"Помойник" - читать интересную книгу автора (Терехов Борис Владимирович)

Глава шестнадцатая

Гера и Татьяна даже не заметили, как я вернулся домой. В расслабленных позах они сидели на кухне, окутанной табачным маревом. Успев осушить одну бутылку самогона и более чем наполовину вторую. Передо мной предстало прямо-таки живописное полотно из жизни обитателей неблагополучной квартиры — алкоголиков или наркоманов. В кастрюле на газовой плите что-то кипело и булькало, испуская густые клубы пара. Весь стол был завален грязной посудой, а пепельница доверху переполнена почему-то мокрыми окурками. (Суп они из пепельницы хлебали, что ли?) У обоих были раскрасневшиеся лица с влажными сверкающими глазами.

Мое появление на кухне Гера и Татьяна встретили почти безразлично, прореагировав на него лишь вялым взглядом и кивком.

— По-моему, друзья, вы чересчур резво начали. Смотрю, вы уже тепленькие. Как бы вам не перегореть, — заметил я, пододвинул табуретку и сел за стол рядом с Татьяной.

— Не бэ, не перегорим, — отозвался Гера. — Ты, главное, не бойся.

— Вам виднее, — не стал я спорить.

— А что, прикажешь, нам делать? Польку танцевать? Ведь такие дела — плакать хочется, — всхлипнув, произнес он. Потом взял с тарелки большой соленый зеленый помидор и целиком отправил к себе в рот. Помидор с трудом уместился у него во рту, вынудив Геру до безобразия надуть щеки. Чтобы он не вывалился наружу, ему пришлось, с отчаянным сопеньем, придерживать его указательным пальцем.

— Моя помощь не требуется? — спросил я, в тревоге приподнимаясь с места.

В ответ он, прикрывая рот рукой и вращая выпученными глазами, отрицательно мотнул головой.

— Да выплюни ты его, — посоветовал я.

Гера снова мотнул головой, что должно было означать — никогда! Ни за что на свете!

— Не страдай, выплюни!

— Ладно, не смущай его, Володя. Проглотит как-нибудь. Будешь есть вареную картошку? — поинтересовалась Татьяна. Несмотря на то, что выпила она, очевидно, немало, голос у нее по-прежнему оставался красивым и мелодичным. В нем появились даже какие-то новые воркующие нотки.

— Нет, спасибо, — отказался я. — Кстати, твоя картошка уже сварилась.

— Точно, дорогой, она готова. Можно подавать на стол, — согласилась Татьяна, слегка пошатываясь, встала со стула, взглянула в кастрюлю и выключила плиту.

— Как, Володя, на улице? Как проветрился? — благодушно осведомился Гера, счастливый оттого, что справился, наконец, со своим зеленым помидором.

— Неплохо. Погулял немного, полюбовался весной, поговорил кое с кем.

— С кем? — насторожилась Татьяна, повернувшись ко мне от плиты.

— Пропустишь с нами по одной? За возвращение, — предложил Гера и принялся наливать нетвердой рукой из бутылки самогон в рюмку себе и Татьяны. При этом обильно капая им на клеенку. — Танюш, достань ему рюмашку. Или, может, тебе сразу дать стакан?

— Не беспокойся, Гера, не надо. Я выпью лучше пива, — ответил я и, соблюдая великую осторожность, чтобы опять не облиться, начал открывать банку.

— Напрасно, шурин. Не советую. Будешь только от него без конца бегать в уборную.

— Ничего, не из графьев — сбегаю.

— Так, с кем же ты, Володя, разговаривал? — повторила Татьяна свой вопрос, выпив рюмку и тыкая сигаретой в пепельницу, чтобы смахнуть с нее пепел.

— С Пахомом Максимычем из поселковой администрации и продавщицей Юлей, — смиренно произнес я. — До этого еще немного с Мареком.

— Правильно, сделал, что поговорил, — похвалил меня Гера. — Вытянул из них что-нибудь полезное для нас?

