"О людях и бегемотах" - читать интересную книгу автора (Мусаниф Сергей)О бегемотах и столбахКапитан. Вы допустили ошибку, Юнга. Юнга. Но я не понимаю… Согласно полученным от Профа данным, основными стимуляторами для человеческих особей возраста постполового созревания являются денежные единицы американской валюты, красивые особи противоположного пола и дорогие средства передвижения. Мне казалось, что я очень удачно все скомпоновал, а он почему-то столь неадекватно отреагировал. Почему? Ученый-эксперт. Мне кажется, вы переборщили со стимуляторами. Юнга. А как же их афоризм «Денег и секса не может быть много»? Ученый-эксперт. Юнга, представьте себе ситуацию. Вы спокойно направляетесь в библиотеку, и тут к вам подходит очаровательная малышка и предлагает прогуляться к ближайшей заводи, где она покажет вам свою коллекцию Юнга. Я немедленно соглашусь. Капитан. А если подумать? Юнга. Гхм. Действительно, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. В реальности такого никогда не случалось. Ученый-эксперт. А если бы это с вами все-таки случилось, что бы вы подумали? Юнга. Что ей надо от меня какую-то услугу, связанную с опас… Понял. Ученый-эксперт. То же самое подумал и он. Стимуляторов было слишком много, вот в чем дело. Транспортное средство могло сработать, самка могла сработать, деньги могли сработать. Но все это вместе не сработало. Юнга. А если он встретит самку прямо сейчас? Просто самку, без транспортного средства и денег? Капитан. После того, что сегодня уже произошло? Едва ли это лучший вариант. Юнга. Тогда я поговорю с ним сам. Капитан. Это может кончиться культурным шоком. Юнга. Я парень крепкий, как-нибудь выдержу. Капитан. А я не о вас говорю, Юнга. Ученый-эксперт. Тем не менее, учитывая нашу нехватку времени, это оптимальный вариант. Выложить все карты на стол. Капитан. Все? Ученый-эксперт. Ну, почти все. Хотите, я сам этим займусь? Капитан. Нет. Я думаю, что Юнга лучше подготовлен к общению с представителями этой расы. Юнга. Я готов, Кэп. Капитан. Но сначала мы внимательно и самым подробным образом обсудим с вами, что ему можно будет сказать и чего ему ни в коем случае говорить нельзя. Левин друг Вася был не просто раздолбаем. Он был еще и законченным пофигистом.[5] Но это не помешало ему внимательно выслушать историю своего друга, покачивая головой и цокая языком в подобающих местах. Разговор сей протекал под аккомпанемент шипящего пива в небольшом, но очень приятном баре, название и пространственное местоположение которого автор приводить не будет ввиду того, что сам является посетителем данного заведения и не хотел бы создавать вокруг него излишнюю шумиху. Когда Лева закончил рассказывать, к концу подошла и вторая бутылка пива. — Ну, — сказал Вася. — Так я хотел узнать, — сказал Лева. — В чем подстава? — А фиг его знает, — глубокомысленно сказал Вася. — Но подстава в чем-то есть, это точно. Нюхом чую. С нормальными людьми такое не происходит. Не к добру это, корешок. — Да я понимаю, — уныло вздохнул Лева. — Но уж больно телка клевая. — А ты силен, мужик, — признал Вася с уважением. — Я бы не устоял. — Да я тоже сомневался. Просто как-то это неожиданно. Все сразу… И бабки. — Бабки — это грязь, — сказал Вася. — Так давай почистим карманы. Бармен, еще пива! Лева взял откупоренную бутылку и вылил половину ее содержимого в бокал. Вася пил прямо из горла. — Много бабок, — продолжал Лева. — Понимаешь, сотки баксов пачками. Там пара миллионов, реально. — Пара лимонов — это чертовски много бабок, — сказал Вася. — Они не фальшивые? — А я проверял? Я до них даже не дотрагивался. — А тебя, случаем, не глючит? — Да я только с тобой пить начал, — возмутился Лева, оскорбленный таким подозрением. — М-да, — глубокомысленно потянул Вася. — Дела… Послушайте, Лев, вы не находите, что как-то здесь мутно? Есть тема завалиться куда-нибудь. — Если есть тема, давай завалимся, — сказал Лева. Они