"Обрекающие на Жизнь" - читать интересную книгу автора (Парфёнова Анастасия)

Танец второй, Болеро

Клинки столкнулись в воздухе и зазвенели хрустальным смехом. По крайней мере в звоне Молчаливого, моего пребывающего в последнее время в довольно желчном настроении меча, слышались отчётливо насмешливые нотки. Критик. Ладно, допустим, этот удар я действительно парировала чудовищно неуклюже. Но смеяться-то зачем?

Тело действовало на полном автомате: единым движением отвести вновь устремившийся ко мне клинок, фиксируя его в дальней точке, а нога взлетает, пытаясь подъёмом стопы достать горло нахала. Разумеется, тот ушёл в сторону, а вот я, вынужденная менять стойку с мечом, всё ещё отведённым в блоке, оказалась уязвима. Чем тут же не преминули воспользоваться ещё два противника. Пришлось срочно принимать меры. Легчайшее движение кистью — и инерция моего стремительно несущегося в сторону меча исчезла, будто её и не было. Что позволило неожиданно для противника и вопреки всем законам физики без замаха нанести два мощнейших удара, прикрывшие меня, пока не удалось занять более устойчивую позицию.

Грязный трюк. Мысль Беса была выражена не в человеческих словах, но общее значение примерно таково. В следующий раз будем работать с учебным мечом.

В ответ мне в руку ударило несогласие Сергея (Молчаливого). Я и так чаще тренируюсь на учебных клинках, чем с ним. А в битве, если мне не повезёт и я влипну во что-то подобное, драться придётся скорее всего собственным оружием. С использованием всех находящихся в его распоряжении «грязных трюков». Долю секунды учителя препираются, а я использую передышку (относительную, конечно, удары всё равно продолжают сыпаться со всех сторон) для того, чтобы внутренне настроиться на серьёзный бой. Если я что-то понимаю в своих наставниках, то сейчас они попробуют доказать, что и с магическим мечом мне не грозит выстоять против настоящего противника.

И зачем, скажите на милость, я трачу последние дни жизни на это издевательство?

Понятия не имею. Но трачу.

Темп не ускоряется — мы и так работаем на запредельных скоростях, и тут в ход идут уже не сила и не ловкость, а чистое мастерство. И воля. С этим у меня всегда были некоторые проблемы.

Пятеро Безликих воинов в своих ритуальных чёрных балахонах и масках кружат вокруг, время от времени обрушиваясь на меня короткими экономными выпадами. Рваные, аритмичные атаки — никакого рисунка боя, который можно было бы уловить или перекроить на свой вкус. Никаких поблажек. В звоне мечей появляется жёсткость, характерная скорее для настоящего боя, чем для заурядной ежеутренней разминки.

Мои ноги плели запутанный узор из скольжений и стоек, манёвров и прыжков. Азбука боя. Его геометрия и алгебра. Почти танец.

Почти.

Танец и бой. Когда-то мне было не по силам разделять эти два состояния. Когда-то, стоило начать двигаться в единстве с другим существом, как тело само подхватывало ритмы и переливы, составляющие суть противника. Даже сейчас соблазн «нырнуть» в глубины мастерства моих учителей, отразить в себе, как в зеркале, их невероятное искусство был велик. Но теперь удержание в рамках собственных умений уже не требовало таких колоссальных усилий. Танцевать я всегда могла. А вот драться — этому долго и, боюсь, безуспешно пыталась научиться. И не стоит без крайней необходимости смешивать одно с другим.

Нажим усиливался. Не обращая внимания на ломоту в натруженных получасовой тренировкой запястьях, я попыталась создать вокруг себя сверкающую завесу из стали. Руки двигались с умопомрачительной скоростью, доступной разве что истинным вене, тело перетекало из одного положения в другое, почти растворяясь в воздухе. Но северд-ин, и вместе, и по отдельности, были лучше. И мы все это понимали.

Первые удары прошли наискосок, с целью не задеть моё тело, а скорее смять защиту. По крайней мере я так думала. Пока Злюка не хлестнула мечом куда-то в сторону… куда я вдруг прыгнула, прямо под её удар, уходя из-под очередной атаки Кастета. Вывернуться удалось лишь чудом. Попытались захватить меня в «тиски», зафиксировав на месте и удерживая ударами из двух диаметральных позиций, а Клык пошёл в красивой атаке древнекираанского стиля, которая называлась, кажется, «Птица Сольвэо, выхватывающая из реки рыбу».

Рыба возмущённо забила плавниками.

А почему бы и нет? В конце концов, жить осталось всего три дня. Было бы красиво напоследок утереть нос своим бессменным «теломучителям».

Я распласталась в низкой стойке, против всяких правил полоснув по Дикой когтистой рукой. Та тут же описала мечом дугу, чуть было не оттяпав нахальную конечность, но тем самым дала мне необходимое для манёвра свободное пространство, куда я и сиганула. Блок, встретивший изощрённый удар Клыка, получился такой жёсткий, что у нас обоих едва не выбило из рук мечи, а моё запястье отозвалось вспышкой ноющей боли. Но противника отбросило назад, что позволило мне остаться на выбранной позиции и получить драгоценное мгновение, необходимое, чтобы подготовиться к атаке Дикой.

Это была ловушка. Безумно рискованная — северд-ин не часто баловали противника такой роскошью, как действия по навязанному этим самым противником плану, но она сработала. Дикая уже делала выпад в незащищённую зону, как вдруг налетела на встречную, не очень мощную, но прекрасно сбалансированную атаку наискосок. Мой меч полоснул её по груди, тем же, всё ещё продолжающимся движением отбил клинок Беса и уже на излёте достал горло бросившегося вперёд Кастета.

