"Радужная Нить" - читать интересную книгу автора (Уэно Асия)Глава 4 МилосердиеПозволю себе повториться. Я готов предоставить пищу твоему живому уму, если только он не отвергнет без пробы её вкус. И всё же сначала хотелось бы кое о чём спросить. Надеюсь, эта настойчивость не вызовет гнева высочайшего посланника… Вызовет? Тогда уповаю на твоё любопытство. Веришь ли ты в предсказания? Я вижу на твоём лице недоумение. Хорошо, поставим вопрос иначе. Замечал ли, что определённые дни имеют склонность притягивать события по закону подобия? Слышал, что сны, увиденные в ночь со Дня Дров на День Пламени, на тонкой границе между двух дзю,[26] часто оказываются вещими, а День Крови грозит обернуться настоящей бедой, если не поостеречься? Прекрасно. Вселяет надежду хотя бы то, что эти поверья тебе известны. А понимание — дело наживное, приходит с опытом… Второй День Пламени месяца Светлой Воды стал очередным доказательством того, что даже названия не даются случайно, а мир — сплетение множества судеб и происшествий, и никогда не знаешь, за какую ниточку потянуть, чтобы распутать, высвободить собственную участь. И кому из смертных дано видеть целостную картину? Никому. Впрочем, я снова отклоняюсь от задуманного повествования. Так и тянет, когда перед тобой человек, умеющий широко раскрывать не только глаза, но и душу… То, что обо мне говорят: мол, я торгую предметами старины — соответствует действительности, по меньшей мере, частично. Надо же чем-то зарабатывать на ежедневную горсточку риса! То утро оказалось удачным. Во время завтрака явился слуга от человека, предложившего неплохие деньги за одно старинное изделие. Я не счёл за труд собственноручно доставить заказ на дом. Оделся попроще, волосы убрал под ханьскую шапочку и поспешил туда. Усадьба покупателя располагалась возле самих южных ворот, на окраине. Я не слишком хорошо знал эту часть города и, несмотря на значительную выручку, решил прогуляться по окрестным лавкам. Иногда в подобных местах можно встретить воистину необыкновенные вещи. И как в зеркало глядел! В одной из маленьких лавочек… впрочем, это к делу не относится. Расставшись с третью заработка, я, довольный новым приобретением, направился домой. Путь предстоял неблизкий, а солнце припекало не по-весеннему. Проходя через квартал Южных Ветров, я увидел харчевню (по вывеске она показалась мне вполне благопристойной) и зашёл выпить чаю. Надежды мои не оправдались: несмотря на раннее время, множество людей решили почтить её своим присутствием. И, судя по буйным выкрикам и раскатам хохота, отдавались этому занятию всей душой. Догадавшись, что порядочному человеку туда и заглядывать не стоило, я развернулся было к выходу, но, как назло, кто-то пихнул меня к свободному столику. Не оставалось ничего, кроме как присесть и, в ожидании сердитого разносчика пищи, изучать обстановку. И тут меня бросило в жар. Ощущение обожгло столь неожиданно, что я вздрогнул всем телом. На одной из стен, у самого входа, был растянут свиток с изображением птицы Хоо. Ничего особенного, обычная дань уважения правящему клану. Но… Ты сам вчера почувствовал, что значит — видеть незримое. С первого же взгляда я понял, что за тонким рисунком тушью скрывается нечто большее. Свиток мерцал багровым пламенем на фоне затёртых стен! Наблюдать такое в захудалой харчевне!.. Я, не дожидаясь напитка, подошёл к предмету. Он висел, слегка раскачиваясь, задетый каким-то пьяницей. Картинка была ничем не примечательной перерисовкой известной работы. А внутри… Сразу стало ясно, почему в харчевне беспорядок. Сикигами Пламени, пускай и спящая, — не то существо, которое может даровать спокойствие дому и душевное умиротворение его обитателям. А уж какие неприятности сулят её гнев и пробуждение… У помощников Сил тонкая и нежная суть, принадлежащая иному миру. Огненные, вдобавок, отличаются природной пылкостью, а небрежность и грубое обращение приводит их в