"Радужная Нить" - читать интересную книгу автора (Уэно Асия)Глава 9 ВлечениеХанец поправил шапочку, спрятал под толстую войлочную ткань разноцветные пряди. Мэй-Мэй подала хозяину увесистую связку монет, и та звякнула, скрываясь в широком рукаве тёмно-синего ханьского халата из простого, но добротного хлопка. Я наблюдал за приготовлениями к прогулке со смешанным чувством, состоящим из облегчения и тревоги. Юмеми наскучило сидеть дома в надежде быть призванным ко двору, и я неожиданно для себя выяснил, что этот милейший человек может быть совершенно невыносимым, если изнывает от безделья. А потому отнёсся к его намерению прогуляться одобрительно, и тотчас же предложил свою персону в качестве проводника, хорошо знакомого с Оварой, её порядками и достопримечательностями. И был отвергнут. Мол, знакомиться с городом надо без посредников. Думаю, отказ был продиктован и дополнительными причинами — например, желанием гостя посетить лавки, торгующие древними вещицами, дабы извлечь хоть какую-то выгоду из времени, потраченного на пустяки вроде императоров. А посторонние в таких делах — они и есть посторонние, никому не нужные. Ну и ладно, зато ко мне обещал наведаться Ясу. Подозреваю, что наедине нам будет, о чём поговорить! — Ты действительно уверен, что обойдёшься без моего сопровождения? — всё-таки спросил я ханьца, на точёном лице которого наблюдалось предвкушение новых впечатлений. С таким лицом и попадают в неприятности. А Ю — он ведь совершенно беззащитен за пределами своих снов! Что он сможет противопоставить какому-нибудь громиле в тёмном переулке? К тому же, он так красив, а люди бывают разные… — Более чем уверен, — усмехнулся тот. — Даже Мэй-Мэй не возьмёшь? — Вот брать Мэй-Мэй — это и впрямь напрашиваться на приключения, о которых ты мне, любезный, все уши прожужжал. Что я говорил? Совершенно несносный человек! Особенно в своей правоте. — Когда намереваешься вернуться? — Я погрешил бы против гостеприимства твоего дома, Кай, задержавшись до неприлично-позднего времени, — ханец ободряюще потрепал меня по плечу. Как ребенка, который нудит, чтобы нянька не уходила, и просит возвращаться поскорее. Но я не ребенок, а Ю — не нянька. Да и работы у меня накопилось за время отсутствия… — Удачной прогулки, — невольно улыбнулся я. — Не болтай лишнего про Сына Пламени, а то знаю я тебя! И смотри, сегодня День Крови, не попорть её никому… — Оставляю госпожу Ю на твоё попечение. Не горячись, пока меня нет, а то куклы на деревянной основе, и так легко воспламеняются… Мы обменялись ещё парочкой колкостей, приняли заверения Мэй-Мэй, что в случае пожара она удалится от меня на безопасное расстояние, и юмеми покинул наше общество. Я передал его мнимую супругу под присмотр матушки и в ожидании Ясумасы занялся домашними обязанностями, которых у меня, младшего сына почтенного и благородного семейства, не меньше, чем у прочих. Иногда хочется сбежать от этих донесений и чисел, мер риса и количества душ, бумаг и моккан куда-нибудь далеко-далеко, в волшебный мир, лишённый сложностей, надуманных человечеством. Впрочем, даже мой скромный опыт столкновения с волшебством подсказывает, что в том мире полно других трудностей и забот. Не говоря уже об опасностях. И всё-таки, ну разве не чудесно было бы?.. Вот взять, к примеру, скучную обязанность принимать посетителей. Ясу не в счёт, но ведь то и дело приезжают управляющие землями и привозят не только деньги, но и тяжбы, которые я должен рассматривать. Точнее, делать это положено Хономару, но где его взять? А отец давно сместил все деловые вопросы на меня, это же не при дворе сокутаями