Но тут меч Дикой наконец достиг своей цели, глубоко погрузившись в призрачные учебные доспехи. Внутренности обожгло холодом и болью, не будь этой магической защиты, я после такого удара безусловно была бы мертва. Перед глазами завертелись тёмные пятна, а тело бессильно осело на пол.

В моё горло упёрлось сразу три меча. Всего три. Я позволила себе бледную, но тем не менее торжествующую улыбку: это было ровно на два меньше, чем то, к чему я успела привыкнуть за тридцать лет ежедневного истязания.

— Вы мертвы, госпожа, — проинформировал меня невозмутимый голос Беса.

Эту его коронную фразочку, встречающую вот уже три десятилетия каждое моё утро, я успела возненавидеть. Но, сегодня у меня было чем ответить.

— Дикая и Кастет — тоже, — последовало логичное возражение.

— Но вам бы это жизни не вернуло.

— Зато принесло бы глубокое моральное удовлетворение.

Я несколько обеспокоенно наблюдала, как поднимаются на ноги «поверженные» учителя. Северд-ин в своё время наотрез отказались от любого вида защиты, хотя защита считалась обязательной для учебных боев. Тогда я не возражала: мысль о том, что неумеха вроде меня сможет хотя бы поцарапать этих идеальных воинов, была просто смешна. Даже пустяковые раны, которые они всё-таки изредка получали в последние два-три года, можно было объяснить скорее благоволившей ко мне слепой удачей, чем каким-то серьёзным искусством… Зато сегодня…

Но тут со стороны Сергея пришёл успокаивающий импульс, заверивший, что он не стал бы серьёзно ранить на простой тренировке, так что я с лёгким сердцем вернулась к перебранке с Бесом.

— Я ведь вас достала! Достала северд-ин! — Мой голос звенел от удивления и торжества. Теперь можно было умирать спокойно. Большего достигнуть мне вряд ли суждено.

Сергей и Бес одновременно презрительно фыркнули, причём очень презрительно. Поразительное единодушие. Северд-ин продолжил лекцию всё в том же холодном, профессиональном тоне.

— Если вы, госпожа, считаете, что свою жизнь стоит разменять ради призрачного удовольствия пустить кровь паре противников, то, боюсь, мы лишь зря потратили время на все эти тренировки.

Хам.

— Вообще-то я так не считаю. Но вы ведь всё равно через пару секунд меня бы прижали, так почему было не попробовать?

— Попробовать? Зачем? Разве вас этому учили? Вы должны были победить, а не… не устраивать это издевательство над искусством! — Кажется, он рассердился.

Я тоже.

— Вот как? — приподнялась на руках, откидывая выбившиеся из-под ремешка и падающие на глаза пряди. — По-вашему, я не в состоянии реально оценить имеющиеся в моём распоряжении минимальные шансы и действовать соответственно?

— У вас были все возможности одержать верх!

— Ха!

— Вы уже делали это.

— В танце.

— И что же мешает вам повторить то же самое без танца?

Он что, издевается?

— Я недостаточно искусна. — Произнесено это было спокойно, почти равнодушно. Ай да я.

На какое-то мгновение в зале установилась мёртвая тишина. Затем Бес медленно выпустил воздух через сцепленные зубы. Раздался тихий, шипящий звук.

— О том, как сражаться и побеждать, вы знаете не меньше любого воина. Так что же тогда подразумевается под словом «искусна»? Скорость? Сила? Техника боя?

Я тряхнула головой, выпуская язвительный и неразборчивый сен-образ, но Бес не обратил на это ни малейшего внимания.

— Вы правда считаете, что есть ещё какие-то неизвестные вам таинственные приёмы? Тщательно скрываемые секреты мастерства? Скажите, госпожа, вы действительно думаете, что на этом уровне балаганные фокусы имеют хоть какое-то значение?

Я сидела, нахохлившись, понимая, что он абсолютно прав. Но это ничего не меняло. Я зацепила мечом двух северд-ин. Гип-гип ура мне!

Вот.

Выражения лица Беса было не видно за непроницаемой темнотой маски, но у меня почему-то возникло впечатление, что он поперхнулся. Такая лекция пропала даром!

И соизволил бросить, точно признавая поражение:

— Ну что ж… Полагаю, это тоже немалое достижение. — Воины заколебались в воздухе, растворяясь в окутывающем тренировочную площадку сумраке. — Для эльфийки, конечно.

Я почувствовала, как челюсть моя удивлённо отваливается, а уши опускаются горизонтально, что означает полное обалдение. Это что, был комплимент?

Или всё-таки оскорбление?

Ещё с минуту в одиночестве сидела на прохладном полу, пытаясь переварить происшедшее. Я достала в поединке северд-ин. Я зацепила мечом Безликих воинов. Я переиграла бойцов, считавшихся лучшими из тех, что когда-либо видела Ойкумена. Я? Антея тор Дериул-Шеррн, Хранительница Эль-онн, Императрица Оливула? Я, неуклюжая дурища, которая на оружие всегда смотрела с брезгливым опасением?

Бред.

Может, папины гены наконец начали себя проявлять? Он, как-никак, первый клинок Эль-онн…

Молчаливый, мой меч, валялся тут же, непроницаемый и совершенный, как всегда. Чем дальше, тем меньше в нём оставалось от человека и появлялось больше — от меча. А может, он просто перестал притворяться, позволяя себе быть тем, чем был всегда.

Аккуратно и с величайшим почтением вложила блестящий клинок в ножны. Спасибо, друг. Жаль, что я не могу воздать тебе честь, которую ты заслуживаешь, сражаясь так, что после за это не приходится краснеть.

