Годжа ХАЛИД “МОИ СТИХИ БЛАГОУХАЮТ СЕНОМ...”

Мне довелось переводить с английского и испанского, польского и румынского, болгарского, итальянского, сербского. Переводил я знаменитых и малоизвестных поэтов. То соперником ощущал себя по отношению к переводимому тексту, то — рабом… Но свои последние переводы стихотворений азербайджанского поэта Годжи Халида считаю наиболее удавшимися. Будто выросшие из политой народной кровью и потом каменистой почвы его стихи глубоко созвучны моему мироощущению. Переводя их, пахнущих сеном далекого азербайджанского селения или шумно летящих к заветному "острию горизонта", за которым — надежда и вера, я не испытывал какого-то отстраненного чувства, часто возникающего в такие моменты. Я сливался душой с поэзией Халида, жил его строками, проникнутыми спокойствием и мудростью, верою и любовью к созданному Всевышним миру и человеку.

С Годжой Халидом мы учились в 1997-1999 годах на Высших литературных курсах в семинаре поэзии — мастерской недавно ушедшего от нас Юрия Кузнецова.

Годжа (в 2004 году поэту исполнится 50 лет) считался бесспорным авторитетом среди сокурсников. Благоволил к нему и Юрий Поликарпович. С легкой тяжелой руки Кузнецова стихи Годжи Халида появились на страницах журнала "Наш современник", "Юность", "Литературная учеба"…Годжа переводил на азербайджанский поэзию Тютчева, Фета, Есенина, Тряпкина, Передреева, Соколова, Рубцова, Кузнецова…

Как-то во время разбора стихотворений одного из наших молодых сокурсников Кузнецов попросил Годжу высказать свою точку зрения по поводу прочитанных виршей. Тот помолчал секунду-другую. И произнес афоризм, получивший одобрение не щедрого на похвалы Кузнецова: "Стихи напоминают плохой подстрочник".

Юрий Поликарпович воссоздал на русском языке десять стихотворений Годжи Халида. Они оказались последними переводами выдающегося русского поэта.

В предложенной подборке азербайджанского поэта рядом с переводами Кузнецова я осмелюсь показать и свои.

Не скрою, рад, что во время нашей учебы в стенах Литературного института помог Годже Халиду опубликовать первую книгу стихотворений на русском языке "Дождь воспоминаний". К этой книге предисловие написала литературный критик, искусствовед, доктор наук Лола Звонарева.

Александр АНАНИЧЕВ

***

Желтым-желты пути-дороги,

Лист осыпается, звеня.

Холодной осени тревоги

Так рано встретили меня.

Как просыпались, как вставали

Моя печаль, моя хандра!

Эх, днем и ночью бушевали

Мои товарищи — ветра.

Я видел рядом их круженье

И слышал их осенний шум.

Как далеко воображенье

Меня уводит наобум.

Встречает ветер на пороге

И за руку меня берет.

И кажется, что он с дороги

Меня когда-нибудь собьет.

Не по годам мне с ним якшаться,

Лететь оторванным листом

И всюду с осенью встречаться,

Каким бы я ни шел путем.

ЗАПАХ СЕНА

Мои стихи просты и неказисты,

Быть может, их бессмертье ненадежно.

Зато они по-своему душисты

И спутать их с другими невозможно:

Мои стихи благоухают сеном.

Сокрыты корни под глубоким спудом,

Но не завидна на земле их участь.

Хотя они щекочут ноздри людям,

Но только я впиваю их пахучесть.

Мои стихи благоухают сеном.

Порой в пути встречается такое:

Бродяга-ветер с ног меня сбивает.

Прочтя стихи в глубокий час покоя,

Моя подруга недоумевает:

Мои стихи благоухают сеном.

Молчат чинары. А что их тревожит,

Они не скажут и печаль скрывают.

В родном селе и пахари, быть может,

Моих стихов давно не одобряют:

Мои стихи благоухают сеном.

Я знаю радость вражеских дебатов,

Но дружеская жалоба несносна.

Во времена поддельных ароматов

Кто любит свежий запах сенокоса?

Мои стихи благоухают сеном.

***

В том одиноком доме под горой

От страха ночью дрогнет и герой.

Ни разу окна светом не зажглись,

Дым из трубы не поднимался ввысь.

Но только ветер в доме завывал

И путника случайного пугал.

…Внизу раскрыл глухую пасть обрыв,

Что делать с домом, так и не решив.

***

Как мне забыть чинару над рекою

И озеро с песчаною косой?

Вечерний дым курится над трубою,

Луга сияют утренней росой.

Любовь к земле одна меня и держит

От странной тяги к дальним городам.

Стареет жизнь, но остается свежей

Любовь к деревьям, травам и цветам.

Когда над полем тучи проплывают,

Желтеет небо, гуси улетают,

От странных чувств я зарыдать готов.

И сердце жаждет высшего искусства,

Прекрасные ко мне приходят чувства,

Моя душа трепещет от стихов.

