"Ангел" - читать интересную книгу автора (Брэдфорд Барбара Тейлор)

6

Кевин Мадиган стоял, прислонившись спиной к стойке ирландского бара «Джимми Нири» на 57-й улице. Глаза его были устремлены на дверь.

Таким и увидела его Рози, когда вошла. Она приветственно помахала ему рукой, и широкая улыбка появилась на его красивом ирландском лице.

Она бросилась к нему, и они крепко обнялись. С детства они были очень дружны: Кевин – ее всегдашний защитник, она – его мудрый советчик. Даже маленькой девочкой Рози всегда учила его, что и почему надо делать. После безвременной смерти матери они стали еще ближе, находя утешение и поддержку друг в друге, чувствуя себя увереннее и безопаснее, когда были вместе.

Когда начались съемки «Делателя королей», Кевин по приглашению Гэвина прилетал на неделю в Лондон. Тогда Рози удавалось много времени проводить с братом. Но с тех пор прошло уже полгода, и сейчас они вдруг поняли, как сильно им не хватало друг друга.

Наконец они разомкнули объятия, и Кевин, глядя на ее похорошевшее лицо, сказал:

– Твой вид ласкает взор, mavourneen[1].

– Твой тоже, Кевин.

– Что будешь пить?

– Водку с тоником, пожалуйста,– ответила она, беря его за руку и с любовью глядя в его улыбающееся лицо. Знать, что он жив и здоров, было для нее безмерным счастьем. Тревога за брата не оставляла ее ни на минуту. И так, вероятно, будет всегда, ведь он – родная кровь.

Они стояли у стойки бара, потягивая из бокалов, и настолько были поглощены друг другом, что не замечали, как летит время. Неожиданно сам хозяин заведения Джимми Нири подошел к ним, чтобы поздороваться с Рози, которую он не видел несколько лет. После недолгой приятной беседы он провел их к любимому столику Кевина в глубине зала.

Они уселись и заказали обед. Пристально глядя на Кевина, Рози тихо сказала:

– Если бы ты смог оставить это.

– Оставить что? – переспросил он, намазывая маслом булочку.

– Свою работу копа.

Кевин уставился на нее широко раскрытыми от удивления глазами, с выражением недоверия на лице.

– Никогда не думал, что от тебя услышу такое, Розалинда Мэри Франс Мадиган. Все мужчины в роду Мадиганов служили в нью-йоркском полицейском управлении.

– И некоторые из них по этой причине погибли,– спокойно ответила она.– В том числе наш отец.

– Знаю, знаю. Но я американец ирландского происхождения в четвертом поколении и четвертого поколения коп, и я никак не могу это бросить, Рози. Я бы просто не сумел найти себе другого занятия. Я думаю, это у меня в крови.

– О, Кевин! Думаю, я просто неправильно выразилась. Я не имела в виду, что тебе нужно совсем оставить полицию. Мне только хочется, чтобы ты перестал быть тайным агентом. Это так опасно.

– Жить вообще опасно, причем независимо от ситуации. Можно погибнуть при переходе улицы, в самолете, в автомобиле. Можно подавиться, подхватить неизлечимую болезнь или умереть от сердечного приступа...– Не закончив фразу, он посмотрел на сестру долгим внимательным взглядом и с почти беззаботным видом пожал широкими плечами.– Каждый день умирают люди, Рози, и среди них не только тайные агенты. Особенно последнее время: мальчишки забавляются с оружием, повсюду летят шальные пули. Я знаю, ты любишь этот город. Я тоже его по-своему люблю, но он летит ко всем чертям от крэка и смэка[2], от уличного хулиганства и насилия, и это еще далеко не все его болезни. Однако, это уже другая тема.

– Но я не хочу, чтобы тебя убили так же, как отца,– настаивала Рози.

– Я понимаю... С отцом, если вдуматься, произошла странная история. Он был обыкновенным старым сыщиком, я бы сказал, заурядным, выполнял обычное задание на 17-й улице, словом, занимался своим делом, и вдруг этот несчастный случай...

