"Земля лишних. За други своя" - читать интересную книгу автора (Круз Андрей, Круз Мария)

Территория Ордена, о. Нью-Хэвен 22 год, 19 число 10 месяца, вторник, 20:00

После обеда в компании Светланы и Кати опять пытался накопать информацию о Родмане и леди Анабелл. Информации вагон, а вот информации по делу — ноль. Но информация-то у меня здесь всё больше местная, которая касается Новой Земли. А кто сказал, что эта самая Анабелл отсюда? Что у нас уцелело от архива пассажирского терминала «ворот»? Всё за прошлый месяц и все предыдущие. Утрачена только информация за месяц нынешний, но в данном случае это не принципиально.

Покопался в списках и кое-что нарыл — фамилия Уилфри повторяется регулярно. Она не отсюда, она «оттуда». А к земному Интернету мы не подключены: всё же держать постоянный канал связи через «ворота» невозможно. И мне пока ещё не к кому обратиться на той стороне. Вот развернут наши «трофеи» — тогда можно будет что-то сделать. А просить о помощи Отдел не следует: чёрт его знает, что за камень я переверну. И какие тараканы оттуда кинутся. Мой поиск должен быть направлен на поиски «предателя», а не на сбор информации о неприкасаемых. Потому что по всем местным данным выходило, что леди Анабелл Уилфри проживает в частных владениях, а там сироты не живут.

Ладно, что мы имеем с гуся? Мы имеем обоснованное предположение, что Родман работал на кого-то, кому отдавал львиную долю доходов от реализации наркотиков, потому что тот поток наркоты, который он переправлял в «ворота», стоил намного больше, чем те средства, которыми располагал Родман лично. Я проверил записи багажного терминала «ворот». Бернстайн увозил с собой обычно до центнера прибавочного веса, потому что в эту сторону через «ворота» он проходил налегке. Центнер. Не много вообще-то: даже Хоффман привозил больше из Нью-Рино. Тоже интересно.

Родман покидал Новую Землю регулярно, не реже двух раз в месяц, оба раза с багажом и тоже около ста килограммов прибавки каждый раз. Вот здесь может быть слабое место противника. Они не озаботились скрывать записи багажного терминала, потому что там нет никаких сведений о характере груза. Но я могу попробовать поискать людей, которые едут сюда без багажа, а отсюда — с багажом, и для кого это тенденция. Затем запустить перекрёстный поиск и попытаться увязать их фамилии или с Родманом, или с Бернстайном, или с кем-то из двух родмановских прихвостней.

Таких людей оказалось двое — фамилии их мне ничего не говорили. Ещё катались через «ворота» с багажом сами Хоффман с Маллиганом, и тоже до центнера при каждом. Странно, а почему они вынуждены были перевозить всё вручную? Не хотели раскрывать характер груза на грузовом терминале? Почему? Стеснялись? Или доходы с грузового терминала идут кому-то другому, и они не хотели делиться? А кому идут доходы с грузового терминала, если даже идиоту понятно, что здесь всё разделено между членами Совета Ордена, а все остальные работают на них? Кстати, я из членов Совета знаю только Гольдмана, и больше никого, и то потому, что он курирует Отдел. Кто входит в Совет — тоже сплошная тайна. Даже для Отдела.

А вообще надо бы ещё найти способ собрать хоть немного информации о «Территории частных владений». Потому что сейчас по части информации это настоящая чёрная дыра. Вообще ни слова — разве что упоминание о факте существования таковой. Ни о населении, ни о структуре, вообще ничего. Даже карты местности нет, и даже маршруты орденских самолётов это место обходят стороной, видимо, чтобы избежать наблюдения с воздуха. Охрана там частная, кому подчинена — неизвестно, у них даже форма другая, не орденская. Есть подозрение, что её финансируют вскладчину тамошние жильцы. За пределами ни разу никого в такой форме не видел, но это вовсе не значит, что они не выходят: просто переодеваются.