ПОСЕЛОК БАБОЧЕК

Порхают бабочки и мотыльки лугов,

То промелькнут,

то пропадут среди цветов.

Гляди: нигде не дрогнут лепестки,

Не угадаешь, где цветы, где мотыльки.

Как разукрашенное платье мотылек,

И в это платье одевается цветок.

От мая шумного до осени глухой

Бредет у дней на поводу цветок такой.

Поселок бабочек — прекрасный уголок.

А день за днем летит, как легкий ветерок.

Увы, живое одеяние цветов —

Летучий корм

в проворных клювах воробьев.

Цветы, лишенные наряда своего,

Дрожат от холода и вянут оттого.

…Пока на землю не посыплются снега,

Поселком бабочек становятся луга.

ДОЖДЬ

Он идет на цветы и на листья,

С желтой грустью полей хочет слиться.

Дождь дневной принимает землица,

Дождь ночной в моем сердце струится.

Меркнут дни, разгораются ночи,

Облака поджигает зарница.

Дождь дневной на каменьях лопочет,

Дождь ночной в моих чувствах струится.

Вешний дождь — золотая страница,

Божьи вести с высокого неба.

Дождь дневной — это просто водица,

Дождь ночной — это память и нега.

Капли светлые в сердце текучи,

Чутко-грустны слова упований.

Дождь дневной происходит из тучи,

Дождь ночной — из моих вспоминаний.

ОСЕННЕЕ

К словам любви давно я глух,

В глазах влюбленных вижу ложь.

Моя душа — осенний луг,

Твоя любовь — осенний дождь.

Кропит меня легко-легко

Осенний дождь увядших дней,

Он не проникнет глубоко,

Не оживит моих корней.

От моросящего дождя,

Который насылаешь ты,

Не просыпается душа,

Не окрыляются мечты,

Не прорастает ничего,

Лишь мокнет — только и всего.

***

Спят под сияньем лунным

Зеленые долины,

Чинар высоких тени

Идут до самых гор.

Днем жадно пили солнце

Поля и луговины,

И наконец забылся

В глубоком сне простор.

Густой медвяный запах

Я слышу издалека.

Душистым сеном пахнут

Росистые поля.

О чем в сиянье лунном

Так страстно и глубоко

На самых резких нотах

Поют перепела?

В их голосах обида.

О чем они взыскуют,

Диковинные чувства

Храня в душе своей?

Быть может, этой ночью

Они, как я, тоскуют

И призывают солнце

От имени полей…

А под сияньем лунным

Округа дремлет чутко,

А свежий запах сена

Покосы издают.

Переливая в звуки

Мои глухие чувства,

На самых резких нотах

Перепела поют.

МЕДОВЫЕ ПЧЕЛЫ

Каждое утро на луг прямиком

Пчелы из улья летят с ветерком,

Чтобы умыться росой-хрусталем,

Серые пчелы и желтые пчелы.

Пчелы пытают цветок-однолюб,

Жадно сосут дивный мед его губ,

Может быть, труд их покажется груб;

Та улетит, прилетает другая.

Время свиданья идет на закат,

Пчел вереницы обратно летят,

Больно расстаться, но травы молчат,

Боль тишиною объята.

Утром печаль отпускает цветы,

Снова они и светлы, и чисты,

Соком и свежестью всклень налиты.

Так и летают до осени голой

Серые пчелы и желтые пчелы.

ЛЮБОВЬ К ГОРОДУ

Тропы славы идут через город.

М.Исмаил

Да, это чувство мне не скрыть уже,

Как сказано друзьями справедливо.

Но чувство к городу в моей душе

Стоит лицом к лицу со сжатой нивой.

Да, гложет зависть и меня порой.

Портрет поэта — что он выражает?

Тут он рябит в газете городской,

А там вода арыка отражает.

Все камни детства прокляли меня,

Посаженные мной трещат дубравы.

Зачем же среди суетного дня

Мне кружит голову желанье славы?

Перевел с азербайджанского Юрий КУЗНЕЦОВ

СМЕРКАЕТСЯ В ГАШГАДЖЕ

Меня эта ночь не застанет в пути.

Смеркается в Гашгадже.

Последний подъем остается пройти.

Смеркается в Гашгадже.

Неужто я здесь задержусь до утра,

В густых облаков шалаше?

На гору сползает ночная чадра

Смеркается в Гашгадже.

Чем ближе родное селенье и дом,

Тем жарче тревога в душе.

Летучая мышь задевает крылом.

Смеркается в Гашгадже.

Звезда надо мною осколками льда.

Так часто случалось уже —

В село возвращаюсь родное, когда

Смеркается в Гашгадже.

Едва различая дорогу, бегу

По кручам, камням, черемше…

И даже в дверях улыбнуться смогу.

Смеркается в Гашгадже.

