"Радужная Нить" - читать интересную книгу автора (Уэно Асия)Глава 2 ДовериеВсегда полагал, что неплохо скрываю чувства, но этот человек выбил меня из колеи с лёгкостью, никем не превзойдённой доселе! Я умолк, надеясь скрыть обиду, недостойную высочайшего посланника, и с напряжённым кивком принял из рук оскорбителя чашку ароматного настоя с дымным послевкусием. Мы потягивали чай в полной тишине. Я не знал, о чём спросить, хотя вопросы так и роились в моей голове. Впрочем, есть ли смысл их задавать? Этот ханец, или кто он там, не показался мне человеком, склонным к откровенности с посторонними. Зато насмешничать горазд, в чём я уже убедился! И ведь был готов к моему появлению, вот, что странно! Если Управа побеспокоилась известить его, то кто же он такой? Наконец, я собрался с духом и спросил: — Простите, можно задать вам вопрос? — Разумеется, — я был награждён поощрительной улыбкой. — Как ваше имя? Сидящий напротив меня мужчина пожал плечами, будто я осведомился о чём-то не слишком важном и слегка непристойном. Например, кем ему приходится Мэй-Мэй. — Едва ли я смогу дать вам ответ, — произнёс он по некоторому размышлению. — Но вы сами сказали… — я провёл по губам указательным пальцем: дурная привычка, так и не истреблённая во мне дедом. Сколько ни бил меня по рукам — всё впустую. Стоит лишь задуматься, как… — Я разрешил спросить. Я не обещал ответить. — Но… я ведь буду обязан представить вас при дворе, в Оваре! — я даже палец прикусил от удивления. — Да, это довод, — он вздохнул и будто бы порылся в памяти. — Тогда зовите меня Юме. Сон? Грёза? Или мечта? Не мужское имя, и уж тем более — не ханьское. Да он, должно быть, ханец только по одному из родителей, потому и не похож. Но имя всё равно странное! Я привстал, чтобы поклониться; собеседник последовал моему примеру. Только сейчас я разглядел, что и одет он необычно — для выходца из Срединной Страны. Чёрное шёлковое платье, длинное, но с разрезами от бедра, сквозь которые проглядывали мягкие серые штаны, более узкие, чем моя хакама.[14] Одеяние, казалось, облегало тело, подчеркивая его стройность, и, судя по всему, было пошито лишь из одного-двух слоёв ткани, не больше! Впрочем, сама ткань не наводила на мысль о бедности — шёлк использовался очень дорогой, с серебристо-серым рисунком в виде переплетённых ветвей какого-то неизвестного мне растения. Не шёлк, а драгоценность! С таким и украшения не нужны — впрочем, на владельце их и не наблюдалось. Само же платье удивляло несказанно. Сколько видел ханьцев — а при дворе Сына Пламени послов не переводится — наряжаются они в широкие робы до земли, с богатой вышивкой, перехваченные поясами, которые придают этой одежде некоторую мешковатость. Никаких разрезов, зато рукава — как и на сокутаях, длинные и складчатые, в которые можно много полезного засунуть. Вот, например, руки. Если их некуда девать… — Рад нашему знакомству! — я вспомнил, что вежливость никогда не бывает лишней. — Испытываю неземное блаженство! Впрочем, должен вас предупредить — это не имя, а так, кличка. Именем я не отягощён. Ну что тут странного? Ни разу не ощущал потребности завести такую бесполезную в хозяйстве вещь, как имя. — По-вашему, имя бесполезно? — А зачем оно нужно? Ханьское, которым меня нарекли при появлении на свет, по определённым причинам не годится. Да и сомневаюсь, что вы окажете мне честь выговорить его должным образом, не в обиду будет сказано. А другого у меня нет. — А как же к вам обращаются покупате… — я осёкся, вспомнив слова Кано. — «Господин» или «торговец» — в зависимости от того, какое положение занимают сами. Или вы знаете по именам всех торговцев, в чью лавку когда-либо заходили? — он насмешливо сощурился. — И, к слову о покупателях. Можно, теперь я задам вам вопрос? — Задать — можно, — мстительно усмехнулся я. — Как вы думаете, чем я занимаюсь? Моё сердце возликовало, сам же я сделал вид, что глубоко озадачен. Перестану себя уважать, если