"Газета День Литературы # 78 (2004 2)" - читать интересную книгу автора (День Литературы Газета)

Эдуард Лимонов “И СИЛЬНЫЙ БЫЛ В САРАТОВЕ ЗАМУЧЕН…”



Саратов



Прошедший снег над городом Саратов


Был бел и чуден. мокр и матов


И покрывал он деревянные дома


Вот в это время я сошел с ума


Вот в это время с книгой испещренной


В снегах затерянный. самим собой польщенный


Я зябко вянул. В книгу мысли дул


Саратов город же взлетел-вспорхнул


Ах город-город. Подлинный Саратов


Ты полон был дымков и ароматов


И все под вечер заняли места


К обеденным столам прильнула простота


А мудрость на горе в избушке белой


Сидела тихо и в окно глядела


В моём лице отображался свет


И понял я. надежды больше нет


И будут жить мужчины, дети. лица


Больные все. не город а больница


И каждый жёлт и каждый полустёрт


Ненужен и бессмыслен, вял. не горд


Лишь для себя и пропитанья


бегут безумные нелепые созданья


настроивши машин железных


и всяких домов бесполезных


и длинный в Волге пароход


какой бессмысленный урод


гудит и плачет. Фабрика слепая


глядит на мир узоры выполняя


своим огромным дымовым хвостом


и всё воняет и всё грязь кругом


и белый снег не укрощён


протест мельчайший запрещён


и только вечером из чашки


пить будут водку замарашки


и сменят все рабочий свой костюм


но не сменить им свой нехитрый ум


И никогда их бедное устройство


не воспитает в них иное свойство


против сей жизни мрачной бунтовать


чтобы никто не мог распределять


их труд и время их "свободное"


их мало сбросит бремя то народное.


И я один на город весь Саратов


— так думал он — а снег всё падал матов


— Зачем же те далёкие прадеды


не одержали нужной всем победы


и не отвоевали юг для жизни


наверно трусы были. Кровь что брызнет


и потому юг у других народов


А мы живём — потомки тех уродов


Отверженные все на север подались


И тайно стали жить... и ложились...


Так думал я и тёплые виденья


пленив моё огромное сомненье


в Италию на юги увели


и показали этот край земли


Деревия над морем расцветая


и тонкий аромат распространяя


И люди босиком там ходят


Ины купаются, иные рыбу удят


Кто хочет умирать — тот умирает


и торговать никто не запрещает


В широкополой шляпе проходить


и тут же на песке кого любить


Спокойно на жаре едят лимоны


(они собой заполнили все склоны)


и открываешь в нужном месте нож


отрезал, ешь и денег не кладёшь


А спать ты ночью можешь и без дома


и не нужны огромные хоромы


и шуба не нужна от царских плеч


и просто на землю можешь смело лечь


и спи себе. и ихо государство


тебе не станет наносить удар свой


Конечно та Италия была


Италия отлична пожилой


Она. совсем другой страной была


совсем другой страной


Я образ тот был вытерпеть не в силах


Когда метель меня совсем знобила


И задувала в белое лицо


Нет не уйти туда — везде кольцо


Умру я здесь в Саратове в итоге


Не помышляет здесь никто о Боге


Ведь Бог велит пустить куда хочу


Лишь как умру — тогда и полечу


Меня народ сжимает — не уйдешь!


Народ! Народ! — я более хорош


Чем ты. И я на юге жить достоин!


Но держат все — старик. дурак и воин


Все слабые за сильного держались


И никогда их пальцы не разжались


И сильный был в Саратове замучен


А после смерти тщательно изучен


1968



Крым



Вы помните того индейца


Который не на что надеится..?


Вы помните Бернар ту Сару


Которая жила и стала старой...