меряться. Раз уж есть младший сын, который неплохо владеет счётом… Ах, эти числа, как же их много! А ещё вести из провинции, приказы, которые следует заверить хотя бы моей личной печатью, поскольку семейной владеет Хоно, и она где-то на севере. И бумаги, бумаги… ворохи бумаг! Только вознамеришься засесть в купальне, как прибежит кто-то из слуг с известием, что такой-то, верный дому Хитэёми, терпеливо ожидает счастья лицезреть своего господина. Тот самый единственный случай, когда «господин» — это я и только я. Какое уж тут омовение с расслаблением? Так вот, к чему я всё это? А к тому, что некий господин Ю, ныне шатающийся по городу, никогда не сталкивается с подобными трудностями. Почему? Да потому, что всегда знает наперёд, кто и зачем пожалует в его скромную обитель. И может легко уклониться от встречи или подготовиться к ней. Тот самый лес, который так долго водил меня своими извилистыми тропками — не просто лес, а кусочек Юме, каким-то хитрым образом перенесённый в Мир Яви. И бродить по нему можно долго… или не очень, но этого времени всё равно хватит, чтобы хозяин дома перекусил, приоделся, неторопливо закончил омовение. А в лесу пройдёт несколько мгновений. Или полдня. Как заблагорассудится юмеми. В дороге я допытывался у спутника, откуда ему стало известно, кто и зачем к нему явился. Оказывается, пока я шествовал к дому, одна любознательная разноцветная личность старательно изучала, что же я собой представляю и зачем намерен его побеспокоить. Неудивительно, что пришлось столько плутать. А всё потому, что дядюшкино поручение было и остаётся загадкой для меня самого! Подробного описания, как именно он это делает, я из скрытного южанина так и не извлёк, но уверился, что о моём посещении его никто не предупреждал. И то хорошо, хоть что-то прояснилось. Разве не здорово быть юмеми? Вот бы перенять что-нибудь полезное! Ясумаса освободился от своих обязанностей только после обеда, что не помешало ему присоединиться ко мне за чашечкой чая. А всё Ю виноват! Надо было постараться, чтобы приучить меня к напитку за столь короткий срок! Он то и дело отправлял Мэй-Мэй на кухню за кипящей водой; лист же использовал из привезённых с собой запасов, справедливо полагая, что у нас дома не найдёт ничего утончённого. И где только достаёт столь необыкновенный чай? Ханьский, должно быть. Вот и я пристрастился, так что решил не страдать в одиночестве, а заразить Ясу. Лист у меня был самый обычный, но в пути я подсмотрел, как орудует нашим дорожным чайничком девушка-кукла, и многому у неё научился. Точнее, я только сейчас впервые попробовал и понял, что научился! И кто мог ожидать, что заваренное мной безобразие, позаимствованное с кухни, можно будет пить?.. Разве что, дело не в качестве листа, а в умении? — Изумительный вкус. Немного терпковатый, но очень нежный! — мой друг пригубил из маленькой чашечки, глиняной, покрытой изнутри бледно-жёлтой глазурью. Напиток в ней как будто светился. — Восхитительно! Передай поклон матушке. — Не поверишь, но это моих рук дело. Так что, — я вспомнил недавний разговор и фыркнул, — можешь представить меня своим родителям под видом долгожданной невесты. Главное, чтоб лица не разглядели. А чай и саке я им поднесу со всем почтением! Всё будет, как полагается. Только вот наследника не обещаю, сам понимаешь. — И как долго ты вынашивал сей коварный замысел?! — Ясумаса едва не подавился восхваляемым им чаем. Пытаясь сдержать хохот. Видимо, представил меня в белых подвенечных одеяниях, с лицом, закрытым покрывалом. У поэтов богатое воображение. — Да с самого детства и вынашиваю, — я легкомысленно махнул