ярость. Стоит повредить хоть краешек пергамента, и от заведения даже головешек не останется! Я поймал другого разносчика и выразил желание переговорить с хозяином. Явившийся на зов полный неопрятный мужчина с раздражением спросил, чем я недоволен. — Ну что вы, что вы! — я поклонился. — Меня заинтересовал этот свиток… — Что?! Ты опять? Я же сказал — он останется здесь! Проваливай! — Но я… — И слышать ничего не хочу! Вон отсюда, ханьский ублюдок! — Я предложу очень хорошую цену! Давайте поговорим наедине. — Слышал я ваши предложения! Проваливай! — Но я впервые вижу этот свиток! Вы имели дело с кем-то другим. — А мне какая разница?! Все вы на одну рожу! Он достался мне по наследству! Вон, я сказал!!! — хозяин собрался было призвать на помощь подручных, но я опередил его жест, выхватив из рукава связку монет. Весьма увесистую. — Готов заплатить прямо сейчас! Нехорошо звенеть монетами на виду у такого сборища, но что ещё оставалось? Толстяк задумался, в мутноватых глазках сверкнула алчность. Продолжай он противиться, я бы отказался от затеи. Его право продавать или не продавать наследие предков. Вот только уж очень опасным оно было. Но признаюсь честно: на обычный свиток я бы дважды и не посмотрел. — Сколько там? — наконец, буркнул он. Глаза его так и пожирали связку — наверняка, дай-сэны с о-сэнами уже сложились в глубинах его заплывшего жиром разума. Я ответил. Глазки владельца заблестели ещё пронзительнее. — Вполовину больше. Я обомлел. Какова наглость! — Но позвольте… — Или как я сказал, или можешь проваливать! Какая утончённая любезность… — Я предлагаю вам все деньги, которыми сейчас располагаю. Завтра я могу и передумать. — Как?! Ты ещё смеешь торговаться?! Последняя память моего отца… ты, грязный… Я не стал намекать, что, во-первых, совершал омовение не далее как накануне вечером (в отличие от собеседника), а, во-вторых, благовоспитанные потомки не продают память о предках ни за какие деньги. А также вежливо ведут себя при заключении сделки. Некоторые люди неисправимы. — Хорошо, — согласился я. — Завтра… или на днях, я вернусь. Если стоимость товара за это время «Тогда гореть твоей харчевне светло и ярко!» — добавил я про себя. На лице владельца заведения отразились сомнения, не стоит ли удовлетвориться более скромными деньгами, зато обещанными к незамедлительной выплате, но жадность переборола. — Вот тогда и будет видно, — пробурчал он и удалился наверх. Я не стал дожидаться так и не принесенного чая и поспешил домой. Вот и вся история! Ханец улыбнулся, а я не сумел скрыть досаду. — Как, вся? — Только настроился на длинное захватывающее повествование! Что за рассказ, одно предисловие… — А так, — небрежно отмахнулся Ю. — Что случилось ночью, ты видел. А сегодня с утра пораньше я первым делом навестил квартал Южных Ветров. Да, от заведения и впрямь остались одни воспоминания. Сгорело подчистую. По-настоящему. Ходят слухи, кто-то светильник перевернул. Но мы-то знаем… Если уж на городских воротах столбы перекосило, то хлипкие стены харчевни и подавно! — он вздохнул. — Всё, что угодно свалиться могло — не только светильник. Я хотел спросить, какая судьба постигла гнусного владельца и его присных, но передумал. Меньше знаешь — жизнь длиннее. Надо же, какой шустрый этот юмеми: уже и в южной части города побывал. Далеко ведь отсюда. Вон, и пожара видно не было, хотя при вчерашней погоде… — Ты полагаешь, призрак сам вырвался на свободу? — Сикигами — не призраки, это совершенно разные сущности. Конечно, вырвался. А уж сам или нет… Возможно, кто-то снова задел рисунок, или хозяин снял его в предвкушении продажи. И птица проснулась. Хотя лично мне кажется, что дело обстояло иначе. Он сделал загадочную паузу. Любит внимание — ой, любит! Я вопросительно посмотрел на него. — Думаю, сики пробудилась, оскорблённая тем, что её решили продать. Наверно, она и терпела-то пребывание в столь злачном уголке из одной только