Но у меня есть некоторые идеи о том, что смущает людей в их рассуждениях. Я верю, что сознание — это похоже просто наличие неокортекса. Но мы можем кое что еще. Мы можем разбить сознание на две категории. Одна подобна самоанализу — обыденное понятие о наличии сознания. Это относительно легкий путь для понимания. Другое это «qualia» — идея, что чувства, ассоциированные с ощущениями, не зависят от сенсорной информации. Qualia — это сложнее.

Когда большинство людей произносят слово сознание, они обычно ссылаются на первую категорию. «Были ли вы в сознании, когда прошли мимо меня не поздоровавшись?». «Были ли вы в сознании, когда свалились в кровать прошлой ночью?». «Вы без сознания, когда спите». Некоторые люди говорят, что такая форма сознания это то же самое, что и осознание. Второе ближе к истине, но я думаю, что осознание охватывает его не совсем точно. Я полагаю, это значение сознания является синонимом формированию декларативных знаний. Декларативная память — это знания, которые вы можете вспоминать и о которых можете рассказать кому-то другому. Вы можете выразить их вербально. Если вы спрашиваете меня, где я был в прошлые выходные, я могу рассказать вам. Это декларативные знания. Если вы спрашиваете меня, как удержать в равновесии велосипед, я могу сказать вам, что нужно держать руль и жать на педали, но я не могу объяснить точно, как сделать это. Удержание велосипеда в равновесии осуществляется в основном нервной активностью в старом мозге, так что это не декларативные знания.

Проведем небольшой мысленный эксперимент, чтоб показать, каким образом наши повседневные замечания о сознании являются тем же самым, что и формирование декларативных знаний. Вспомните, что считается, что вся память заключается в физических изменениях в синапсах и нейронах, которые они соединяют. Следовательно, если у меня был бы способ обратить эти физические изменения, ваша память могла бы быть стерта. Теперь вообразите, что я могу повернуть переключатель и вернуть ваш мозг точно в такое же состояние, в котором он был в некоторый момент прошлого. Это может быть час назад, двенадцать часов назад, любой промежуток времени. Я просто поворачиваю переключатель в моей обращающей машине, и ваши синапсы и нейроны возвращаются в предыдущее состояние во времени. Делая это, я стираю вашу память о том, что произошло с того момента времени.

Теперь предположим, что вы прожили сегодняшний день и проснулись завтра. Но как только вы проснулись, я повернул переключатель и стер последние двенадцать часов. У вас была бы абсолютно нулевая память о предыдущем дне. С точки зрения вашего мозга, «вчера» никогда не происходило. Я сказал бы вам, что уже среда, а вы протестовали бы, «нет, вторник. Я уверен в этом. Календарь просто поменяли. Но все равно вторник. Зачем вы так шутите надо мной?». Но каждый, кого вы встречали во вторник, сказал бы, что вы были весь день в сознании. Они видели вас, обедали с вами, разговаривали с вами. Разве вы этого не помните? Вы бы сказали нет, этого не было. В конце концов, посмотрев видеозапись вашего обеда, вы постепенно убеждаетесь, что день действительно прошел, даже хотя у вас нет воспоминаний об этом. Как будто вы были целый день зомби, а не в сознании. Однако, вы были в сознании все время. Ваша уверенность в том, что вы были в сознании, исчезла только тогда, когда ваши декларативные знания были стерты.

Этот мысленный эксперимент охватывает эквивалентность между декларативной памятью и нашим повседневным пониманием сознания. Если во время или в конце игры в теннис я спрошу вас, были ли вы в сознании, конечно же, вы скажете да. Если затем я стер бы ваши воспоминания по последних двух часах, вы заявили бы, что были без сознания и не отвечаете за действия, которые происходили в течение игры. В обоих случаях, это была одна и та же игра в теннис. Единственная разница в том, есть ли у вас воспоминания о ней в тот момент, когда я вас спрашиваю. Следовательно, это значение сознания не абсолютно. Оно может изменить после стирания памяти.

Наиболее сложные вопросы о сознании касаются qualia. Qualia часто перефразируется в стиле дзен-буддизма, например «Почему красное — красное, а зеленое — зеленое? Является ли красное для меня таким же, как и для вас? Почему красное эмоционально связывается с определенными чувствами? Это должно быть для меня неотъемлемое качество или чувство. Какое чувство оно вызывает у вас?»