Осторожно поднялась на колени и, шипя и ругаясь сквозь зубы, начала стаскивать призрачные доспехи. Закатала надетую под них рубашку, чтобы осмотреть нанесённый урон. Кожа в том месте, где клинки Безликих прошли насквозь, впиваясь в плоть, была воспалена и имела нездоровый сине-зелёный оттенок. Но зато тело представляло собой нечто целое, рёбра не разворочены, а внутренности благополучно пребывали там, где им и положено — внутри. В общем, можно было считать, что защита сработала.

Я с проклятием отшвырнула панцирь.

— Сама виновата, — раздался позади знакомый голос. — Не нарывалась бы так откровенно, Дикая не стала бы завершать удар.

Резко повернулась и охнула от боли, вызванной этим движением. Не важно.

Всё не важно.

Это и в самом деле был он.

В серо-серых глазах застыл немой укор. Получил приглашение на Бал.

И видел, чем закончился этот бой.

Проклятье.

Соизволил-таки объявиться после недельного отсутствия. Всё такой же совершенный. Всё так же способный довести меня до последней стадии бешенства одним словом, одним взглядом.

Подошёл, и шелестящие звуки шагов отдавались где-то внутри старой тянущей болью, будто ступал он по раскалённым нервам, а не по полу. Опустился рядом на колени, протянув руки к болезненно ноющим последствиям закончившейся только что схватки.

Умелые пальцы пробежались по жуткому синяку, унимая боль, успокаивая рану. Я скосила глаза вниз и увидела лишь гладкую, исцелённую кожу. А его руки уже скользили по ранам и ушибам, накопившимся за последнюю неделю. Я и не знала, как много их было, пока не ощутила звенящую, чуть пьянящую лёгкость отсутствия всякой боли. Неделя была… как бы это сказать поточнее… наполнена событиями. Обычная такая неделя.

Пряди на затылке чуть шевелились от его дыхания. Повернулась, ловя губы губами, на мгновение просто прижалась к груди мужа. Затем отстранилась, снизу вверх глядя на склонённое ко мне лицо.

— Спасибо.

Я не спросила, где его носило.

— Не за что.

Он и не подумал ничего объяснять.

Одна из тех тем, которые в этом доме не обсуждаются.

Наша семейная жизнь… Как бы это сказать поточнее… Не предполагает излишней искренности. Обычная такая семейная жизнь.

Улыбнулся.

И ещё раз проклятье!

Он был самым прекрасным мужчиной из всех, кого мне когда-либо доводилось видеть. А мне много кого доводилось видеть.

Простая одежда чёрно-чёрного цвета, которая почему-то выглядела как изысканный костюм. Тёмные волосы собраны в тугой хвост, губы кривятся в противной усмешке.

Тонкое, удлинённое, аристократически правильное лицо с очень совершенными линиями очень элитного генетического проекта. Странные черты, странный разрез глаз такие… человеческие и в то же время красивые, как бы парадоксально ни звучало подобное сочетание. Во лбу горит вплавленный в плоть камень — имплантат, который он позволил вживить себе несколько лет назад. Миниатюрное чудо биотехнологий, окрашенное под цвет глаз: таков цвет серой непреклонной стали, холода древних ледников и далёкой голубизны металла. Но самое удивительное у дарая — кожа. Гладкая, безупречная кожа, по какому-то капризу генетики сияющая чистейшим перламутром. Свет точно обтекал её совершенство, разбиваясь на тысячу маленьких радуг, пожаром сиявших вокруг фигуры дарай-князя.

Аррек арр Вуэйн, мой консорт, мой друг, мой союзник. Что бы я делала без тебя, любимый? Наверное, бездарно погибла ещё много лет назад… Или была бы по сей день бездумно счастлива с первым мужем.

— Антея?

— Тоже считаешь, что я сглупила?

Лучшая защита — нападение. Наверное.

Он задумчиво прикоснулся губами к моему лбу чуть выше имплантата.

— Если ты не готов умереть, ты не узнаешь победы… Но если ты ищешь смерти, то только смерть и найдёшь.

Я упрямо отвела глаза, уставившись на платиновую змейку, стягивающую воротник его свободной чёрной рубашки. Опасная тема. Запретная тема. Тема, которую мы оба предпочитали не затрагивать. Точнее говоря, я предпочитала её не трогать, а всё, что на сей счёт думал Аррек, демонстративно игнорировала.

Он покорно вздохнул.

— Ты прогрессируешь, Антея. Последние пару лет — просто невероятно. Будто сломался какой-то барьер в сознании, заставлявший думать, что некоторые вещи тебе недоступны просто потому, что… недоступны. И что бы я ни думал о твоей стратегии, ты действительно достала в поединке двух северд-ин. Мои поздравления.

Сам Аррек, когда я в последний раз видела его «тренировку», двух северд-ин уложил, не особенно напрягаясь. Правда, полная боевая звезда была ему всё-таки пока не по зубам. Но ведь оставался ещё и не совсем честный бой… И совсем не честный…

Не одна я прогрессировала.

— Я не понимаю… почему они возятся со мной? Вот уже столько лет! Они пришли, чтобы учиться у меня. Чему-то там. И наверное, у них получилось: после такой школы эльфийской политики и изощрённого этнического дзюдо совсем ничему не научиться просто невозможно! Но почему боевая звезда возится именно со мной?

— Это ты у меня спрашиваешь?

