НА ГРЕБНЕ «ВОЛНЫ»

Кто же они, эти новые «монолиты»? Прежде всего, Брайн Олдисс, Джон Браннер и Джемс Боллард.

Творческая судьба Олдисса в этом смысле наиболее типична, его успехи и неудачи лучше всего характеризуют путь всего движения. С литературной точки зрения он был и остается самым тонким стилистом, наиболее разносторонне одаренным и образованным из английских фантастов. (Видимо, сказался опыт редакторской работы — в течение ряда лет Олдисс заведовал отделом критики в «Оксфорд мейл».) Его произведения — в большей степени смесь эмоционального настроя, воображения и стиля; на эти «составляющие» нанизываются вторичные для Олдисса сюжет и идейное содержание.

Успехом пользовались уже ранние его романы — «Без остановки» (1958), «Теплица» («Долгие сумерки Земли») (1962), «Серая борода» (1964), «Темные световые годы» (1964). В них речь шла о вещах, в общем-то знакомых западному читателю: мир после катастрофы, дальний космический перелет, эволюция мини-общества, замкнутого в пространстве и во времени, проблема контакта с инопланетянами. Потом Олдисса словно подменили — он сразу же примкнул к «Новой волне», превратившись в одного из ее бесспорных лидеров. Интересно, что сам писатель вовсе не считал себя таковым. «В действительности я не принадлежу к „Новой волне“, — писал он, — и без особого восторга воспринимаю произведения, написанные в этом стиле. Я, скорее, камень — нет, остов затонувшего корабля, который волна перекатывает с места на место…»

Но несмотря на такие высказывания, Олдисс выпускал книги, наиболее ярко иллюстрировавшие декларации сторонников «Волны». Уже в сложном романе «Век» (1967) он перемешивает традиционные в фантастике путешествия во времени с более современными галлюцинаторными «путешествиями духа». И мысленные путешествия художника Эда Буша в девонское прошлое нужны автору не для описания приключений или популяризаторских лекций; в романе причудливым образом переплетены концепции цикличности цивилизации, «обратного времени», анархистской свободы и даже какой-то космической религии…

«Век» послужил своеобразной «пробой пера», зато два последующих романа Олдисса, «Доклад о Вероятности-А» (1968) и «Босоногий в голове» (1969), были восприняты, и справедливо, как программные произведения «Новой волны».

Вкратце охарактеризовать «сюжет» первого романа не представит труда — сюжета, а равно и образов, композиции, концептуального стержня в романе попросту нет. Остался лишь стиль сам по себе, самодовлеющая ценность, полностью заворожившая писателя. Формально речь в книге идет вот о чем: группа исследователей, принадлежащая одному пространственно-временному континууму, составляет отчет о наблюдениях за другим вероятностным «миром». Постепенно в рассмотрение вовлекаются еще четыре «параллельные вселенные», отражающиеся друг в друге и образующие так называемую «дурную бесконечность» типа: нам показывают фотографию, на которой нам показывают фотографию, на которой… и так далее. Заинтересовать такое произведение может разве что любителя изощренных головоломок.

Если о «Докладе» изложение подчинено абсолютному объективизму в стиле французского антиромана, то во второй книге, названной критикой «„Улиссом“ научной фантастики», писатель ударяется в противоположную крайность. На сей раз в качестве метода он выбирает субъективный «поток сознания». Место действия — Европа недалекого будущего, отброшенная духовно на столетия назад; причина регресса не термоядерная война и не природная катастрофа, но катастрофа в душах людей, вызванная наркотической бомбардировкой. Главный герой — подросток Колин Чартерис, начитавшийся философа-мистика Успенского и колесящий без видимой цели по израненному, задыхающемуся от спазм разложения и варварства континенту…

Итак, сменился согласно духу времени антураж: вместо ядерных боеголовок — «галюциногенные», вместо подстриженного, гладко выбритого космонавта — нервный, дерганый подросток, потомок хиппи. В самой же идее будущего апокалипсиса западный читатель не найдет для себя решительно ничего нового.