Марта Гринблатт открыла мне доступ к архиву распоряжений и приказов, но там я ничего нового за подписью Родмана не нашёл, разве что усмехнулся, почитав приказы, несомненно изобличающие его как «предателя». Ещё раз повторюсь — или делай работу сам, или не делай вообще, но никогда не перепоручай свою работу другим. Другие сделают её так, как нужно будет им, а не тебе. Знал бы сам Родман в своё время, что он «подписывал», — может быть, и сейчас сидел бы здесь, командовал.

Так я просидел за столом до двадцати ноль-ноль, пока у меня на экране не замигал вызов от «Джулии Соронцо. Ресепшн». Я подтвердил обмен сообщениями, и выскочила надпись: «Мы едем в Бантустан?» Ну что же, поехали. Посмотрим для общего развития, а заодно и узнаем, как зарабатывает себе на бутерброды Жак Гольдман, если компания «Новая жизнь» работает на него.

Я вышел из сети и отключил терминал. Никаких записей я не делал, поэтому собирать бумаги и папки необходимости не было. Дверь в кабинет распахнулась, и вошла Джулия.

— А, Джулия, не стоило беспокоиться, я бы зашёл за вами.

— Ничего, мне не трудно самой зайти.

Она прикрыла за собой дверь в кабинет. Ещё один намёк в стиле: «Мы здесь вдвоём, и нас никто не видит». Красиво встала, улыбается. Да, не знай я подоплёки событий, мог бы и повестись: девушка красивая. Хотя в этом месте вестись хоть на что-нибудь — шаг в неизвестность, как пиво с утра. Здесь люди редко делают что-то просто так, поэтому лучше быть стойким.

— Можем ехать.

Я старательно не понимаю намёков, при этом оставаясь радостным и дружелюбным, в общем — олицетворение здорового идиотизма. Впрочем, не понимать намёков — в прошлой жизни это был мой главный и излюбленный метод давать понять излишне настойчивым девушкам, что не расположен к эскалации отношений. Вся система развития отношений между мужчиной и женщиной состоит из намёков, которые понятны обоим, и если реагировать на весь их набор взаимным пониманием, то путь до постели оказывается коротким и быстрым. Степень понятливости регулирует скорость этого романтического путешествия, а явная непонятливость делает его невозможным. Во многих случаях — к счастью.

Интересно, а как она намерена сделать запись? У неё установлена камера в спальне или она носит её постоянно с собой? Сколько всё же в мире тайн…

Я распахнул перед ней дверь кабинета, пропустил перед собой, скорее выталкивая её в коридор, и мы вышли из здания на стоянку. Рабочий день заканчивался, и люди рассаживались по машинам, болтали возле них. Катя со Светланой как раз усаживались в «мерседес» последней, и, когда они увидели нас с Джулией, в глазах Кати мелькнул оттенок торжества. Ну-ну. Я провёл Джулию к прокатному «рэнглеру», не стал проявлять излишней вежливости, открывая перед ней дверь, а просто уселся за руль и завёл двигатель. Она уселась на сиденье рядом.

— Куда ехать?

— Выезжаем на дорогу — и направо. Это минут двадцать — двадцать пять.

— Хорошо.

Давно я не катался на машине с автоматической трансмиссией. Рука всё время норовит ухватиться за рычаг, а левую ногу трудно заставить стоять на полу спокойно, раз педали сцепления для неё нет. Отвык я и от бензиновых двигателей — в этом мире дизель намного предпочтительней оного, тяговит и экономичен. На таких «рэнглерах» с четырёхлитровыми рядными «шестёрками» катаются только бандиты в Нью-Рино и обитатели острова Нью-Хэвен.

Выехав на дорогу, я поехал в сторону базы Патрульных сил. Джулия сказала, что перед поворотом в Бантустан будет указатель, а сам поворот точно напротив поворота на базу. Я вспомнил, где это. Когда-то разворачивался там. Всю дорогу до этого поворота мы болтали ни о чём. Джулия была мила, обаятельна, дружелюбна, но не форсировала события. Ну что же, у неё хватает ума понять, когда не следует слишком давить. Хотя бы это делает ей честь. Зато она рассказала мне много интересного. Оказывается, Бантустан почти самостоятельная территория, вроде тех самых бантустанов в ЮАР, которые организовывались белыми во времена их управления страной для местного населения, где тем предоставлялась возможность жить своим умом.