верности прежнему владельцу свитка. Кто знает, через сколько поколений прошёл этот рисунок, и кто был первым его хозяином. Сики могла дремать внутри картины сотни лет, до тех пор, пока оставалась в семье того, кто её «приручил». Огненные — самые привязчивые. Он бросил косой взгляд на меня. Ну, спасибо! — И самые мстительные, когда их обманывают, — намекнул я. — Отнюдь не самые. Они всего лишь наиболее подвержены гневу. А любой огонь быстро угасает, если знать, как его потушить. — А кто самые мстительные? — полюбопытствовал я. — Люди! — отрезал Ю. — Кстати о людях, — я внимательно посмотрел на собеседника. — Как же ты выбрался оттуда с такими деньгами? Красавчик скромно опустил очи долу и пожал плечами. Ясно, вопрос так и останется вопросом. Ладно, могу задать и другой! У меня их много! — Скажи, а если бы сики не освободилась? Какую помощь ты собирался у меня потребовать? — Скорее, попросить, — недовольно шевельнулся Ю. — Весьма незначительную. Наведаться в указанное место в полном облачении и забрать свиток, ссылаясь на приказ императора. Предъявив личную печать и оплатив половину первоначальной суммы. Никто не стал бы перечить вельможе. Знал бы ты, как меня порадовало наше знакомство! Да, решение простое и справедливое. Если забыть о том, что прикрываться волей Сына Пламени — преступление против власти, карающееся смертной казнью первой ступени. Впрочем, при дворе всегда злоупотребляли положением и будут это делать, пока Алая Нить не прервётся. Да и туманное содержание мандата могло мне помочь… — Но я не слишком верил, что птица останется внутри свитка, — продолжал юмеми. — Чересчур велик был её гнев. Он нарастал и гудел, словно пламя в гончарной печи. Я ощущал его даже здесь, в другой части города и предчувствовал, что до утра она не дотерпит. А потому следовало подготовить тебя и к другому повороту событий. Ты же не думал, что я разоткровенничался с тобой от нечего делать? — Нет, просто решил, что тебе не хватает хорошего собеседника, — проворчал я. Ханец фыркнул, как мне показалось, не без доли высокомерия, но перечить не стал. Вот и ладно, а то я чуть не забыл, о чём спрашивал. — И всё равно не понимаю: разве нельзя было утихомирить её без моего участия? — А ты как думаешь? Я поразмыслил и ответил: — В голову приходит лишь одно: своим даром ты можешь воздействовать лишь на… мир снов и тех, кто в нём находится. Я угадал? — Это лишь доля истины, пускай и горькая. Ты прав, мои способности вне Юме не выходят за пределы, дозволенные обычному человеку. Пламя было видимостью, совершенно безвредной, если не внушить себе обратное. Подобные мороки всегда возникают при столкновении разных миров или их порождений. А сики служат Великим Изначальным Силам, и дом их — не здесь. Мне не дано подчинить подобное существо. — А мне, выходит, дано? — воззрился на него я. — А ты не думал, — усмехнулся юмеми, — что человеку из клана Пламени гораздо проще договориться с его духом, чем кому-либо другому? Для этого не надо быть великим онмёдзи древности! В каком-то смысле вы с ней — родня, её повелительница — твой покровитель. — Так, значит… — я почувствовал себя уязвленным, — значит, ты и не собирался с ней договариваться… А если бы у меня не получилось?! — Да как у тебя могло не получиться? — Ю легкомысленно отмахнулся от моего возгласа, как от навязчивой мухи. — У сики не было выбора, как любишь выражаться ты. Из города вылететь можно, лишь преодолев ворота, так уж у них заведено. Любое огражденное чем-либо пространство для прислужников Сил — ловушка, а Кёо строился, поверь, не самыми глупыми людьми. Тут стены затейливые, прочные во всех отношениях. Зато ворота с тех пор неоднократно перестраивались, и не по уму. Прошли те времена, когда подобные знания были в почёте… Я представил себе — Так ворота — уязвимый участок? — решил я внести ясность в свои представления и покончить с этим вопросом. — А восточные — потому что посвящены