Недосказанное витало вокруг нас удушливо-приторным облаком, почти на грани образования сен-образа. Столько запретного, столько болезненного, столько… Но война была объявлена, и Аррек явился на поле боя для первой схватки. Отступить сейчас было бы глупо. И бесполезно.

Я задумалась над заданным самой себе вопросом.

Какой смысл тратить долгие три десятилетия на скрупулёзное обучение той, которая никогда не сможет использовать это искусство по назначению? Той, которая вообще не сможет его использовать? Мои дни были сочтены, я это знала, и все вокруг прекрасно это понимали. Я читала это знание в глазах окружающих, в песне ветров, в глазах своего мужа. Время пришло. Пора платить долги. Ту-истощение подбиралось неуловимо, но оно слишком долго обходило меня стороной. Последние тридцать пять лет я жила взаймы, и теперь заём подходил к концу. И тогда я решилась сама назначить дату выплаты.

Всё, чему меня учили, всё, что в меня вкладывали, всё, что мне отдавали за шестьдесят пять лет моей бестолковой жизни, уйдёт. Уйдёт от тех, кто учил, кто давал, вкладывал. Смерть — самый умелый из воров. Я не смогу им больше ничего вернуть. Так какой же смысл?

Ладно, попробуем сформулировать по-другому. Почему, северд-ин продолжают меня учить — это ведомо одним северд-ин. Но вот почему я, вчера назначившая окончательную дату, сегодня, как всегда, покорно согласилась на тренировку? Почему выложилась до конца, сражаясь с заведомо превосходящими в искусстве наставниками?

Почему именно сегодня смогла одержать пусть и сомнительную, но победу?

Улыбнулась. «Мышление аналитика эль-ин оперирует вопросами, которые более информативны, нежели ответы». Ты всегда был мастером таких вот вопросов, любимый.

И тем не менее…

Я устала. Я ждала этого, ждала долгие и долгие годы, я всегда знала, что когда-нибудь всё кончится. Что смогу наконец отдохнуть, забыть… А сейчас, ощущая напрягшиеся пальцы Аррека на своей спине, не могла не думать о нём. О том, какая это невероятная трусость — бросить его одного, оставить справляться со всем этим кошмаром в одиночестве лишь потому, что я устала.

Дата назначена.

Любимый, ты, конечно, сделаешь всё, чтобы стать чудовищно неудобной помехой.

Я уткнулась носом в его плечо, зажмурилась, молча прося прощения. Авансом.

Слова не нужны, как не нужны и сен-образы. Мы слишком хорошо знали, о чём ведётся этот молчаливый спор.

Кожа моя коротко полыхнула перламутром — верный признак того, что Аррек опустил свои щиты, позволив тканям моего тела измениться по его образу и подобию.

А вот это уже из области запрещённых ударов!

Я отстранилась, упираясь руками в его грудь.

— Всё будет хорошо, Антея. Обещаю.

Конечно. Разве кто-нибудь сомневается?

Просто удивительно, сколько разнообразных трактовок может быть у слова «хорошо» в зависимости от того, кто и как его употребляет!

Я встала, сверху вниз глядя на коленопреклонённого мужа. Такой красивый. Такой любимый. И такой несчастный. Глядя на такого, хочется вопрошать: «О Ауте, что же я за чудовище, если причиняю такую боль тем, кого люблю?»

Как… драматично!

Придушить бы его немного… разнесчастного моего!

Аррек ухмыльнулся, легко и по-мальчишески вызывающе. Попробуй придуши!

Наклонилась и поцеловала его — медленно, с чувством. У обоих перехватило дыхание. И попробую.

Затем отвернулась, направилась к личным покоям. День шёл своим чередом, и пора было приниматься за дело.

Первую схватку в начавшейся партии Аррек выиграл.

Ритмично переступающие босые ступни. Лёгкое покачивание. Кастаньеты и флейты — музыка, слышная только мне. Танец изменений.

Сегодняшний день я проживу in tempolibero — в свободном темпе.

Настроение лёгкое и чуть-чуть ироничное.

Стащила с себя простую тунику со штанами, в которых обычно тренировалась, бросила их на пол. До шкафа сами доползут, чай, в магическом замке живу, хотя такое наименование онн всё ещё ставило меня в тупик. Тоже мне замок!..

Ванна. Точнее, бассейн, но кто обращает внимание на подобные мелочи? Я без всплеска нырнула в изумрудно-зелёную воду, мощными гребками проталкивая тело сквозь прозрачные толщи. Выскочила на поверхность, ладонями зацепилась за поребрик и выбросила себя наружу, тут же призывая тёплый ветер, мгновенно осушивший кожу и спускающуюся до лопаток гриву волос. Я давно уже отчаялась научиться приводить безобразие, творящееся на моей голове (не будем упоминать всуе то, что творилось внутри неё), хоть в какой-то порядок. Расчёсывать эти лохмы было занятием крайне утомительным и абсолютно бесполезным. Так что я выпросила у отца специальное заклинание, вплетённое в изящный маленький гребень, и сейчас, стоило мне воткнуть заколку в волосы, как те сами собой расчесались и уложились в красивом, эффектно выглядевшем беспорядке.

А ещё говорят, что лень непродуктивна. Да это самый главный двигатель магического прогресса!

Теперь — одежда. Сегодня, кажется, ничего особо торжественного не намечается, так что макияж можно опустить, официально-помпезные наряды пусть остаются на своём месте в шкафу. Так, бельё — инкрустированное металлическими пластинами, каждая из которых холодила кожу защитными заклинаниями. Пара амулетов того же назначения. Ручные ножны для аакры, созданные так, чтобы скрытый рукавом кинжал выскальзывал в ладонь, повинуясь едва заметному напряжению мускулов.