ТЕБЕ

Эхо первой любви расплескалось,

Раскололось о камни. Ну что ж…

У тебя моя нежность осталась,

У меня — твоя сладкая ложь.

Тихо падают жаркие листья.

Надо мною смеется судьба.

У тебя — мои ранние письма.

Что осталось, скажи, от тебя?

Говорить о минувшем нелепо.

Отжелтела луна, отцвела.

У тебя — мое синее небо,

У меня — твоя снежная мгла.

Жизнь моя слишком скоро сгорела,

И была ли кому-то нужна?..

От тебя на ветру оголтелом

Только песня осталась одна.

Перевел с азербайджанского Александр АНАНИЧЕВ

"СОКРЫТЫ КОРНИ ПОД ГЛУБОКИМ СПУДОМ..."

Корни поэзии Годжи Халида (Номизада Халида Оглу Закарияева) действительно сокрыты для многих "под глубоким спудом". Этот талантливый азербайджанский поэт в своих исповедальных монологах нередко прячется за маской деревенского простака.

В эпоху горделивой урбанизации он любит вызывающе подчеркнуть, поддразнивая высокомерного горожанина: "Мои стихи благоухают сеном…". Но искушенный читатель сразу почувствует в них древнюю поэтическую культуру Востока: на ее плодотворной почве выросли многие образы Годжи Халида.

Погружаясь в поэтический мир автора (а многие стихи воссоздать по-русски помог признанный мастер русской философской поэзии Юрий Поликарпович Кузнецов), вспоминаешь основанный в Багдаде "Дом мудрости" с огромной библиотекой (к великой печали, разоренной в наше время). Этот очаг книжной духовности еще в начале IХ века стал главным переводческим центром произведений античных мыслителей на арабский язык, впрочем, как и "Дом знаний" в Каире, обладавший уже в XI столетии уникальным собранием религиозной и научной литературы.

Особенно созвучны стихи Годжи Халида средневековой восточной миниатюре, динамичной, изощренной, изыскано условной и декоративной одновременно. Это своеобразная живопись без светотени и перспективы — "мир восточной миниатюры, — утверждают московские искусствоведы Т.Каптерева и Н.Виноградова в монографии "Искусство средневекового Востока", — это слияние реальности, вымысла и символики. Ее образы праздничны, полны радости жизни. Чаще всего представлен роскошный сказочный сад. Розовые, голубые, сиреневые, золотые, покрытые пестрым ковром цветов лужайки окружают громоздящиеся скалы, подобные кускам драгоценных камней. Небо золотое или ярко-синее, с затейливо бегущими облаками …все это, связанное единым композиционным и цветовым ритмом, создает образ пленительной красоты. Искусство миниатюры отличает одухотворенное чувство природы. Пейзаж, только обозначенный в произведениях багдадских миниатюристов 13 столетия, пробрел в живописи Среднего Востока особое значение. Появились даже уникальные изображения чистого пейзажа".

Убеждена — когда-нибудь пейзажная лирика Годжи Халида (стихотворения "Медовые пчелы", "Поселок бабочек", "Весна", "Осенняя вода", Снопы света") будет проиллюстрирована миниатюрами знаменитой ширазской школы, возникшей в городе на юге Ирана, где родились великие Саади и Хафиз. Ибо редкое в наши дни ощущение души, трепещущей от стихов, естественно одухотворяющей природную красоту, — эмоциональный стержень стихов Годжи Халида. Живет это ощущение и в одиннадцати пейзажных миниатюрах, украсивших в 1998 году "Антологию персидской поэзии".

Читая праздничное, весеннее стихотворение Годжи Халида "Поселок бабочек", возвращаешься мыслью к словам сирийского поэта Х века, утверждавшего, что любое время года "превосходит лучезарная весна: она приносит цветы и свет. Тогда земля — яхонт, воздух — хрусталь". А драматический финал стихотворения Годжи Халида "Дождь ночной — из моих воспоминаний" заставляет вспомнить трагический образ ночи, возникший в газелях Алишера Навои (1441-1501): "То — ночь измен? Что ширь небес в дым стонов облеклась…", "Всю ночь он стонет до зари в мученьях и кручине…" (перевод С.Иванова).

При этом Годжа Халид избирателен и осторожен в своем следовании поэтической восточной традиции: он избегает цветистости и ритуальных красивостей. Строгость и благородная простота его стихов, убедительная точность пластично вписанной в поэтическую ткань живой детали, афористичность и лаконизм — следствие многолетней учебы поэта у поэтических авторитетов Европы, у гениальных славянских витязей Федора Тютчева и Афанасия Фета, Сергея Есенина и Николая Рубцова, чьи стихи благодаря таланту Годжи Халида обрели новую жизнь на азербайджанском языке.

Этот уникальный синтез — изощренной поэтической культуры Востока, славянской духовности и развитой поэтической интуиции — дает удивительный творческий результат в лучших стихах Годжи Халида.

Лола ЗВОНАРЁВА