– Ты хочешь сказать – мафия,– прервала она его.

– Тс-с, говори потише,– быстро произнес Кевин и осторожно оглянулся, хотя отлично знал, что в этом не было необходимости. Ведь они находились в хорошо знакомом, вполне приличном заведении центрального Манхэттена, в нескольких шагах от Первой авеню и шикарного Саттон-Плейс. Но он ничего не мог с собой поделать. Быть осторожным стало его привычкой, доведенной до автоматизма за тринадцать с лишним лет службы в полиции. Именно поэтому в любом общественном месте он всегда садился спиной к стене, лицом к двери. На работе или нет, он не мог допустить, чтобы его захватили врасплох. Кевин подался вперед, склонившись над свечой в красном стеклянном подсвечнике и, приблизив лицо к Рози, продолжал:

– Предположительно, отец погиб от рук мафии, но никаких доказательств не было. Я и сам не был в этом абсолютно уверен. И его напарник Джерри Шоу тоже. А у мафиози, скажем прямо, нет привычки стрелять в копов, боже упаси! Это не на пользу их бизнесу, если ты меня понимаешь. Они предпочитают нейтрализовать полицейского, дать ему «на лапу». Эти парни соображают, что раздавать наличные удобнее, чем гробы.

– Думаю, ты прав,– с неохотой согласилась она.– Бесчестный сыщик представляет для них большую ценность, чем мертвый... Мертвый опаснее.

– Вот именно!

– Но даже если и так, Кевин, ты не должен больше работать на улице. Не мог бы ты найти себе кабинетную работу?

Ее предложение показалось Кевину настолько смешным и абсурдным, что он, закинув голову, расхохотался.

– Ах, Рози, Рози,– выдохнул он сквозь смех.– Я мог бы, но не буду. Потому что не хочу. Понимаешь, то, чем я сейчас занимаюсь, составляет смысл моей жизни. Да, Рози, в этом – моя жизнь.

– Каждый день ты ходишь по лезвию бритвы, Кев, вылавливая убийц, мошенников, торговцев наркотиками. Эти, на мой взгляд, хуже всех. И определенно – самые опасные и жестокие.

Кевин промолчал.

– Ведь так, ты согласен? – настаивала она.

– Конечно, так, будь они прокляты! Тебе ведь известно, как я отношусь к этой сволочи! – резко заговорил он, однако осмотрительно понизив голос, чтобы не привлекать внимания. Минуту помолчав, он продолжил: – Послушай меня, Рози. В наше время почти все преступления концентрируются вокруг наркотиков. И я ненавижу торговцев наркотиками, впрочем, как и все копы. Эти торгаши – подонки, последние негодяи, торгующие смертью круглые сутки. Ради выгоды они уже убивают детей, продавая крэк и кокаин у дверей школы, сажают семилетних на иглу. Подумай только, Рози: се-ми-лет-них! По-моему, это сверхподло, черт побери! И моя работа – уничтожить этих мерзавцев, этих... этих... скотов. Я должен пригвоздить этих сукиных детей к столбу, отдать в руки правосудия, упечь за решетку. И лучше, если по делу о нарушении федеральных законов. Тогда они просидят пять лет минимум, а обычно– много дольше, в зависимости от преступления. И не забудь, в федеральном законодательстве, слава богу, не предусмотрено досрочное освобождение. Лично я бы с радостью запер их всех в одну камеру и выкинул ключи навсегда.

Жесткое выражение лица и сурово сжатые губы резко изменили его внешность, он вдруг стал выглядеть много старше своих тридцати четырех лет.

– То, чем я занимаюсь, очень важно для меня, Рози. Я думаю, точнее, я надеюсь, что борясь с преступностью своими методами, я кое-чего добился в этом мире. Во всяком случае я для себя не знаю другого способа оставаться в здравом уме.