— По большому счету, нет. Просто уточнил для себя некоторые детали.

— Ну и шут тогда с ними, с администраторами и продавщицами! Да и с твоим соседом Мареком! Хоть убей, не доверяю я никому в вашем поселке.

— Между нами, Гера, он неровно дышит к этой рыжей Юльке из магазина, — заявила Татьяна. — Как что, то мигом к ней. Будто бы купить продукты.

— С чего это ты, любопытно, решила? — спросил я.

— Дышишь, дышишь. Не делай невинный вид. Я же вижу, не слепая на оба глаза. Вон и к Вике, дочке Марека, тоже. Если еще не сильнее. Он, Гера, оказался на проверку страшным бабником. Готов увиваться за каждой юбкой. Он как настоящий сексуальный маньяк.

— Ага, и тюрьма по мне плачет! Но ничего подобного! Полная чушь! — с негодованием произнес я. — Потом половина юбок ходит сейчас в штанах.

— Господи, какая разница, в чем они ходят? Главное, что увиваешься.

— Это ты, Володя, напрасно. Оставь юбки и штаны в покое. Дались они тебе, — строго сказал Гера и плавным движением потянулся за вторым помидором.

Но я успел вовремя перехватить его руку.

— Стоп, остынь. Новых твоих мучений мне не пережить.

— Хорошо, обойдемся без мучений. Но я бы легко охомячил этот помидор. Разрезал бы на части, и охомячил, — ответил он. — А Татьяна у тебя нормальная баба и совсем не стервозная. Нет, поначалу-то, при первой нашей встрече, я принял ее за обычную шалаву. Словом, за профуру, которая облапошила тебя как дошкольника. Но потом, когда мы здесь посидели с ней вдвоем и потолковали…

— Это кто шалава?! Кто профура?! — возмутилась Татьяна до глубины души, уткнув кулаки в бедра. — Ничего себе сказанул! Хам ты и негодяй после этого! Урод недоделанный!

— Это он не о тебе, Таня, — поспешил заметить я.

— Верно, Володя. Я не о ней. Шалава и профура — это Юлька с Викой, — нашелся Гера. — А ты, Танюш, во всех отношениях порядочная и положительная женщина.

— Тактичная, воспитанная, интеллигентная. С настоящим талантом. Дикторша на вещевом рынке. Хоть и бывшая, — добавил я и попросил: — Только впредь давай сдерживайся. Не лезь сразу в бутылку.

— Ты сам лучше держи себя в узде, — хмыкнув, посоветовала Татьяна.

— Я всегда держу себя в узде.

— Не всегда.

— Ошибаешься, всегда.

Гера, поморщившись, демонстративно махнул на нас рукой. Разбирайтесь, дескать, сами, без меня: кто есть кто. И выпил полную, до краев, рюмку самогона. Затем, словно поразился неприятной мыслью, внезапно помрачнел и пристально уставился на меня.

— Ты вот что, милый родственник, скажи мне: почему ты зажал деньги на выкуп Шуры? Выходит, что цветные бумажки тебе дороже жизни собственной сестры? По моему разумению, сволочной это поступок, — медленно и с нажимом произнес он.

— Гера, прошу, поверь, нет у меня денег. Я же тебе вчера об этом говорил. Ты прямо как Генка Кривонос. Он тоже с ослиным упрямством требует с меня дядин долг, — вздохнув, ответил я.

— Врешь, есть!

— Не вру. Это правда.

— Нет, честно слово, у нас никаких денег, — присоединилась ко мне Татьяна.

— А ты бывшая дикторша с рынка вообще молчи! Не встревай в мужской разговор! Не с тобой толкуют! — побагровев, заявил он и стукнул кулаком по столу так, что зазвенела посуда, стоявшая на нем.