Теперь белая сорочка — тонкий шёлк и никаких кружев. Светло-золотистые, бледные штанишки до колен и того же тона пиджак с высоким воротником-стойкой и длинными рукавами. Низенькие полусапожки. Ну, разумеется, пояс с вложенным в ножны Сергеем. Вроде, всё.

Я повернулась к зеркалу — ещё одна причуда Аррека, предпочитавшего постоянную мебель создаваемым лишь на несколько мгновений для конкретных целей конструктам — и окинула себя придирчивым взглядом. Хороша, нечего сказать. Пугало в золоте, тощее, чем-то неуловимым — то ли рваной грацией движений, то ли огромными, лишёнными белков глазами, — напоминающее насекомого. Когтями провела по свободно падающим на плечи волосам, хмыкнула и отвернулась.

Тоже мне, королева эльфов.

Мягко пружиня по откликающемуся на каждый шаг игривым толчком полу, прошла в оранжерею-столовую.

После трёх десятков лет присутствия здесь человека мой онн не слишком напоминал жилище уважающей себя эль-ин. Аррек был отнюдь не против небольших трудностей, которые приходится терпеть, скажем в походе, но дома он предпочитал окружать себя изысканно-аскетичным комфортом. Поэтому, хотя живые стены онн изгибались всё с той же грациозной простотой, что свойственна всем местам обитания эль-ин, а основным украшением комнат по-прежнему оставались блики света и причудливые тени, всё это дополнялось естественно вплетённой в рисунок помещений мебелью. А если прищуриться — можно было увидеть вязь сен-образов, окутывающую эти странные предметы обстановки аурой таинственности, свойственной любому тщательно отобранному антиквариату. У каждого предмета была своя история, свой характер, свой эмпатический рисунок, а вместе они создавали удивительно гармоничную симфонию мыслей и воспоминаний. До сих пор не понимаю, как Арреку удалось сотворить подобное, совмещая, как мне казалось, несовместимое.

Войдя в оранжерею, я не могла в тысячный раз не подивиться на полностью сервированный стол с тремя придвинутыми к нему удобными стульями, красиво вписывающимися в сплетения ветвей и цветов.

Минутку. Тремя стульями? Разве у нас сегодня гости?

Безнадёжно покачала ушами. Могли бы и предупредить.

Стремительно подошла к столу, подняла огромное пустое блюдо. И начала готовить завтрак. То есть это только так называется — «готовить». На самом деле весь процесс заключался в сборе уже созревших фруктов с оплетающих всё вокруг ветвей. Причём «фрукты» — довольно приблизительное определение. В своё время к ним тоже приложил свои умелые ручки Аррек. С обычным сногсшибательным результатом.

Едва освоившись с жизнью в онн и осознав, что кушать тут можно лишь то, что растёт неподалёку, дарай-князь скорчил мученическую рожу и взялся за дело. Для начала — установил контакт с сознанием онн (по общепринятому мнению, сознания как такового у онн не существует, но для Аррека это такая мелочь!). Затем потянулись долгие переговоры между моим летающим домом и моим новообретённым супругом. Велись споры. Вырабатывались компромиссы, и достигались соглашения. И претворялись в жизнь изменения. Так что сейчас я вполне могла сорвать с ветки тушёную с яблоками перепёлку. Или кальмара в пряном соусе. Или бутылку хорошо выдержанного вина — непременно того сорта, которого в этот момент хотелось Арреку.

В общем, кулинарный процесс в нашем доме был сведён к необходимому минимуму. Ну разве мой муж — не заветная мечта любой женщины?

Угу. Точно.

Поймала себя на том, что стою, разглядывая знакомые стены, будто вижу их впервые. Забавно, как меняется в твоих глазах весь мир, если знаешь, что скоро придётся его покинуть. Начинаешь замечать вещи, на которые раньше обратить внимание не хватало ни времени, ни сил.

Шептались среди ветвей старые сен-образы. Я потянулась за тонкой нитью иронии, змеящейся откуда-то из далёких дней моего детства:

Тихонько рассмеялась, разглядывая чуть неуклюжий, но воинственный и определённо голодный сен-образ.

Я осторожно водрузила нагруженный разнообразной снедью поднос в центр стола и скептически окинула взглядом всю композицию. Затем подхватила лежащую рядом с моей тарелкой стеклянную палочку и ударила по расположенному тут же конусу колокольчика.

Чистый трепещущий звук разнёсся по всем помещениям онн, резонируя с колеблющимися в такт ему живыми стенами.

Завтрак.

Они появились под аркой входа одновременно: её рука покоилась на локте Аррека, и это была самая большая фамильярность, которую дарай-князь мог позволить себе с разумным существом. Тут этикет арров более чем строг: физическое прикосновение, особенно если оно подкреплено расслаблением щитов, считалось знаком величайшего доверия, допустимым только с давними друзьями и ближайшими родственниками. А также с теми, кому в ходе политических пируэтов следовало выказать наибольшее благоволение. Впрочем, я была уверена, что в данном случае политика ни при чём.

Она была и его дочерью тоже.

Низенькая и хрупкая даже по меркам эль-ин. При взгляде на эту фигуру мне всегда хотелось срочно заняться пересмотром её диеты, чтобы девочка набрала хоть немного веса: уж больно костлява. Хотя разумом я и понимала, что это всего лишь результат её наследственности, что все в этой генетической линии были миниатюрны, но неистребимый материнский инстинкт рассуждать логически отказывался.