рукой, желая довести шутку до конца. — Помнишь, как выступал в твоей роли перед учителем по стрельбе из лука? Так что к притворству мне не привыкать. И всё ради тебя, бессердечный чурбан! — О, какая сила, какая верность чувств! — взвыл Ясу, для надёжности поставив чашку на столик. — Друг мой Кайдомару, мне жаль тебя огорчать, но нам не быть вместе! Тут он запнулся и нахмурился. Ого, а вот это уже интересно. Никак, и этот неприступный оплот свободы наконец-то пал? Сначала Сэтта, теперь Ясу… неужели и до меня дело дойдёт, упаси ками?! — Так запоздалой сливы цвет зарделся в солнечных лучах? — припомнил я образчик его недавнего творчества и подпрыгнул на месте от нетерпения. — Ну давай же, давай, рассказывай! — Что… рассказывать? — Не морочь мне голову! Всё рассказывай. Кто она, откуда, из какой семьи, хороша ль собой — впрочем, последнее можешь опустить, и так понятно, что тебе по нраву… — Видишь ли, я не знаю, — оторопев перед моим напором, вскинул руки Ясу. — Как это, не знаешь? — я внимательно посмотрел на него. Неужели родители всё-таки добились своего и женят беднягу, что называется, "вслепую"? — Не знаю, кто она. Ни имени, ни рода — ничего. Но она прекрасна! — мечтательное выражение на лице послужило лучшим доказательством того, что в опасениях я ошибся. Влюблён, влюблён по уши! — Постой-ка! А как же вы познакомились? Где ты её встретил? — История долгая и запутанная, — замялся он. — Ничего, у меня полно свободного времени, — успокоил я друга. — И чая. Пока весь не выпьешь, не отпущу. И даже если выпьешь — не отпущу тем более. Под воздействием такого количества жидкости ты мне что угодно расскажешь, с невероятной правдивостью! — Жестокий ты человек, Хитэёми-но Кайдомару! Слушай же! Прошло три дня с твоего отъезда, когда я впервые повстречался с таинственной девушкой. Было это вечером Первого Дня Крови, то есть ровно два дзю назад… Неправильно начался этот год. Из-за того, что весь Дзю Поминовения, как только завершился Праздник Равноденствия, двор провёл в пути, духи наших предков пребывали в печали, ибо не в дороге же воспевать надлежащие песни и подносить дары памяти. По возвращении в Центральную Столицу, изгнав из домов запустение Тёмной Половины Года, придворные поспешили соблюсти традиции, дабы, пусть и запоздало, почтить добрых духов, оберегающих семьи. Мой дом не был исключением из общих правил, как и твой. И в знак великого уважения к разгневанным усопшим я был отряжен чрезмерно почтительными родителями в Храм Небесного Милосердия. Обычно за благовониями мы посылаем слуг. А на следующее утро окуриваем жаровню, матушка готовит поминальные рисовые яства, и в сумерках, возглавляя череду прислуги, семейство в полном составе направляется с горящими фонариками к Алтарю Тысячи Свечей. Да что я тебе рассказываю, вся знать возносит там молитвы. Но на этот раз я пошёл сам. Покорно дожидаясь своей очереди (подходы к Храму были запружены толпой челяди), я скучал во внутреннем дворике, жмурясь в алых закатных лучах и загадывая, чтобы тёплое дыхание небес поскорее принесло весну. На душе было уныло. Зачахшая за суровую зиму ива колыхала голыми прутьями у самого лица, отметая мои чаяния. Низ длинных шаровар-сасинуки был забрызган жидкой грязью — я испачкался, выбираясь из повозки. К сожалению, проход в сад закрыли из-за царящего вокруг столпотворения, и мне пришлось зябнуть в медленно, но верно подступающих сумерках. Сначала почувствовал взгляд. Будто долгожданная весенняя нежность согрела моё сердце! Солнечные лучи — но не мертвеющие длани заката, а мягкие, заботливые ладони, пронизанные ярким полуденным