— Тебе, Гера, наверное, моча ударила в голову! Все-то ты позабыл! — рассердившись, произнес я. — Это у вас, у тебя и Шуры, были деньги — двадцать тысяч долларов! Это вы их от меня утаили! Я же ничего не скрывал и не скрываю! Нет нужды! Ты меня перепутал с вами самими!

— Не двадцать тысяч, а двенадцать и рубли! — громко поправил он. — Да, мы их утаили, спрятали, заныкали! Называй, как хочешь! Но зато ты получил эту квартиру! Со всем добром и обстановкой! Разве тебе этого мало?!

— Спасибо, не мало. Я безмерно счастлив. Но повторяю русским языком, мы в ней ничего не находили.

— Не обманывай, находили! И никакие-нибудь жалкие двенадцать тысяч, а намного больше. Но ты их зажимаешь! Шура сидит там страдает у похитителей, а тебя жаба душит с ними расстаться! — брызгая слюной, проорал Гера, схватил меня за грудки и приблизил свое лицо к моему лицу. — Гони их немедленно! Не жмись!!

— Нечего мне давать — у меня, их нет! Понимаешь, нет! Они есть только в твоей фантазии! — ответил я, отцепляя его пальцы от своей рубашки. — Успокойся и не буянь. Вообще, иди-ка ты сейчас лучше отдохни.

— Да, в постельку, — поддакнула Татьяна. — Бай-бай.

— Фигушки вам! Никуда я не пойду! — распаляясь еще сильнее, заявил Гера.

— Ну и дурак! В таком состоянии Шуре ты ничем не поможешь, — заметил я.

— Очень даже помогу! Я сдеру с тебя деньги, чтоб ее освободить! Костьми лягу, а сдеру!

— Сиди тогда тут. Валяй ваньку, сколько твоей душе угодно. А мы пойдем, — сказал я, поднялся сам и поднял со стула Татьяну. Она не противилась, и покорно пошла впереди меня с кухни.

— Гоните деньги, сукины вы дети! — злобно крикнул нам вслед Гера.

— Нет их у нас! — бросил я ему через плечо.

— Не будь болваном, Гера. Откуда мы их тебе возьмем? — поддержала меня Татьяна.

— Что твоей бабе все неймется?! Что она, курица щипаная, встревает в наши денежные дела?! Укороти ей язык! Не то, обещаю, я сам это сделаю, — пригрозил он.

— Руки коротки! — с видимым удовольствием съехидничала Татьяна. — Сморчок!

— До твоего языка они дотянутся!

— Мечтать — не вредно!

— Гера, не неси пургу, и она не станет встревать, — посоветовал я, притормаживая в коридоре и поворачиваясь к нему. — Успокойся.

— Последний раз говорю тебе по-хорошему: дай деньги на выкуп Шуры, — потребовал он.

— Последний раз отвечаю тебе по-хорошему: нет у меня никаких денег, — сказал я.

— Значит, нет?!

— Нет!

И здесь во всей своей красе проявился скверный, вздорный характер мужа моей сестры, о котором я был так наслышан от Шуры.

Гера достал из-под стола пустую бутылку самогона и тщательно проверил, не сохранилось ли в ней чудом самогона. Чуда, увы, не произошло. Потом задумчиво подкинул бутылку на ладони, неторопливо прицелился и — со словами «держи, фашист, гранату» — запустил ею в меня. Но я сумел вовремя уклониться. Однако, просвистев мимо меня, она угодила донышком в висок Татьяне. Та сдавлено вскрикнула от боли и испуга и, обхватив голову руками, опустилась на коврик перед входной дверью. Вскоре из-под Татьяниной ладони показалась кровь. Она потекла тонкой струйкой по ее щеке и шее. И дальше, проникая под халат, на красный атласный бюстгальтер. Возможно, что и до самых трусов.

Ну и Гера! Тоже мне вольный стрелок Вильгельм Телль! Научился бы сначала бутылку, как предмет метания, держать в своих корявых лапах! Промазал в меня и вот, пожалуйста, — испортил девушке любимую носильную вещь.