завалились. Шестью часами, двумя ящиками пива и тремя самодельными косяками позже Лева нетвердой походкой возвращался домой по пустынным московским улицам. Метро уже закрылось, а на такси денег не осталось. Вася выпал из поля зрения Левы и реального мира около пары часов назад, и его теперешние локальные координаты были для Левы загадкой. Еще одной загадкой для него было то, какого черта он не остался в… словом, там, где он был, и поперся домой. Проспался бы, очухался и прекрасненько утром добрался бы на метро. А теперь перед ним маячила перспектива двухчасовой прогулки, которая в любой момент может закончиться в ближайшем по отношению к траектории движения отделении милиции. Блондинка, бабки и «порше» упрямо не вылезали из головы. Стивен Кинг как-то уподобил подобные мысли болячке на внутренней стороне щеки, которую постоянно хочется потрогать языком и убедиться в ее наличии, и спорить с мэтром автор не собирается. Пусть будет болячка. И эту метафорическую болячку Лева трогал своим виртуальным языком постоянно. В его одурманенном мозгу происходили странные и неописуемые человеческим языком процессы, и он уже не был уверен, что все это произошло ДО того, как его торкнуло, и не приглючилось ли ему все это. Но в таком случае глюк был очень подробный. Наконец Лева принял поистине соломоново решение. Он остановился посреди тротуара, потом подошел к обочине и на всякий случай решил придержать одной рукой фонарный столб, который, по мнению Левы, опасно покосился и грозил вот-вот упасть. — Если ты глюк, — сказал Лева «блондинке», — появись еще раз. Прямо сейчас. Я требую. Он оглядел улицу. Улица была пустынной. — Женщины, — произнес Лева, — вечно опаздывают, даже если они глюки. Но я не намерен долго ждать. Считаю до трех. Раз. Тишина и спокойствие были ему ответом. — Два. Тот же эффект. — Два с половиной. Аналогично. — Два и три четверти. Где-то вдалеке взвыла милицейская сирена. — Три, — сказал Лева. С того конца улицы, откуда он пришел, послышался мерный рокот мотора. Лева напрягся, сфокусировал зрение и разочарованно выдохнул. Это был не «порше». Ухабы преодолевал небольшой микроавтобус явно не нижегородской сборки. — Облом, — констатировал Лева. Однако, несмотря на это, от обочины не отошел. Как только Лева отпускал столб, тот сразу же начинал угрожающе раскачиваться и крениться. С этими столбами надо держать ухо востро, подозрительные они личн… столбы. Микроавтобус оказался «транзитным» «фордом» явно не первой свежести. Спортивный звук его выхлопа объяснялся всего лишь прогоревшей насквозь приемной трубой, а легкий рокот дизеля заставлял напрочь забыть о спортивных амбициях. Тем не менее микроавтобус тоже проявил к Леве интерес и остановился рядом. Только как-то странно остановился, подумал Лева, не водительской или пассажирской дверцей, через стекла которых можно завязать непринужденный разговор о погоде или хотя бы элементарно спросить дорогу, а задними грузовыми дверями. Словно из машины собирались что-то выгрузить. Или погрузить… Однако интерес, проявляемый сегодня к Леве иномарками, стал уже делом привычным, поэтому, когда двери открылись, он даже не слишком удивился. И даже не слишком удивился, когда увидел, что скрывалось в трюме сухопутного катера. — О, — сказал Лева. — Хорошо же мы покурили. Ну ты и глюк. Я такого глюка отродясь не видывал. — Сам ты глюк, — ответило содержимое трюма. Не будем томить читателя еще пару страниц, используя в нижеследующем диалоге слова «содержимое трюма», «Левин собеседник» или «явная, но чересчур реальная и многомерная галлюцинация». Не будем уподобляться другим авторам в погоне за дешевыми сенсациями. Скажем прямо и открыто. В фургоне сидел бегемот. На первый взгляд он был самым обычным бегемотом — большой, неуклюжий и весь в складках. Но на второй взгляд вылезали некоторые несоответствия. Потому что нормальному, благопристойному бегемоту пристало сидеть