"Газета День Литературы # 77 (2004 1)" - читать интересную книгу автора (День Литературы Газета)

Игорь Ляпин НОВЫЕ СТИХИ


ПИАНИСТКА


Я слышу звуки пианино,


Свиридова бессмертный вальс...


Там за стеной соседка Нина


Опять, наверно, напилась.


Опять не выдержали нервы


И разрывает жизни мглу


Посудомойка из “Таверны”,


Из кабака, что на углу.


Дороги жизненные кривы


И вот опять передо мной


Души прекрасные порывы


О стену бьются головой.


И вижу я, как не картинны


И взгляд, и локон у виска,


И клавиши, и пальцы Нины,


Распухшие от кипятка.


Её сегодня б не узнали


Те, кто из этих дивных рук


В сверкающем концертном зале


Ловил с восторгом каждый звук.


Я чутко вслушиваюсь в стену


И вспоминаю тот восторг, —


Цветы, летящие на сцену,


Цветы в руках, цветы у ног...


Я закурю и брови сдвину,


Увидев ясно ту черту,


Где жизнь швырнула эту Нину


Со сцены прямо в пустоту.


И средь разбоя и разврата


В родной истерзанной стране


Бетховен, “Лунная соната”


Слезой стекает по стене.


И держит жизнь свой звук неверный,


И этой фальши тяжкий гнёт


Посудомойка из “Таверны”


На сердце трепетном несёт.


А звук кричит, рыдает, тает...


Какая боль, какой восторг!


Ведь как играет, как играет!


Другой бы трезвый так не смог.


Вам нужен Моцарт, — нате, нате...


Опять Бетховен, снова Бах.


Ах, Нина Павловна, играйте,


Вся ваша публика в слезах.


МЫ ИГРАЕМ


Между адом и, может быть, раем


На пути своём кратком земном


Мы как будто спектакли играем,


А не жизнью людскою живём.


Наши сцены — в метро и трамваях,


В барах, банях, цехах и полях,


И повсюду, где мы пребываем


На великих и малых постах.


Мы рисуем на лицах улыбки,


Гнев рисуем, обиду и страсть.


Мы играем в коммуну и рынки,


В диктатуру, в народную власть...


Воздух сцены — особенный воздух.


Мы им дышим. И с первых шагов


Входим в роли правителей грозных,


И соперников их, и шутов.


Дышим им, и уже поневоле


Каждой клеточкой чувствуем роль,


И кричим от наигранной боли,


Забывая житейскую боль.


То в сократах мы, то мы — в сатрапах,


Лезем в роль, как в хомут головой.


Даже в наших коротких антрактах


Не становимся сами собой.


То мы лучше играем, то плоше,


Только тяга к искусству сильна,


И становится сценою площадь,


Сценой город и сценой страна.


Там — свергаем мы, там — выбираем,


Там — уже начинаем громить,


И с таким вдохновеньем играем,


Что почти разучаемся жить.


В добродетели рвутся пороки,


Кто, когда нас сумеет призвать


С неподкупной российской галёрки:


— Дайте занавес, хватит играть!


МОЁ ПОКОЛЕНИЕ


Юнцы, мы шли горячим пополнением


В рабочие и прочие ряды.


Нас жизнь уже признала поколением,


И мы таким признанием горды.


Горим в работе, нам горенье нравится,


Мы осуждаем культ и карьеризм.


Нам верилось, что жизнь в стране наладится,


И так хотелось верить в коммунизм.


Мы бойко расширялись кругозорами,


Цитировали партии устав.


А тот, кто окрестил нас фантазёрами,


В конце концов, и оказался прав.


Расплачивались мы за отклонение


От линий и пунктирных и прямых.


Со скрипом продиралось поколение


И растворялось медленно в других.


Теперь такими гласность катит волнами,


Уже мы хрипнем, горло надорвав.


И тот, кто назовёт нас пустозвонами,


Все только ахнут — как он будет прав!


