"Собака Кантерсельфа" - читать интересную книгу автора (Динаев Дино)

34.

Разведка доложила точно, и уже спустя пять минут после того, как спецмон покинул пансионат "Фарт", генерал Крутохвостов об этом знал. Передовые дозоры ГАИ были заблаговременно выдвинуты ближе к противнику и работали в тесном оптическом и радиоконтакте. Радары прочесывали окрестности, ожидая прибытие транспорта.

Крутохвостов знал, что настанет тот момент, когда спецмон смажет жиром пятки, добра они нахапали порядочно, работать не любили, стало быть, когда хапать станет нечего, драпанут. Но он и предположить не мог, что для бегства спецмон использует Черный пароход. Хотя мог бы догадаться. Он сам еще не решил, что делать с отступающим врагом и скрепя сердцем дал отбой силам ПВО и береговой охране, где у него были тесные связи. Нехай драпают, они не опасны, к тому же на пароходе вахтовики, свои местные ребята, они то чем виноваты.

Врагов и кроме спецмона хватило на целый список. Список был заготовлен заблаговременно и вдумчиво, чтобы не пропустить ни одной фамилии.

Едва черный пароход отчалил, "Ужас ГАИ" начал штурм медицинского центра. На первом этаже били санитаров. Доктору Стиплеру, позволившему себе разинуть клюв и каркнуть на работников правоохранительных органов, оторвали половину усов. Он был неприятно удивлен, что в ГАИ состоит на вооружение столь экзотический прием.

Спустя четверть часа медцентр пал. Морг был опечатан, но криминальных трупов в нем не нашли. Клиника производила впечатление глубоко законного предприятия. Сам Рахитов как сквозь землю провалился.

Стиплера Крутохвостов допрашивал лично. Он его не бил. Вкатил лошадиную дозу скополамина, после которой педиатр обгадился, обмочился и утопил все и вся в словесном поносе, по итогам которого его следовало расстрелять несколько раз подряд. Как оказалось, в медцентре делали миллионы на подпольном заборе донорских органов. Где миллионы? Стиплер признался, что об этом знает только Рахитов лично.

Рахитова взяли очень вовремя. Он хранил в дачном гараже одноместные вертолет, как раз присоединил складные лопасти и собирался улетать. При этом, совершенно не обещая вернуться. При виде ГАИ он успел взлететь, но не высоко. Гаишники применили спецсредства, намотали ему сети на винты, результатом чего стало падение с трехметровой высоты. Рахитов с трудом выдавил заклинившую дверцу, красивый даже в аварии, и сказал, подражая герою кинофильма:

– Зафиксируйте, что при аресте я не оказал сопротивления.

Однако в Управление его доставили с синяками. Он возбужденно орал, что подаст жалобу прокурору. Ему предъявили обгадившегося Стиплера, дали прочесть показания санитаров и дежурных врачей, принимавших личное участие в заборе донорских органов от пациентов, которые совсем не торопились увидеть свои собственные яйца на чужом дяде, но которым добрые эскулапы помогли осознать их пагубную ошибку.

– Я все скажу, – не стали таиться Рахитов. – Это все он. Один человек устроил всю эту кутерьму.

– Живой? – уточнил Крутохвостов.

Рахитов кивнул и уже после этого рассказал все. Конвейер по сбыту донорских органов был налажен задолго до прихода в город Темнохуда. Приход олигарха лишь позволил придать ему промышленные масштабы. Человеческого материала стало в избытке. Многие жизненно важные органы даже выбрасывались на помойку, чтобы не сбивать цену.

Попутно Живой вел свои собственные изыскания в спецлаборатории, располагавшейся в дальнем крыле медцентра. Он был патологически пуглив и одержим манией преследования. Ему все время казалось, что его обижают или хотят обидеть. Посему он создавал собственную гвардию из людей, вернее, нелюдей, которым умение убивать передавалось на генном уровне. Дело шло туго, и крыло быстро пополнилось людьми-растениями, какающими под себя.

– Салаги – его произведение? – спросил Крутохвостов.

Рахитов признал, что его. Живой хотел не только сделать миллионы, он хотел стать наравне с сильными мира сего, а для этого хотел, чтобы с ним считалась даже мафия. Вернее, он хотел сам стать одним их крестных отцов. Почему-то боевики получались только из мальчиков.

– Подождите, там была одна девушка, у нас и показания свидетелей есть.