упущу столь замечательную возможность нанести ответный удар! Так что я выбрал самую глупую из мыслей, удостоивших посещением мою голову: — Ваш наряд, а также убранство дома и манера вести беседу, равно как и встречать гостей — всё это свидетельствует о том, что вы… — я сделал глубокий вдох, — владелец прибежища сладких утех. А возможно — не только владелец! Гостеприимный хозяин так и обомлел, прекрасное лицо перекосила возмущенная гримаса. — Что… да как? С чего вы это взяли?! Ага, и совершенство можно уязвить! Экий я молодец! А ещё колебался, не лучше ли обозвать его скупщиком краденого! Нет, нет и нет! Ну да ладно, надо знать меру. Хотя… — Посудите сами: какой ещё вывод мог я сделать? — И всё же, что в моём поведении показалось вам?.. — спокойствие вернулось к нему на удивление быстро. Сказать по правде, я изрядно рисковал в необдуманной попытке его уязвить. Мог и на дверь указать. — Да ничего, — я сдался и легкомысленно помахал в воздухе ладонью. — Пошутил я, и прошу снисхождения. Честно говоря, вы изрядно меня задели этим вашим гай… вашей чайной церемонией. Согласен, чистое ребячество — но не мог удержаться! Мой собеседник некоторое время пристально разглядывал меня, а потом довольно зажмурился, словно кот после миски сливок. — Зато какое наслаждение получил я… Вы бы только видели себя со стороны, отхлёбывающим чай из крышечки! Простите, ради Пламени! Ребячество было обоюдным. Я засомневался, надуться или принять перемирие, и решил, что здоровье дороже. К тому же, сам виноват! Вплыл в дом, уверенный в собственной важности и распушившись, как самый толстый из павлинов моего дяди. Вот и получил урок хорошего воспитания. Радоваться надо, что бесплатный — торговцы на всём стремятся заработать! — Ничего, мы ведь в расчёте. Но скажите, — я вернулся к делу, — касательно вашего имени… — Вы ещё не ответили на вопрос по поводу моего рода деятельности. Или у вас нет предположений? Ну и памятливые люди встречаются на жизненном пути! Что ж, пошутили — и хватит. — Горожане уверяют, что вы торгуете древностями и диковинками. Это верно? — О… — он посмаковал мои слова, будто тёплое саке. — Что ж, поздравляю, вы провели прекрасное расследование и познакомились с одной из граней моего существования. Не самой любопытной. — А есть и другие? — заинтересованный, я подался вперёд. — Есть. А уж сколько сплетен, домыслов и предположений… Хотя с вашим выдающимся высказыванием, пожалуй, не сравнится ни одно! Можете собой гордиться. — Раз так, то давайте безотлагательно перейдем к самой — как вы сказали — любопытной стороне вашей деятельности, чтобы я гордился, а не терзался домыслами. Да и время не стоит на месте… — Господин посланник читает мои мысли. Но история длинная, а потому устраивайтесь поудобнее и берите вот это рисовое печенье — оно сладкое и вкусное. А я, с вашего позволения, заварю ещё чаю. Постараюсь не вдаваться в утомительные подробности, а вы попробуйте меня не перебивать, хорошо? — Испокон веков люди считают себя обитателями Мира Яви Хонне, забывая, что существует ещё и другой мир — Юме, Средоточие Грёз. Более того, кто-то не иначе, как по недомыслию стал называть Хонне действительностью, поощряя ложное представление о том, что Мира Грёз не существует — грубая, непростительная ошибка! А ведь когда-то они составляли единое целое… — Позвольте, но как же Ад и Рай? — воскликнул я, удивленный неожиданными откровениями. Я-то ожидал, что он начнёт с рассказа о родителях, а затем плавно перейдёт к нити своей судьбы и тому, что побудило его просить моего вмешательства в дела. Уж так заведено в приличном обществе! Какое странное вступление… — Макаи и Тэнна — лишь отростки Хонне, тупиковые отростки, причём одни из многих. Их называют Посмертным Миром, и я предполагаю, что скоро он и впрямь отделится от Мира Яви, станет чем-то третьим. Пока же Тэнна, Макаи и Чию — то место, где мы сейчас находимся — являются частями единого пространства