Вы помните волну и звуки бути


В пятидесятые на юге


Тогда вдруг Крым украинским вдруг стал


Хрущев сказал. Никитушка сказал


Украинскими стали пароходы


Деревия тропической природы


Вдруг резко отошли к УэСэСэР


И скалы что похожи на химер


Я в это время корчился во чреве школы


Подросток был я невеселый


Я позабыл ловить как пчел


Занятий новых не обрел


Как бы меж стульев я сидел в те дни


Подростки — мы всегда одни


Мы на расстрел приходим в наши школы Одни непоправимые глаголы


Летают в воздухе соляной кислоты


Учителя погружены в мечты


Директор Сталину удачно подражает


И первоклассницу в руках сжимает


А наверху проклятые часы


Как бы для времени весы


Не бьют, но каждый озирается на них


Их звук нам грозен, хоть и тих


Да и сейчас в мои тридцатые


Часы мешают мне проклятые...



Люблю я Крым в виньетке чайных роз


Сухой поселок Коктебеля


Где я сидел как бы Емеля


На море глядя под откос


Где пограничники гвардейцы


Литературных ловят дам


Мы все по сути коктебейцы


Земли я этой не предам


Весь полуостров обожаемый


Стоит передо мною отражаемый


Моей веселой памятью поэта


Я не одно провел там лето


Но лица женские


смешались в улыбание


В него же перешло страдание


А вечера безженские унылые


Те в памяти погибли хилые


………


Приятель мой читает Роб-Грийе


А я в кино иду и жду в фойе


Двор проходной писательского клуба Построенный когда-то грубо


Вокруг благоухают жены знаменитые


И поэтессы ныне уж забытые


Стоят жестикулируя руками


Не верите — езжайте сами...


Был Крым — наверное и есть на месте


В Америке как в Бухаресте


По окончании войны


Меняют деньги на штаны


Заботы их здесь прохиндейские


Создать компании злодейские


Инкорпорейшены фондейшены


Спешат и дети и старейшины


Я думаю о них что варвары еще


И потому так любят денег счет


И поглощение еды в столовой белой


Что скушно расе постарелой


Придет их время тоже вскоре


В междоусобной дикой ссоре


Их дети бизнес вдруг запрезирают


По-русски даже застрадают...


Появятся другие интересы


Люблю я Крым и не люблю Одессы


Америка — Одесса же сплошная Вульгарная страна, неразвитая.




КТО-ТО ВРОДЕ ЛИМОНОВА



Бархатный коричневый пиджак


Светлая французистая кепка


Два стекла округлых (Он в очках)


Брюхи по-матросски сшиты крепко


Кажется в Аравии служил


После пересек границу Чили


И в Бейруте пулю получил


Но от этой пули излечили


Где-то в промежутках был Париж


И Нью-Йорк до этого. И в Риме


Он глядел в средину тибрских жиж


Но переодетым. Даже в гриме


Боже мой! Куда не убегай


Пули получать. Стрелять. Бороться.


Свой внутри нас мучает Китай


И глазами желтыми смеется


"Если в этот раз не попадусь


Брошу все и стану жить как люди


На пустейшей девочке женюсь


Чтоб едва заметны были груди"


………………….


Дорогой Эдуард! На круги возвращаются люди


На свои на круги. И на кладбища где имена


Наших предков. К той потной мордве, к той руси или чуди


Отмечая твой мясовый праздник — война!


Дорогой Эдуард! С нами грубая сила и храмы


Не одеть нас Европе в костюмчик смешной


И не втиснуть монгольско-славянские рамы


Под пижамы и не положить под стеной


Как другой океан неизвестный внизу созерцая


Первый раз. Открыватели старых тяжелых земель


Мы стоим — соискатели ада и рая


Обнимая Елену за плечиков тонких качель


О Елена-Европа! Их женщин нагие коленки


Все что виделось деду, прадеду — крестьянам, и мне


Потому глубоки мои раны от сказочной Ленки


Горячей и страшней тех что мог получить на войне


Я уже ничего не боюсь в этой жизни


Ничего — ни людей, ни машин, ни богов


И я весел как скиф, хохоча громогласно на тризне


Хороня молодых. Я в восторге коль смерть прибрала стариков!


Прибирай, убирай нашу горницу — мир благовонный


От усталых телес, от измученных глаз


А когда я умру — гадкий, подлый, безумный, влюбленный


Я оставлю одних — ненадежных, растерянных вас



……………..