Я обнаружил, что такое описание трудно соотносится с нейробиологией, так что я предпочитаю перефразировать вопрос. Для меня эквивалентным, но все также трудным для объяснения, является вопрос «Почему разные чувства кажутся качественно различными? Почему зрение кажется отличным от слуха, и почему слух кажется отличным от осязания? Если кортекс одинаков везде, если он работает по одним и те м же принципам, если он всего лишь оперирует с паттернами, если нет звука или света в голове, а только паттерны, то почему зрение кажется таким отличающимся от слуха?». Мне трудно описать, как зрение отличается от слуха, но это самоочевидно. Я думаю, для вас также. Аксоны для представления звука и аксоны для представления света во всех практических отношениях идентичны. «Освещенность» и «звучание» не переносятся по аксонам сенсорных нейронов.

У людей с особенностью, называемой синестезией, мозг размывает различия между чувствами — определенные звуки имеют цвет, или определенные текстуры имеют цвет. Это говорит нам, что качественный аспект чувств не является неизменным. Путем некоторых физических модификаций, мозг может придать качественный аспект зрения слуховой информации.

Так каково же объяснение для qualia? Я могу предположить две возможности, ни одну из которых я не нахожу полностью удовлетворительной. Одна заключается в том, что хотя слух, осязание и зрение работают по одним и тем же принципам неокортекса, они по разному обрабатываются под кортексом. Слух полагается на множество специфических для слуха подкорковых структур, которые обрабатывают звуковые паттерны прежде чем они достигнут кортекса. Соматосенсорные паттерны также проходят через множество субкортикальных областей, которые уникальны для чувств осязания. Вероятно qualia, подобно эмоциям, не опосредуется только неокортексом. Если они как-то переплетены с субкортикальными частями мозга, которые имеют уникальную структуру связей, возможно связанную с эмоциональными центрами, это могло бы объяснить, почему мы воспринимаем их по-разному, даже если это не поможет нам объяснить, почему какой-то вид qualia находится на первом месте.

Другая возможность, которую я могу подразумевать, это что структура поступающей информации — отличия в самих паттернах — диктует то, как вы воспринимаете качественные аспекты информации. Природа пространственно-временных паттернов в слуховом нерве отличается от природы пространственно-временных паттернов в оптическом нерве. В оптическом нерве миллионы волокон и он переносит практически пространственную информацию. В слуховом нерве только тридцать тысяч волокон и он переносит больше временнОй информации. Эти отличия могут быть соотнесены с тем, что мы называем qualia.

Мы можем быть уверены, что как бы ни определялось сознание, память и предсказание играют ключевую роль в их создании.

К сознанию относятся и понятия разума и души.

Когда я был ребенком, я не переставал удивляться тому, что было бы, если бы «Я» родился в теле другого ребенка в другой стране, как если бы «Я» каким-то образом не зависело от моего тела. Эти мысли о независимом разуме являются всеобще распространенными и естественным следствием того, как работает неокортекс. Ваш кортекс создает модель мира в своей иерархической памяти. Мысли — это то, что возникает, когда эта модель работает сама по себе; воспоминания ведут к предсказаниям, которая выступает в качестве сенсорной информации, что ведет к новым воспоминаниям и т. д. Наши наиболее абстрактные мысли не приводятся в действие и даже не связаны с реальным миром; они чисто продукт модели. Мы закрываем глаза и тихо размышляем, так что наши мысли не прерываются сенсорной информацией. Конечно, наша модель мира изначально создана изучением реального мира через органы чувств, но когда мы планируем и думаем о мире, мы делаем это в кортикальной модели, а не в реальном мире.

Для кортекса наше тело является всего лишь частью внешнего мира. Вспомните, что мозг находится в тихой и темной коробке. Он знает о мире только через паттерны в сенсорных нервных волокнах. С точки зрения мозга, как устройства для обработки паттернов, он не знает о вашем теле как-нибудь не так, как об остальном мире. Нет какого-либо специального различия между тем, где кончается тело и начинается мир. Но у кортекса нет возможности смоделировать мозг сам по себе, потому что в мозгу нет сенсоров. Таким образом, мы можем видеть, почему наши мысли возникают независимо от нашего тела, почему он склонен к тому, чтоб у нас был независимый разум или душа. Кортекс строит модель вашего тела, но он не может построить модель мозга самого по себе. Ваши мысли, которые располагаются в мозгу, физически отделены от тела и оставшегося мира. Разум независим от тела, но не от мозга.