В ЗАЛЕ ОЖИДАНИЯ


Превозмог дремоту и зевоту,


Принял вновь, как есть, вокзальный быт.


В зале ожидания народу


Столько, что в глазах уже рябит.


Снова под бесстрастными часами


В никуда глядят перед собой


Люди с чемоданами, узлами,


С плачущей чумазой ребятнёй.


И несправедливости кричащей


Не объехать и не обойти —


В залах ожидания всё чаще


Нахожусь я больше, чем в пути.


Сколько их прошло, часов бесславных,


У степей, предгорий и лесов


В ожиданье пригородных, дальних,


Скорых и почтовых поездов.


Сколько их над Волгою, над Бугом


Складывалось в целые года


Ожиданьем встречи с давним другом


И разрыва с новым — навсегда.


Ожиданьем радостных известий


Горьким и двусмысленным взамен.


Ожиданьем праведных возмездий


И счастливых в жизни перемен.


Странный круг — ни вырваться, ни выйти.


И, событий сдерживая ход,


Даже телефон, и этот "Ждите..."


Вместо "Говорите..." пропоёт.


За минутой тянется минута,


День за днём чего-то ждём и ждём,


И порой мне кажется, как будто


В зале ожидания живём.


ЗАЛОЖНИКИ


От Дубровки, от тихой Остоженки


До Европы и в ней, и за ней,


Оглядеться, — так все мы заложники


Человеческих диких страстей.


Люди с банками, виллами, дачами


И — до нищих, до самых бомжей,


Все мы схвачены, все мы захвачены.


И надежды не видно уже.


Все заложники, все уже пленники,


Всем готов смертоносный заряд.


Даже тем, кто жирует в Америке,


Тем, кто сам и пошёл на захват.


И народами, странами целыми


Мы в разврате уходим ко дну,


Семеня по нужде под прицелами


В оркестровую яму одну.


Яма смрадная, глубже не выкопать,


И попробуй её обойти...


Никого никому здесь не выкупить.


Никого никому не спасти.


За уральской грядой и за Альпами


Все мы воздухом дышим одним.


С ФСБ, с комикадзе и с "Альфами"


Все мы в зале концертном сидим.


Мы грехами повязаны тяжкими,—


Зал и сцена, партер и балкон.


Этот — взятками, этот — растяжками,


Этот службой под флагом ООН.


В


сё — к наследству рвались, не к наследию.


И — увы, человеческий род


Разыграл на планете трагедию


И трагедия эта идёт.


И НАСТАНЕТ ДЕНЬ


Так ли, нет — не вечен дух насилья.


Что застой? Что рынок? Что запой?


И настанет день, когда Россия


Золотой омоется зарёй.


Поглядится в небо голубое,


Выйдет на широкую межу


Да и скажет миру: "Бог с тобою,


Никакой обиды не держу.


Мой черёд! Моя пора настала.


Мне вершить красивые дела.


Слишком много я перестрадала,


Слишком много я перемогла.


Били и по-волчьи обвывали,


Грабили, о помощи трубя,


В плен беря, за плечи обнимали,


Целовали в губы, не любя.


Сватали за шулера, за вора


И тогда, униженной и злой,


Просыпалась утром под забором —


Господи! — не верится самой.


За моей слезой, за каждым вздохом


Шли, как тени, Господи прости,


Люди те, что даже имя толком


Не могли мое произнести.


Мой черёд! Моя пора настала!


Видишь, мир, — и голос зазвенит, —


День какой! Какое солнце встало!


Бог с тобою, мне не до обид..."


Скажет так — ещё светлее станет


И сама, и всё вокруг светлей.


Да возьмёт и — вот они! — поставит


Рядом ясноглазых сыновей.


И к трудам готовы и к веселью —


Вот они! И мать тайком вздохнёт..


Это всё придёт на нашу землю,


Не само собою, но придёт.