– Эта девочка получена исключительно из мужского биоматериала. Непонятно? Что есть мальчик-это икс и игрек хромосома. Девочка – только две икс хромосомы. Еще до рождения в яйцеклетке мы заменили у Марж игрек на икс. Всего и делов.

– Но сколько лет длился эксперимент? Сколько этим детям? – не поверил Крутохвостов.

– Мы изобрели катализаторы роста. Живой их называл катализаторы времени. Он, видите ли, романтик, – Рахитов сделал витиеватый жест. – Этим салагам, как вы их называете, всего то по паре лет. Календарных! – уточнил Рахитов. – А сколько биологических знает только их отец – Живой.

Крутохвостов только за голову схватился.

– Кстати, вы, может быть, имеете в виду другую девушку, – припомнил Рахитов. – Но она не наша. Попала к нам совершенно случайно. Экипаж подобрал на улице. Худая как скелет, первичные половые признаки отсутствуют. Настоящий урод. Мы назвали ее Секильда. Но кличка несколько не совпала с реалиями. Ее там один санитар хотел отыметь, так она ему хрен оторвала. Двумя пальцами. К нам она попала с сильной амнезией. Возможно, ее из машины выбросили, и она головой ударилась, мы не стали разбираться. Кроме полового дефекта у нее обнаружился неизвестный науке изъян – у нее что-то с пищеводом, и любая пища для нее становится ядом. При этом организм так приспособился к болячке, что ему достаточно совсем немного калорий, и Секильда становилась неуправляемым силачом. Мы хотели утилизировать это чудо, но Живой как обезумел, руками и ногами схватился за эту гордячку. Но что-то у него не срослось, и она сбежала.

– Какие операции вы делали сильным мира сего?

– Разные. Под видом процедур или при проведении действительно нужных операций вшивали стимуляторы, инициирующие по команде извне повышенное мочеиспускание и каловыделение. Представляете, как на важном совещании крутой дядя вдруг обгадиться в три потока. Долго такого будут держать?

– Недолго, – согласился Крутохвостов, истошно соображая, давно ли он побывал у врача.- Кто такой Прыг-скок?

– Чужак. Мы его не резали. Мало ли на Руси талантливых хирургов. Он охотиться за Секильдой.

– Почему вы так решили? – насторожился Крутохвостов.

– Есть такие свидетельства.

– Кстати, сколько было Прыг-скоков?

– Один, естественно.

– Вы слишком категоричны. Как же тот, первый, труп которого увез спецмон.

– Труп увезли, а труп взял и ушел.

– Что за ерунда? Хотите сказать, у вас и покойники оживают?

– Вы говорите ненаучные вещи. Все без исключения спецмоновцы в свое время проходили у нас медицинское освидетельствование. Резали всех. У кого грыжа, у кого аппендицит. Ребята были рады, такое дорогое время и операция бесплатно. Так что спецмон это наши ребята. В каждого вшит так называемый чип смерти.

Достаточно нажать кнопку, и если объект находится в зоне досягаемости сигнала, то он умрет. Так что мы имели форму давления на спецмон, но в этот раз они заартачились, и Прыг-скока нам не отдали. Есть сведения, что они нашли своего врача, но в Алге это сделать не реально.

– Кстати не скажите, куда это ваши ребята собрались?

Рахитов скрежетнул зубами.

– В последнее время Живой стал очень скрытным. Так что куда они все собрались, вам лучше всего спросить у самого Живого.

– Ну, вот мы и добрались до самого главного вопроса, – подытожил Крутохвостов. – Кто есть Живой?

Рахитов глянул на часы.

– Если вы поторопитесь, то может, успеете познакомиться с ним. У него есть единственная возможность слинять отсюда.

– Какая возможность, мы все перекрыли?

– Вы думаете, он случайно Филинова примечал, да не отпускал? – усмехнулся Рахитов.

– Президентский самолет! – вскричал Крутохвостов.

Одна мысль о том, что авиалайнер с полными баками стоит в аэропорту Карнач, готовый беспрепятственно лететь в любую точку земного шара заставила его сделать невозможное. Он поднял в воздух вертолет, не тот игрушечный геликоптер доктора Рахитова, а настоящий боевой "Кондрат-300", некогда принадлежащий погранцам, а затем благополучно списанный и упертый на штрафстоянку.