Но это все образы, детали, а вот что касается сюжета — то он буквально вязнет в стилистических «джунглях», и пересказать его кратко не представляется возможным. У. Этелинг (псевдоним известного, ныне покойного писателя-фантаста Джемса Блиша) в своей критической монографии посвятил пересказу и анализу романа без малого десяток страниц. После чего заметил, что проделанная им работа сродни попытке пересказа «Отелло» как «пьесы, в которой негр убивает свою жену-белую за то, что она потеряла носовой платок»…

Нельзя сказать, что роман вызывает одни возражения. Многие тревожные реалии и тенденции сегодняшнего дня тонко подмечены и обобщены, стали символическими — чего стоит один образ мятущегося, одурманенного наркотиками подростка на мотоцикле, своеобразного «мессии» разлагающегося мира! Олдисс мучительно пытается разобраться, распутаться, и его голос пробивается-таки иногда сквозь сюжетные и стилевые нагромождения. Но в общем и целом после прочтения «Босоногого» не покидает ощущение бесконечного и алогичного кошмара.

Дальнейшие поиски Олдисса привели к результатам, которых не ожидали даже его поклонники. Роман «Освобожденный Франкенштейн» (1973) написан в какой угодно манере, но только не по рецептам «Новой волны» — скорее это какое-то возрождение «готического» романа, аллегорическая притча о двух ликах прогресса или же просто литературный памятник столь почитаемой Олдиссом Мэри Шелли. Герой, человек XXI века, случайно попадает в Швейцарию 1815 года, где знакомится с Мэри Шелли, ее будущим супругом Перси Биши Шелли, Байроном и… с самим Виктором Франкенштейном.[1] Роман написан вполне традиционным языком, а философские рассуждения Олдисса свидетельствуют о явном отходе от «Новой волны» и возвращении в философскую прозу. Тому свидетельством и его интереснейшая, хотя и субъективная, история научной фантастики — «Дебош на миллиард лет» (1973), в которой развитие жанра показано на широком и тщательно выписанном общественном и общелитературном фоне.

Вторым значительным писателем, частично связавшим судьбу с «Новой волной», критики называют Джона Браннера. Он долгое время оставался самым консервативным по манере письма, более «приемлемым» для читателя, ориентированного на традиционную фантастику. После дюжины романов-поделок Браннер неожиданно заявил о себе в полный голос романом «Город на шахматной доске» (1965). Эта философская притча с элементами политического памфлета вызывает в памяти кэрролловское «Зазеркалье» или «Игру в бисер» Германа Гессе.

Действие романа развертывается в наши дни в вымышленной южноамериканской стране, диктатор которой Вадос — страстный шахматист и к тому же маньяк, одержимый идеей абсолютной власти. Главный герой, специалист в области теории управления, прибыв в страну, сразу же вовлекается в сложное хитросплетение политической интриги: тут и махинации, и их разоблачения, судебные процессы и дискредитация политического противника через mass media (средства массовой информации), убийства и загадочные исчезновения…

Герой быстро убеждается, что и ему уготована роль в этой дьявольской игре. Его также смущает неоправданное внимание к шахматам в стране: играют абсолютно все, сама игра — не только символ национального престижа, но и элемент массовой культуры и даже свидетельство благонадежности… Только в финале выясняется, что все сюжетные перипетии, все главные персонажи (16 приверженцев одной политической партии, и 16 — другой) — лишь элементы гигантской шахматной партии, разыгранной Вадосом! Более того, партии, действительно имевшей место (Стейниц-Чигорин, 1892)! В послесловии автор сообщает, кто из персонажей соответствовал какой фигуре и на каких «ходах» та или иная «фигура» была «бита»…

Единственное научно-фантастическое допущение в романе — метод подсознательного внушения, применяемый на телевидении. Собственно, в наши дни ничего фантастического в этом нет: известно, что если в киноленту через определенное количество кадров вклеивать по одному чадру другого содержания, то человеческий глаз этого второго, «фонового» сюжета не зафиксирует, Но его зафиксирует мозг… Представьте себе телепередачу, в которой «за кадром» вам показывают картины, дискредитирующие, допустим, политического противника диктатора! В таком обществе не нужны никакие репрессии…

В итоге — мир, на вид вполне реалистичный, достоверный и даже скучновато-обыденный, а на поверку всего лишь шахматная партия с живыми фигурами. Трудно придумать более прозрачную аллегорию на современное автору общество.