Хонне. Он что, сумасшедший? Кай, тебе несказанно повезло: десять дней до Овары с таким попутчиком, и ты тоже свихнёшься! А безумцев принято оберегать. Будешь жить при святилище, пугать посетителей, таскать подношения… Или странствовать. Повидаешь мир — можно даже пробраться на корабль и посмотреть на другие острова. Красота, да и только! Никаких тебе обязанностей, никаких забот… женщин, правда, тоже никаких. Э, нет, так дело не пойдёт, лучше я останусь в здравом уме! А почему так тихо? Ханец умолк и с усмешкой глядит на меня. Я что-то пропустил? — Вы углубились в мечты, и с моей стороны было бы невежливо выдёргивать вашу душу из другого мира. Тем более, что наглядное объяснение — всегда самое успешное. Опять он за своё… — Так вы утверждаете, что Ад… Макаи — он существует на самом деле? Вот как мы с вами? — Чего только ни существует на самом деле, — вполголоса пробормотал ханец, и ещё тише произнес, — и наоборот. Да почему именно Макаи так вас беспокоит? По-моему, Тэнна гораздо страшнее… — Разве? — изумился я. Выбирая между Адом и Раем, было бы странно предпочесть первое. — Это очевидно. Тем, что из Макаи каждый стремится быстрее перебраться хоть куда-нибудь, и некоторым это даже удаётся. А покидать Тэнну желания обычно не возникает, в чём и заключается опасность. Остановиться в пути, прекратить движение — это и есть самое страшное, что может случиться с бессмертной душой. Впрочем, мы отвлеклись, разговор-то шёл о Юме. — Да! Приношу извинения. И что же такое Юме? — с улыбкой спросил я. Говорят, сумасшедшим надо потакать, им так спокойнее. Вот ведь бедняга… Ханец вздохнул. — Юме — мир сновидений и бреда, грёз и кошмаров, заветной мечты любого и желаний тысяч. Вы попадаете туда каждую ночь, и каждое утро забываете об этом. Касаетесь его на взлёте вдохновения, сочиняя стихи, и в падении алчности, жаждая от жизни того, что вам не дано. А ещё Юме безграничен, он не имеет пределов и проникает повсюду, как воздух. Он пронизывает не только привычную вам действительность, но и другие миры, с иными свойствами и законами. Более того, он закладывает основание каждого, бросает в почву мироздания первое семя, и… кажется, я совсем вас запутал? Честно признаться, слова его, размеренные и печальные, сначала пробрали меня до мурашек по коже, но потом и впрямь сделались непонятными. Я кивнул и откашлялся: — Вы утверждаете, что существуют и другие миры… Яви? — Ну разумеется! — мой собеседник тонко улыбнулся. — Их бесчисленное множество, и люди часто попадают в них через сновидения или мечты. Изредка даже во плоти, но чаще странствует сама душа, отделённая от тела. Впрочем, пробудившись от грёз или ото сна, вы забываете увиденное или… в любом случае, не воспринимаете это всерьёз. Ничего не напоминает? Я не счёл нужным соглашаться и вообще что-либо отвечать, а потому мой собеседник продолжал: — Но бывает и так, что ни один из существующих миров не отвечает тому образу, который возжелает найти душа, блуждающая по Юме. И тогда она попросту создаёт новый. Только и всего. Такой, как тот, в котором мы с вами ведём нашу занимательную беседу, и где вы снова, кажется, собрались меня перебивать… Ничего себе, «только и всего»! Но ведь тогда получается?.. — Неужели… — мой голос снова охрип, — неужели вы хотите сказать, что наш мир… чушь какая… — Вывод не укладывался у меня в голове. По-моему, мне вешают лапшу на уши! Ханьскую, а значит, особенно длинную и запутанную. Да как же наш мир, созданный богами древнее самой Небесной Владычицы, многоликий, невероятно сложный, может быть порождён бредовым видением одной ночи? — Вы трясете головой, как рыжий щенок, который не верит, что осы кусаются, и играет со случайно залетевшей в дом, — прищурился Юме, или как его звать-величать? — Играет до тех пор, пока оса не разозлится. Извините за сравнение, но оса — перед вами. — Э? — Впрочем, злиться я не буду, бессмысленное занятие. Вы ведь хотели помочь мне побыстрее