Иссиня-чёрная глянцевая кожа — полная противоположность моей безупречной белизне. Огромные фиалковые глаза и такой же имплантат — всегда напоминали мне о её генетическом отце и потому вызывали неприятие. Волосы белоснежного серебра были коротко подстрижены, торчали во все стороны густым и непослушным облачком — причёска тоже была вызовом, призванным максимально отделить её образ от образа бабушки, знаменитой своей роскошнейшей гривой. Эта девочка, лишь пару месяцев назад перешедшая порог зрелости, вся состояла из контрастов и противоречий, из жёсткой непокорности и острых углов.

И тем не менее, она была мне дочерью, если не по крови, то во всём остальном — вне всякого сомнения. Лейруору тор Шеррн, моя воспитанница, моя Наследница, та, что после моей скорой кончины займёт место Хранительницы Эль-онн. Дочь моего сердца.

— Лейри! Я не ожидала, что ты захочешь присоединиться к нам, — после своего совершеннолетия она не часто баловала нас с Арреком вниманием, с головой уйдя в обустройство собственного онн, в бесчисленные дела, встававшие перед достигшей официальной зрелости высокопоставленной эль-леди. — Проходите.

Лейруору легко отошла от Аррека, наблюдавшего за представлением со своей обычной полуухмылочкой, в которой мне на этот раз почудилось некоторое напряжение. Одета Лейри была консервативно: в свои собственные официальные цвета. Белоснежный комбинезон сидел на ней как влитой, контрастируя с ониксовой темнотой кожи, а отливающая синевой вышивка у рукавов и ворота казалась несколько причудливым узором инея. Вся фигура виделась несколько размытой из-за обёрнутых наподобие плаща полупрозрачных крыльев: серебристо-белых, с фиалковыми всполохами. При приближении ко мне она в полном соответствии с этикетом распахнула их, отведя назад двумя полотнами искрящегося тумана, и чуть склонила в приветствии изящную головку. Она была прекрасна.

— Мои приветствия, Мать клана, — голос, переливающийся тысячей хрустальных колокольчиков, до самых костей пробирал своей бередящей сердце красотой. — Позволено ли мне будет присоединиться к вам за трапезой?

Я с некоторым удивлением дёрнула ухом, но решила подыграть ей.

— Конечно позволено. Садитесь.

Аррек с улыбкой скользнул на своё место, не предпринимая глупых поползновений вроде отодвигания стульев для дам, за которые вполне мог бы схлопотать когтистой ручкой да по красивой физиономии. Лейруору села, старательно пытаясь выглядеть в должной степени взрослой. Что несколько смазывалось летающими между мной и Арреком воспоминаниями о её первых уроках обращения с человеческими столовыми приборами. Удивительно, в сколь потрясающую катапульту можно, при желании, превратить обычную ложку!

Слуг эль-ин не держали, так что все сами принялись класть на тарелки то, что им больше всего нравилось. Обычный семейный завтрак.

Угу.

— Так чем же скромные старики обязаны чести лицезреть самую популярную светскую даму на всех Небесах? — шутливо поинтересовалась я.

— Необходима причина, чтобы мне увидеться с вами, о Хранительница?

Я удивлённо вскинула уши, формулируя насмешливо-оскорблённый сен-образ.

— У-у, какая официальность! — и тут же чуть более серьёзно: — Лейри, что случилось?

Несколько секунд она молчала. Затем подняла на меня огромные глаза, занавешенные длинной серебристой чёлкой.

— Ничего, — пауза. — Просто… там, в детских покоях, я как-то не осознавала, что вы на самом деле настолько Очень Важные Персоны.

Оп-па. Так, напрягаем память: были ли у меня когда-нибудь проблемы с тем, чтобы начать воспринимать свою мать как госпожу-власть-и-могущество? Да нет. Я просто по-другому начала воспринимать и власть, и могущество. Но не маму.

Аррек красиво заломил бровь.

— Вы разбиваете мне сердце, о прекраснейшая леди! Неужели на сем благородном челе, — он помахал рукой перед собственной нахальной физиономией, — не написано большими буквами, сколь Важной Персоной я являюсь?

Лейруору согнулась, пытаясь сдержать приступ смеха, и над её головой мы с Арреком обменялись обеспокоенными взглядами.

— Лейр… — я несколько растерянно покрутила в руках вилку, — тебя же столько лет готовили к тому, чтобы быть моей Наследницей. Только не говори, что ты не понимала, что означает этот титул!

— Да нет, понимала… Но понимать — это одно. А вот почувствовать на своей шкуре — совсем другое.

Что-то начало проясняться.

— И… какие у тебя есть на сей счёт мысли?

Она подняла голову, в фиалковых глазах не было ничего юного. Ничего хрупкого, или неуверенного, или мятущегося. Вспышка сен-образов, многие из которых я так и не поняла.

— Я бы многое делала по-другому. Как мне кажется — лучше.

Аррек сцепил зубы, посылая мне предупреждающий образ, слишком личный, чтобы его мог перехватить даже такой вундеркинд, как Лейруору. Игнорирую.

— Разумеется. Ты рождена, чтобы быть Хранительницей. Я же — всего лишь регент. И достаточно бездарный к тому же.

По крайней мере, у них обоих хватило честности не возникать тут с пламенными возражениями.

Молчание. Слишком многое оставалось недосказанным. Слишком много смыслов и подсмыслов витало в воздухе, холодными призрачными прикосновениями леденя наши мысли.

Я старательно резала ножом что-то на своей тарелке.

Некоторые слова в этом доме никогда не будут произнесены вслух. Бесчисленные вопросы никогда не будут заданы. «Как ты себя чувствуешь?» — вполне нормальная, нейтральная фраза, в этой семье являвшая собой никем не признанное, но тщательно исполняемое табу.