Преисполненный праведным негодованием и не только за испачканный бюстгальтер, но и за кровоточащую рану на виске Татьяны, я решительно направился к Гере.

Он тотчас, как по команде, встал с места и сделал два-три шага мне навстречу. Вцепился пальцами обеих рук в мое горло и, пылая лютой злобой, принялся душить. У меня перехватило дыхание — я начал задыхаться и хрипеть. Длилось, правда, это не долго. После короткой ожесточенной борьбы, я сумел освободиться и резко, с силой, оттолкнул его от себя.

Словно пушинка, Гера отлетел назад, опрокинув при этом стол. Со стола с грохотом посыпались тарелки, рюмки, соленые помидоры, вареная картошка, пепельница с мокрыми окурками, початая пачка сигарет, зажигалка, чашки, вилки. Скатилась также моя банка с недопитым пивом и вторая бутылка с остатками самогона.

Гера гулко стукнулся спиной о кухонный пенал и с подогнутыми коленями присел на пол. Но, издав воинственный клич, тут же вскочил и со стальной вилкой, зажатой в кулаке, ринулся на меня. К счастью, его атака не удалась. В живот он мне не попал. Я же, отняв его вилку, крепко двинул ему по челюсти. Гера потерял равновесие и растянулся почти во всю ширину моей небольшой кухни.

Но его упорству можно было позавидовать. Придя немного в себя, он поднялся и бросился в новую атаку. Ну, просто натуральный камикадзе! История в точности, за исключением лишь отъема вилки, повторилась — я вторично уложил Геру на пол. Ничего удивительного. Я был моложе его, сильнее и, вдобавок, чуть ли не совершенно трезвый.

Нет, Шура бы не одобрила моего поведения. Наверняка бы отругала и поставила в угол. Стоял бы грыз ногти и смотрел в стену до самого прихода родителей. Но сейчас я об этом мало думал. Я готовился стукнуть Геру еще раз. Если, разумеется, он попытается опять меня атаковать.

— Прекрати, Володя! Сию же минуту прекрати!! — закричал Марек громовым голосом, неожиданно появляясь на кухне. Подскочил ко мне и схвати сзади за локти. — Ты что, в самом деле?! Ополоумел?! Давай, дружок, охладись!

— Охладился и прекратил, — ответил я, переводя дыхание.

Гера не замедлил воспользоваться представившейся паузой. Предусмотрительно отполз подальше, к газовой плите, и сел, прислонившись к ней спиной. Пол возле него был залит пивом и самогоном. Там же валялась битая посуда и подавленная картошка с солеными помидорами. Что ж, весьма удобно. Чтоб, не сходя с места, выпить и закусить.

— Видишь, Марек, что сделал со мной мой дорогой родственничек? Этот хрен моржовый! — сказал Гера, размазывая кулаком по щекам кровь вместе со слезами. — Он всегда меня ненавидел. Ждал только подходящего момента, чтобы разделаться со мной. Он со своей шалавой Танькой хотел меня убить. Представляешь, Марек? Но не получилось, обломилось у них. Меня так просто не возьмешь. Я — ни какой-нибудь хлюпик… Не ухмыляйся ты, Вовка! У-у, скотина! Погоди, я с тобой еще расквитаюсь!

Я мягко высвободился из объятий моего соседа, подошел к Гере и, склонившись над ним, отвесил ему две крепкие звонкие оплеухи. Начатое дело все же следовало доводить до логического конца. То есть, полностью приводить его в чувство.

— Видишь, Марек, он хочет меня убить, — плаксивым голосом проговорил Гера, утративший весь свой бойцовский дух и загораживаясь от меня руками. — Прошу, останови его! Он же ненормальный! Как из клетки вырвался!

— Угомонись ты. Володя, наконец! Ты, действительно, как ненормальный! — разозлился Марек, оттаскивая меня от него. — Хватит! Не навоевался еще?! Что у вас здесь происходит?! Объясните мне!

