"Петровская набережная" - читать интересную книгу автора (Глинка Михаил)

К лагерю

Через два дня они поехали в лагерь.

Они пришли в училище в пиджачках, в курточках, в свитерах. Некоторые просто в рубашках. Разноцветные, по-разному причесанные. И мичман Лошаков — один из самых оригинальных людей, которых им дано было встретить в жизни, — глядя на них, напирая на «о», сказал: «Все на одно лицо — скорей бы переодели».

И их обстригли под ноль. И мичман сам их переодел.

«Во», — сказал он. И вздохнул с облегчением.

Были у них тут всякие: маменькины сынки, и сынки бабушек, и сыны полков, и дети адмиралов, и дети из детских домов, и дети просто как дети, — а через два дня у каждого стала непривычно зябкой обстриженная голова, вылезли уши — куда из деть? — и на какое-то время одной из главных задач определилась борьба с ремнями, крючками и пуговицами. Они привыкали к форме.

И вот рота выстроена на лесной дороге, что ведет от станции к лагерю. Их вещевые мешки — тоже одинаковые и различимые лишь по чернильным инициалам на клапанах — заброшены в машину. Сто мешков не набили даже половины кузова, и Папа Карло, командир роты, предлагает тем, кто не надеется на свои силы, забраться на мешки в кузов. Общий крик возмущения.

— Дойдем! — кричат они. — Мы что, маленькие?!

— Дойдем! — кричит Митя вместе со всеми.

В этом строю каждый перехвачен широким и жестким ремнем и белые бескозырки без ленточек кажутся на всех непомерно громадными, хотя и мнут стриженые виски до малинового следа. В этом строю у всех одинаковые права, в том числе и на то, чтобы считать себя взрослыми.

Но к изумлению роты, из рядов выходит Славка Бубнов, бывший юнга. Он пошире всех в плечах, у него в отличие от всех ленточка на бескозырке, и умудрился Славка подстричься не окончательно наголо, и форма на нем сидит иначе.

— Что такое, Бубнов? — не понимая, спрашивает Папа Карло.

— Да вот ботинки жмут, товарищ капитан-лейтенант. — И чему-то Славка усмехается.

Папа Карло прищуривается.

— Ну, что ж, — говорит он, — залезайте.

И грузовик уезжает.

Колонна пылит вдоль небольшого озерца.

— Это наше озеро? — спрашивают они у мичмана Лошакова.

— Это? Да тут гребному судну тесно. Не-е. Наше большое.

И все идут, дружно повернув головы к воде. Что ж это за «гребные суда», которым мало полкилометра?

Рота пылит по песчаному проселку, штанины синей робы в мохнатой пыли, черная форма офицеров становится серой, у Папы Карло на макушке мокнет белая фуражка.

Возвращается пустая машина. Это газогенераторная полуторка, ее топят березовыми чурками, чурки закидывают в две большие черные колонки, расположенные по бокам кабины. Могучий угарный запах хвостом плещется за полуторкой.

Но никто больше не хочет садиться в машину. Полуторка некоторое время медленно ползет позади колонны, потом Папа Карло машет рукой матросу за рулем, рота уступает дорогу, и еще минут десять строй движется, не видя ничего от пыли.

Километров шесть уже позади. То тут, то там в строю начинают хромать.

— Внимание! — вдруг кричит Папа Карло. — Рота… Стой! Нале-во! Двадцать шагов вперед шагом… марш!

В двадцати шагах от них — поляна, а еще в сорока — песок и берег еще одного озерца.

— Внимание! Сесть всем на траву!

Папа Карло расстегивает верхнюю пуговицу кителя и передвигает поудобнее пистолет.

— Снять ботинки! — командует он. — Снять носки! Поднять всем ноги кверху!

И идет вдоль сидящих на траве шеренг и смотрит на разутые ноги.

— Ничего… Дойдешь… Ничего… Ничего… Так…

Остановился Папа около самых маленьких, около четвертого взвода. Ботинки меньше тридцать шестого размера училище не получало, а в самом маленьком среди принятых — Юрочке Белкине — было росту метр и двенадцать сантиметров. Ноги у них были избиты ботинками в кровь.

— Останешься здесь, — сказал Папа Карло. — И ты. И ты. И вот ты. Через час за вами пришлем машину.

— Я-то дойду, — сказал Юрочка Белкин. — А этих вы оставьте.

— Это нас-то?! — возмутились остальные.

— Ну, я-то дойду, — упрямо сказал Метр Двенадцать.

— Ну и мы дойдем.

— Ох, — сказал Папа Карло. — Дела. А как тебя зовут, герой?

— Юра его зовут, — сказал четвертый взвод.

— Воспитанник Белкин, — поправил мичман Лошаков. Он за один день всех запомнил, как только их постригли и переодели.

— Вставай, Юра Белкин! — сказал Папа Карло. — Идем со мной.

Они отошли метров на пятьдесят от роты к берегу озерца. Папа Карло вынул из кобуры пистолет. Потом наклонился к Белкину и что-то показал ему на поверхности воды: недалеко от берега плавало бревно.

Белкин, не оглянувшись назад, взял пистолет. Он с трудом его поднял и стал прицеливаться в бревно.

— Сильней жми! — громко сказал Папа Карло. Рука Юры Белкина от напряжения гнулась и дрожала.

— Сильней! Ну, сильней жми!

Грохот ударил по ушам все равно неожиданно. Митя никогда не слышал, как стреляет пистолет, — он думал, что гораздо тише. Подняв фонтанчик брызг, словно кто-то кнутом хлестнул по воде, пуля отрикошетила, и раздался ее писклявый птичий стон.

Босой Юра Белкин шел от берега, осматривая свою стряхнутую пистолетом руку. А на него смотрела вся рота.

— Сполоснуть всем ноги! — крикнул Папа Карло. — Тщательно вытереть! Построение на дороге через пять минут!

Над дорогой стоит пыль. Рота поднимает ее, как стадо овец. Рота тем более напоминает стадо, что еще никак не удается идти в ногу и все время то у кого-то шнурок развязался, то носок сбился: кто-нибудь приседает, и строй ломается, обтекая сидящего на корточках.

После привала Папа Карло развернул роту четвертым взводом вперед, рассудив, что тяготы военной службы надо распределять по возможности равномерно. И теперь первых взвод — самые рослые чертыхаются сзади и бурчат, что «недомерки» не поднимают ног.

Безветрие. Смолистый покой в сосновом лесу, третий час дня, воздух струится впереди над дорогой, путь роты пересекают бабочки и шмели, и по стволам теплых сосен путешествуют жуки с усами — длинными, как цирковой хлыст. Когда же наконец будет третье, самое большое озеро, где стоят, ожидая их, «гребные суда» и где они сегодня же (обещал Папа Карло) всей ротой сразу залезут в воду?