светом. Не знаю, сколько я купался в этом взгляде, отдавшись ему без опаски… Опомнился, когда сильный порыв ветра хлестнул по щеке ивовой лозой. Длинная вереница людей у входа в храм. Нет, в этих людях слишком мало солнца, они угрюмы и поглощены лишь собой. Я не мог разглядеть их, но напряжённое высокомерие поз выдавало в них слуг, пытающихся выглядеть достойнее и значительнее других. Я ищу не там. Среди толпы простолюдинов, которым старый монах с нездоровым жёлтым лицом продавал благовония и сутры прямо на улице, тоже не оказалось никого с солнечным взором. А за ней, в отдалении… Ограда дворика представляла собой фигурно-литые прутья, через которые я различил смутные очертания человека. Женщины. Она прильнула к ним, словно дикий зверёк, пойманный в железную клетку, мечтающий вырваться на свободу, но которому хватает силы лишь печально смотреть на проходящих мимо людей. Такое вот нелепое сравнение всплыло в моей голове. Помнишь, Кай, как мы с тобой в детстве копили деньги, чтобы выкупить у бродячего актёра того полуживого лисёнка и отпустить в лес? А когда набрали достаточную сумму, не смогли отыскать владельца? Почему-то вдруг вспомнилось… Да, именно эта женщина смотрела на меня! С тёплой… надеждой. Я сделал шаг вперёд, торопливо и неловко. Споткнулся о выбоину в каменных плитах, устилающих площадку перед храмом, и на миг отвел взгляд. А когда восстановил равновесие, место, где она стояла, опустело. Будто мне примерещилось. Я забыл о благовониях, обо всём на свете! Подошёл ближе. За оградой начинался сад, и украшающие его фигурки божеств выглядели пугающими и недобрыми в сумеречном свете. Я представлял Небесное Милосердие несколько иначе, более приятным по наружности. Наверняка, среди холмиков и плит со статуями встречаются и древние могилы, сохранившиеся с тех незапамятных времен, когда усопших не сжигали, а складывали под землю, и насыпали сверху курганы; я как-то рассказывал тебе об этом. Храм возвели на одном из таких курганов, не застроенном при росте столицы. Ещё двести пятьдесят лет назад, говорят, здесь была пустошь. Люди избегали её в тёмное время суток. Старые верования так живучи, они, словно крепкие корни, врастают в саму землю… Приблизившись к ограде, я долго вглядывался в полумрак, но среди истуканов и деревьев не смог различить тонкую тень, источавшую тепло, словно тонкий аромат. То самое, что я так долго искал! Если бы не оно, принял бы за неприкаянную душу, но тени, все мы знаем, холодны и озлоблены на живых. Я думал о ней, дожидаясь того, за чем пришёл, и позже, когда уже в полной темноте возвращался домой в повозке. И дома, лёжа на футоне и слушая, как первый дождь месяца Светлой Воды тихо капает с карниза в бочку для полива. Внимая этим робким звукам, я понял, что должен снова увидеть её, когда-нибудь. Что обязательно её повстречаю! К моему удивлению и радости, встреча не заставила молить о себе богов. — Расступись! Дорогу дому Татибана! Какое там… Каждому хочется попасть к Алтарю Тысячи Свечей, будь ты хоть слуга слуги благородного семейства! А на лестнице — сплошной живой поток, перед нами и после нас. Длинная она, эта лестница. И узкая. А сколько народу уже спускается — попробуй протиснуться! Но если я не пропихнусь, то ни за что не настигну… — Ясумаса! Куда ты? — обеспокоенный голос матушки лишь подстегнул меня поторопиться. — Сейчас вернусь!! — я заработал локтями усиленней. Она ведь совсем близко! Если бы я только знал, как её окликнуть! Возвращается, совершив моления. Я снова узнал этот взгляд, скользнувший по мне — словно отсвет от золотисто-алого фонарика упал на моё лицо. Это она! Я