по уши в воде и Африке или по крайней мере в Московском зоопарке, а отнюдь не разъезжать по ночной столице в не первой свежести микроавтобусах. Кроме того, в среде бегемотов не очень-то принято носить на туше гигантские тельняшки, на голове — залихватски заломленные бескозырки и обладать четырьмя двадцатисантиметровыми пальцами на каждой ноге. И еще нормальные бегемоты не разговаривают и не имеют обыкновения лезть к незнакомым людям. — Опа, — удивился Лева. — Клевая тельняшка. — Спасибо, — сказал глюк. — И фуражка не промах. — Сам сделал, — не без гордости признался бегемот. Голос его звучал, как и положено было бы звучать голосу бегемота, буде они разговаривали, — гулко, мощно, и стены микроавтобуса от него вибрировали. — А может, у тебя и наколка есть? — А то, — обиделся бегемот. Он задрал правую переднюю ногу и продемонстрировал на ее внутренней поверхности, почти там, где мощная конечность соединялась с телом, изречение: «Не забуду планету родную». Причем, чтобы выделяться на темной шкуре бегемота, наколка была сделана зеленым цветом и слегка фосфоресцировала. — А вымя? — Фантазия понесла Леву дальше. — А вымени у меня нету, — обиделся бегемот. — Я, видишь ли, самец. — Ну нет так нет, — легко согласился Лева. — Я тоже самец. — Знаю, — подтвердил глюк. — Самцом быть приятно. — Верно. — После последнего замечания истинные самцы должны были бы пожать друг другу руки, но Лева не решился. Пожимать руку глюку? Еще чего! — Иди сюда. — Зачем? — Прокатимся с ветерком. — Фраза показалась Леве знакомой, и он тут же вспомнил, где ее слышал. От блондинки из «порше». Но если уж он не поехал кататься с блондинкой и на «порше», с какой радости он должен это делать на грузовике и с бегемотом? — Видишь ли, я бы с удовольствием, но не могу, — сказал Лева. — Почему? — спросил бегемот. — Из-за столба, — сказал Лева. — А что со столбом? — спросил бегемот. — Если я отойду, он упадет. — Да? — удивился бегемот. — Ага, — абсолютно серьезно подтвердил Лева. Да и почему бы ему не быть серьезным? Сейчас он сам свято верил в то, что говорил. — А другие столбы? — спросил бегемот. — Что другие столбы? — Почему они не падают? — логично осведомился бегемот. — Их-то никто не держит. — Верно, никто не держит, — сказал Лева. — Однако видишь ли, в чем дело… Это особо подозрительный и опасный столб. Он в розыске. Я его сразу узнал. — Правда? — удивленно спросил бегемот. — Зуб даю, — сказал Лева и сразу же добавил: — Фигурально выражаясь. А то кто их знает, этих галлюцинаторных бегемотов. Еще полезет в рот со своими… пальцами. — Хм, — сказал бегемот. — Выглядит он довольно устойчиво. — Внешность обманчива, — заговорщически прошептал Лева. — Вот ты, например, знаешь, каким я тебя вижу? — Каким? — Как бегемота в тельняшке, бескозырке и со светящейся наколкой. — Но я такой и есть. — Нет, — убежденно сказал Лева и попытался помахать перед рожей бегемота указательным пальцем. Но для этого пришлось бы одной рукой отпустить столб, и он передумал. — На самом деле ты не такой. — А какой? — недоуменно спросил бегемот. — Никакой, — сказал Лева. — На самом деле ты — глюк. — Не глюк. — Глюк. — Не глюк. — Глюк. — Не глюк. — Слушай, — сказал Лева. — Ты вообще понимаешь, как глупо я выгляжу со стороны? Стою ночью посреди улицы, держу очень опасный и подозрительный столб и спорю с собственным глюком, который имеет наглость утверждать, что он не глюк. — Но я на самом деле не глюк. — Ага, — сказал Лева. — На самом деле ты бегемот. — Ну можно и так сказать, — несколько неуверенно сказал бегемот. Лева ухватился за эту его неуверенность и попер в атаку: — Бегемот в тельняшке? — Да. — И бескозырке? — Точно. — С наколкой? — Совершенно верно. — И ты сидишь в кузове фургона и разговариваешь со мной на чистом русском языке? — Но именно это и происходит. — А откуда ты знаешь чистый русский язык? — Выучил. — За то, что им Ленин