Он сжал ее тонкую руку, лежащую на красной скатерти.

Отлично его понимая, Рози кивнула. В самом деле, с ее стороны глупо было полагать, что он согласится сменить работу. В этом он был совсем как отец. Нью-йоркское управление полиции было смыслом его жизни. И кроме того, последние шесть лет Кевин вел священную войну с наркобизнесом – из-за Санни. Их прекрасная Златовласка стала жертвой наркотиков, которые помутили ее разум. Вот почему она без движения лежала на больничной койке психиатрической клиники – потерянная душа. Потерянная для себя, для них и для Кевина, который так любил ее.

Санни никогда уже не выздоровеет, никогда снова не станет самой собой. Она обречена на растительное существование в этой клинике в Нью-Хейвен, куда ее были вынуждены поместить отчаявшиеся родственники. Содержание ее в частной клинике стоило им целого состояния, но, как они сказали Рози, мысль о том, что Санни окажется под замком в государственной лечебнице, была для них непереносима, как и для самой Рози.

Она всегда полагала, что Кевин и Санни поженятся. Так бы и случилось, если бы не наркотики, превратившие Санни в подобие зомби. Никто из них не знал, когда и как она впервые «села на иглу», как докатилась до употребления наркотиков в чудовищных дозах, и от кого она их получала. Это прошло как-то незамеченно. Семидесятые и восьмидесятые годы были расцветом наркомании. Марихуана и гашиш, в таблетках и ампулах, возбуждающие и успокаивающие, кокаин и героин, или смэк, как называл его Кевин. Некоторым хватало глупости ускорять смерть, подмешивая к наркотикам алкоголь.

«Возможно, было бы лучше, если бы Санни Полански умерла, чем жить такой жизнью»,– подумала Рози и холодок пробежал у нее по спине.

Рози никогда не интересовалась наркотиками. Только однажды, много лет назад, она пару раз затянулась «косячком», немедленно почувствовала тошноту, ее чуть не вырвало. Это случилось на вечеринке, куда она пришла вместе с Гэвином. Он, узнав, что она согласилась попробовать «травку», рассвирепел. А потом целую неделю неустанно читал ей лекции о вреде наркотиков. Хотя в его суровых предупреждениях не было нужды; Рози и сама знала, к чему приводит наркомания. А вот бедная Санни не знала, и в этом заключалась ее трагедия.

– Ты думаешь о Санни,– мягко сказал Кевин, прервав молчание и словно читая ее мысли.

– Да,– согласилась Рози, затем, поколебавшись, спросила: – Ты давно навещал ее, Кев?

– Три месяца назад.

– Как она?

– Все так же, без изменений.

– Мне, наверное, нужно съездить в Нью-Хейвен до моего возвращения в Европу, чтобы...

– Нет! – несколько раздраженно оборвал ее Кевин. Потом, огорченно покачав головой, произнес: – Извини, я был резок. Но тебе в самом деле не следует навещать Санни. Она даже не узнает тебя, а ты только расстроишься. Правда, не стоит.

Рози кивнула, ничего не ответив. Она знала, что с ним лучше не спорить. И в конечном счете, может быть, он и прав. Возможно, действительно будет лучше не ездить к Санни, как она это планировала раньше. Что это даст бедняжке? Она даже не узнаёт, кто находится рядом с ней в комнате. Так или иначе, Рози ничем не сможет помочь своей давней подруге, хоть как-то облегчить ее существование. Правда и то, что увидев Санни в ее теперешнем ужасном состоянии, она только создаст себе еще один повод для переживаний. Еще одну проблему, которую сама не в силах решить. А у нее и без того их хватает.

Отпив немного воды, Рози подняла голову и слабо улыбнулась Кевину.

Он улыбнулся ей в ответ. Но улыбка получилась грустной, а в глазах его застыла боль. Рози знала, что эта боль – отражение глубокого, почти непереносимого горя, переполнявшего все его существо. Она подавила вздох, испытывая жгучее чувство жалости к брату.

