"Иметь или быть" - читать интересную книгу автора (Фромм Эрих)

ГРЕХ И ПРОЩЕНИЕ

В классическом иудаистском и христианском теологическом учении грех, по существу, отождествляется с неповиновением воле божьей. Это со всей очевидностью явствует из распространенного представления о первородном грехе как о неповиновении Адама. В отличие от христианской традиции иудаизм считает неповиновение Адама не "первородным" грехом, наследуемым всеми его потомками, а лишь первым грехом, совершенно не обязательно распространяющимся на его потомков.

И все-таки чаще всего неповиновение воле божьей - какой бы она ни была - есть грех. Это и неудивительно, если учесть, что образ бога в этой части Библии представлен как непререкаемый авторитет, созданный по образу и подобию восточного Царя Царей. Нас тем более не должен удивлять этот факт, если учесть, что церковь почти с момента своего зарождения приспосабливалась к существующему социальному строю, а затем, при феодализме - как сейчас, при капитализме, - нуждалась для осуществления своих функций в строгом соблюдении паствой установленных законов, независимо от того, отвечали они истинным интересам людей или нет. И не так уж важно, насколько суровыми или либеральными были законы и каковы были средства их осуществления. Куда важнее другое: люди должны научиться бояться авторитета не только в лице "начальника", который "носит меч".

Однако этого страха недостаточно, чтобы обеспечить должное функционирование государства: гражданам следует интернализовать этот страх и придать неповиновению моральное и религиозное качество - назвать его грехом.

Люди соблюдают законы не только потому, что они боятся, но и потому, что неповиновение вызывает у них чувство вины. От этого чувства можно избавиться, получив прощение, которое может исходить лишь от самой власти. Условиями такого прощения являются: раскаяние грешника, его наказание, принятие грешником этого наказания и тем самым подчинение закону. Установившаяся последовательность: грех (неповиновение) -" чувство вины -" снова смирение (наказание) -" прощение - представляет собой порочный круг, ибо каждый акт неповиновения ведет к усилению повиновения. И лишь немногих не удается усмирить таким образом. Их герой - Прометей. Несмотря на невероятно жестокое наказание Зевсом, Прометей не покоряется и не чувствует себя виновным. Он знал, что взять огонь у богов и отдать его людям - это акт сострадания; он не повиновался богам, но и не согрешил. Прометей, подобно другим любимым героям (мученикам) рода человеческого, нарушил традицию отождествления непослушания с грехом.

Однако общество состоит не из одних героев. И пока столы накрыты лишь для меньшинства, а большинство должно служить целям этого меньшинства и довольствоваться остатками с барского стола, следует культивировать отношение к неповиновению как к греху. Такое отношение и культивировалось государством и церковью, действовавшими сообща, ибо они должны были защищать свои иерархии.

Государство нуждалось в религии как в идеологии, отождествляющей неповиновение с грехом; церковь нуждалась в верующих, которых государство воспитывало в духе повиновения. И церковь, и государство использовали институт семьи, назначением которой было воспитание ребенка в повиновении, начиная с момента самого первого проявления им своеволия (эти усилия первоначально направлены на обучение правилам личной гигиены). Следует отучить ребенка от проявления своеволия, чтобы подготовить его к тому, чтобы в будущем он вел себя должным образом как гражданин.

В традиционном теологическом и житейском смысле грех - это понятие, принадлежащее авторитарной структуре, а эта структура характерна именно для модуса обладания. Главное, что делает нас людьми, лежит не внутри нас, а вовне - это та власть, которой мы подчиняемся. Нельзя достичь благоденствия своей собственной творческой деятельностью, оно достигается пассивным подчинением и вытекающим отсюда одобрением властей предержащих. У нас есть лидер (светский либо духовный: король или королева или Бог), в которого мы верим; нам гарантирована безопасность... пока мы - никто. И даже то, что подчинение далеко не всегда осознается, что оно может быть сильным или слабым, что психическая и социальная структуры могут быть не полностью, а лишь частично авторитарными, не должно закрывать нам глаза на тот факт, что мы живем в мире обладания в той мере, в какой мы интернализуем авторитарную структуру нашего общества.