Если данный роман написан вполне традиционно, даже слегка старомодно, то в знаменитой эпопее (иначе эту 650-страничную книгу не назовешь!) «Плечом к плечу на Занзибаре» (1968) автором принята на вооружение экспериментальная техника, к счастью, не превратившаяся в самоцель. Метод литературного коллажа применялся и ранее (например, Дос Пассосом), однако картина Браннера вышла на редкость яркой и запоминающейся. Виртуозная стилистика и композиционное решение позволили поднять антиутопию, за последние десятилетия изрядно «притупившую зубы», до уровня обвинительного документа буржуазной цивилизации, фактического отрицания ее будущего.

Это роман о земле перенаселенной… По подсчетам специалистов, во время первой мировой войны все население Земли могло бы разместиться — бок о бок, плечом к плечу — на островке Уайт (147 кв. миль). В 60-е годы потребовался бы уже остров Мэн (221 кв. миля). В 2100 году, экстраполирует Браннер, — «всего лишь» территория острова Занзибар (около 640 кв. миль). Но что это будет за мир!.

Мир тесных квартир-клетушек, всеобщей истерии (каждый индивидуум просто не в состоянии «выйти» из своего непосредственного окружения и живет в мире чужих слов, дел, мыслей, радостей, страхов и ожиданий)… Рост преступности, неонеоколониализм и международные заговоры сверхмонополий, терроризм и почти карикатурные в США леваки-«партизаны»… Обывательская массовая культура: создан даже миф о якобы реально существующих абсолютно средних гражданах, супругах мистере и миссис Каждые… Достигли невиданных размеров шпионаж общества за своими гражданами и строгое ограничение деторождения…

Книга насыщена сведениями, подобранными автором о своем мире. В отличие от большинства предшественников Браннер вводит читателя в новое окружение не посредством «лекций» или «экскурсий», а тем же естественным путем, каким реальный человек осваивается в незнакомой обстановке: через личный опыт, накапливающийся постепенно, страница за страницей, через постоянную ретроспекцию, подытоживание собственных впечатлений. С первых страниц мы оказываемся «внутри» мира, сразу же ощущаем себя его обитателями.

Поначалу он оглушает и подавляет сваливающейся отовсюду информацией. Это и извлечения из справочников и энциклопедий, цитаты из книг, обрывки телефонных разговоров, диалоги в транспорте, газетные заголовки, реклама, статьи, стихотворения, песни и анекдоты… Браннер крепко держит в руках руль повествования, постепенно устраняя с читательского пути загадки, парадоксы, кажущиеся несоответствия. Связывая воедино все логические нити, он соединяет разрозненные поначалу фрагменты своей мозаики в строгое и совершенное единое целое.

Сюжет повествует о заговоре ЦРУ (или организации, к описываемым временам заменившей ЦРУ) с целью уничтожения гениального ученого-индонезийца, точнее гражданина «Федерации Якатанг», созданной на месте Индонезии. Ученый нашел способ направленно совершенствовать человеческую расу на эмбриональном уровне и завещал свое открытие родине. Перспектива появления целого поколения гениев в одной из стран «третьего мира» пришлась не по вкусу монополиям, обирающим эту страну, и налаженная машина заговора завертелась…

Чуть позже Браннер дописывает еще две «створки» своего апокалипсического триптиха — романы «Взирают агнцы горе» (1972) и «Оседлавший волну шока» (1975).

В первой книге, стилистически выполненной в духе «Занзибара», Браннер с хладнокровием могильщика ставит крест на Америке, буквально отравившей саму себя. Об экологической катастрофе сейчас выпущены сотни НФ книг, однако роман Браннера резко выделяется на их фоне. Всего за один год (именно столько длится агония) количественное накопление вредных химических отходов в атмосфере, почве, водоемах дало качественный скачок. Шум, теснота, эрозия почвы, свалки довершили дело разрушения. Америка гибнет, а ветер гонит зловещее ядовитое облако через океан…

Сюжет второго романа явно навеян нашумевшей книгой публициста О. Тоффлера «Футуршок», главы из которой публиковались и у нас. Снова Америка, но рассмотренная в другом срезе: это в полном смысле государство-компьютер, где каждая человеческая личность взята на учет, запрограммирована, занесена на перфорированные карточки. Герой, гениальный программист, пытается «оседлать» автоматизированную систему, заставить ее подчиняться ему самому, а не государству. Причем в отличие от многочисленных произведений ранней фантастики герой — не маньяк-властолюбец, а, наоборот, идеалист, решивший таким образом разрушить бесчеловечный миропорядок… Эта «створка» триптиха — светлее, не в пример двум другим; в финале мы сталкиваемся даже с некоей буржуазно-либеральной утопией.

