"Боги тоже ошибаются" - читать интересную книгу автора (Расулов Тимур)Глава перваяГород, назывался Мирный, он был не велик. Днем городские улицы наполнял все чаще редеющий детский смех. Торговые лавки наполняли площади. Торговцы могли предложить почти любой товар, которые только смогли достать у искателей. Дома города были сложены из кирпича и панели, люди продолжали в них жить. Люди казались доброжелательными, но любой чужак вызывал в них тревогу и опасения. Жители еще помнили те дни, когда каждый из них потерял родных и близких людей. Обнаруженные шпионы Центра распинались вдоль дорог к городу. Электричество подавалось всего на два часа в сутки. Серые здания казались настолько мрачными, что люди, жившие в этих городах, вовсе были лишены позитива. Одна лишь мысль придавала красок в этот серый мир: «На Западе, существуют ответ всему произошедшему, и скоро он будет найден». Все те же мятежные мечты. Светлая комната, наполненная солнечным светом, сочившимся из открытых окон, слегка источала запах лекарственных препаратов, возможно добытых так же искателями. Стандартный запах больницы. Эта больничная атмосфера слегка отталкивала. Потрескавшийся потолок слегка сыпался побелкой. Пять стражей в ожидании прихода меня в сознание, стояли возле койки, в которую аккуратно положили мое измученное тело. Своим видом они могли напомнить ландскнехтов[1], головы их венчал испанские шлемы морионы[2], тело покрывала гравированная кираса[3], на руках же, были только металлические, слегка проржавевшие наручи. На удивление в руках их не было двуручных немецких мечей, называемых цвайхандерами[4], а бездельно болтались около пояса мечи видом своим напоминавшие египетские хопешы[5]. За спиной же был закреплен не большой топор. Так выглядел рядовой часовой. Странный вид для людей, проживающих в средней полосе страны, некогда гордо называвшейся Российская Федерация. У каждого вида войск этого, а также любого другого города были свои особенности. Кавалерия имела в своем распоряжении пики и сабли. Городская стража имела тот же вид что и часовые, но головы их покрывали бургонеты[6] открытого вида. В других же городах, наиболее развитых имелось и огнестрельное оружие, патроны были наравне с золотом, поэтому выдавались лишь элитным отрядам. Ели слышный шепот наполнял небольшое здание, служившее лазаретом. Сочащийся сквозь не много прохудившиеся стены свет, приятно ласкал суровые лица стражников. Щурясь и отворачиваясь, они старались все же надолго не отводить от человека, лежавшего без сознания, взгляд. Кирасы, надетые на немалых размеров тела воинов, смотрелись угрожающе, гравированные узоры, заполнявшие пространства брони и выглядели они изящно. Я помню, как очнулся. Видел я плохо, в глазах двоилось. Стараясь сконцентрировался на каком-либо предмете, через несколько мгновений ко мне вернулось ясное зрение. Находился я в незнакомой мне комнате, вокруг меня были незнакомые мне люди и меня это на тот момент даже не много испугало. Голова словно побывала в тисках, боль была невыносимая, но и она со временем прошла. Мне пришлось еще раз оглядеться, люди стоявшие рядом видимо ждали когда я смогу произнести хоть слово. Один из стражей, тот, который более всех разговаривал сегодня ночью, помог мне удобнее присесть. Я сконцентрировался и произнес: – Где я? – Послышалось едва различимое бормотание. – В стенах города «Мирный». Вы в безопасности. Вас осмотрел наш лекарь Глеб, медицинскую грамоту он изучал по найденным нами книгам и оперирует по ним же. Он практикуется как на животных, так и на людях. Скажу я вам по секрету, выживших больше чем умерших. – Заливистый смех наполнил комнату, а возможно и все здание служившее лазаретом. Да и сам Глеб не прочь был посмеяться над этой шуткой. – Все, шутки в сторону, – сметая с глаз слезы смеха, сказал человек, видимо выступавший за старшего, – меня зовут Светозар, я командир стражников. Видишь эти отличительные знаки? – Светозар ткнул пальцем в правую верхнюю часть кирасы, где было обозначено три лычки. – Здесь ты видишь только преданных мне друзей и соратников. – Светозар описал рукой полукруг. – Ближайший к входу мужлан, это Невзор. Мозгов не много, зато рубит врагов так, что их мамашам он во снах наверно снится. – Невзор был не мал ростом и плечи он держал широко и гордо. – Рядом с ним Всеволод, искусный воин, как и все мы здесь, но разбирается в картографии и лучше всех ориентируется на местности, в общем, следопыт он наш. – Всеволод, кивнул головой. – Далее я представляю тебе Велеса, прекрасный лучник, копейщик и наездник, во всем свете не найти человека, который мог с ним посоревноваться в мастерстве владения упряжью. Последнего в «списке», но не по значению я тебе назову Бориса. Борис – охотник, немало кабанов и медведей он убил. Сам лично видел, как он голыми руками кабану голову свернул… – А теперь я тебе, Алексей, представлю нашего командира. – Перебив, сказал Всеволод. – Прекрасный