Я действительно была лишь регентом. Регентом, основным достоинством которого была смертность. Я должна была править до тех пор, пока не подрастёт юная наследница великой династии Уору, а затем — уйти, уступить место. И сделать это можно было лишь одним способом. Никогда не думала, что мне это на самом деле удастся. День, когда Лейруору с блеском выдержала окончательные испытания на эмоциональную, интеллектуальную и физическую зрелость, был, должно быть, одним из самых счастливых в моей жизни. Я выдержала. Справилась. Выстрадала. Я продержалась все эти годы, пока истинная владычица не способна была взять власть в свои руки, и я удержала от падения Эль. Долг перед моим народом выполнен, теперь можно считать себя свободной. Ночью, когда утихла пьяная эйфория и пришло наконец осознание, я заплакала. Рыдала в объятиях непривычно молчаливого Аррека, рыдала от счастья и облегчения. Смогла. Победила. Выстояла.

Теперь можно было наконец умереть.

Но смерть не шла. Каждое утро, открывая глаза, я вслушивалась в глубины собственного организма. Уже? Ещё нет. Каждое утро я читала вопрос в глазах цвета серой стали. Ты со мной, малыш? Да, кажется. Пока что. Каждое утро, встречая кого-нибудь из своих советников или просто случайных прохожих, я слышала немое удивление. Хранительница? Да. Всё ещё.

«Как ты себя чувствуешь?» Этот вопрос мне не задавал никто. Но с каждым прошедшим днём он всё более ощутимо витал в воздухе. И сегодня, когда моя приёмная дочь вошла в столовую, я увидела его в глубине фиалково-синих озёр, называвшихся её глазами.

Сказать, что теперь вопрос не имеет значения? Она и сама отлично знает.

За всей этой подковёрной вознёй стояло гораздо больше, нежели жизнь одной отдельно взятой эль-леди. Лейри была создана, чтобы стать Хранительницей. Она, наследница генетической линии Уору с одной стороны и великого лорда Зимнего — с другой, идеально подходила для задачи, которую я смогла временно решать лишь ценой запредельного напряжения. Лейруору была лучше, компетентней, сильнее. Я, воспитывающая её с раннего детства, не могла постичь и малой части того, чем обладало это невероятное сребровласое существо. Она должна была принять на себя титул, и чем скорее это случится, тем лучше для всего нашего народа. Даже Эль начала проявлять признаки нетерпения, а это что-то да значит.

Все понимали всё. Кроме Аррека. И только его упрямый отказ признавать очевидное и удерживал меня среди живых. До вчерашнего дня.

Сии соображения, как, впрочем, и многие другие, и стояли за нашими невинными, на первый взгляд, фразами и шуточками. Смысл, скрывающийся за смыслом, столь знакомый всем троим, что его даже не пытались сформулировать в сен-образы. Мы, сообщество чуждых друг другу существ, по воле Ауте оказались одной семьёй, обитали в какой-то своей действительности, не зная которой, нечего было и думать уловить скрытое значение легкомысленных и ничего не значащих, казалось бы, замечаний.

Я скрупулёзно подцепила вилкой последний кусочек и отправила его в рот. Потянулась за десертом.

— Арр-лорд, передайте, пожалуйста, сок.

— Конечно, Лейри. Держи. Антея, хочешь немного?

— Да, пожалуйста.

— О Лейри, рекомендую вон те пирожные… Кстати, как поживают свободные молодые эль-лорды, опьяневшими мухами увивавшиеся вокруг в последний раз когда я тебя видел?

— Неужели вы думаете, что я настолько неинтересна, что могу заинтриговать только молодых и только свободных?

— Не обращай внимания, девочка. Я просто ослеплён культурными стереотипами. И всё же?

— Я в процессе поиска.

— Как глубокомысленно! И на какой же стадии сего процесса ты сейчас находишься?

— На стадии тщательного и всестороннего исследования.

— Вот как! И каковы же выводы?

— До выводов ещё не дошло.

— О?

— Я всё ещё накапливаю статистический материал.

— !!!

— Что с тобой, любимый, ты подавился? Аррек?

— Похлопай его по спине! Выпейте воды, арр-лорд.

— Я… в порядке.

— Кажется, это называется «культурный шок».

— После стольких лет на Эль-онн? Ты шутишь!

— Арры всегда отличались удивительной твердолобостью. Особенно в вопросах своего средневекового подхода к брачным отношениям.

— Бедняга!

— Меня надо жалеть, а не его!..

— Так кому же повезло попасть в твою статистическую выборку, дорогая?

— Ну-у…

Мы заполняли пустоту весёлой болтовнёй. Однако я не могла не сопоставлять те имена, что называла Лейруору, с политическими группировками и хитросплетениями и не могла не поражаться, сколь многого она успела достигнуть. Слова «рождена для власти» даже приблизительно не отражали сути этого странного создания.

— …кроме того, Саашн познакомил меня с Аллом Кендоратом — древнейшим клана Расплетающих Сновидения. Удивительный эль-ин! Правда, мудрейший уделил мне не слишком много внимания…

Она врёт, — коротко передавал мне Аррек по нашей «личной» связи.

— …и я поговорила с другими мастерами Нед’Эстро по поводу человеческих сновидений…

Полуправда. За долгие годы мы с Арреком настолько сработались, что он уже без особого труда передавал мне свои провидческие полувидения-полуозарения.

Она загнала в угол Кесрит и вытянула из неё всё по поводу той мерзкой истории двадцатилетней давности. О том, как ты потерялась в танце и что тогда натворила.

Ауте милосердная…

И о Зимнем?