Воде, а она как бы «враждебна» Огню?.. — Смотри проще, — посоветовал юмеми. — Птица — она и есть птица, будь то сики или жаворонок; стремится к солнцу под крылышко. А Синие — самые высокие в Кёо. Если уж летать не позволяют, так хоть забраться повыше. Но, следует заметить, она едва не преуспела в освобождении, ворота ведь оказались не чета всему остальному. — Он рассмеялся, смакуя моё изумление. — Бедная, — тонкая иголочка печали внезапно кольнула где-то в груди, — что же она будет делать в этой золотой заколке? — Да то же, что и в свитке. Нахохлится и заснет. Чем ещё прикажешь ей заниматься? — А не тоскливо столетиями сидеть на месте и ожидать неизвестно каких перемен? Юмеми внимательно посмотрел на меня. — Пожалел? Добросердечный… Забыл, что случается, когда такое создание выпускают на волю? Я поморщился. Забудешь тут! — Нет, но… Как-то это неправильно! — А как… правильно? — он искоса посмотрел на меня. Я ощутил, что ответ для Ю важнее, нежели он хотел показать. — Например, отпустить её не здесь, а… Ты же говорил, что есть какие-то другие миры! И мир сновидений, Юме — своего рода врата в любой из них? Ты — юмеми, ты можешь это сделать? Я даже подался вперёд, обрадованный. Проще простого, взять и выпустить её в родной мир! Зачем заставлять животное тосковать в неволе? Пусть оно и сикигами… И так неизвестно, сколько лет ей довелось провести в свитке. А заколка, между прочим, чужая; не к лицу мне от ханьца дорогие подарки принимать. Чужое — всё равно, что краденое, правильно дедушка твердил. Руки обжигает… иногда — в самом прямом смысле! — Ну что, — решившись, повторил я, — выпустишь птичку? Тебе это не сложнее, чем почесаться! — Мне? Нет уж, со своим питомцем разбирайся сам! Послушай, как я могу освобождать её или не освобождать, если 'приручал' — ты? — взмолился он, видя, как предчувствие дурного тенью ложится на моё лицо. Повелитель Снов? Как же! Повелитель Уловок и Обманов! Или это одно и то же? — Подумай хорошенько, — в который раз повторил Ю, — с точки зрения здравомыслящего подданного твой поступок так же разумен, как действия человека, швыряющего в море сундук с золотом! Отобедав, мы вернулись в предоставленную мне опочивальню и сели на кровать. Надо собраться с душевными силами и погрузиться в мир грёз. С помощью ханьца, разумеется. Соседский мальчишка, выловленный гостеприимным хозяином, уже бежал в сторону гостиницы с вестью для Дзиро. «Собирайся, отправляемся завтра утром, после восхода солнца. Жди у Восточных Ворот». Хотелось бы верить, что я поднимусь в такую рань, даже если лягу прямо сейчас и не проснусь до самого отправления. Смущало одно: манила не постель, а образ купальни, наполненной тёплой водой. — Ю, — остановил я юмеми. — А у вас в хозяйстве есть купальня? Или бочка для отмокания? — О боги! — хозяин дома всполошился. — Прости меня, Кай! Как же я не подумал предложить?! — Да ничего, — улыбнулся я, — с кем не бывает… — Перед началом долгого пути очищение не повредит нам обоим, — продолжал тот. — Идём. После купания и спится более сладко! Прекрасно! Я вздохнул с облегчением, как любой человек, получивший отсрочку к выполнению долга. Который, разумеется, следует исполнить, да только неясно, с какого края к нему подступиться. Мы вернулись в коридор, выводивший в хранилище. Место, знакомое по прошлой ночи. — Сколько у тебя всякой всячины! — уважительно протянул я, рассказав хозяину, при каких обстоятельствах туда проник. — Должно быть, у покупателей глаза разбегаются… и хорошо, если не сами покупатели! — Да, захламлено изрядно, — признался тот. — Но я-то знаю, где что находится, а Мэй-Мэй туда и не заглядывает. Так что, на самом деле, там порядок. Не решившись отстаивать собственные представления об этом слове, я промолчал. — Что касается посетителей, это отдельная история, к делу не относящаяся. Если не вдаваться в подробности — то их я туда пускаю крайне редко. Да они внутрь и не