Здесь было почти то же самое. Была даже своя полиция, которая ограничивала доступ посторонних на территорию Бантустана и надзирала за порядком внутри. Полиция формировалась тоже из выкупленных рабов, и надзор за порядком и был их «трудоднями». Впрочем, по окончании срока расплаты по кредиту большинство местных полицейских так и оставались на службе, получая сразу же повышение до капрала или сержанта. Для этой работы на рабских рынках покупались самые сильные и здоровые.

Официально полиция Бантустана подчинялась командованию Патрульных сил, но сейчас её были намерены переподчинить Отделу, поскольку надзор за благонравием скорее его прерогатива. Кроме того, в верхах муссировалась идея о необходимости создания Полицейских сил Ордена. Патрульные силы были «слишком военными» для несения таких обязанностей и вообще не имели возможностей вести расследования. Новосформированный Отдел был скорее структурой «для чтения в сердцах» и разведслужбой, и заниматься охраной правопорядка по всей территории орденских земель ему было не с руки, тем более что слишком увеличивать штат Отдела никто не собирался. Это вообще не орденская привычка — раздувать штаты. Но в случае с полицией Бантустана её все же намерены были поставить под контроль Отдела, чтобы у руководства этой самой полиции лишние мысли в голове не заводились.

Сам же Бантустан делился на посёлки «работников» и посёлки «постоянно проживающих». В «работниках» числились те, кто ещё не выплатил свой кредит. «Работники» были относительно ограничены в правах, то есть не могли сами выбирать себе место жительства, а расселялись централизованно, для «снижения расходов по доставке к рабочему месту». «Постоянно проживающие» вели самый обычный образ жизни, потому что остаться на этом месте — был их личный выбор. В их посёлках товарно-денежные отношения строились на самом обычном наличном обороте, в то время как в посёлках «работников» все расчёты производились безналично, путем вычитания из перечисляемого на личный счёт жалованья.

В посёлки «постоянного проживания» белым не было доступа вообще, за исключением официальных лиц и по служебным делам, а в посёлках «работников» доступ был лишь в ограниченные места, именуемые «биржами»: нечто вроде открытых кафе на окраинах посёлков, куда приезжали те, кто хотел нанять работника за почасовую плату, и куда шли из посёлка те, кто хотел заработать лишний «трудодень» или пару таких. «Парами» чаще всего зарабатывали молодые и симпатичные женщины, которых нанимали навести порядок в квартире или доме, а заодно и оказать «попутные услуги». Впрочем, зачастую только для «попутных» их и нанимали. Затем работодатель перечислял деньги на счёт компании «Новая жизнь» и расписывался в личном табеле работницы, подтверждая, что она (он) отработали на него столько-то времени.

Не обходилось без злоупотреблений — случалось, что работодатели из вредности или желания поглумиться не оплачивали работу и отказывались подтвердить её подписью, но с этим боролись. Компании «Новая жизнь» такие клиенты совсем не нравились: на них накапливалась статистика, и их навсегда отлучали от права найма рабочей силы, на них подавали в суд.

Вообще вся эта система современного рабства не выглядела на первый взгляд зверской. Ничего подобного: она выглядела «эффективной». Было видно, что её изобретал и продумывал профессиональный менеджер, управленец с холодным и рациональным умом, думающий лишь о том, что предприятие должно давать прибыль и при этом работать стабильно. Все остальные мотивы не имели здесь права на существование. Поэтому не было здесь места пасторальным плантаторам с кнутами и собаками, не напоминало это и ГУЛАГ. Это был колхоз с «трудоднями», главной премией в котором было право переселиться в капитализм, а «трудодни» конвертировать в твёрдую валюту.