— Да ничего особенного, — ответил я. — Он напился с утра, как извозчик, и полез в драку.

— Ха-ха-ха, — невесело рассмеялся Гера. — Слушай его больше. Он тебе еще не того наплетет. Я приехал к нему не самогон глушить, а попросить денег. Как же, допросишься их от Вовки. Скорее, гастрит себе заработаешь. Зато издеваться по всякому поводу над человеком он великий специалист.

— Ну-ну, заливай дальше, — усмехнулся я.

— Ничего я не заливаю. Вот спрашивает, Марек, сегодня утром, как правильно говорить одевать куртку или надевать? Да мне на это наплевать! Если не выразиться грубее! Или кушаю я соленый помидор, а он давай давиться от смеха, что кушаю я не как положено. Не по культурному. Клоуна себе нашел! Родственник, называется! И это вместо реальной-то помощи!

Из ванной, прижимая к виску мокрое полотенце, вышла Татьяна и встала на кухне возле холодильника.

— В общем, спасибо за избиение немолодого хворого человека. Уважил, шурин. А эта подруга его еще подначивала, — сказал он, указывая в ее сторону.

— Твоими словами получается, что ты, Гера, невинная овечка. Прямо святой угодник какой-то, — заметила Татьяна, выразительно жестикулируя незанятой рукой. — Ответь тогда, зачем пулялся бутылками? Ты мне, черт, голову чуть не проломил. Я в больницу чуть не угодила.

— Прости, конечно, — смутился он. — Но я не в тебя бросал, а в твоего сожителя, в Вовку. Ты просто попала на линию огня.

— Артиллерист фигов, — буркнул я.

— Считаешь, Гера, что мне от этого легче? Теперь, может, у меня на всю жизнь шрам останется?

— Прости еще раз. Но бабе по любому не следует встревать в мужской разговор.

— Не указывай мне, что я должна делать в собственном доме, — фыркнула Татьяна.

— Давно, интересно, он стал твоим собственным?

— Это тебя не касается.

— Отчего же, очень даже касается.

— Перестаньте, друзья. Честное слово, вы как на базаре. Успокойтесь. Иначе вы снова подеретесь, — вмешался Марек. — Так объясните, что у вас случилось?

— Шуру похитили, — устало произнес я.

— Ты серьезно?

— Какие уж тут шутки.

— Когда?

— Позавчера, — вздохнув, ответил я. — Гера рассказывает, что она отправилась на садовый участок проверить дом перед началом летнего сезона. Назад она не возвратилась. Поздно вечером ему позвонили и потребовали заплатить за ее освобождение выкуп. Двести пятьдесят тысяч долларов.

— Ух, ты! — вырвалось у Марека. — Губа у них не дура!

— Естественно, что таких денег у Геры под рукой не оказалось, и он приехал посовещаться со мной. По крайней мере, именно так я понял.

— Еще бы! Гера же у нас не миллионер, не нефтяной барон, — кивнул Марек. — То-то я почувствовал нечто неладное, когда вы утром заявились ко мне покупать самогон. Кошмар, что творится на свете. Но нужно было сразу мне сказать, что произошло. Почему вы, друзья, молчали? Я ведь вам не чужой человек.

— Я не рассчитывал, что ты сумеешь нам в чем-то помочь, — заметил Гера. — Потом гниды-похитители запретили мне посвящать в эту историю посторонних.

— Что ж теперь делать? — спросил Марек.

— Не знаю, — пожал плечами Гера.

Марек участливо помог ему подняться с пола. Стряхнул сзади брюки, усадил на стул и налил стакан водопроводной воды.

Казалось, что с Геры выветрился едва ли не весь его хмель. Во всяком случае, говорил он сейчас вполне разумно. Я даже упрекнул себя, что несколько минут назад его поколотил. Наверное, мне все-таки не стоило с ним ссориться и затевать драку. Следовало просто удалиться в свою комнату и закрыться в ней.