рвутся. — Юмеми усмехнулся, а я заподозрил, что догадываюсь об истинной причине беспорядка в хранилище. Грабителям, вознамерившимся поживиться богатствами дома Ю, не позавидуешь. Найти в подобном беспорядке что-то дорогостоящее, а главное, бесшумно это извлечь не сможет даже самый сноровистый воришка. Хитрый малый этот ханец! — А меня самого это устраивает, — продолжал тот, как ни в чем не бывало. — И даже если расчихаешься от пыли, выискивая какую-нибудь вещь, то купальня рядом, за кухней. Проходи. Он сдвинул в сторону перегородку бамбуковой фусумы, которую я не заметил. Вот оно, проживание в чужом доме! Никогда не знаешь, какую часть стены можно отодвинуть, если она ничем не отличается от других и не снабжена особыми углублениями для рук. Хотя мудрые утверждают, что внимательность отпирает любые двери… За маленькой, но очень чистой кухней с прибранным очагом и аккуратным столиком, находился скрытый ширмой тупичок, где нас ожидала огромная бадья. Не очень высокая, зато широченная. Человека три могли разместиться с величайшим удобством. — Сколько же времени придётся греть воду? — поразился я, когда хозяин отодвинул ширму. — Здесь Кёо, а не Овара! — рассмеялся Ю. — У нас полно горячих источников, в них полгорода плещется. Оттуда и вода поступает. Смотри! Он поманил меня к бадье и указал на её дно. Я наклонился и намочил кончик носа. Ёмкость была наполнена прозрачнейшей теплой — да что там, горячей — водой. За её колыханиями я не разглядел, какие хитрые устройства таятся в глубине, но на слово поверил. Достаточно вспомнить ворота. Вот такие чудеса я люблю и уважаю! — Как гость ты вправе совершить омовение первым, — вежливо сообщил ханец. — Ничего не имею против твоего присутствия, — в том же ключе ответствовал я. — Жаль, саке нет, — буркнул ханец, проворно раздеваясь. — Разве без саке отмокнешь… пустая трата времени! «Жаль, нет Мэй-Мэй», — подумал я, развязывая пояс хакамы. — «Она бы спинку потёрла. Наверно… Возможно, даже мне!» Я обернулся к Ю. Он, уже полностью нагой, накручивал волосы на две палочки, чтобы не намокли при купании. Да, совершенство — оно и есть совершенство. И всё-то у него учтено. Не то, что у некоторых… Тут меня осенило, и я пошарил в рукаве хаори. Заколка была на месте. Сойдёт, хоть и женская. Выпущу пленницу, а затем торжественно верну безделушку хозяйке. И, кто знает… — Можно? — опасливо уточнил я. — Конечно, на одежду же нацепил беспрепятственно, — ответил он. — Если не будешь ставить целью высвобождение птицы и не выпустишь из рук надолго в расстёгнутом виде, ничего не случится. Слова его подтвердились. Мы по очереди окатили себя из кувшина и забрались в бадью, усевшись друг напротив друга, с полотенцами на макушках. Как говорится, темечко прикрыто — наготы не видно. Эх, хорошо! Только неловко играть в гляделки с малознакомым человеком и ничего при этом не пить. Как нарочно, терзавшие меня вопросы утонули в тёплых потоках, омывших тело. Отрешившись от суетных забот и треволнений, я всё же никак не мог расслабиться окончательно, а потому настойчиво выдумывал тему для беседы. Хорошо хозяину дома: спокоен и раскован, только поглядывает время от времени искоса, будто ожидает чего. Да, с таким надо держать ухо востро. Не завидую я тем, кому приходится с ним вести дела… Кстати, о делах! — Не будешь возражать, если я удовлетворю любопытство ещё по одному поводу? Ханец хмыкнул и прикрыл глаза. Я поспешил принять это за знак согласия. — Ты заявил, что действительно торгуешь предметами искусства и старины, но я понял, что это утверждение не в полной мере отражает все черты твоего ремесла. А учитывая способности юмеми… Скажи, этим ты тоже зарабатываешь себе на… как ты выразился, горсточку риса? Некоторое время я терпеливо ожидал ответа, но лишь когда вознамерился повторить вопрос в иной форме, Ю вздохнул и произнес: — Всё-таки, у тебя на редкость гибкий ум, любезный посланник. И жадный! Не