не вижу, но я Болван, не сообразил попросту дождаться, пока её маленькая фигурка поравняется с нами, а продирался, будто форель против течения, наверх. Вдруг снова исчезнет? Она не отводила от меня взгляда, пока я шёл, и чему-то улыбалась. Наконец, я оказался на соседней ступеньке и остановился, переводя дыхание. Теперь я смог разглядеть её лицо. Оно не было красивым в привычном понимании, но разве это важно? Ведь за тонкими его чертами, удивлённо приподнятыми бровями, прореженными по устарелой моде, и светлыми, словно янтарный мёд страны Лао, глазами, скрывалась не красота, но прелесть превыше любого великолепия. Росточком женщина была невысока. Худенькая, с острыми скулами и удлинённым носиком. Кожа цвета ароматного персика, без следа белил и краски. При дворе бы подобное не простили, но мы не при дворе. Такая беззащитная, такая ранимая… Совсем юная — а может, лишь выглядит молоденькой… неважно. И улыбка — тёплая и немного не от мира сего. Доселе никогда не знакомившийся с женщинами и даже не размышлявший, как это сделать половчее, я вдруг почувствовал себя уверенным в собственном успехе, опытным мужчиной. Который призван к жизни для того, чтобы оберегать, защищать такое маленькое чудо… Я поклонился: — Я проделал сей недолгий, но исполненный многими преградами путь, чтобы выразить вам свое восхищение, прекрасная госпожа! Позвольте представиться, перед вами — Татибана-но Ясумаса, сын Татибаны-но Акимару, выполняющий обязанности Малого Хранителя Записей Империи при дворе Сына Пламени! — Я почувствовал, что вот-вот задохнусь, и скорчил неподобающую положению гримасу. Моя собеседница, прикрыв ротик рукавом, рассмеялась — тихо и слегка приглушённо. Так, что я даже и думать забыл о стеснительности. — Какой вы замечательный человек, Татибана-сама! — её голос тоже был негромким, но грудным и напевным. Я хотел было спросить, чем же так замечателен, но людская гусеница, застывшая на некоторое время, вдруг пришла в движение и столкнула нас лицом к лицу. Я приобнял женщину, чтобы она не упала и не ударилась, хотя падать-то было и некуда. Но я сделал это привычно, словно всегда так поступал и имел на это полное право. Такое удивительное ощущение… Не смейся, Кай-тян! Спасибо, я знаю, как это называется! Спускаясь вниз вместе с ней, я не вспомнил ни о семье, ожидающей, должно быть, меня наверху, ни о долге перед духами-покровителями — всё вылетело из головы. Осталась лишь она, хрупкая и нежная, опирающаяся на мою руку и неуверенно ступающая по лестнице в своих узорных шелках, чередующихся между собой полосами золотисто-жёлтых и зелёных оттенков, с белоснежным проблеском между ними. Где-то я видел подобное сочетание цветов… но разве всё упомнишь? Не из клана Пламени? Не беда, с Землей и Древом мы в мире, а это — как раз их цвета. Почему она в одиночестве среди этой грубой толпы? Где её родные, слуги? Кстати, сам я не споткнулся ни разу… Ясу надолго замолчал, улыбка блуждала по его губам. Неужели и я так выгляжу, когда влюблён? Хотя нет, мой приятель — совсем другое дело, ведь он влюблён по-настоящему. Везёт же… Не завидую, но тоже так хочу! Особенно после того, как Дзиро поведал мне историю дедушки. После того, как я поверил, что женщина, которой мужчина обладает по закону, может быть любима больше жизни. Вследствие чего желание возобновить старые оварские знакомства среди девиц, простых в употреблении, куда-то испарилось. Хотя посещало меня в дороге с издевательским упорством! Да что там говорить: даже эту малютку из семейства Ёсава не хочу видеть, а ведь раньше я рассматривал её особу в качестве невесты и был доволен