Мы можем ясно увидеть эти отличия при травме или заболевании. Если кто-то теряет конечность, модель конечности в его мозгу может тем не менее оставаться нетронутой, давая в результате так называемую фантомную конечность, которую он все также может ощущать как часть тела. С другой стороны, если он испытает кортикальную травму, он может потерять модель руки, даже хотя рука сама по себе останется. В этом случае он может испытать то, что известно как синдром чужой конечности, и ощущать дискомфортное, возможно невыносимое чувство, что рука не его собственная и управляется кем-то другим. Некоторые даже настаивают, что конечность должна быть ампутирована! Если наш мозг остается нетронутым, тогда как остальное тело заболевает, у нас ощущение здравого разума заключенного в умирающем теле, хотя то, что мы имеем в действительности — это здоровый мозг, заключенный в умирающем теле. Естественно считать, что наш разум продолжается после смерти тела, но когда мозг умирает, также умирает и разум. Истинность этого становится очевидной, если наш мозг выходит из строя раньше тела. Люди с болезнью Альцгеймера или с серьезным повреждением мозга теряют свой разум даже если из тела остаются здоровыми.

Концептуально, воображение — это очень просто. Паттерны попадают в каждую кортикальную область либо от органов чувств, либо от нижележащих по иерархии областей. Каждая кортикальная область создает предсказания, которые посылаются обратно вниз по иерархии. Чтобы вообразить что-либо, вы только позволяете вашим предсказаниям вернуться назад и стать входной информацией. Ничего не делая физически, вы можете следовать вашим предсказаниям. «Если произойдет это, то должно последовать то, потом третье», и так далее. Мы делаем это, когда готовимся к деловой встрече, играем в шахматы, готовимся к спортивному событию или делаем тысячи других вещей.

В шахматах вы воображаете, как двигаете фигуру на определенную позицию и затем представляете, как будет выглядеть доска после этого хода. С помощью этой мысленной картинки вы предсказываете, что сделает ваш оппонент и как будет выглядеть доска после его хода. Затем вы предсказываете, что сделаете вы, и так далее. Вы проходите по воображаемым ходам и их следствиям. В конце концов на основании воображаемой последовательности событий вы решаете, будет ли начальный ход хорошим или нет. Некоторые спортсмены, такие как горнолыжники, могут улучшить свой результат, если они мысленно повторяют маршрут в своей голове снова и снова. Закрывая глаза и воображая каждый поворот, каждое препятствие и даже нахождение на пьедестале, они увеличивают свои шансы на успех. Воображение — это всего лишь другое название планирования. Именно там наша предсказательная способность окупается сполна. Она позволяет нам узнать, каковы будут следствия наших действий до того, как мы совершим их.

Воображение требует нейронного механизма для превращения предсказания во входную информацию. В главе 6 я предположил, что предсказание возникает в нейронах шестого слоя. Нейроны в этом слое проецируются на нижележащие уровни иерархии, но они также проецируются и вверх, к входным нейронам слоя 4. Таким образом выходная информация области кортекса может стать входной для нее же. Как я уже упоминал ранее, специалист по кортикальному моделированию, Стивен Гроссберг называет эти цепочки для воображения «folded feedback» («закольцованные обратные связи»). Если вы закроете глаза и вообразите гиппопотама, визуальная область кортекса станет активной, точно так же, как будто вы действительно увидели гиппопотама. Вы видите то, что воображаете.

Люди спрашивают с волнением и удивлением, «Вы хотите сказать, что наш мозг создает модель мира? И что эта модель может быть более важной, чем реальность?»

Я говорю «Да, в некоторых случаях это было бы верно».

«Но существует ли вообще мир за пределами моей головы?»