хотелось мне забивать твою голову всякой ерундой, ну да сам напросился. Да, ты правильно сопоставил полученные сведения. — И много людей знают, что ты можешь повелевать сновидениями? — О, всё не настолько плохо! Видишь ли, я не склонен вдаваться в тонкости моих умений перед лицом каждого встречного. Полагаю, большинство и не догадывается, что приобретённые ими вещицы сами по себе не обладают необходимыми качествами… точнее, не обладали таковыми до знакомства со мной. — Ты как-то зачаровываешь предметы? — попытался я подобрать нужные слова. — Делаешь амулеты? Ханец пожал плечами, не открывая глаз. — Скорее, я наделён вполне объяснимым чутьём на вещи, предрасположенные к влиянию Юме и ответному воздействию на него. Даже удивишься, Кай, сколько их вокруг. Особенно среди старинных изделий. Тот обветшалый хлам, о котором ты столь нелестно отозвался, настоящий кладезь внутренней силы. Чьих-то горячих надежд, сбывшихся или несбывшихся. Мечтаний, грёз, страхов… Глубинный мир каждой из моих вещиц очень сложен. Настроить его на сновидения будущего владельца всё равно, что для играющего на биве[27] — придать струнам нужное звучание и вручить её постороннему. Но самое главное — подобрать покупателю ту вещь-хранитель, что подходит лишь ему одному, единственную из сотен. Так что не считай моё ремесло совсем уж бесхитростным, не требующим особого дара. Ага! Постепенно всё становится на свои места. Но откуда посетители-то берутся? Друг другу на ушко шепчут? И неужели столько людей в Кёо страдают от дурных сновидений? Я задал эти вопросы Ю. — Лишь немногие относятся к увиденному во сне серьёзно, — подтвердил мой собеседник. — Более того, никто и не ведает, что корни большинства болезней, бедствий, неудач и разочарований таятся в той части их жизни, о которой они забывают, протирая глаза поутру. А вот в пророческие сны верят многие, и рано или поздно попадают ко мне, по совету близких или знакомых. А ещё по Кёо ходят слухи, что безделушка, купленная в моей лавке, приносит удачу: поправляет здоровье, общественное и денежное положение, возвращает мир в семью и любовь супругам. Вот и считается, что дурно поступит тот, кто не приведёт к источнику своей удачи человека, которому она тоже нужна. А на деле вещи-хранители подобны лекарству, излечивающему ту причину, что пробудила болезнь в чахлом, изможденном теле: саму слабость, само бессилие. А когда душа исполняется сил, и появляется надежда — любые горести отступают. — Наверно, у тебя немало врагов среди обычных торговцев древностями? — Недавний рассказ Ю не выходил из моей головы. Злосчастный хозяин харчевни и его слова о другом ханьце… — Не так и много, — легкомысленно фыркнул юмеми. — Они ведь тоже люди. К тому же, я всегда плачу хорошую цену за собственные покупки у них. Так что им грех жаловаться. А мне — тем более! Некоторые находки вполне заслуживают того, чтобы пересечь ради них по солнцепёку весь город и выложить пару связок о-сэнов… — Ой, — воскликнул я, вспомнив о ещё одной непонятной истории, — а почему, когда Дзиро расспрашивал людей на рынке, ни один не разговорился? Старику здоровье бы не повредило, что ж они так? А соседи твои по кварталу вообще хором пели, что господин ханец цены не сложит, и простому человеку его товар не по средствам! Намеренно за нос водили, да? — А слуга твой на жизнь жаловался? Он про меня больше вынюхивал, а этим на откровенность только слабоумного вызвать можно. Что же касается кварта-ала… Ю потянулся и зевнул, с умиротворённым видом работника, чей день подошёл к концу. Да так заразительно зевнул, что я сам последовал его примеру. — Что каса-ается квартала, то местным жителям и незачем тратить деньги. Я, конечно, торговец — но не торгаш. Последняя подлость, на чужих бедах наживаться. Нет, Кай, у моих соседей и без того лучше всех дела обстоят, можешь мне поверить. Потому-то я им ничего и не продаю, хотя приходят то и дело, любопытством