Даже сам факт наличия Бантустана имел двойное предназначение — не только отделить его от «чистой публики», но и дать возможность проживающим в нём создать другую, свою систему ценностей. Младший менеджер заправки, например, зарабатывал не очень много, гораздо меньше, чем белый на ступеньку выше его. При этом белый не мог быть менеджером заправки: он мог возглавлять сеть заправок или владеть оной. И если бы чёрный менеджер заправки вдруг стал жить в «курортной зоне», то он бы страдал там от нищеты и ущербности по сравнению с соседями, а проживая в Бантустане, он становился по местным меркам состоятельным человеком. Привязывался он к жизни в Бантустане и экономически. Например, орденский банк с удовольствием выдавал африканцам с постоянной работой кредиты на покупку жилья в Бантустане, но нигде больше. Товары для Бантустана не облагались налогами, и даже продукты в магазинах там были дешевле, чем где-либо ещё. Никакого внешнего принуждения, всё управляется экономикой. Зато и платить жителям Бантустана можно было намного меньше, и получалось, что под рукой всегда есть «заповедник» дешёвой рабочей силы.

Вскоре мы спустились почти к самому берегу, и вихлявшая по склону дорога разделилась на две. Правая вела на базу Патрульных сил и к причалам катеров Береговой охраны, а левая шла как раз в Бантустан. Минуты через три езды мы проскочили через пикет Патрульных сил, где стояли два «хамви», и ещё через минуту упёрлись в шлагбаум возле деревянного навеса с надписью «Въезд в Бантустан». У шлагбаума дежурили четверо африканцев в униформе, состоящей из синих брюк с широкими красными лампасами, белоснежной рубашки с короткими рукавами и с синими погонами на плечах и синих фуражек с красными околышами. Чёрные ботинки были начищены до блеска. На поясах у них висели открытые кобуры с торчащими из них рукоятками потёртых ветеранов — «Кольт M1911» калибра сорок пять, деревянные дубинки с обшитыми кожей ручками и хромированные наручники. В пирамиде под навесом виднелись немолодые винтовки M1 «гаранд». Вооружили чем не жалко.

Один из африканцев с лычками капрала на погонах подошёл к нам, заглянул в салон машины и спросил по-английски с неизвестным мне акцентом:

— Какова цель вашего визита на территорию Бантустана?

— Наём рабочей силы, — ответила Джулия.

— Вы знаете правила посещения?

— Разумеется.

Капрал махнул рукой своему коллеге, и тот поднял шлагбаум. Мы проехали дальше. Дорога оставалась асфальтовой, но ответвления от неё уже были засыпанными гравием просёлками. Вдоль дороги виднелись указатели с надписями «Деревня №1», «Деревня №2», которые указывали влево, и указатели на посёлки с названиями, которые указывали вправо. Я спросил, что это значит, и Джулия сказала, что в номерных посёлках живут «кредитники», как я окрестил их про себя, а в посёлках с нормальными названиями — уже «вольнонаёмные». Поэтому посёлки для вольнонаёмных, как я узнал, были расположены в местах посимпатичней и покомфортней, на берегу, где были пляжи и море. Но, как выяснилось, нам туда ходу не было. Если бы я предъявил свой золотой жетон, я мог бы проехать спокойно, а вот Джулии, с её серебряным, пришлось бы запрашивать отдельную авторизацию на такой визит. Мы могли заезжать исключительно в номерные посёлки. Я поинтересовался у спутницы, для чего такие строгости, и она сказала, что это придумано для того, чтобы здесь не было праздношатающихся белых, чтобы дали африканцам спокойно жить так, как им самим нравится. Возможно, возможно, но я как-то уже разуверился в чистом альтруизме хоть чего-либо, приближённого к Ордену. А закрытость — палка о двух концах. Можно заботиться о спокойствии жителей, а можно… да мало ли что можно?

Пару раз нам навстречу попадались небольшие разноцветные автобусы с африканцами за рулём. Джулия сказала, что это рейсовые, между Бантустаном и «курортной зоной». Именно на них большинство вольнонаёмных и нашедших халтуру «кредитников» добирается до работы. А мы же доехали до «Посёлка №4», остановились на гравийной парковке возле довольно большого открытого кафе, вышли из машины, и Джулия провела меня внутрь. Мы сели за столик, к нам из-за стойки подошла полная женщина средних лет с очень чёрной кожей и волосами, заплетёнными в мелкие косички, и приняла заказ на две минеральные воды с газом, лимоном и льдом.