СТИХИ О РЕВОЛЮЦИИ


Ветры — с юга, а тучи с востока,


Майским утром — дыханье зимы.


Всё запуталось в жизни настолько,


Что распутаем, видно, не мы.


Бог не мил нам и дьявол не страшен,


Красной тряпкой обвис транспарант.


В мире нашем, в Отечестве нашем,


В душах наших — великий разлад.


Разделяясь на красных и белых


И сшибаясь — полки на полки,


Как мы в этих запутались бедах


И в какие зашли тупики!


Мы, отважившись строить коммуну,


Начинали с разора страны.


И построили — склеп да трибуну


У священной Кремлёвской стены.


Как чумою страну заразили,


Как убогие просим подать,


Будто не было в мире России,


Заставлявшей себя уважать.


Даже слезы от горя не льются


При звучании слова "Вставай...".


Может, хватит тебе революций,


Дорогой, обескровленный край?!


Разделяясь на левых и правых,


Мы России добра не сулим,


Как и те, что в отстроенных храмах


Поклоняются жертвам своим.


ВИДЕНИЕ НА ТВЕРСКОМ


Небо как из перламутра,


Просинь в белых облаках.


Скромный дворик института,


Герцен в пыльных башмаках.


Заиграло, забурлило


Жизни старое вино.


Как давно всё это было...


Оглянусь я, — как давно!


Время всех берёт измором.


Где наш тополь-великан?


Где тот пышный куст, в котором


Начеку стоял стакан?


В поздний час и ранней ранью


Все пять курсов, пять годов


Тот сосудец каждой гранью


Был к налитию готов.


И при радости великой,


И когда вдруг свет не мил,


Между нами и бутылкой


Он посредником ходил.


Вместо тостов здесь звучали


Трезвой жизни вопреки


Строчки горечи, печали,


Бесшабашности, тоски...


Жизнь тогда была безмерна,


Видно было далеко.


Ах, какая перемена,


Как всё это нелегко.


Я брожу заветным сквером,


Щурюсь, словно в даль веков.


Там — курил Борис Примеров,


Там — скандалил Котюков.


И в душе с огнём и чадом,


Но с улыбкой на лице


То Смирнов, то Наровчатов


Возникали на крыльце.


Мир другой и жизнь другая


И, больших надежд полны,


Молодые дарованья


Все вперёд устремлены.


В облаках ещё витают...


Милый, милый институт,


Вон они стихи читают.


Объясняй,— ведь не поймут.


Разминаю сигарету,


Всё не так в конце концов.


Даже той скамейки нету,


На которой спал Рубцов.


Тускло всё и прозаично,


Даль не та и я не тот.


Даже Герцен безразлично


Смотрит. Нет, не узнаёт.


Как-то горбится уныло,


Не подсказывает тем.


Так давно всё это было,


Будто не было совсем.


ЮНОСТЬ


Режет сопку таёжную


Рельсов синяя сталь.


Ты в такую хорошую


Окунулся печаль.


Дальний крик тепловозика


С долгим эхом над ним.


Ты на этих на просеках


Был таким молодым.


Мир глазами вбирающий,


Шёл тайгой напрямик.


И, сомнений не знающий,


Всё строчил в свой дневник.


О дорогах проложенных,


О ладонях в крови,


О гитарах восторженных,


О высокой любви.


О товарищах праведных,


Что железны, стальны.


И о рапортах пламенных


Комсомолу страны.


Снисхожденье отвержено,


Ты душой не кривил.


Ты растерянных неженок


Жёстким словом клеймил.


Не сгибалась настыринка,


И горячей строкой


Вдоль раскисшего зимника


Путь тянулся стальной.


Было столько осилено


И, поди разберись,


Ведь казалось, что именно,


Это именно — жизнь.


Были дали не мглистые,


Ты кипел и терпел.


Это было так искренне,


Сам не веришь теперь!