В вертолет погрузился взвод "Ужаса ГАИ", сам Крутохвостов, и со скоростью в шестьсот километров в час "Кондрат" ринулся наперехват. Пилоты вскоре указали на быстро передвигающуюся по шоссе полированную бусинку.

– Это не они, товарищ генерал?

Самолет со стилизованной надписью "Россия" прогревал двигатели, и во избежание возникновения крамольных мыслей несанкционированного взлета они сели прямо у него перед носом. Крутохвостов картинно вылез на поле и помахал пилотам пистолетом, даже не удосужившись снять с предохранителя. Глушите моторы, господа.

Спецназу даже не пришлось применять своих навыков, кидать "кошки" и карабкаться в донные люки. Пилоты исправно выполнили команду, загасили двигатели, открыли люки, и наземная команда подала эскалаторы.

Генерал с командой поднялись на борт, а вертолет тотчас снялся и улетел, чтобы не портить всю картину, заранее демаскируя перед прибытием главного лица.

Крутохвостов поймал себя на небольшом волнении, как перед первым свиданием. Он не ломал заранее голову, предполагая, кто бы мог быть этот таинственный Живой, который по существу сделал всю игру и сломал его, боевого генерала ФСБ. То что, он приехал брать его, а не наоборот, по существу ничего не значило. Все могло быть совсем по-другому, и генерал мог быть совсем другим. Настоящим законником из ФСБ, а не карточным из ГАИ. Курам на смех. Генерал ГАИ. Дайте мне самый большой полосатый жезл! Крутохвостов вздохнул и сказал:

– Сука!

На поле выруливал блестящий правительственный лимузин. Крутохвостов предупредил пилотов, чтобы без фокусов:

– Грешно смеяться над больными людьми! – посетовали пилоты, лысые как на подбор.

– Мы все после химиотерапии. Нам не до подвигов.

Лимузин подъехал вплотную к трапу, и тотчас сзади его заблокировал заправщик, в котором спецназовцев было больше, чем бензина. Удостоверившись, что ситуация под контролем, Крутохвостов оправил парадный мундир и вышел. Пока он медленно спускался, никто не сделал попытки покинуть застывший лимузин, не побежал с истошным криком. Живой оказался парень не промах и крепок нутром. Генерал подумал, не хватит ли ему пороху пальнуть в него сквозь стекло, но впрочем, машину сканировали в инфракрасном излучении, и если кому-либо вздумалось бы достать оружие, снайперы превратили бы его в дуршлаг скорее, чем генерал протер одну из своих медалей. На нем был бронежилет, вдобавок утяжеленные медали специально были приторочены напротив жизненно важных органов.

Клацнув, открылась дверца, и Живой вышел. Как ни готовился, Крутохвостов так и сел на ступеньку трапа.

– Совсем я стар стал, – признал он, вытирая козырек фуражки изнутри. – Олег, как ты мог?

Мэр Алги господин Кривохижин завопил в ответ:

– Как я мог? Да вы меня в угол загнали! Меня все предали! Даже пилоты! Кстати, о пилотах! Сдохните! – крикнул он в направлении кабины лайнера.

Крутохвостов был уверен, что это всего лишь бравада, но кабина вдруг лихорадочно затряслась, внутри истерически заметались человеческие фигуры, быстро скрывшиеся за запотевшими стеклами. Кабина ходила ходуном, грозя отвалиться от корпуса лайнера. Стекла изнутри забрызгали пурпурные капли, и разом все стихло.

– Видал? Голосовое управление чипами! – похвалился Живой.

– Ну, ты и псих! – вырвалось у Крутохвостова.

– Ну и что? – сплюнул мэр. – Тебе меня все равно не достать. Мой центр в Алге-17.

Туда тянутся все связующие нити, щелкну пальцами, это будет пострашнее атомной бомбы. А до медцентра вам не дотянуться, там брат такое!

Два человека как никогда близко были к тому, чтобы узнать, что же в этой самой Алге-17 "такое". По расчетам Неволина они находились в двадцати минутах ходьбы от секретного медицинского центра. Человек, который их обнаружил, назвался доктором Кулиничем.

– Может называть меня Алтынбай Василич! – представился он.

– Понятно, – напарники с пониманием переглянулись.

Они не торопились сами представляться, выдумывая легенду поправдоподобнее, но доктор сам им помог.

– В медцентр собрались? – он хитро прищурился. – Зря протопаете.