разобраться с делами, которые задерживают меня в Кёо и мешают припасть к стопам Сына Пламени? Насмешливый тон навел меня на неприятное подозрение, что императора мой собеседник и в медный сэн[15] не ставит. Грустно, но в этом он не одинок. При дворе найдётся немало людей, которые давно бы уже позарились на престол, обладай они хоть малейшими правами. Но, поскольку боги в мудрости своей наградили правителя тремя наследниками, то всё, что остаётся завистникам — это локти кусать да «древними преданиями» утешаться. Вроде того, которое я читал в дороге. Совершенно уверен: пятьсот лет назад о зловещем предзнаменовании никто и слыхом не слыхивал! А сейчас откопали какую-то бумагу и носятся с ней: кто уверяет, что сроку Алой Нити остался лишь год, кто опровергает это, да так рьяно, что поневоле задумаешься — а вдруг правда? Времена тихие, мирные, но затишье это — перед грозой. И если она разразится, дождёмся войны, какой и в Чёрную Нить не ведали. Сын Пламени стар, преемника не называет, вот и ходят шепотки самого разного свойства. А если прогуляться по улицам Центральной Столицы да послушать, что в народе говорят — чего только не узнаешь. Уважения к власти никакого. Страх есть, и с избытком — правитель наш суров и на расправу скор. А где былое преклонение, какое, помню, мы всей семьёй испытывали к его родителю? Да и любви нет. А вот злорадства много. Мол, не от отцовской заботы хитрый интриган ограждает старшего сына от государственных дел, а среднего и вовсе ни во что не ставит. Младший же — он младший и есть, как я сам. Бесправный… Тут я осознал, что непозволительно отвлёкся от нашего разговора. Снова задумался. Или замечтался? — Я? Хотел вам помочь? Можно подумать, вы предоставили мне выбор, — вздохнул я. Что-то мешало мне предать забвению всю ту чепуху, которой щедро поделился хозяин дома. — Постойте! Так по-вашему выходит, что для кого-то, живущего в придуманном, скажем, мной, мире, явь — совсем другая, чем для меня… а я — бог? Да это же кощунство! Святотатство! — Ну, насчёт бога я бы усомнился. Или у вас есть обыкновение посещать созданный мир каждую ночь? Творец — ещё куда ни шло. Хотя без помощи Великих Сил можно, как я уже сказал, заронить семя будущего мира в Юме, но и только. Чтобы появились всходы, кто-то должен его взрастить. Ну да, а вы думали, что достаточно вообразить, и всё само появится? Слава богам, это не так, иначе мы оказались бы в большой беде! Кстати, божественность накладывает определённые обязательства. У бога никогда бы не нашлось времени рассиживаться за столом, не прикасаясь к угощению, и сбивать меня с темы беседы. — Простите, — потупился я. Снова ужалил. Точь-в-точь, оса! — Ничего, я начинаю привыкать и даже находить в этом определённое удовольствие. Он поощрительно улыбнулся и пододвинул ближе ко мне мисочку с пастой из сладких бобов. — Вы почти ничего не едите, это исполняет меня печалью! Говорят, сладкое укрепляет разум… — Хотите сказать, что я туго соображаю? — хмыкнул я и взял рисовый хлебец, действительно хрустящий. Должно быть, жарили в настолько большом количестве масла, что зёрна раздулись и стали сухими и мягкими. Вкуснотища! Особенно в сочетании с предложенным лакомством. — Наоборот, я выражаю радость, что нашел столь вдумчивого собеседника! — возразил Юме, снова подливая мне чая. Хорошо, что чашечки маленькие… — Вы даже поверили мне, просто не хотите это признать. А ведь большинство людей наверняка сделало бы совсем другие выводы из моих рассказов. Как это ни прискорбно. Например, о том, что оные рассказы — чистой воды надувательство с непонятными целями? Надо подумать. Может, и не стоит отделяться от большинства? — К счастью, — его голос неуловимо изменился, сделался более низким и… угрожающим, что ли? — вам выдалась редкая возможность проверить истинность сказанного… на себе. Так, а вот это выражение лица не нравится! Ну ни капельки! Предвкушение в смеси… с чем? Я осторожно отложил