выбором. Считал его разумным, а значит — правильным. Радовался, что у избранницы вполне милое личико при достойном происхождении, образованности и покорном нраве. И рост не слишком высокий. Вспоминал редко, но по возвращении собирался перейти к решительным действиям. А теперь даже думать о ней не могу, с того самого дня, как беседовал с Дзиро. Не хочу, мало мне этого! Всё равно, что довольствоваться жалкими объедками, зная, что где-то ждёт лакомое блюдо, стоит лишь запастись терпением да поискать. Потому что само оно в рот не попадёт. Но теперь, когда я знаю, когда я верю, что любовь существует не только в душещипательных историях!.. Удивительно, насколько быстро моё открытие получило подтверждение, да такое приятное. Ну и шустры же некоторые! Это надо же, влюбиться с первого взгляда, причём чужого! С ощущения тепла и нежности — кажется, так описал Ясумаса свои впечатления от взгляда таинственной возлюбленной? Чувствительность друга всегда меня поражала. Наверно, это дар богов, заглаживающих вину за то, что обделили парня остротой зрения. С ним невозможно соперничать в искусстве владения тати, он словно наперёд знает, куда намечает удар противник. И в людях никогда не ошибался, ни разу. Если говорит, что новый знакомый чем-то ему не по вкусу — значит, не стоит пить с ним саке. Кстати, Ю ему понравился, это утешает. Несправедливо, что такой способный человек, как мой друг, растрачивает себя на скучную работу в Хранилище Младших Записей. Удел воина, конечно, не для него, единственного сына благородного семейства — даже если забыть о досадном недостатке Ясу. Но он бы мог заниматься чем-то более интересным, нежели просиживание хакамы над старыми свитками да табличками, повествующими об увлекательных перипетиях наследования имущества, продажах и покупках наделов, строительстве новых домов и тому подобных вещах. Впрочем, раз самого Ясумасу это устраивает… Эх, как ни жестоко выдёргивать влюблённого из сладких грёз, но хочется же узнать, что было дальше! Я вежливо звякнул носиком чайничка о край чашечки. Мой гость подскочил. — Может быть, ты продолжишь своё завораживающее повествование? — вкрадчиво осведомился я. — А то уже скоро начнёт смеркаться, и… Ясу вскочил, чуть не опрокинув столик для чаепития. — Я же должен с ней встретиться, когда совсем стемнеет! Ого! Да мой приятель даром времени не терял! Действительно, шустрый малый! — Тогда расскажи хотя бы вкратце. Кем она оказалась? Из какой семьи? Надеюсь, она не замужем? — Видишь ли, — он насупился и снова сел, — по этому поводу я и пришёл с тобой посоветоваться. Нет, постой, я знаю, что ты скажешь! Не расстанусь с ней, даже если ты будешь умолять меня не совершать безумств, даже если она окажется дочерью императора или его злейшего врага! Я не в этом совета прошу. Я… — А в чем? — Я хочу посоветоваться, как мне выспросить у неё, кто она такая! — Не знаешь до сих пор?! Но вы же… — я помялся, как бы выразиться на предмет явной близости их отношений, — вы уже делили ложе, извини за нескромный вопрос? Ясу вспыхнул, как юная дева, и кивнул. Кто бы сомневался! — И ты не пытался выяснить, из какой она семьи? Бедная девушка… Имя-то хоть узнал, любовник несчастный? — Химико. Н-да, Химико, от слова «тайна». Восхитительно! Совпадение или?.. — Не помню ни одной Химико среди знакомых, — пробормотал я. — Впрочем, если она действительно не из нашего клана… Постой-ка, а где вы встречаетесь? — Она живёт в крошечном домике неподалёку от храма, где я впервые её повстречал. Говорит, часто туда приходит на людей посмотреть. — Зачем? — опешил я. Необычное развлечение для молодой особы — глазеть на людей. — Она говорит, это так занимательно — и смеётся, когда я начинаю её расспрашивать. А потом… потом не до расспросов делается! Ишь, какие страсти! Ну, Ясу… — Так, хорошо, — я задумчиво провёл пальцем по губам. — Но, поскольку ты бывал у неё, других домочадцев-то видел? — Ни разу. Она всегда просит посещать её по ночам, чтобы никто не застал. А ухожу я рано утром. Даже не представляю, замужем она или нет! И что делать, если замужем? — Ты как дитя неразумное, — рассердился я. — Если замужем — предоставь ей решать, какую жизнь она желает вести. Значит, она зрелая женщина и представляет, чего хочет. А если незамужняя девица — то надо не упускать случая и выяснить, кто она. Вот и всё. Тоже мне, сложности выискал! — Но как? От расспросов она уклоняется! Говорит, всему свое время, и надо быть терпеливее. Знакомые речи. Что-то много развелось вокруг мастеров по уклонительству! С одним таким ещё утром распрощался. Кстати, где его ёкаи носят? — А соседи? Ты, надеюсь, позаботился расспросить их? — Понимаешь, Кай… Это было бы нечестно. Она просила меня не рассказывать о ней, а я и так нарушил обещание, с тобой вот говорю. Но с тобой, я думаю — можно. Больше ни с кем, ни-ни! И ты тоже молчи, умоляю! Хороша возлюбленная, верёвки из него вьёт. Что-то дальше будет… — Ой, смотри только, чтобы ненаглядную твою замуж не выдали, пока ты в честность да благородство играешь! А то будете страдать, как два журавля в разлуке… Ты хоть предлагал ей? — За кого ты меня принимаешь?! Конечно! — А она? — Смеётся и просит не торопиться. Говорит: ты меня не знаешь, вдруг разонравлюсь? — И действительно, — я искоса глянул в пылающее лицо, — вдруг разонравится? — Никогда! — Ясно. Понял. Был неправ. Убери меч. — То-то же! Ладно, мне и впрямь пора. Я признаюсь ей, что всё тебе рассказал, иначе сердце будет не на месте. Как ты думаешь, она не сочтёт, что я легко нарушаю обещания? — Если любит — простит, — отмахнулся я. — Но ты всё-таки объясни, что определился с выбором навсегда… или… как бы мне на неё посмотреть, а, Ясу? Именем клянусь, что отбивать не буду! Только посмотрю. А вдруг знаю? — Даже если и так, это меня не отвратит! Не можешь ты знать столь чистую и невинную девушку, как она! — Вот, какого ты мнения о лучшем друге… Ладно. По описанию припомнить не могу… — И это радует. Я поговорю. Скажу, что ты очень много для меня значишь, и мне было бы приятно представить её тебе. Ладно, до встречи. — Он поднялся с татами. Я тоже. — Давай-ка провожу. Заодно выясню, вернулся ли этот… — я вежливо приотворил фусуму и выпустил Ясу вперёд, пытаясь тем временем подобрать слова, пригодные для того, чтобы выразить недовольство хозяина легкомысленным поведением гостя. — Твой новый друг? — Не то, чтобы друг… мы и знакомы-то считанные дни. — Иногда длительного знакомства не требуется! — На лицо Татибаны вновь вернулось знакомое выражение. Тоже мне, нашёл, с чем сравнивать! — Гм, это несколько другое, Ясу. Хотя я, признаться, волнуюсь: как-никак, его особа здесь на моём попечении. Разве можно шляться по незнакомому городу на ночь глядя, скажи мне? Мы вышли за порог, и я повёл друга к арке выхода. Скоро окончательно стемнеет, в воздухе сыро и туманно. И снова моросит. В такую погоду под открытым небом уютно разве что восторженным влюблённым, которым серые дали лазурными кажутся! — Он ведь не девушка, постоит за себя как-нибудь, — рассеянно заметил Ясумаса. Мысли моего друга явно не хотели возвращаться на землю из небесного храма грёз о предстоящем свидании, и мне стало слегка обидно. — А ты на него смотрел? Знаешь, сколько на свете всяких