Из нашего кафе хорошо был виден весь посёлок. Он выглядел скучновато, но аккуратно. Двухэтажные дома-бараки, каркасные и облицованные сайдингом, парочка магазинов, продуктовый и одежды, два открытых кафе, в одном из которых виднелись сцена и музыкальные инструменты на ней. Пока на улицах было немноголюдно, и преобладали среди гуляющих женщины, преимущественно молодые и ярко одетые.

— Это женский посёлок, — пояснила Джулия. — Раньше посёлки были смешанными, но потом их расселили. Как ни странно, так меньше проблем, меньше драк, меньше скандалов. Когда кредит за выкуп выплачивается, тогда они переезжают в нормальные посёлки, где живут как хотят, или едут обратно в Дагомею — кому что больше нравится.

— А как насчёт детей здесь? — сразу спросил я, заметив некую странность. — Обычно в африканских посёлках детей в несколько раз больше, чем взрослых.

— До выплаты кредита беременности запрещены, — ответила она. — Что ни делай, но мужчины к женщинам бегают, напрямую это вовсе не запрещено, запрещено только совместное проживание. И не смейтесь, здесь в каждом доме целые коробки бесплатных презервативов, можно получать противозачаточные пилюли тоже бесплатно, и на самый крайний случай — прерывание беременности по очень льготной цене, хорошими специалистами, в кредит.

— А если не хотят прерывать? — залюбопытствовал я.

— Тогда кредит гасится из уже сделанных накоплений, если их хватает, и женщину отправляют в Дагомею с остатком накоплений или с пособием для новопоселенцев, не помню, сколько там для Дагомеи полагается. Так, кажется.

— А если не хватает?

— Покрывают, сколько удаётся, остаток кредита распределяется на всех жительниц этого посёлка, и каждой из них приходится ещё поработать за заберёменевшую подругу.

— Понятно: коллективная ответственность — всегда работает, когда за проступок одного отдуваются все, — кивнул я. — А с забеременевшей что?

— Не знаю, честно говоря, — пожала плечами моя спутница. — Вроде бы передают её властям Бантустана, а уже те решают, что делать дальше. Но не уверена.

— Продают там, где купили до этого? — усмехнулся я.

— Нет, ну что вы… наверное, просто отправляют в Дагомею, — даже замахала она руками. — Не знаю. Я не думаю, что кто-то так уж держится здесь за беременность. Понимаете, их же выкупили у работорговцев, их всех ждала ужасная судьба. Они ограничены в правах и много работают, но даже то, что попадает им на счёт при выплате кредита, всё равно намного больше, чем они могли бы заработать в Дагомее, Судане или Нигере за это же время, будучи свободными людьми. Они здесь богаче, чем были до того, как попали в плен. Никто не выплачивает кредит больше десяти лет, а большинство рассчитываются лет за пять. После окончательного расчёта они свободные люди и могут работать в нормальных местах. Согласитесь, жить в чистом домике и водить автобус здесь — всё же лучше, чем жить в хижине и ковырять мотыгой сухую землю там.

— Возможно, — согласился я. — А вот эти барышни, что вокруг нас собираются, это потенциальные работницы?

— Да, именно.

Вокруг нас действительно собралось около полутора десятков молодых африканок. Джулия встала и громко сказала:

— Уборка апартаментов, смена белья, сдача в стирку и всё прочее. Оплата — один день.

— А господину работница не нужна? — улыбаясь во весь рот и демонстрируя крупные белые зубы, спросила девушка лет двадцати с очень короткими, завивающимися крошечными колечками волосами и одетая в яркое, в крупный жёлто-красно-бело-синий горошек платье, расцветкой напоминающее таблицу для проверки на дальтонизм. — За три дня оплаты, и умеет всё-всё-всё, как девушки в отелях?

— Нет, ему не нужна, — отрезала Джулия. — А мне нужно навести порядок.

— Я могу приехать завтра с утра, — подала голос невысокая полноватая женщина лет тридцати, как раз очень «горничного» вида. — Большие апартаменты?

— Нет, совсем небольшие, с одной спальней. Три часа работы, не больше, а оплата — полный день.

— Давайте адрес.