тактик, превосходный командир и незаменимый друг. – Все четыре стражника отдали честь, а замешкавшийся лекарь не громко и неуверенно произнес: «Юху!» Все присутствовавшие в комнате с непонятным видом посмотрели на Глеба. Глеб же залился краской и приумолк. – Представься теперь и ты, расскажи нам свою историю. – Решил выступить Невзор, который явно не отличался солдатской выдержкой. – Имя мое Алексей, вы уже это знаете. – Неуверенно начал я. Я даже и не знал, что им и рассказать. – Так же меня знают под прозвищем Кайзер. Я одинокий путник, мой путь лежал на запад, в далекие земли, интерес мой подогревал тот факт, что поползли слухи, что некоторые люди, после многих лет отсутствования начали возвращаться и возвращались они уже совсем другими людьми… – Что значит другими? И что значит твое прозвище Кайзер? Необычное оно какое-то. – Все так же нетерпеливо продолжал перебивать Невзор. – Кайзером меня прозвали друзья. Корни мои уходят в древность. Мои предки были германцами и род их был знатным. Моими предками были многие знаменитые готские полководцы. А переселились мои давние родичи, во времена Александра Ярославовича. Пленили моего предка во время войны с немцами и шведами. – Мне было действительно интересно рассказывать свою мини-родословную, я был чрезвычайно горд своим предками и своей интересной историей. – Вот так не много шутя, а потом и всерьез начали называть меня на немецкий манер Кайзером. – Чувствовалось, что и слушателям моя история была по душе. – А на счет того, что другими они приходили, я сейчас расскажу… Я смог поведать историю, о которой мог знать лучше, чем другие. Один мужчина, пропал в походе на запад многие десятилетия назад, кажется в 2027, то есть двадцать семь лет назад. Его жена состарилась, дети выросли. Жизнь протекала уже вне сознания того, что когда то был этот человек. Память о нем, если и осталась, то только по воспоминаниям, хранящимся в сердце. Но вот однажды в город вошел человек. Он не был ни кому знаком и поэтому за ним пристально следили. По словам очевидцев, его невозможно было не заметить, одет он был в рваные вещи, обувь его было до крайности истоптана. Видимо путь его был не близким. Взгляд его был, как у сумасшедшего. Его взор пленяло все, абсолютно все, что его окружало. Человеком этим был я. Я трогал людей пытаясь увидеть в них хоть одно знакомое лицо. Моя память как-то странно работает, я помню все фрагментами. Я даже не помню, как я добрался до своего города. Я не понимал и не помнил, как и откуда я столько мог идти, что смог в кровь разбить руки и ноги. Все в этом городе мне казалось родным и одновременно каким-то незнакомым. Тогда я еще не знал, что с момента моего ухода прошло двадцать семь лет. Не помню что именно я пытался спрашивать у прохожих, но ответа я так и не дождался. На меня смотрели, как на сумасшедшего, да я и выглядел на тот момент именно так, как может выглядеть сумасшедший. Кто-то смеялся, кто-то сторонился меня, боясь подхватить какую-нибудь заразу. Мне было сложно сосредоточиться на чем-либо, потому что я просто не мог понять, что произошло с обстановкой города, многое изменилось. Сзади послышались чьи-то шаги, кто-то уверенно шел ко мне и явно не для того, чтобы объяснить все происходящее вокруг. Я уже вполне пришел в себя и понимал, что здесь происходит что-то непонятное. Позади себя я услышал голос, который ярко выражал негодование и явную нервозность. Я не оборачиваясь слушал, что мне говорит этот мужской голос. Наконец, когда я выслушал все, я развернулся. Предо мной стоял стражник города, в своей обычной амуниции, но как только он смог разглядеть мое лицо, он мгновенно смутился. Взгляд его опустел, губы задрожали. Молодой человек обратился ко мне: – Отец, это ты! Отец, что с тобой? – Помню, как я отшатнулся и начал пристально вглядывался в человека, который называл меня отцом. Меня охватило неведомое буйство. Незнакомый мне человек, называл меня отцом, это же просто смешно. – Отец, это я твой сын, Роман, конечно, ты меня не узнаешь, ведь столько лет прошло, но сам ты нисколько не изменился, я тебя таким и помнил всегда. Я помню, как ты любил держать меня на руках и часто называл меня Ромашкой… – Закрой рот. Ты не мой сын! Моему сыну всего пять. А тебе все тридцать. – Не выдержал накопившейся злости я. – Пять мне было тогда, когда ты пропал со всем своим отрядом, который возглавлял двадцать семь лет назад. Прошло уже двадцать семь лет. – Слезы выступили на глазах сына, не знавшего как убедить отца. – Какие двадцать семь лет назад, – все более недоуменно уже начинал кричать я, – с момента нашего ухода из города прошло не более полугода, а то и меньше. Мне надоело с тобой разговаривать, выполняй свой долг и неси службу, а я буду искать свою семью, и больше ко мне не приближайся, а ни то, я твоим же мечом тебя убью. Я еще не таких как ты рубил в капусту на своем пути. – Злость и неверие отчетливо выделялись сквозь усталые веки. Кулаки мои сжались