«Да».

Ох… Именно после тех событий Аррек прижал и меня, и весь Совет, требуя, чтобы ему позволили стать риани Хранительницы. Подвергать его такому риску, обрекать на сильнейший шок, неизбежный в момент гибели одного из партнёров по связи вене-риани, ни у кого не было ни малейшего желания. Но аргументы дарай-князя оказались неотразимы. В конечном счёте мне пришлось покориться откровенному шантажу и провести все три ступени ритуала, окончательно связывая наши тела и разумы. И вот теперь он использовал эту неуловимую даже для такого чуткого эмпата, как Лейри, нить, чтобы передавать мне достаточно детальные и не слишком приятные описания того, как именно маленькая Наследница вытряхивала закрытую информацию из мастерицы чародейства и заклинаний. Признаюсь, она производила впечатление. Великолепная работа.

Зачем она это делает?

Уймись, я отправила в сторону Аррека успокаивающий импульс. Лейри отлично известно, что ты — Видящий Истину. И она не стала бы поднимать этих тем, если бы не хотела, чтобы мы обо всём узнали.

Девочка растёт.

Уже выросла.

Не лопни от гордости.

Мы переглянулись и поцеловались взглядами. Лейри заметила, уши её чуть дрогнули, пытаясь уловить неуловимое. В детстве меня всегда раздражала аура таинственной общности, окружавшая родителей, все эти недоступные моему пониманию «телепатические» взгляды, смыслы, сен-образы и разговоры, которые велись при мне и из которых я исключалась. У них были столетия, чтобы сплести сложнейшие покрывала связей, стягивавшие их троих вместе, в нераздельное целое, в котором мне не было места. Старые тайны, старые ссоры. Сколько раз я сидела вот так, между мамой, отцом и отчимом, слыша что-то, но не в силах понять, что именно.

Ощущала ли это Лейруору?

Я попыталась оградить её от подобного, насколько смогла. Частично поэтому и не стала брать других консортов, помимо Аррека. Но вынуждена признать, здесь все усилия потерпели сокрушительное поражение. Между мной, Арреком и Зимним, отцом Лейри, было слишком много того, что словами не выразить. Стоило нам троим сойтись в одной комнате — и по напряжению можно было разгуливать, как по отвердевшему воздуху. Поэтому я постаралась, чтобы столь взрывоопасное трио никогда не собиралось вместе, если Лейри где-то поблизости. И всё равно, боюсь, груз наших замешенных на любви, ревности и ненависти отношений не мог не давить на её детство. И сейчас девочка, кажется, начала расследовать это более серьёзно, чем когда-либо позволяла себе я.

— Кроме того, я познакомилась с мастерами из Обрекающих на Жизнь.

Это словосочетание загрохотало у меня в висках тревожными набатами. Пальцы Аррека чуть напряглись на хрупкой ножке бокала, но тут же вновь расслабились. А он-то что у Обрекающих забыл?

— Некроманты? От этих стоит держаться подальше. Вам обоим.

Её уши дрогнули в жесте отрицания, зашелестели серебром наполовину сложенные крылья.

— Я уже большая девочка, не надо за меня так беспокоиться, — это было типичное заявление молодой эль-ин, очень озабоченной тем, чтобы окружающие не позабыли о её взрослом статусе, но чувствовалось в нём что-то не совсем натуральное. — Кроме того, я бы не стала вмешиваться в их таинственные дела.

Она врёт.

— Да?

— Мать Тэмино тор Эошаан сейчас занимается проектом, несколько далёким от её обычных интересов, и я, возможно, ей помогу.

Ложь. Нет, полуправда. Не… Антея, она намеренно пытается что-то от меня скрыть. И, во имя этой вашей Ауте, у неё получается!

— Лейр… Ты нас пугаешь.

Пауза. Она поняла, что мы поняли. Лёгкий поклон, признание мастерства. Сен-образ, означающий, что в следующий раз будет осторожнее.

— Вы… На самом деле всё не так уж плохо. Просто есть подозрения, что опять зашевелились демоны, и… почему-то на этот раз клан Изменяющихся уступил свою традиционную вотчину Обрекающим.

Даже так?

Быстрый вопрос к Эль — и неохотное подтверждение. Ситуация ещё не настолько ясна, чтобы привлекать к ней внимание Хранительницы, но… Почему Обрекающие?

Успокаивающий и в то же время тревожный импульс от Аррека. Полуправда.

Лейруору допила последние капли в своём бокале, промокнула губы салфеткой. Затем игриво прикусила белую ткань клыками.

— Спасибо за завтрак. Вы двое питаетесь вкуснее, чем кто бы то ни было ещё на Эль-онн! Я получила огромное удовольствие. (И не только от еды. Но это осталось недосказанным.)

Она поднялась, вновь распустив крылья, заструившиеся вокруг фигуры белоснежным водопадом.

— Лейри… — Она повернулась на мой тихий зов. — Будь осторожна… «Доченька», — это добавила уже про себя.

Склонила уши, сделала два шага к выходу. Затем вдруг остановилась. Замерла на секунду и не оборачиваясь:

— Могу ли я спросить?

Аррек дёрнулся — проявление эмоций, которые он позволял себе лишь в узком кругу самых близких.

— Да, — мой голос прозвучал удивительно ровно.

— Ты убила мою мать?

Вот оно. То, чего я страшилась долгих тридцать лет. Тот Самый Вопрос.

— Да.

И одновременно яростно от Аррека:

— Нет!

Она кивнула на человеческий манер, будто ничего иного и не ожидала. Ни от одного из нас. Вышла. Я спрятала лицо в ладонях.