недоеденный хлебец. — На что вы намекаете? — Лишь на то, что наша беседа вас утомила, и вам требуется отдых. Ведь так? Я хотел опровергнуть его слова, но почувствовал, как веки мои отяжелели и лицо человека, назвавшегося Сном, плывёт в потоках длинных лёгких волос. Туман, туман в самом сердце радуги… Боги, он же меня чем-то опоил! А я и не почувствовал! Но даже осознание этого прошло мимо моего разума как нечто, недостойное волнений. Ну, опоил. И ладно. Проснусь — выскажу всё, что думаю… Таков был ход моих мыслей, всё замедляющихся и замедляющихся. С похожим слегка удивлённым равнодушием человек смотрит на сломанную руку. Надо же, вот незадача. Боль приходит потом… — Кажется, слегка перестарался, — последнее, что я расслышал, был шёпот отравителя. — Мэй, милая, давай-ка перенесём нашего гостя в опочивальню! Шаги. Они звучат в моих ушах, я чувствую их спиной и каждым волоском на голове. Шаги. Вокруг меня. Подо мной. Надо мной. За спиной. Я резко оборачиваюсь — пустота. Пытаюсь посмотреть под ноги. Нет ни верха, ни низа. Пространство без объёма, и ни одного предмета рядом. Да я и не понимаю, как это, рядом? Что такое — рядом? Подношу ладонь к лицу. Пальцы расплываются и кажутся далекими и близкими одновременно. Тихо, ни звука, лишь мерная поступь. Я опускаю руку к груди — сердце не бьётся. Голова, словно дождавшись некоего знака, начинает кружиться. Белёсая серость плывёт перед глазами. Я не могу остановить взгляд на какой-либо подробности окружающего мира, на какой-то отдельной чёрточке — их нет, попросту нет! — Э, так не пойдёт! Или вы хотите раствориться в том, что вас окружает, без остатка? Голос исходит непонятно откуда. Замираю. О, так я двигался? Это были мои шаги? Боги, только не тишина! — Кто это? Где вы? — звук моего голоса заставляет пространство вокруг расширяться и сжиматься. Я не могу этого видеть, но ощущаю всем телом. — Да я это, я. Простите, что усыпил вас без предупреждения, но опыт — лучший учитель. — Опыт? — переспрашиваю, больше всего на свете не желая остаться в одиночестве. Кем бы вы ни были — не уходите, не покидайте меня! А ведь голос-то знакомый. — Какая сговорчивость, какое послушание! Раньше бы так, — он почти мурлычет от удовольствия. — Хотя об этом можно поговорить и наяву. Да, я тот, кто представился вам как Юме. У меня действительно нет имени. А что касается опыта и причин моего поступка — который, должно быть, кажется вам возмутительным… Я мог бы потратить весь вечер на уговоры, но зачем прилагать лишние усилия? Гораздо полезнее для вас и проще для меня, если вы всё испытаете сами. Разве не так? Сколько времени, сколько упорства бы потребовалось, чтобы вы согласились принять мои слова на веру… Как ни странно, его пренебрежительно-спокойная речь породила в моей душе, только что поскуливающей от смятения, жаркую волну негодования. Я обрадовался этому чувству, как знакомому лицу, и принял его в объятия. Подумать только, «гораздо полезнее для меня», какая забота! Спасибо за урок, наставник! Ладно, дайте только проснуться — не посмотрю, что хозяин дома, так взгрею… — Кстати, следите за своими мыслями. Мне неловко сообщать об этом, но думать во сне в моём присутствии — всё равно, что кричать мне на ухо. Не то, чтобы я боялся расстроить планы справедливого возмездия, но вдруг вам есть, что скрывать? А-а-а! Подлец! То есть, нет, я не хотел… хотя, какого ёкая?![16] Да-да, подлец, ясно?! Как я могу не думать о том, что приходит в голову? — Смотрите, вот как уйду… Ладно, не брошу, не брошу, успокойтесь. — Почему вы не показываетесь?! Где я? — потрясение стало уступать место любопытству. — Ответ на который из вопросов для вас важнее? — мне показалась, или он снова смеётся надо мной? — Нет, я не издеваюсь. Всего лишь прошу учесть, что каждый ваш поступок обладает здесь созидательной или разрушительной силой, а вопросы — это значимые поступки. Я и впрямь заметил, что в общем мареве бесцветности начинают выделяться