У Есенина Сереженьки


В земле рученьки и ноженьки


И зарытые и черные


Землей хмурой промоченные


Но лежит он на Ваганькове


Вместе с Катьками и Ваньками


Вместе с Олями и Танями


Под березами-геранями


Не лежать же там Лимонову


Блудну сыну ветрогонову


А лежать ему в Америке


Не под деревцем . А в скверике


А на асфальтовом квадратике


В стране хладной математики



……………..



И все провинциальные поэты


Уходят в годы бреды Леты


Стоят во вдохновенных позах


Едва не в лаврах милые и в розах


Расстегнуты легко их пиджаки Завернуты глаза за край рассудка Когда-то так загадочно и жутко


Стоят на фоне леса иль реки


Где вы ребята? Кто вас победил?


Жена, страна, безумие иль водка?


Один веревкой жизнь остановил Другой разрезал вены и уплыл


Аркадий... Ленька... Вовка...





(Стихи публикуются


в авторской редакции)






ЗАВИСТЬ



Иосифу Бродскому, по поводу получения им


очередной денежной премии


В камнях на солнце рано


Лежу как обезьяна


Напоминая мой недавний бред


Между камнями на песке скелет


Большой макрели. Чайки Тихоокеана


От рыбы не оставят мяса. Нет.


Волна в волну, как пули из нагана


Вливаются по воле их стрелка


Как Калифорния крепка!


И частной собственностью пряно


Несет от каждого прибрежного куска


"КОРМИТЬ НЕМНОГИХ. ОСТАЛЬНЫХ


ДЕРЖАТЬ В Узде


ДЕРЖАТЬ В МЕЧТАХ О МЯСЕ И ГНЕЗДЕ."


Мне видятся Вселенского Закона


Большие буквы... Пятая колонна


Шпион. Лазутчик. Получил вновь — "На!"


И будет жить как брат Наполеона


Среди других поэтов как говна...


"Тридцать четыре тыщи хочешь?"


Я крабу говорю смущен.


"Уйди, ты что меня щекочешь!"


И в щель скрывает тело он.


Я успеваю в след ему сказать


"Тридцать четыре перемножь на пять"


……….


Какой поэт у океанских вод


Вульгарно не поглаживал живот



Мы все нечестен. Каждый нас смешон


А все же получает деньги "он"


Мне интересно как это бывает


Что все же "он" все деньги получает


………


Подставив огненному солнцу все детали


И тело сваленному древу уподобив


Лежу я, джинсы и сандали


На жестком камне приспособив


И чайка надо мной несется


И грязная, она смеется,


В камнях всю рыбу приутробив


"Что ж ты разрушила макрель?"


Я говорю ей зло и грубо


Она топорщит свою шубу


И целит подлая в кисель


Оставшийся после отлива


Прожорлива и похотлива


Как Дон-Жуан косит в постель


…….


Мне все равно. Я задаю вопросы


Не потому что я ищу ответы


Не эти чайки — мощные насосы


Говна и рыба. Даже не поэты


И нет не мир покатый и бесстыжий


Мне не нужны. Смеясь, а не сурово


Я прожил целый прошлый год в Париже


И как эстет не написал ни слова


………..


Однако б мне хватило этих сумм



………




……………….



Геринг дает пресс-конференцию в душном мае


Победившим державам


Чьи корреспонденты гордо выпытывают его


В маршальской фуражке


В кресле поставленном прямо в траву


Ботинки у Геринга в траве утонули


Тяжелый микрофон старого стиля стоит на низком столе


Буйствует зелень на заднем плане


Ломит и прет уже побеждая войну


Горячо и жарко


И Геринг держится грустно


Победоносные прошлые лета


Стучат сапогами в его голове


(А также любовницы, жены и ветви цветов и деревьев


июли и августы и на оленей охоты)…


упрячут опять от зелени в темный угол


Геринг не Геринг…


Стоят офицеры, сидят.