Но в целом трилогия Браннера — редкий по эмоциональной и интеллектуальной мощи приговор. Приговор хладнокровный, продуманный до мельчайших деталей и безапелляционный.

Успеху романов писателя способствовала не только авангардная литературная техника, но и активная социальная позиция. Браннер — автор гимна английских пацифистов, выступающих за разоружение, учредитель мемориального «Фонда Мартина Лютера Кинга», участник антивоенных маршей Симптоматично и то, что его обзоры научной фантастики появлялись на страницах газеты «Морнинг стар», органа английских коммунистов. Наряду с чисто художественными расхождениями, эти причины также отдалили творчество Браннера от движения «Новой волны». Что же касается увлечения стилистическими экспериментами, то лишний раз подтвердился тезис (в научной фантастике, кстати, далеко не очевидный!): если «есть что сказать», то произведение только выиграет от наличия оригинальной эстетической формы.

Завершая обзор значительных произведений, так или иначе связанных с «Новой волной», упомянем еще два.

Роман Т. Диша «Лагерь для концентрации» (1968) внешне напоминает традиционную антиутопию и представляет собой дневники профессора литературы, заключенного в сверхсекретном пентагоновском лагере «Архимед» Еще продолжается война во Вьетнаме, и президент Макнамара (это не оговорка — если помните, в 1968 году так звали американского министра обороны, одного из стратегов вьетнамской войны) уже отдал приказ нанести тактический ядерный удар по патриотам. В США же вновь подняла голову реакция, развернулась «охота за ведьмами», интеллектуальная оппозиция арестована и сослана в лагеря, подобные «Архимеду»…

Лагерь — не только место заключения, это еще и «интеллектуальная соковыжималка»; всем заключенным там впрыскивают страшный наркотик паллидин, в неизмеримое количество раз увеличивающий умственные и творческие способности испытуемого и в считанные месяцы буквально сжигающий его. Подопытные обречены, однако «инквизиторы» явно недооценили непредсказуемых в принципе возможностей коллективного гения…

Обычный конфликт военщины и «яйцеголовых»? Не совсем так. Суть дьявольского замысла Пентагона в том, что заключенные… не против инъекций паллидина. Слишком велико искушение выложить себя всего, без остатка, реализовать в творчестве, пусть даже вся жизнь при этом сузится до нескольких месяцев… Трагедия современных фаустов, чьи достижения на благо людей все равно достанутся политиканам и военным, превратилась под пером Диша в яростное (хотя и выписанное внешне бесстрастно) обличение нового Мефистофеля — фашизма в белом халате.

Второе произведение — это роман М. Муркока «Се Человек!» (1969), в котором неожиданно для лидера «Новой волны» нравственные проблемы, связанные с религией (одним из табу ранней научной фантастики), поставлены остро и трезво Герой, путешественник во времени, убедившись в тщетности свои;, поисков евангелического Христа — того не существовало в истории! сам восходит на Голгофу, решив, что «вера должна жить во что бы то ни стало»… Неизвестно, хотел ли того сам автор, но финальная сцена романа превратилась в один из самых ярких атеистических фрагментов в западной фантастике. «Перед тем, как умереть окончательно, он опять заговорил, и слова слетали с его губ, пока не оборвалось дыхание: „Ложь, ложь, ложь…“ Позже, когда тело было украдено с креста слугами лекаря, верившего в какие-то особенные свойства умершего, поползли слухи о том, что распятый вовсе не умер. Но труп уже был в доме врачевателя и вскорости должен был быть уничтожен».

Приведенные примеры показывают, что «Волна» не сводилась однозначно к нигилизму; творческая эволюция отдельных авторов приводила к появлению остросоциальных, философских книг. Однако с удачами неизбежно соседствовали и потери, в этом смысле путь даже признанных мастеров легким не назовешь.

«Многого из того, что ужасно, мы не знаем. Множество прекрасного еще предстоит открыть. Так будем же плыть до конца» — эти заключительные строки из романа Диша можно было бы вынести в эпиграф. Трудно сказать, во что обратится этот призыв. Однако нет сомнений в том, что именно с «Новой волной» открылись новые горизонты и в мир англоязычной фантастики пришли подлинные таланты. Убеждает в этом и творчество Джемса Грэма Болларда, которого по праву именуют лидером современной английской философской фантастики.