Вот так со мной всегда. Сделаю чего-то, а после начинаю сожалеть.

Татьяна почти тоже окончательно протрезвела и, с внезапно пробудившимся чувством хозяйки, принялась подметать на кухне пол. Как ни парадоксально, но полученная встряска пошла всем нам на пользу. Мы разрядились.

— Я, Марек, приехал к Вовке одолжить денег, а вместо них схлопотал по морде, — горестно произнес Гера, потирая желвак на скуле. — Разве это справедливо?

— По-моему, не справедливо. Но, Гера, вся штука в другом. У Володи нет таких больших денег, — сказал тот и метнул на меня быстрый взгляд прищуренных глаз. — Подумай, откуда им у него взяться?

— Ну, он мог найти деньги в этой квартире. Ведь раньше она принадлежала Виктору, а их с Шурой дядя был богатый мужик. Первый воротила в вашем поселке. Куда ж тогда подевались все его капиталы? Ясно, что они у Вовки, — заключил Гера.

— К сожалению, нет. Володя не находил его капиталы. Иначе бы я об этом догадался.

— Точно. Кто-кто, а ты бы догадался, — согласилась Татьяна, сметая мусор в совок.

— Но мне-то, откуда было знать это наверняка. Я ж не его сосед, как ты, Марек, — буркнул Гера. — Понимаешь, я сильно переживаю за Шуру. Постоянно думаю, каково ей приходится там, у похитителей. А тут Вовка со своими шуточками и подначками. Будто положение сестры его совсем не волнует. В общем, достал он меня. Я терпел-терпел, и вспылил.

— По-твоему, ты один переживаешь за Шуру? Один думаешь, каково ей у похитителей? Заблуждаешься. Я переживаю не меньше твоего. У меня нервы тоже на пределе. Только я этого не показываю. Не скандалю и не швыряюсь бутылками, — ответил я Гере. — Впрочем, все равно извини. Я погорячился.

— Ладно, чего уж там. И я был хорош, — пробормотал Гера и протянул мне руку.

— Давно бы так, ребята, — с одобрением произнес Марек. — Это по-нашему.

— Угу. Сначала подраться, после помириться, — усмехнувшись, заметила Татьяна.

— Как же по-другому? Не согрешишь — не покаешься. Не подерешься — не помиришься. Так у нас повелось, — сказал Марек. — Кстати, шум у вас стоял ужасный. Как при смертоубийстве. Я уж хотел милицию вызывать. Но потом решил зайти прежде сам.

— Спасибо, что не вызвал, — поблагодарил я. — Пришлось бы нам еще и с милицией объясняться. Да, а кто тебе открыл? Я не слышал звонка.

— Татьяна и открыла. Она сидела на полу возле двери.

— Верно, — подтвердила она. — Не мудрено, что не слышал. Тебе было не до звонков. Ты был занят на кухне.

— Отлично, разобрались. Выпьем по такому поводу мировую, — предложил Гера. — Самогон, по-моему, у нас еще остался. Переколотили мы сгоряча не все бутылки.

— Я против. Давайте ограничимся кофе. Потому как второго такого побоища моя кухня не выдержит. Мне и без того придется наводить в ней порядок до завтрашнего дня, — сказала Татьяна и поставила кипятить на плиту воду в чайнике.

— Правильно, лучше кофе, — кивнул Марек. — Сейчас тебе, дорогой, с Володей нужно не самогон хлестать, а решать, как вызволить Шуру из лап похитителей.

— Ха. А что мы можем решить? Ничего! Мы бессильны, как тот крот перед экскаватором. Денег у нас нет. Как ни крути. Поэтому остается только пить, — заключил Гера.

— Хоть пей, хоть не пей. Но мы и впрямь не знаем, что нам предпринять, — добавил я.

— Пускай не знаете. Но какие-то соображения у вас имеются? — спросил Марек.