более густые участки, свинцово-тёмные, и полупрозрачные области разреженности — словно смотришь в небо перед сильной грозой. — Хорошо… — я сглотнул. Во всяком случае, попытался. — Где я? — Что ж, не худший выбор. В Пустом Сне. — Как это? — Да очень просто. Пустом. Неоформленном. Сне, в котором ничего и никого нет, кроме того, кто его видит. — А вы? — А вы меня видите? — удивился он. — Нет, но я вас слышу! — огрызнулся я. — Потому что там, в Хонне, я мысленно беседую с моим нежданным, но от того не менее дорогим гостем, сидя у его изголовья. «Ах, как это трогательно», — мысленно съязвил я, потом осознал, что мои думы для него не секрет, стушевался, после чего вспомнил, что это бесполезно, почувствовал себя полным болваном и смутился ещё сильнее. — Ой, а как же вы слышите мои ответы, если сами вовсе и не спите? У меня там горячечный бред? Кстати, чем вы меня опоили? — Ну вот, снова торопитесь с вопросами. Полюбуйтесь, что вы наделали! Свинцовая «туча», в которой наметился просвет, снова стала сдвигать свои края. — Ладно-ладно! Первый вопрос! Движение тучи приостановилось. — Вот так-то лучше. Но объяснения могут затянуться, вы устанете. Не хотите присесть? Я посмотрел, если можно так сказать, по «сторонам». Садиться туда, где нет низа — та ещё задача. Куда? — Если вы такой привередливый, сами придумайте, на что сесть. И не тяните, пожалуйста! Я снова принялся озираться. Небольшой сгусток, отползший от «тучи-матери» и колыхающийся возле колен, привлёк мое внимание, и я попытался подтянуть его наверх. Удалось. — Хочу татами![17] — интонации получились капризными. Юме захихикал. Тучка поизвивалась в руках, словно живая, и превратилась в какое-то неопределённых очертаний полотно, ничем не напоминающее циновку. — А вы умница… — протянул Юме. — Я думал, дольше провозитесь. Ну же, присаживайтесь, чего мнётесь? Я хотел спросить, почему у меня всё-таки не сплелось татами, но сдержался. Мало ли, что? Расправил полотнище, ещё слегка извивающееся, расположил его у себя под коленями и храбро плюхнулся на него. К счастью, творение моё не оказало ни малейшего сопротивления. — И впрямь молодец, даже вопросы научились откладывать на потом! Что ж, продолжаем разговор. Я — юмеми, поэтому и знаю всё, что происходит с вами во сне, включая ваши мысли. Конечно, для этого они должны быть худо-бедно осознаваемыми, иначе я даже не смогу определить, кому они принадлежат, не говоря о смысле. — Юме-ми? Сно-видящий? — я остановил его попыткой перевести непонятное слово по своему разумению. С мыслями разберёмся потом! — Повелитель сновидений, — поправил меня собеседник. — Видеть сны и управлять ими — большая разница, не находите? Как между вами и мной. — Но… — я пощупал свою подстилку, — у меня ведь тоже кое-что получается? — Это доступно любому, кто умеет владеть собой! Нет, чтобы похвалить! — А я и похвалил. Умение владеть собой — качество редкое, а оттого бесценное. Для человека из клана Пламени вы нашли весьма удачный выход из положения. — А чем вам не нравится моя родня? — я почувствовал себя польщённым и обиженным одновременно. — Я такого не говорил, — фыркнул он. — Всего лишь подразумевал, что каждый клан имеет свою линию поведения, а против крови слова не скажешь. Я ожидал, что вы разозлитесь и устроите здесь пекло в самом прямом смысле этого слова, и уж точно не предполагал от вас чего-то, м-м-м, столь созидательного, как эта славная тряпочка. Можно подумать, будь я из клана Воды, вызвал бы цунами! — Кстати, запросто, — снова влез в мои мысли этот несносный человек. — Вода не менее разрушительна, чем огонь, но более изощрённа по образу действий. Никогда не знаешь, чем выльется. Самая коварная и непредсказуемая из Сил… Однако, давайте вернёмся к предмету нашей беседы. Хотя главное уже сказано. Причины, по которым я решил вам открыться, предлагаю пока не обсуждать. Что ещё? «Юме» — сокращение от «юмеми», и название всего этого мира. Отнюдь не