– Это почему? – спросил Шорохов. – Кто нам может помешать?

– Там совершенно не умеют лечить, – без обиняков заявил Кулинич. – Деньги дерут, а их врачебные ошибки приходится исправлять нам, простым врачам.

– Что же вы им спускаете такие вещи? – осторожно спросил Неволин. – Провели бы врачебную экспертизу. Доказали врачебную несостоятельность коллег.

– Не болтайте ерунды! – строго осадил его Кулинич. – Ни один врач не станет свидетельствовать против своего коллеги. Ни один. В противном случае, он станет изгоем, его не возьмут ни в одну клинику, потому что впереди него будет катиться дурная слава, что он стукач.

– Разве помочь выявить плохого специалиста это плохо?

– Вы что совсем идиот? Что значит плохой специалист? Должен вам заметить, что человеческое тело никогда не повторяется в природе. Режешь одного, одно расположение сосудов и нервов, режешь другого – расположение совсем иное. Но не совсем иное, но сложно резать. Понимаете? – они кивнули, очень уж доктор смачно рассказывал, как он кого-то резал. – Ничего вы не понимаете! Человеческий организм слишком прихотлив, диагностическая картина зачастую запутанная. В конечном итоге смерть больного это допустимый брак! Это для вас смерть что-то значит, а для нас это всего лишь производственный процесс. Ну, ошибся, с кем не бывает. Вы вот на станке деталь запорете, вас же за это в тюрьму не сажают. А у нас то же самое, только всего лишь кто-то умер. И что? Сказать по совести, если за каждую смерть кого-то сажать, врачей бы не осталось. Да и дураков бы не было в медицинский институт идти. А сейчас смотрите по пятьдесят человек на место!

– Все это конечно очень интересно, но вы не могли бы показать нам дорогу к медицинскому центру?

– Мог бы, но не сразу. Для начала пройдемте ко мне, чтобы вы убедились, от чего отказываетесь.

Шорохову не понравилось слова "пройдемте", и он уже собирался взять доктора в оборот, но Неволин придержал его за локоток.

– Конечно, пройдем, – он уничтожающе посмотрел на коллегу.

Когда они шли за доктором, то успели перемолвиться парой слов. Майор предупреждал о возможной засаде, Неволин возразил, что надо бы прощупать доктора поплотнее. Действительно он псих или нет.

– Давно вы людей здесь пользуете? – поинтересовался он.

Кулинич сделал вид, что не слышал.

– Жду вызова из Турции, турков лечил, им очень понравилось, – сказал он.

– Откуда здесь турки? Это же закрытый город, – встрял Шорохов, и Неволин опять его одернул.

Доктор привел их к девятиэтажному зданию. Майор остановился у входа и проговорил, что у него дурные предчувствия. Неволин опять взял инициативу на себя и шагнул за доктором первым. Кулинич жил на девятом этаже. Лифт соответственно не работал, и они долго поднимались мимо заколоченные досками квартир.

– Я заколотил, от собак, – признал доктор. – Жильцы кто съехал, кто сдох.

Шорохову не понравилось слово "сдох", о чем он не преминул сообщить Неволину.

– Это издержки профессии, – авторитетно пояснил следователь.

На двери принадлежащей доктору квартиры висел навесной замок, который он отпер своим ключом. Квартира была однокомнатной. На всех дверях внутри тоже были грубо приделаны замки, что подтвердило, что у парня не в порядке с головой. Хотя первым делом он показал на диплом в золоченной рамочке, вроде бы подтверждающий, что Кулинич Алтынбай Васильевич закончил Загорский медицинский институт.

– Фуфло! – подытожил Неволин, когда доктор отлучился на кухню. – Это только в забугорных фильмах крутые кенты вешают такие штуки в рамочках на стену. Наш диплом выполняемся в виде удостоверения и должен иметь твердые корочки. Там еще змей из рюмки пьет.

Он отошел к окну, а майор опустился в кресло с высокой спинкой. Изумленный возглас вырвался у Неволина. В метрах трехстах располагались несколько приземистых корпусов, образующих тяжеловатый и мрачный на вид квадрат. Он сразу догадался, что это он и есть, медицинский центр. До него было рукой подать.

Тихий возглас прервал его ликование. Он обернулся, и картина отпечаталась у него в мозгу, потому что ничего страшнее он в жизни не видел.