мерзавцев? А он и города не знает, и внешность у него такая, что… — А что не так с его внешностью? По-моему, самая обычная. Для ханьца, разумеется. Все они на одно лицо. Я замер там, где стоял. И как с настила не свалился? Если какое-то слово наименее подходило для описания Ю, так это слово «обычный». Я не ослышался? — Ты хотел сказать, необычная? — осторожно переспросил я. — Да чем же он необычен? Пригожий для ханьца, но не более того. Они все слегка странные. А вот в беседе на удивление приятен, не скрою. Легко с ним. Как с тобой и… И саке хлещет — мне так не жить! И не пить. — А волосы… лицо?.. — ошалело выговорил я. — А что, волосы? Тёмный узел на макушке, как у них принято. Они же не красят их, в отличие от нас. Умные люди, я считаю! И лицо — самое обычное, ханьское… Кай, что с тобой? — Да так, ничего… — я вяло покачал головой. Рассудок не верил услышанному. Цветные пряди Ясумаса должен был разглядеть, как бы плохо ни видел! — Ты точно не шутишь? — По поводу чего? — поднял брови тот. — Знаешь, на шутки у меня времени уж точно не осталось. Пойду я. Пожелай мне удачи! — Желаю, — замороженным голосом ответил я. — Успехов. — Да не переживай! — Ясу обернулся и хлопнул меня на прощание по плечу. — Придёт, куда он денется? А нет — так отправимся на поиски вдвоём, обещаю. Утром. В такие сумерки и родную крышу не сыскать — не то, что человека. Всё, поклон родным! Утешил. Я некоторое время постоял, глядя ему вслед, развернулся и сошёл в сад по одной из деревянных лесенок. Там и столкнулся с Дзиро и Мэй-Мэй, в сопровождении прислужницы вышедшей из дома. Не лучшее время для прогулки. А значит… Мы укрылись в беседке. Морось плавно переходила в дождь. Не люблю я нашу оварскую весну! Если бы с Ю всё было в порядке, он давно бы уже вернулся. — Ваш… супруг, — я поклонился девушке, вовремя вспомнив о нашей договоренности, — не сообщал, что задержится? Та резко мотнула головой, и в жесте этом я почувствовал тревогу. — Нет, господин мой! Я так понимаю, что и вас — тоже? — Да. Вы не знаете, куда он мог направиться? — Он сам не знал, — расстроенным голосом ответила Мэй-Мэй. — Я так и думал… — Вы ж не собираетесь отправляться на поиски в такую погоду? — Дзиро заступил мне дорогу. — Нет нужды спешить, господин мой. Обидно будет, если разминётесь. Да и не такой он человек, чтобы в обиду себя дать. Не знаю, какую лапшу навешал ему на уши юмеми — до сих пор интересно, чем южанин объяснил неожиданное возникновение Мэй-Мэй посреди путешествия. А может, и не объяснял ничего. Он такой! Но Дзиро очень быстро проникся к Ю уважением и почтением. Вот это, я понимаю, волшебство! — Да, Дзиро, но если не вернётся — мы с Ясу отправляемся на поиски. Спозаранку. А тебе я поручу доставить запрос в Управу. Всё-таки, пропажа лица, призванного ко двору печатью Сына Пламени, дело нешуточное. Кстати, как ты его опишешь? — Сложно описать выходца из Срединной Страны так, чтобы житель Империи его признал, Кайдомару-доно. Ростом на полголовы выше вас. Молодой, лет двадцати пяти или чуть старше, стройный и пригожий. Волосы длинные, чёрные, утянуты в ханьский узел на затылке. Черты лица… ну что тут ещё скажешь, господин? Ханьские черты лица! Глаза тёмные, узкие. Кожа светлая, с желтоватым оттенком, чистая, отметин никаких нет, особых примет — тоже… Одет в… — Ясно, можешь не продолжать. Госпожа Ю, вы желаете что-то добавить? — Описание безупречно, к нему добавить нечего, — поклонилась Мэй-Мэй. — Прекрасно. Вот такое описание, Дзиро, и составишь завтра утром. Если не объявится. А я буду искать тебя таким, как вижу сам. Даже если я один таким тебя вижу! |
||
|