Женщина протянула Джулии нечто вроде ученического дневника, куда Джулия записала свой адрес и сколько дней она намерена использовать работницу. Компания «Новая жизнь» следила, чтобы её работников никто не обманывал. Потому что деньги шли всё равно на счёт компании.

— А что-то немного нанимателей здесь сегодня… — сказал я Джулии.

— Это потому, что наш офис ближе всех, — ответила она. — Сейчас начнут подъезжать.

— А что, здесь так и перебиваются случайными заработками?

— Нет, это те, кто подрабатывает в свои выходные. А так у всех есть постоянная работа, — пояснила она, а затем спросила: — Ну, я все свои дела здесь закончила. Отвезёте меня домой?

— Конечно.

Мы допили минералку и пошли к машине. Джулия была права: к тому времени, как мы выехали со стоянки, у кафе припарковались ещё три машины. Кто-то ещё предлагал местным обитательницам подхалтурить. Мы выехали из посёлка на основную дорогу, миновали автобусную остановку, на которой стояли несколько мужчин и женщин, ожидавших автобуса, отвозившего их на работу. Почти все они были в различного вида униформе — отелей, всевозможных сервисов, клубов. Когда мы ехали по дороге в сторону шлагбаума, навстречу начали попадаться мотороллеры в изрядном количестве: обладатели собственного транспорта, «вольнонаёмные», возвращались с работы. Попалась и машина местной полиции — старый армейский «матт» белого цвета с синей полосой вокруг борта, с мигалкой на торчащей вверх из крыла штанге. В нем сидели двое в белых рубашках и синих фуражках, очень важного вида.

Интересное местечко Бантустан. Я подозревал что-то такое, глядя на расовый состав обслуживающего и руководящего персонала на острове Нью-Хэвен, но не ожидал такой практичной, аккуратной и безошибочной организации процесса принуждения к труду. Машина работала сама по себе, потому что была так хитро придумана. Все следили друг за другом, отвечали друг за друга, а те, кто избавился уже от груза кредита, автоматически возвышались над не выплатившими и даже получали над ними некую власть. Своя полиция, которой хорошо «зачёркивают трудодни» и звание капрала как минимум гарантировано после выплаты кредита. И при этом, руль за сто даю, местная полиция наверняка не столь цивилизована, как орденские Патрульные силы. Такие полиции обычно и создаются для того, чтобы другие рук не марали, — практика известная.

Ладно, всё равно, кроме теоретических умственных упражнений по изучению схемы управления, никакой другой пользы я из этого Бантустана для своего дела извлечь не могу. Разве что следует учесть, что на его территории есть небольшая бухта, где стоят рыбацкие лодки, обеспечивающие весь остров рыбой и моллюсками, и туда же периодически приходит транспорт с людьми, который привозит выкупленных рабов с Юга и увозит отработавших своё на острове в Дагомею. В перспективе такое знание может пригодиться — всё же лишняя «точка входа» как-никак.

Джулия между тем развлекала меня беседой о жизни и развлечении на острове. Я был подробно посвящён в список её любимых клубов, баров, ресторанов, узнал, где самые лучшие теннисные корты, где можно кататься на горном велосипеде и где на лошадях, а ещё — где самый лучший шопинг. Вот за это спасибо, это и Боните впредь пригодиться может, да и я не с пустыми руками домой полечу.

Когда мы выехали из-за стены на «воротную» площадь, меня вдруг осенило, как можно разрешить проблему с дефицитом информации из-за «ленточки». Всё так просто и доступно — только надо вовремя сообразить.

— Джулия, скажите, а мы можем сделать крюк через то самое «торговое место»? Я хочу запомнить дорогу и вообще оглядеться там.

— Конечно. Это почти по дороге к моему дому.

Действительно, найти широко раскинувшийся, изрядного размера «молл» труда бы не составило и без подсказки. Затем я отвёз Джулию домой, почти без труда отклонив её приглашение подняться к ней на чашечку кофе или ещё чего-нибудь. Наверное, камера у неё в спальне стоит, не иначе, потому что в руках у неё с собой не было ничего, в чём камеру можно было бы скрыть.