разговаривал? — Кем? — Языком. — Ленин? — Да. — Нет. — Тогда зачем? — Потому что так принято, — пояснил бегемот. — По крайней мере, так принято у высокоцивилизованных существ. Я имею в виду, если тебе что-то надо от другого существа, разговаривай с ним на его языке. Было бы очень невежливо заставлять тебя учить наш. — Ваш — это бегемотский? — Гиптианский. — Знаешь что? — Что? — Ты — самая логичная галлюцинация из всех, что у меня бывали прежде. Я имею в виду не то, чтобы у меня вас особо много было, но ты — просто супер. Даже трезветь жалко. — Так ты нетрезв? — удивился бегемот. — А что, незаметно? — Я не специалист по наркологическим отравлениям у приматов, — сказал бегемот. — Трезвые люди с бегемотами не разговаривают, — сказал Лева. — Они их даже не видят. — Вот как? — удивился бегемот. — Ну разве что в зоопарке. — Кривить душой Лева не стал. — Странно, — сказал бегемот. — Скажи, брателло, а ты вообще адекватен? — Вообще — адекватен, — честно признал Лева. — Сейчас — вряд ли. Адекватные люди с бегемотами по ночам не разговаривают. Они по ночам спят. — Едва ли это определение адекватности. — А ты меня приматом обозвал, — вдруг вспомнил Лева. — А ты и есть примат. — А ты — гиппопотам африканский. — Насчет африканского — это вопрос спорный, — сказал бегемот. — Так ты едешь или нет? — Но остался ведь еще один нерешенный вопрос. — В своем алкогольно-наркотическом бреду Лева был чертовски последователен. — Какой? — Вопрос со столбами. — Ах, со столбами, — зловеще проговорил бегемот. — Значит, ты у нас — большой любитель столбов? — Да, — гордо подтвердил Лева. — Тогда как ты отреагируешь вот на это? — С подозрительной для чело… бегемота такой комплекции скоростью глюк выхватил из-под тельняшки какой-то небольшой приборчик, практически исчезнувший в мощной передней лапе, и направил его на соседний столб. На тот, который никто не держал. Лева посмотрел. Со столбом происходило что-то странное. Сначала он начал раскачиваться, как тонкая рябина при десятибалльном ветре, поскрипывая арматурой и роняя на землю бетонные крошки, а потом вдруг резко дернулся и застыл в весьма нетипичной для фонарного столба позе. Завязанный узлом. Но что было самое интересное, провода не были оборваны, и тусклая лампочка продолжала гореть. — Если ты со мной не поедешь, — сказал бегемот, — такое будет с каждым столбом на этой улице. — Ну, если ты так вопрос ставишь, — пробормотал Лева. Его интересовал сейчас только один вопрос. Что бывает с людьми, которые ездят на машинах, вызванных собственными галлюцинациями. И приходивший на ум ответ Леве не нравился. Обычно они приезжают в дурдом. — Ну, — поторопил бегемот. — Не запряг, — по привычке отозвался Лева. — Так и быть, прокачусь. Только можно я вперед сяду? В этом вопросе таился глубинный смысл. У Левы уже успело возникнуть подозрение, что он окончательно слетел с катушек. И если привидевшийся ему этой ночью фургон был настоящим, он вполне мог оказаться фургоном «скорой помощи», а уговаривающий его бегемот — несколькими ласковыми санитарами, пытающимися договориться по-хорошему, не прибегая к помощи дубинок, смирительных рубашек и бейсбольных бит. Но в таком случае его ни за что не пустили бы на переднее сиденье. Кроме того, сидя спереди, он не увидит бегемота в фургоне. — Не проблема, — сказал бегемот. — Прыгай. Лева отпустил столб. Столб устоял. Слегка покачиваясь, Лева обошел фургон и потянул на себя пассажирскую дверь. За рулем микроавтобуса сидела блондинка из «порше». И хотя машина была явно не роскошной и спортивной, разбросанных вокруг денег не наблюдалось, вид у самой блондинки был не более пристойный, чем во время их первой встречи. — Вот уж торкнуло, так торкнуло, — пробормотал Лева, усаживаясь и захлопывая за собой дверь. А сзади закрывал дверцы бегемот. Глядя на покореженный столб и бормоча под нос нетипичную для бегемота фразу: — А вы говорите, культурный шок, культурный шок… |
||
|