Шорохов по-прежнему сидел в кресле, только теперь у него из груди на полметра торчало широкое заляпанное кровью лезвие. Майор был в шоке, но сознания не потерял. Ничего не понимая, он пытался рассмотреть предмет, который намертво пришпилил его к креслу.

Сразу за креслом сопел и совершал непонятные манипуляции Кулинич. Подчинясь его усилиям, лезвие качалось из стороны в сторону, а потом медленно поползла вверх, разрезая тело майора.

Неволин закричал, вырывая ствол из кармана вместе с подкладкой. Ему показалось, что все вокруг застыло, только лезвие медленно с тихим ласковым хрустом ползло сквозь живую плоть вверх и чуть вбок. Еще его поразило сосредоточенное лицо Кулинича, который спокойно корректировал движение скальпеля, не забывая бросать взгляды на суетящегося следователя.

Оказывается, несмотря на всю дикость происходящего, он держал ситуацию под контролем. Он до последнего направлял скальпель, и лишь увидев, что дуло умхальтера направляется в его сторону, и следователь, наконец, готов открыть огонь, только тогда он оставил несчастного и кинулся сначала вниз, скрывшись за спинкой кресла, а потом на четвереньках, высоко по страусиному вскидывая зад, устремился в коридор.

Как оказалось, до этого в комнате царила мертвая тишина, нарушаемая лишь зловещими звуками, производимая оточенным скальпелем, и лишь увидев удирающего эскулапа, Неволин закричал свистящим шепотом:

– Стой, гад!

Он второпях выстрелил, пуля ушла вбок и в сторону, и так Неволин являлся никудышным стрелком, сейчас же от волнения руки ходили ходуном. Пули летели то в потолок, то в пол. Доктор втянул голову в плечи и, запрыгав по коридору и нырнув в туалетную комнату, захлопнул дверь. Было слышно, как там загремел засов.

Теперь стало понятно, зачем, от каких внутренних врагов, ему понадобились замки внутри квартиры.

В те секунды, пока Неволин бежал за ним, он успел подумать о заколоченных квартирах на девяти этажах. Теперь он был уверен, что они не просто так заколочены, и что в каждом из них скрывается кровавая тайна практикующего в домашних условиях хирурга.

Он двинул в дверь рукояткой пистолета, дверь выстояла, а отскочившая рукоятка отсушила ему руку. Боль подействовала отрезвляюще. Неволин прижался к противоположной стене, направил пистолет на дверь и спустил курок.

Дырка получилась несущественная, даже если и сквозная, то сразу забилась ворсом, стружкой, металлической проволокой. Дверь оказалась многослойной, и так сразу не поддалась. Зато истошно завопил Кулинич:

– Не стреляйте, идиот! Вашему другу нужна помощь, а я здесь единственный врач. Вы теперь беречь меня должны.

Неволин чуть не заплакал от бессилия. Громкий стон отвлек его. Вся его сила воли понадобилась, чтобы вернуться в комнату. В голове билась мысль, что все нормально, и когда он вернется, с его другом все будет в порядке. А это ужасное лезвие лишь привиделось ему.

Когда он вернулся, страшные реалии обрушились на него с новыми подробностями.

Шорохов сознания не потерял. Он тяжело ворочал непослушными глазами, и что-то бормотал заплетающимся языком. Это был разительный контраст с только что здоровым цветущим мужчиной. Неволин чуть не зарыдал. Он настолько привык, что тон всегда задает его напарник, теперь же весь мир перевернулся с ног на голову.

Неволин не представлял, что будет делать. Все потеряло всякий смысл.

Тело Шорохова сотрясли крупные судороги. Застрявший скальпель доставил ему новые страдания, и он рефлекторно схватился за него голыми пальцами, из – под которых тотчас показалась кровь. Неволин, опасаясь, что лезвие отсечет тому пальцы, с большим трудом разжал их.

Самое мерзкое, что доктор продолжал комментировать из-за закрытой двери.

– Ты уже вынул нож? – кричал он. – Не вздумай, идиот! Из поврежденных артерий тотчас хлынет кровь, и он истечет кровью за полминуты. Прибинтуй его к креслу и руки свяжи, чтобы не хватался. Там у меня в шкафчике йод и бинты.

Уже не сдерживая себя, следователь выскочил в коридор и всадил в дверь всю обойму, веером захватывая все предполагаемое пространство.