донимают — вот как некоторые… — Нельзя ли пояснить? — я сделал вид, что не расслышал намёка. — Пока нельзя, — на губах юмеми, снова умостившегося в тёплой воде по самую шею, заиграла насмешливая улыбка. — Не хватит ли с тебя на сегодня, любопытное дитя? — Не хватит! — заканючил я, пытаясь соответствовать полученному описанию. — А мне кажется, так даже чересчур. А сам я, пока саке не увижу, больше и рта не раскрою. Нет саке — нет рассказов! Не понимаю, что за радость можно испытывать от купания и беседы, когда под рукой нет чашечки крепкого саке?.. Не знаю, что там полагал Ю, но я и без саке чувствовал себя просто замечательно. Хотя, наверно, он прав. Могло быть лучше. Я вздохнул. — Скажи, Ю… — Ум-м? — А когда вернётся Мэй-Мэй? Мой спутник по омовению лениво приоткрыл один глаз. Вот теперь-то я рассмотрел! Чёрный, как манящая южная ночь с огоньками ярких звезд. Мои гораздо светлее. — А тебе она приглянулась? — Всего лишь хотел узнать, когда она принесёт… — я сделал попытку выкрутиться. — Да понял, понял! Думаю, к тому времени мы уже отсюда уйдём. — Обидно, — протянул я. — Так и уеду, глубоко несчастный, не испробовав столь восхваляемого тобой напитка в достойных его условиях. — Я снова зевнул, наверно, от огорчения. — Не страдай, мы захватим его с собой. — А девушку, — сонно поинтересовался я, — её тоже? — Непременно, — успокоил меня будущий попутчик, и удовлетворённый ответом, я задремал, нежась в тёплой воде. Кажется, Ю ещё что-то произнёс, но его голос погрузился под тёмную поверхность и уже не вынырнул. Жарко… так жарко, что и век не поднять — за глаза страшно. Кожа пылает, будто меня засунули в печь. Неужели это родной мир сикигами Пламени? — Кай! Ты не забыл, с какой целью сюда явился? Если можно так выразиться… Ну конечно! Не следовало расслабляться, когда рядом этот невыносимый… — Ты где? — я сделал поворот и огляделся, почти не разлепляя ресниц. Алые круги и точки заплясали перед глазами, как если смотришь на солнце. Как если солнце повсюду! Голос юмеми тоже окружал меня, и это наводило на подозрения. — Почему тебя снова нет рядом? — требовательно спросил я. — Привыкай, — в шелковистом голосе прозвучала издёвка. Легко говорить, его могущество здесь беспредельно! — Привыкай к самостоятельности. Горло тоже печёт, но говорить могу. Надо пообвыкнуть, приспособиться. Выгадать время. — Ты что, решил поделиться всеми знаниями? — со мной случился новый приступ детского любопытства. — И через несколько лет я буду таким же, как ты, о, мой наставник? Так вот, почему ты поведал мне столько… — Размечтался! — сурово отшил меня тот. — Ещё чего не хватало, преемников разводить! Сначала учи их, затем лечи их… — Жестоко… — Ты собираешься выпускать свою птицу или тебе здесь понравилось? И хватит жмуриться. Это входит у тебя в привычку. Пришлось повиноваться и открыть глаза. Раз юмеми убеждён, что это не опасно… Сказать по правде, понравиться здесь могло только одному человеку. Моему слуге. Всё-то он жалуется, что его, старика, следует содержать в тепле и уюте, завёртывая в толстые покрывала и прикладывая нагретые кремни к больной пояснице. Вот тепла и чёрных кремней здесь было предостаточно! Я стоял на вторых, а первое изливалось на меня откуда-то сверху, куда я боялся посмотреть, вместе с потоками ярчайшего света. И всех звуков — едва слышное потрескивание вокруг, словно то один, то другой камень не выдерживает, раскалывается от жара. Но если бы это соответствовало действительности, я бы, наверно, давно уже… — Что это за мир? — спросил я у невидимого Ю. — Пограничный мир Юме, — по своему обыкновению, доступно объяснил тот. — Пограничный между чем и чем? — Между тем и этим. Мир, где существуют лишь две стороны, которые он разделяет и, в то же время, объединяет, и они могут являться чем угодно. Например, прямыми противоположностями, как огонь и лёд. Но в подобном месте ты бы, пожалуй, не выжил… Я выбрал относительно