Альфонс Ауэр очень точно подметил, что у Фомы Аквинского концепция власти, неповиновения и греха носит гуманистический характер: грех понимается не как неповиновение иррациональной власти, а как нарушение благоденствия человека*.

Так, Фома Аквинский утверждал: "Мы не можем оскорбить Бога, разве что действуя против своего собственного блага" (S. с. gent. 3, 122). Чтобы правильно понять позицию Фомы Аквинского, следует учесть, что для него человеческое благо (bonum humanum) не определяется ни произвольными, чисто субъективными желаниями, ни инстинктивными ("естественными", если воспользоваться термином стоиков)

желаниями, ни волей божьей. Оно определяется нашим рациональным пониманием человеческой природы и норм, вытекающих из этой природы и способствующих нашему оптимальному развитию и благополучию. (Следует отметить, что Фома Аквинский как послушный сын церкви и поборник существующего социального порядка, защитник его от революционных сект не мог быть чистым представителем неавторитарной этики; он использовал слово "неповиновение" для обоих видов непослушания, чтобы скрыть внутреннюю противоречивость своей позиции.)

предоставленную возможность познакомиться с рукописью этой работы) об автономности этики у Фомы Аквинского способствует лучшему пониманию этической концепция Фомы Аквинского. То же можно сказать и о его статье на эту же тему, озаглавленной "Is sin an insult to God?" (см. Библиографию).] В то время как понимание греха как неповиновения является составной частью авторитарной структуры, а значит, и модуса обладания, оно приобретает совершенно иное значение в рамках неавторитарной структуры, основанной на модусе бытия.

Причем и это второе значение также подразумевается в библейской истории грехопадения, что нетрудно понять, если по-другому ее интерпретировать.

Бог поместил человека в сады Эдема и предостерег от того, чтобы вкушать плоды с древа жизни и с древа познания добра и зла. Убедившись, что "нехорошо быть человеку одному", Бог создал женщину. Мужчина и женщина должны были стать "одной плотью". Оба были наги "и не стыдились". Это утверждение обычно интерпретируется с точки зрения традиционного взгляда на проблемы пола, согласно которому мужчина и женщина должны, вполне естественно, стыдиться своих неприкрытых гениталий.

Однако едва ли в библейской истории сказано только это. Такое утверждение может иметь и другой, более глубокий смысл, а именно что, хотя мужчина и женщина лицезрели друг друга с головы до пят, они не испытывали -да и не могли испытывать - стыда, ведь они воспринимали друг друга не со стороны, как посторонние, как отдельные индивиды, а как "одна плоть".

Эта изначальная для рода человеческого ситуация радикально меняется после грехопадения, когда мужчина и женщина становятся людьми в полном смысле этого слова - людьми, наделенными разумом, познавшими добро и зло, познавшими друг друга как отдельные индивиды и осознавшие, что их первородное единство нарушено и что они стали чужими друг другу. Они близки друг другу и все же чувствуют, что разделены, отдалены друг от друга. Они испытывают глубочайший стыд: стыд оттого, что видят друг друга "нагими" и одновременно чувствуют взаимное отчуждение, невероятную пропасть, разделяющую их. "Они сделали себе опоясания", пытаясь тем самым избежать всей полноты человеческих отношений - скрыть наготу, в которой они предстали Друг перед другом. Но стыд, как и чувство вины, не спрячешь за фиговым листом. Они не сблизились друг с другом и в любви; возможно, они и желали друг друга физически, но физическая близость не устраняет отчужденности между людьми. И то, что они действительно не любили друг друга, проявляется в том, как они друг к другу относятся: Ева даже не пытается защитить Адама, а Адам стремится избежать наказания, обвиняя во всем Еву, а не защищая ее.