Иные в касках. Другие в фуражках


Третьи подставили волосы ветру


Военные корресспонденты — грубые как слоны


Что они понимают


Что мы все понимаем


Простите меня за вмешательство — маршал покойный Геринг


Однако я менее склонен сочувствовать голым трупам


Из другой фотографии — рядом в газете "Пост"


Чем Вам — мяснику. негодяю. эсэсовцу. наци.


Чем Вам — маршал Геринг


Который как будто причина второй фотографии


(Я имею в виду голые трупы)


……….


Хорошо вот так вот


Войну проигравши


Сесть в старом кресле


Ботинки воткнуть в траву


Отвечать им негромко — корреспондентам


Устало как после работ землекопных


В мундире в шитье в этой Вашей Герман фуражке…


Ну удавят — удавят


Зато как по Европе шагали...


На том свете наверное пахнет мышами


А погодка-то маршал ух как хороша хороша...


…..


И думаю пахнут духами и потом слегка


Подмышки немецко-австрийских женщин


И возле Дуная и Рейна


Цветут разлохматясь цветы



РОМАНС



Я вас люблю так солнечно-легко


Мне как бы в кровь вкололи вашу тайну


Я вас впитал бесспорно с молоком


Но в молоко проникли вы случайно


Не этот мир. Не этот жалкий мир


Мне вас прислал мир страстный и надменный


Мир молодой стремительный и пенный


Где нимфу вод преследует сатир


Где вдоль ручья след маленькой ступни


А на камнях сыр козий недоеден


Где дух вина и где никто не беден


Где наконец и ты и я одни


Ну доберусь до маленьких сосцов!


Лишь протяну желающие руки


До тела нежной девочки и суки


С беглянки нимфочки сорвав ее покров


Ты вся испуг и резкий поворот


И полусмех и "нет" и "да" и "можно"


"О уходи!" — ты шепчешь мне тревожно


Протягивая мне живот и рот...


Я вас люблю. Я вас люблю. Тебя!


Мне никогда не выпить вас Елена


Все тело вас любя и теребя


Все уголки изведав постепенно...



………………



Хорошо и скушно быть поэтом


Только русским комариным летом


На старинной даче с самоваром


Хорошо поэтом быть нестарым


Да еще с бутылкою порой


Обнимаясь тонкою рукой


И грибы — отрада для желудка


В лес пойдешь — загадочно и жутко


И с подругой Леной у воды


Вы плюете в темные пруды


Ходит бабка как больной ребенок Колокольню видно за горой


И когда пойдешь отлить спросонок


То раздавишь ягоды ногой


Хорошо поэтом быть в России


Но теперь Россия на замке


И цветы косые и кривые


У меня в протянутой руке


Бог простит земельные уродцы


И без нас там что-то происходит


Каждый день встают большие солнцы


И под вечер солнышко заходит



ДЕНЬ Х



Сегодня лидер оппозиции


Звонил правительству с утра


Что революция в столице и


"Власть отдавать давно пора"


В ответ "Путана!" в трубку харкнули


И связь прервалась. Лидер встал.


Сказал "Ну что же, будет жарко им


Дворец остался и вокзал".


Четыре танка стали серые


У президентского дворца


Спокоен президент "Я верую..."


Но пляшут губы у лица


Майор Ривера полувыбритый


Засовывает в горло кольт


И бренди прошлой ночью выпитый


Печет желудок тыщей вольт


С посольской крыши с жопой бабочки


Слетел последний вертолет


Посол Вудстокер нервно сняв очки


Из фляги виски жадно пьет


По радио Бетховен, Моцартом


Перемежаемый порой


Отрыгивает пламя косо ртом


Гериллос пушка за горой


Антонио, — племянник Санчеса


Пятнадцать лет сегодня бьет


Однако точно через два часа


В мальчишку пуля попадет


По ляжке револьвер с брелоками


"Калашников" зажат в руке


Он грохнется, и брызнув соками


Замрет на каменном куске


Смеется лидер оппозиции


Горбатый человек в очках


Оркестр военный морщит лицами


Весь в кадыках, щеках, с ресницами…


Играет на похоронах…