зазорно присвоить себе такое имя, верно? Вам оно нравится, любезный посланник? — Если честно, не очень. — Я решил быть откровенным. Собственно, какой у меня выбор? — На женское смахивает. Юмеко, Юмеки… Юме-тян, как там твой суженый? Вот в таком духе. Юме прыснул. Во сне, несмотря на власть над всем происходящим (и надо мной, в том числе), он действительно казался моим ровесником, как и утверждал Кано. Легкомысленным и смешливым молодым человеком, для которого происходящее — сущая забава. — Конечно, забава! — охотно подтвердил ханец. — А добрая шутка ещё никому не причиняла вреда. Если она действительно добрая. Да ты и сам такой же, как я — разве нет? Достаточно вспомнить наше обоюдное ребячество в самом начале беседы. Прибежище сладких утех… Вовек не забуду! Ага, и припоминать будешь при каждом удобном случае! Ох… А когда это мы перешли на «ты»? — После «Юме-тян[18]», — сообщил тот. — Если любезный посланник не возражает, я бы тоже предпочёл непринуждённую форму общения. Согласен. В свете наших споров и взаимных подколок придворные манеры выглядят нелепостью. Ну что ж, главное: все живы и никто не обиделся. К тому же, сон — это просто сон, и следование установленным правилам сейчас было бы странным. Раз новый знакомый так захотел, значит, на то есть причина. И не мне сопротивляться этому невыносимому… терпение, Хитэёми-но Кайдомару! Вот выберешься отсюда — и будешь размышлять, сколько твоей душеньке угодно! — Давно бы так! Слова должны находиться в согласии с мыслями, а форма — следовать за содержанием. Предаваясь грёзам, нелепо сковывать порывы души вежливым лицемерием. И тем более, обращаясь к человеку, которого собираешься… как ты выразился, вздуть? — Взгреть, — буркнул я. Ну разве так можно? Чувствуешь себя обнажённым среди уличной толпы. Ладно. Хотел искренности — будет искренность! — Ах, конечно же, взгреть! Чего ещё ожидать от представителя твоего клана… Ну и какое имя ты предложишь, раз мой выбор тебе не по вкусу? Надо сказать, после приведённых доводов оно и мне разонравилось… Обрадованный сменой направления беседы, я задумался. И чего только во сне ни бывает! Вот, юмеми имена придумываешь… — А что, если сократить ещё немного? Давайте, вас… тебя будут звать Ю?! — Ю? — И даже по-ханьски звучит! Замечательное имя! Я вообще на редкость удачлив в подборе имён. Между прочим, весь двор стоял на ушах, когда императору привезли нового павлина (он души в них не чает и кормит собственноручно), и он (дядя, не птица!) вызывал к себе каждого с вопросом: «Как назвать?», а я был единственным, чьё предложение дядюшке угодило. Что не удивительно, ведь надменная птица оказалась ну просто вылитый Министр Левой Руки! И если кто и остался недоволен кличкой нового питомца, так это последний. Все прочие ликовали. — Надо же, и вообразить не мог, что Сын Пламени склонен пошутить, не говоря уже о похвальной любви к животным… Я подумаю насчет имени. Кстати, тебе не кажется, что ты здесь задержался? Пелена впереди и впрямь просветлела, словно раздвинули две ширмы. — А как отсюда выбраться? — ко мне вернулась осторожность. — Попробуй найти выход, — беззаботно предложил юмеми. — А куда идти? Прямо? — Тебе решать. Вот так всегда. Намаюсь с этим Ю, чует моё сердце! — Я ещё не согласился на имя! Иди, куда хочешь. Договорим, когда проснешься. — Ю, не сердись!!! Но того и след простыл. Точнее, звук. — Ну что ж, вперёд, так вперёд, — пробормотал я для храбрости. Однако! А ведь со сновидцем можно было болтать и не вслух. Поздно спохватился. С другой стороны, всё лучше, чем в тишине. Я зашагал в сторону просвета меж «тучами», напевая пришедшие на ум строки: В битом зеркале просвет — Как забыть про свет Средь осколков тьмы! Даже не помню, кому принадлежат эти стихи, неужели сам сочинил? И размер непривычный. Вообще, что за ерунда — как может быть зеркало разбитым на осколки, словно глиняный кувшин? Оно же бронзовое. И откуда такие глупости в голову