Конечно существует. Люди реальны, деревья реальны, моя кошка реальна, социальные ситуации, в которых вы себя обнаруживаете — реальны. Но ваше понимание мира и ваш отклик на него базируется на предсказаниях, идущих из внутренней модели. В любой момент времени напрямую вы можете ощущать только крошечную часть мира. Эта крошечная часть диктует, какие воспоминания должны быть задействованы, но самой по себе ее не достаточно для построения вашего полного восприятия. Например, прямо сейчас я печатаю в моем кабинете и слышу стук в парадную дверь. Я знаю, что пришла моя мама и я воображаю, как она спускается по лестнице, даже хотя я в действительности не видел и не слышал ее. В моем восприятии не было ничего конкретно связанного с моей мамой. Именно моя модель мира предсказала, что она здесь, по аналогии с предыдущим опытом. Большинство из того, что вы воспринимаете приходит не от органов чувств; оно генерируется вашей внутренней моделью.

Так что вопрос «Что есть реальность?» в основном касается того, как точно наша кортикальная модель отражает истинную природу мира.

Множество аспектов окружающего мира настолько устойчивы, что у рядом живущих людей модели мира похожи. В детстве вы запомнили, что свет, падающий на круглый предмет, производит определенную тень, и что вы можете оценить форму большинства предметов по подсказкам из естественного мира. Вы запомнили, что если вы выроните чашку из рук, гравитация всегда притянет ее на пол. Вы запомнили текстуры, геометрию, цвета и ритмы дня и ночи. Простые физические свойства мира согласованно запоминаются всеми людьми.

Но большая часть модели мира базируется на традициях, культуре и на том, чему научили нас наши родители. Эти части нашей модели менее согласующиеся, и могут радикально отличаться у различных людей. Ребенок, выросший в любящей и заботливой семье, чьи родители отзывались на его или ее эмоциональные нужды, вырастет, вероятно, с ожиданием того, что мир справедливый и любящий. Ребенок, которого обижали один или оба родителя, вероятно будет видеть будущие события опасными и суровыми, и будет считать, что никому нельзя верить — независимо от того, как сложится их дальнейшая жизнь. Большая часть психологии базируется на следствиях раннего жизненного опыта, привязанностях и воспитании, потому что именно тогда в мозгу закладывается фундамент модели мира.

Ваша культура основательно формирует вашу модель мира. Например, изучение показывает, что азиаты и европейцы по разному воспринимают пространство и объекты. Азиаты уделяют больше внимания пространству между объектами, тогда как европейцы в основном уделяют внимание объектам — отличие, которое транслируется в различную эстетику и способы решения проблем. Исследования показали, что некоторые культуры, такие как племена Афганистана и некоторые племена Южной Америки построены на принципах чести, и, как результат, легче воспринимают естественность насилия. Различные религиозные верования, приобретенные в детстве, могут привести к полностью отличающимся моделям морали, отношениям между мужчинами и женщинами, и даже к ценности самой жизни. Несомненно такие отличающиеся модели мира не могут все быть абсолютно корректными, универсальными, даже хотя они могут казаться правильными конкретным людям. Вывод — и хорошее и плохое — это всего лишь то, как вас научили.

Ваша культура (и семейный опыт) обучает вас стереотипам, которые к несчастью, являются неизбежной частью жизни. На протяжении этой книги вы могли бы заменить слово стереотип на инвариантное воспоминание (или инвариантное представление) без существенного изменения смысла. Предсказание по аналогии — это почти тоже самое, что и суждение по стереотипам. Негативные стереотипы имеют ужасные социальные последствия. Если моя теория интеллекта верна, мы не сможем избавить людей от их склонности мыслить стереотипами, потому что стереотипы — это то, как работает кортекс. Использование стереотипов — это неотъемлемое свойство мозга.

Способ избежать вреда, вызванного стереотипами — это учить наших детей узнавать ложные стереотипы, быть сопереживающими и быть скептическими. Нам необходимо продвигать эти критические для мышления вещи в дополнение к внушению известных нам ценностей. Скептицизм, сердце научного метода, единственный известный нам путь отличить факты от фантазии.

Сейчас я надеюсь, что я убедил вас в том, что разум это просто название для того, что делает мозг. Это не отдельная вещь, которая манипулирует или сосуществует с нейронами мозга. Нейроны это просто клетки. Нет мистической силы, которая заставляет конкретные нервные клетки или группы нервных клеток вести себя не так, как они вели бы себя обычно. Поставленные перед фактом, теперь мы можем обратить наше внимание на то, как мы могли бы воплотить способности нервных клеток к запоминанию и предсказанию — наши кортикальные алгоритмы — в кремнии.