– И очень глупо! – раздалось с той стороны. – Я лежу в чугунной ванне, которой ваши эскапады не страшны.

– За что ты убил его? Мы не сделали тебе ничего худого?

– Вы плохо говорили о врачах! Но я готов простить вас!

– Простить? Да я тебя на куски порву! – вскричал Неволин.

– Ничего ты мне не сделаешь! – издевательски сказал доктор. – Потому что я твоя единственная надежда. Артерии можно сшить. Шовный материал у меня есть, операции такие я делал. Оставь мне своего друга и уматывай, пока я добрый.

– Ты хочешь, чтобы я оставил тебе моего друга? Совсем считаешь меня за глупого?

– А куда ты денешься? Я твоя последняя надежда. Где ты найдешь еще доктора? А я настоящий. Ты же видел мой диплом.

Громкий стон отвлек Неволина. Он вернулся в комнату и застал очнувшегося на мгновение друга. Он уставил на него налитые кровью глаза и выдавил сквозь булькающий хрип из пробитого легкого:

– Уходи… В лодке рация…Вызови подмогу…

Неволин, действуя на чистом автоматизме, забрал у напарника оружие и боеприпасы.

Он спустился на пару этажей, когда дверь отворилась, и довольный голос прокричал:

– А ты мне поверил, идиот. Пойду развлекаться.

Кровь бросилась ему в голову, и он кинулся обратно, лихорадочно прыгая через три ступени, обдирая бока о перила, сбивая в кровь руки. И все впустую, чтобы вновь оказаться перед запертой дверью. Уже ничего не соображая от ярости, он прыгнул на дверь, словно мог прошибить железо. Все тело отозвалось болью, он упал на пол и выстрелил, едва не став жертвой отрикошетившей пули. Все тщетно. Некрашеная грубо сваренная дверь стала для него олицетворением неприступности и собственного бессилия.

Если бы ему сейчас попался чертов доктор, он бы разрезал его на куски его же собственным скальпелем. Он лихорадочно прикидывал варианты спасения майора.

Затравленный взгляд метался по площадке, утыкаясь в железные двери. Он решил попробовать с другого этажа.

Путь на чердак преграждала заваренная железная решетка, похоже, не обошлось без участия доктора, дотошно выстраивающего укрепления даже вне своей квартиры.

Кольнуло неприятное предчувствие, что все понапрасну, он лишь тратит драгоценное время, чертов хирург все предусмотрел с маниакальной дотошностью.

Но Неволин продолжил настойчивые поиски, спустившись этажом ниже, где и нашел то, что искал: обычную деревянную дверь, которую без труда высадил, словно всю жизнь только этим и занимался. Отчаяние придало ему силы. Квартира оказалась давно нежилой. На кровати лежал мумифицированный труп, определить причину смерти которого не было ни возможности, ни желания.

Выбравшись на балкон, Неволин осмотрелся, и сердце защемило. Оправдались худшие его опасения. Даже если бы он был альпинистом, у него ничего бы не вышло. Балкон доктора скрывался под сплошной решеткой, похожей на ту, что закрывала чердак.

– Нечего там лазить! Сказано, уходите отсюда! – раздался гнусавый голос Кулинича.

– Больше предупреждений не будет. Если вы сейчас же не уйдете, я зарежу вашего друга!

Неволин понял, что выход у него только один, как можно скорее добраться до лодки и вызвать подмогу. Он задушил в себе всякие эмоции и сомнения и приступил к осуществлению задуманного. Действовать следовало незамедлительно, но в то же время осторожно. Никогда еще Неволин не был так ценен самому себе. Ведь жизнь Шорохова целиком зависела от него. Если с ним что-нибудь случится, и он не дойдет, то это означаете так же смерть друга. Неволин на скорую руку подготовился к марш-броску: затянул шнурки на ботинках, поставил пистолет на предохранитель и спрятал его в кобуру, удобнее переложил боеприпасы.

Он молил лишь об одном: чтобы не столкнуться с головорезами банды Енота. Но на душе скребли кошки. Слишком часто в последние дни бог не слышал его. Мало быть осторожным, сказал он себе. Надо быть очень осторожным.

Перед тем, как покинуть дом, он внимательно оглядел улицу и вышел из подъезда, только удостоверившись, что вокруг никого нет.

На улице никого не было: двое енотовцев стояли сбоку от подъезда, до времени скрытые от обзора бетонным козырьком.