— Соображение всего-навсего одно, — помедлив, ответил я. — Тем, кто похитил Шуру, было, несомненно, известно о капиталах Виктора. Не за нашими же личными сбережениями они охотятся? Стало быть, в поселке у них есть свой человек. Следует вычислить кто это. Потом через него выйти на остальных похитителей.

— Что ж, весьма разумно, — согласился Марек. — Причем он мог и сам принимать непосредственное участие в похищении.

— Вероятно. Он мог быть даже организатором.

— Вполне. Ты кого-нибудь подозреваешь, Володя? — поинтересовался Марек.

— Всех. Но конкретно никого.

— Неужели и меня? — встав в оскорбленную позу, спросила Татьяна.

— Ага. И тебя, и Геру, и Марека.

— Ловко! — усмехнулся Гера. — А себя?

— Себя? Нет. Меня должны подозревать вы, — без обиняков ответил я.

— Эдак вы, ребята, далеко зайдете, сидя в доме и подозревая друг друга. Боюсь, что до большой крови, — заметил Марек, почесав в затылке. — Но есть еще один путь. Попытаться выяснить, где они ее прячут.

— Ну, это ты, Марек, загнул, — протянул я. — Мало ли на свете существует разных укромных уголков. Попробуй выяснить, в каком именно она уголке. Целой жизни не хватит.

— В принципе, да. Но логично предположить, что если похитители знали о положении Виктора и его деньгах, то они как-то связаны со свалкой. Как, по-твоему, Володя?

— Безусловно.

— Значит, очень возможно, что Шуру прячут где-нибудь здесь рядом. Например, на нашем мусорном полигоне, — заключил он.

«А что? — подумал я. — Неплохая идея. Странно, как она сама не пришла раньше мне в голову? Нет, наверное, нужно поменьше размышлять о женских бюстгальтерах».

— Но мусорный полигон большой, — сказал я.

— Большой. Но не безграничный. Не пустыня же Сахара. А для человека, которому он хорошо известен, полигон и вовсе маленький, — резонно заметил Марек. — Но почему бы вам, друзья, не обратиться в милицию?

— Похитители запретили, — буркнул Гера.

— Да и нет нашей милиции никакой веры. Они будут не столько искать Шуру, сколько выяснять, откуда у нас могли взяться такие деньги, — усмехнулся я.

— Понятно, — кивнул Марек.

— Нет, конечно, мы туда обратимся. Но после.

— В самый последний момент, — добавила Татьяна.

Мы выпили по чашке кофе, посидели еще немного и уговорили Геру, сникнувшего на глазах, пойти отдохнуть в маленькую комнату. Потом Марек, озадаченно покачивая головой, удалился к себе в квартиру. Татьяна, позевывая, но, держа данное обещание, принялась убирать на кухне. Я же спустился во двор, чтобы выпить оставшуюся банку пива и выкурить сигарету.

Удобно развалившись на лавочке, под сенью готовых распустить листву деревьев, я открыл банку, сделал глоток — и поперхнулся. В кармане моей куртки зазвонил мобильный телефон Геры, взятый мной на всякий случай на улицу.

Вот чертовщина! Решительно не везло мне сегодня с этим пивом. То оно, вырываясь из банки, мочило мою одежду, то Гера разливал его на пол, то я сам им давился. Наверное, Юля одарила меня им не от чистого сердца. Была у нее потаенная мыслишка.

— Алле, Гера, — раздался в трубке гнусавый мужской голос. Хотя голос был явно изменен, он показался мне знакомым. — Где ты шляешься? Почему сразу не отвечаешь?

— Это — не Гера. Я — Владимир. Брат его жены, — сказал я с трудом сдерживая волнение. Между прочим, оттого, что у меня першило в горле, голос мой также изменился.

— А-а, Владимир? А куда подевался Гера? — спросил он после некоторого замешательства.

— Он не может сейчас подойти.