лезут?.. Внезапно я осознал, что совсем не приближаюсь к области разрежения в той клубящейся дымке, которая составляла Пустой Сон. Подозрительно. Может, надо искать другой… выход? — Хочу выйти из Юме в Хонне! — торжественно провозгласил я. И некоторое время с надеждой озирался по сторонам. — Хочу попасть в… комнаты Ю… то есть, юмеми… жаль, не знаю, как они выглядят, ну хоть куда-нибудь хочу! Эй, я же понятно объяснил?! Никаких изменений. Проклятье! Ох уж этот Ю, любитель загадок! А может, попробовать иначе? — Хочу дверь, открытую, чтобы она вела в зал двадцать пятого дома в квартале Поздних Хризантем Южной Столицы Кёо!!!! Слава богам, знакомая обстановка! Здравствуй, ковер с белым тигром! Какой пушистый, так бы и присел на тебя… Позвольте, что значит, «так бы и присел»? Висит-то он на стене… Неужели ещё не кончилось? Комната виделась под каким-то странным углом, который то и дело менялся. Будто моя голова порхала под потолком. Я вспомнил байки про Крылатый Череп, которыми Дзиро так любил стращать меня в детстве, и немного растерялся. В зал из правого коридора вошла Мэй-Мэй. Увидев меня, поманила пальцем, и я подлетел к ней, словно бабочка к свече. — Ах, какой красивый огненный мотылёк! Идёмте, господин! — красавица серебристо рассмеялась и направилась по одному из коридоров. Я последовал за ней. Ага, а вот и комната — наверно, та самая опочивальня. Девушка раздвинула фусумы и пропустила меня вперёд. Я рванулся внутрь, едва успев заметить Ю, сидящего на одном из своих ханьских стульев рядом с кроватью, тоже возвышающейся на ножках. То, что приковало моё внимание, было телом молодого мужчины в алых одеяниях, распластанным по покрывалу и словно разметавшимся во сне. Руки сжаты в кулаки, дыхание быстрое и порывистое. Прядка волос цвета тёмной меди прилипла к влажному лбу. Напряжённо сведены тонкие брови, но черты лица мягкие, почти девичьи, хотя хорошо очерченный подбородок и противоречит этому обидному заключению. А ямочки на щеках видны, как бы ни хмурился! Всё равно, что в зеркало на себя любоваться, причём с закрытыми глазами. Ведь тело-то принадлежало мне… — И как спалось? — ехидно вопросил Ю, после того, как я вскочил с ложа, словно ужаленный. — Я даже забеспокоился, где вы так долго пропадаете… Ну скажите, как вас угораздило вспоминать о зеркалах? Самая неподходящая тема для размышлений в Пустом Сне! Признайтесь, вы хотели там остаться навсегда? И сделать меня виновником своей преждевременной кончины? — Разве мы не отошли от правил? — поморщился я, пытаясь пригладить волосы и осмыслить всё случившееся. К чему столько шума? Распекает, как нашалившего ребенка! — Превосходно. Значит, можно не спрашивать, помнишь ли ты наш разговор! — голос ханьца вернул себе былую кротость. Всё-таки, во сне он немного другой. Беззаботнее и веселее! — Пожалуй, помню. А сколько сейчас времени? — Если ты волнуешься о слуге, то он отправился в гостиницу. Мэй-Мэй вышла к нему и предупредила, что ты задержишься у нас на ночь. — Да как ты посмел меня усыпить? Человека, отлечённого высочайшими полномочиями! — гневно вскричал я, спохватившись. — Но это лишь сократило время! — пожал он плечами. — Представляешь, сколько бы я тебе втолковывал те немногие истины, которые следовало прояснить, чтобы ты смог мне помочь? И в любом случае, пришлось бы предъявить доказательства. А во сне всё прошло быстро и, можно сказать, безболезненно. Так разве мой поступок не в интересах Сына Пламени, служить которому я считаю своим первостепенным долгом? Скользкий тип, всегда выкрутится! — Ты ещё многое должен рассказать, понятно? И в первую очередь — о той услуге, которую ожидаешь! — я наставил палец на невинно улыбающегося ханьца и неожиданно зевнул. Юмеми рассмеялся, звонко и задорно — совсем, как во сне. — Завтра, любезный. А теперь позволь проводить тебя в комнату, которую Мэй, должно быть, уже приготовила для дорогого гостя. После такого сна не грех отоспаться! |
||
|