Так какой же грех они совершили? Они увидели друг друга как разделенные, изолированные, эгоистичные человеческие существа, которые не могут преодолеть свою разъединенность даже в акте любви. Этот грех коренится в самом нашем человеческом существовании. Лишенные изначальной гармонии с природой - столь характерной для животных, жизнь которых определяется врожденными инстинктами, - наделенные разумом и самосознанием, мы не можем не чувствовать свою крайнюю отчужденность от любого другого человеческого существа. В католической теологии такое состояние существования в полном разъединении и отчуждении, не преодолеваемом и в любви, определяется как "ад". Это непереносимо для нас.

Нам просто необходимо любым способом преодолеть эту пытку абсолютной разъединенности - подчиняясь ли, властвуя ли, пытаясь ли заглушить голос разума и сознания.

Однако каждый из этих способов хорош лишь на короткое время, он закрывает путь к истинному решению проблемы. Единственный способ спастись из этого ада - освободиться из тюрьмы своего эгоцентризма, достичь единения со всем миром. И если эгоцентрическая разъединенность и есть главный грех, то он искупается актом любви. Само английское слово "atonement" (искупление) выражает эту идею, ведь этимологически оно происходит от слова "atonement", что на среднеанглийском означало "единение, слияние, объединение"*.

среднеангаийском at-onement основу слова составляет "one", что означает "один", "единый". - Прим. перев.] А так как грех разъединенности не является актом непослушания, он не нуждается в прощении. Что действительно необходимо, так это исцелить такой грех, а здесь может помочь лишь любовь, а вовсе не принятие наказания.

Райнер Функ указал мне на то, что неавторитарная концепция греха как разобщения, разъединения получила выражение у некоторых отцов церкви последователей Иисуса. Он подтверждает это следующими примерами (заимствованными у Анри де Любака). Ориген говорит: "Где правит грех, там разделение, но где правит добродетель, там единство и единение". Максим Исповедник говорит, что в результате Адамова греха род человеческий, "который должен был бы быть гармоничным целым, не ведающим конфликта между моим и твоим, превратился в облако пылинок - в отдельных индивидов". Сходные мысли о разрушении первородного единства у Адама можно найти и у св. Августина и, как указывает профессор Ауэр, в учении Фомы Аквинского. Де Любак в заключение говорит:

"Что касается "восстановления" (Wiederherstellung), то факт спасения предстает как необходимое обретение утраченного единства, как восстановление сверхъестественного единения с богом и в то же самое время единение людей друг с другом" (см. также "Концепцию греха и раскаяния" в книге "Вы будете как боги", где подробно рассматривается проблема греха).

Итак, в заключение можно сказать, что при ориентации на обладание, а значит, и при авторитарной структуре грех - это неповиновение и избавиться от него можно с помощью раскаяния -" наказания -" нового подчинения. При ориентации на бытие, при неавторитарной структуре грех - это отчужденность, и избавлению от него способствуют раскрепощение разума, полнота проявления любви, единение. И в самом деле, историю грехопадения можно интерпретировать двояко, в ней смешаны элементы как авторитарные, так и способствующие освобождению человека. Тем не менее сами по себе представления о грехе как о неповиновении и отчуждении диаметрально противоположны.

История о Вавилонской башне, рассказанная в Ветхом завете, видимо, содержит ту же идею. Род человеческий достиг здесь состояния единства, символом чего является тот факт, что все человечество говорит на одном языке. В своем стремлении к власти, страстном желании иметь величайшую башню люди разрушили свое единство и стали разъединенными. Рассказ о Вавилонской башне - это в каком-то смысле второе "грехопадение", грех древнего человечества. История эта осложняется тем, что бог испугался человеческого единения и вытекающей отсюда силы людей. "И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдем же, и смешаем там язык их, так Чтобы один не понимал речи другого" (Бытие, XI,

6-7).

Конечно, тот же момент присутствует и в истории грехопадения: там бог испугался силы, которую могли бы обрести мужчина и женщина, отведав плодов с древа жизни и древа познания добра и зла.