— Как это не может?! Что за дела?! Ладно. Значит, ты брат Шурки? Поговорю с тобой. Ты в курсе, кто я? И чего я желаю?

— Приблизительно.

— Приблизительно или точно? Я не собираюсь растолковывать тебе все снова.

— Тогда точно.

— Ну, другой разговор. Я звякнул, чтоб узнать, наскребли вы бабки или нет?

— Скорее, нет. Откуда нам столько взять?

— Меня это колышет меньше всего.

— Понимаю. Но и ты пойми нас. Если даже мы все продадим, то наберем от силы тысяч сорок, — постарался, как можно убедительнее, произнести я. — Да и то дней через десять.

— Повторяю, меня это колышет меньше всего. Это ваши проблемы. Короче, к завтрашнему дню, чтоб все бабки были собраны. Или мы начнем резать твою сестричку и присылать вам по почте части ее тела. То пальчик, то носик, то ушко. Ценными бандеролями. Чтоб дошли в целости и сохранности, — хохотнул он.

— Я хочу поговорить с Шурой.

— Завтра. Я позвоню завтра и дам ей трубку.

— А сегодня?

— Нет.

— Ты вроде бы обещал Гере, что дашь нам на сборы денег еще два дня, — напомнил я.

— Ничего я ему не обещал. Меня, вообще, не касается, что он тебе там наплел. Требование прежнее: к завтрашнему дню вы должны собрать все бабки. Двести пятьдесят тысяч зеленых. Ясно?

— Ясно.

— И еще, чтоб ты знал. Я звоню из машины. Каждый раз по-новому мобильнику, потом сразу его выкидываю. Не жалко. Они ворованные. Усек, к чему я? По телефону на нас выйти нельзя. Все. Отбой, — сказал он и в моей трубке раздались короткие гудки.

По всему чувствовалось, что он нервничает и не очень уверен в себе. Это меня беспокоило. Находясь в таком состоянии, он со своими сообщниками действительно был способен причинить Шуре серьезный и непоправимый вред. Но я не знал, как мне повлиять на ход событий.

Нет, человечество на собственную погибель изобрело эту телефонную связь! От нее только сплошные неприятности! Лучше бы оно вечно пребывало в блаженном невежестве!

Допив пиво из банки, я покинул лавочку во дворе. Поднялся на свой второй этаж, открыл незапертую входную дверь и, стараясь не шуметь, вошел в квартиру. Татьяна негромко, но вполне внятно и отчетливо, разговаривала на кухне с кем-то по телефону. Будь он неладен!

Я остановился в прихожей, повесил на вешалку куртку и переобулся в домашние тапочки. Хотя подслушивать, как меня учили в детстве, было некрасиво, делать сейчас я начал именно это. Виной тому были обстоятельства. В настоящий момент сложилась слишком тревожная ситуация, чтобы во всем слепо соблюдать правила хорошего тона.

… - Не волнуйся, я поняла, — говорила Татьяна в трубку невидимому собеседнику, — я попробую… Ты не пожалеешь… Ну, само собой, ни в коем случае… Нет, ему ничего неизвестно. Он и не догадывается… Я обещаю… Желательно поскорее… Но ты, смотри, не подведи меня… До встречи… Целую.

— Тебе кто-то звонил? — спросил я, войдя на кухню и принимаясь мыть руки под краном.

— Да так, — смутившись и слегка покраснев, отмахнулась она ладошкой.

— Если не секрет, кто?

— Один мой давний знакомый, по делу. Раньше мы работали с ним вместе. Имели общие интересы.

Я понял, что распространяться дальше на эту тему Татьяна не намерена. По своему опыту я знал, что, как не пытайся, ничего больше выудить из нее мне не удастся. Она просто замкнется в себе, словно улитка в раковине. Но зато теперь у меня появилась обильная пища поразмышлять на тему, с кем это она, любопытно, вела тайные переговоры по телефону. Чем, собственно, я и занимался до самого вечера.