Но она также была уверена в жизнестойкости и силе воли Кевина, благодаря которым он будет жить несмотря ни на что. Глядя на Кевина, Рози отметила про себя, что страдания из-за Санни не слишком отразились на его внешности; не повредила и та жизнь, которую ему приходилось вести как тайному агенту. Брат ее и сейчас красивейший из мужчин: крепкий, рослый, сильный, с мужественным и обаятельным лицом киногероя.

В этот вечер сходство Кевина с матерью было особенно заметно. Мойра Мадиган, приехавшая из Дублина в Нью-Йорк молодой девушкой, была уроженкой Костелло. «Я – черная ирландка»,– частенько говорила она детям, гордясь своим происхождением. По словам матери, род Костелло вел свое начало от одного испанского моряка, заброшенного судьбой в Ирландию еще во времена королевы Елизаветы I. Король Испании Филипп II послал к берегам Британии многочисленную армаду военных кораблей, многие из которых затонули во время страшного шторма, разбившись о прибрежные скалы Изумрудного Острова[3]. Команду подобрали ирландские рыбаки. Многие из спасшихся так и остались жить в Ирландии, среди них испанский моряк по имени Хосе Костелло, ставший основателем рода Костелло. По крайней мере так рассказывала им мама, и они выросли с уверенностью, что все это – чистая правда.

И конечно, никто бы не стал отрицать, что Кевин Мадиган со своими смоляными волосами и черными, сверкающими, как обсидиан, глазами действительно был «черным ирландцем».

– Ты что-то приумолкла, Рози. О чем задумалась?

– Я думала о том, как ты сегодня похож на маму, Кевин. Вот и все.

– Мама бы очень гордилась тобой, твоими успехами. И отец тоже. Я помню, как мама поддерживала твое увлечение шитьем и придумыванием одежды, когда ты была еще совсем маленькой.

– Да, я тоже помню. Думаю, они бы гордились нами обоими. У нас все впереди – мы здоровые, разумные люди, занимаемся любимым делом и добиваемся в этом успехов. Такими они и хотели нас видеть. Отец особенно бы гордился тобой. Ты – продолжатель традиции Мадиганов, полицейский в четвертом поколении. Интересно, появится ли Мадиган пятого поколения, чтобы пойти по стопам отца и деда?

– Что ты имеешь в виду?

Рози задумчиво посмотрела на него, потом произнесла:

– Может быть, уже пора начать думать о женитьбе, о детях?

– Кому я нужен? – смеясь, возразил он.– Что я могу дать женщине при такой работе и образе жизни?

– Неужели у тебя нет девушки, Кевин?

– Пожалуй, что так.

– Очень жаль.

– Кто бы говорил! А ты сама? Столько лет в таком нелепом положении. Гэвин прав, тебе пора заканчивать со всей этой канителью во Франции.

– Гэвин действительно так сказал? – спросила Рози, пристально глядя на Кевина. Тот кивнул.

–Ну конечно. Гэвин считает, ты понапрасну растрачиваешь жизнь. Я тоже так думаю. Лучше бы тебе уехать оттуда, вернуться в Штаты. И, может быть, здесь, дома, ты бы нашла порядочного парня...

– Кстати, о Франции,– властно прервала она его,– ты приедешь на Рождество? Ты обещал.

– Да, обещал, я помню. Но я не уверен, что смогу...– пробормотал он в нерешительности. Но тут у стола появилась официантка с подносом в руках, что и спасло Кевина от необходимости подыскивать оправдания. Девушка принесла тарелки с заказанным ими ирландским рагу и собиралась поставить их на стол.

– А вот и очаровательная mavourneen с нашим обедом,– сказал он, одарив ее улыбкой, лицо его при этом излучало особое ирландское обаяние, которое большинство женщин нашли бы неотразимым.

Наблюдая за ним, Рози подумала: «Какой красавец пропадает!»