безобидное сочетание. — Сочетание сторон? Тепло и камень? — догадался я. — Не совсем. Твердь и то, что лишено твёрдости. Последнее ты ощущаешь как тепло и свет, согласно своему разумению. Но сейчас важнее поверхность между ними. Между тем, что имеет форму и материальное воплощение, и тем, что ими не обладает. — Как заколка и сикигами Пламени! Чтобы их разделить! — Ну надо же! Молодец. — И что теперь делать? — Скакать от счастья! — съязвил юмеми. — Попрыгаешь немного, авось с тебя заколка сама свалится. Смешной ты человек: о сложном догадываешься мгновенно, а простое в упор не замечаешь. — А! — дошло до меня. — Понял. Да, я такой! Заведя руку за голову, я не с первой попытки отстегнул застежку. Выходит, надо положить её на землю — то есть, на поверхность между тем и этим. Разумно. Я так и поступил. Спустил петельку с иголочки, напоследок погладив золотое плетение. Лети! Подальше от нашего мира, где нельзя доверять даже тем, кому служил столетиями. Улетай поскорее, малышка! Отчего-то даже и не вспомнил, сколь большой и грозной казалась сики, восседающая на арке ворот. — Ты бы отошёл, — посоветовал Ю, когда я постоял некоторое время, не отводя напряжённого взгляда от одиноко мерцающей среди камней вещицы. Я вздохнул, но удалился на достаточное расстояние. Отсюда, если приглядеться, можно было заметить лишь слабый огненный отблеск. Огненный? Я напряг зрение. Так и есть, заколка сияла, излучая непредставимое сочетание цветов от ярко-зелёного и голубого до различных оттенков красного. Пламя, пробивающееся из её глубин, становилось всё шире, мощнее и алее, постепенно принимая форму птицы, сначала размером с фазана, затем — величественно-огромной. Она трепетала и била крыльями, пытаясь оторваться от поверхности — и, наконец, ей это удалось. Фигура, сотканная из огня, взмыла вверх и обрела свободу. На меня она даже не взглянула. Полагаю, что к лучшему. Я осознал, что всё это время стоял, затаив дыхание. Ю тоже молчал. — Знаешь, — я сглотнул, — если умру, скажем, завтра — и то не будет обидно! — У тебя есть возможность умереть сегодня, — в голосе юмеми сквозило холодное веселье. Словно ушатом воды окатил, насмешник высокомерный! Чтобы я хоть однажды расчувствовался в твоём присутствии! — Кай, я не шучу. Если ещё немного здесь проторчишь, это наверняка произойдёт. А ну, выметайся отсюда! Кыш, птичка! Заботишься о нём, а вместо благодарности… И я проснулся, едва не захлебнувшись в воде, попавшей в рот и показавшейся ледяной. Аж сердце схватило. Ю, прильнув щекой к краю бадьи, зашёлся озорным смехом при виде моей растерянности. Ну разве так можно? Не предупредив, исподтишка, взять и усыпить… И как тебе после этого доверять, подлец ты эдакий? Постой-ка. А в руках у тебя что? Откуда кувшин? Ах, так ты действительно окатил меня холодной водой… да я ж тебя сейчас этим самым кувшином!.. Я потянулся к орудию справедливого отмщения, привычным движением отвёл от лица пряди, закрывающие поле будущего сражения, и тут… — Ой! Заколка! — опомнившись, я спохватился и зашарил в воде. Полотенце припало ко дну, а волосы расплелись и плавали на поверхности, словно рыжеватые нити водорослей. Что за невезение, потом со всего тела собирать! — Вылазь-ка наружу, — не выдержал Ю, оттеснённый к стеночке и увёртывающийся от моих шарящих движений. — Не найдешь, и не пытайся! Пограничные миры алчные и упрямые, каждая сторона на себя тянет. Что принёс — с тем можешь сразу распрощаться. Да и Мэй она не к лицу, девочка такие не носит, разве я не говорил? На примерку оставлял, хотел подготовить для одной покупательницы. Да выходи же ты, наконец! Сколько можно?! Нет её… там! Совсем перегрелся! Я вздохнул и неловко выкарабкался из бадьи. Мысль обманом завоевать расположение девушки, вернув ей якобы потерянное украшение, прельщала, но… Когда она растворилась в воздухе, как пламенная сики, я остался немножко раздосадованным и очень… счастливым. |
||
|