до белизны кожи, я был действительно готов ударить наглеца, который решил со мной так глупо пошутить. Чаша переполняемая злостью во мне начала переливаться через край. Я решил не терять времени с этим глупцом и отправиться прямиком домой. Я развернулся и быстрым шагом пошел вдоль улицы. До дома оставалось пару минут ходьбы. Всего лишь пару минут меня разделяло с моей семьей. Наконец я их обниму, поцелую, прижму к сердцу. Я наконец дома, триумфально кричало во мне сознание победителя. – Мама живет все там же на Обуховской. – Слышался где-то далеко уже знакомый голос, как казалось тогда псевдосына. Образ грозного воина продолжал отдаляться и через несколько мгновений вовсе исчез за поворотом. Не помню более, чтобы общался с этим стражником. Я хорошо помнил, где находился мой дом и без проблем его нашел, но он уже не был похож на тот дом, который я покидал по моим словам относительно недавно. Цвет некогда побеленных стен сильно потускнел, во многих окнах были выбиты окна, да и сам двор изменился. Цепи стоявших рядом с подъездом качелей были оборваны, краски на них вовсе не осталось. Скамьи, на которых старики приятно ютились в свое время, куда-то исчезли. Каменные фасады домов немного обвалились. Огромные деревья возвышались в тех местах, где некогда были всего лишь ростки. Все изменилось. Все кроме воспоминаний. Я помнил, как уходил, прощаясь со своей женой, держа на руках сынишку. Жена Алена, которую я сильно любил, прижималась к моему широкому плечу, со слезами на глазах просила остаться. Свою семью я любил больше жизни. Я говорил себе, что это обычный поход в неизведанные земли и не более, что там нет ничего, и что, все то, что говорят о западе – ложь и, что я смогу вернуться, не смотря ни на что. Что мои верные друзья, которым я мог доверить свою жизнь и жизни своей семьи не подведут. Что все то, что держало пропавших людей на западе, не сможет меня остановить. И вот я вернулся, с прямой спиной, расправив плечи, со щитом, а не на щите, но мир вокруг меня изменился, но не изменился я. Непонятные надписи на стенах, изменившаяся обстановка, неизвестные мне люди, которые утверждают о каком-то сомнительном со мной родстве и дом, дом в котором я жил. Мрачный, казалось пустующий, сочивший из себя депрессивное настроение дом, не принимал меня, я уже был для этого места чужим. Чужим я был и всем тем, кто повстречался на его пути, лиц знакомых не было. По спине поползли мурашки. Волосы на голове моей вставали дыбом от идей и оправданий тому, что здесь произошло. «Возможно, когда мы ушли город захватили» или «Я сошел с ума» и многое другое. Сомнения атрофировали мозг, когда возникла новая мысль, о том, что когда я постучусь в дверь своей квартиры, откроет мне не моя любимая жена Алена, а какая-то другая женщина и будет уверять, что она моя жена. Тошнота подступила к горлу, ноги начали подводить, казалось ноги вовсе обессилили. Мысль о том, что я не смогу никогда увидеть своей семьи, была не выносима. Собрав волю в кулак, каменея от судорог, я толкнул дверь, ведущую в подъезд и начал подниматься по лестнице на второй этаж. Зеленая краска стен, надписи, которые я, будучи мальчишкой, писал с друзьями на стенах, сохранились. Это радовало глаз. Я никогда не задумывался, что несколько пролетов на пару этажей выше будут настолько тяжелыми, болезненными и долгими. Родные стены узнавались лишь по оставшимся на них надписям. Ступеньки закончились, второй этаж, глубокий вдох, от которого на мгновение закружилась голова, неуверенный стук в дверь… Через несколько мгновений послышался из-за двери уже не молодой женский голос: – Кто там? – Я боялся отвечать. – Кто там, я спрашиваю? – Громкость голоса повышалась, что свидетельствовало о том, что его обладатель приближается. Пару секунд и было ясно, на меня смотрят в глазок. – Сынок, Ромашка, – смех женщины за дверью перебил, треск отпирающихся замков и скрип открывающейся двери. Женщина, стоявшая передо мной, была явно ниже ростом, на носу ее были не толстые очки, что говорило о том, что она видит совсем не плохо и непонимающий взгляд, который остановился на моем лице. На мгновения я даже потерял дар речи. Это была моя Алена, но ее состарили годы, конечно годы что же еще смогло бы проделать подобное. – Леша, Лешенька! Рыдание наполнило стены подъезда, громадные капли катились из глаз, прижимающей из всех сил любимой жены. Объятия становились все крепче, а рыдание все громче. Я недоумевал, неужели то, что говорил тот стражник, правда. Неужели меня не было действительно двадцать семь лет, когда я уходил, ему было сорок, а моей жене тридцать восемь. Я смог узнать в ней, хоть и постаревшую, но свою любимую женщину. В голове моей прокручивались разные сценарии, но все же такого поворота событий я не мог ожидать. – Где же ты был все это время, я тебя так ждала. Гад ты, этакий. Я тебя ждала и ждала, а тебя все не было, как не было и вестей о тебе, жив ли ты иль нет тебя на этом свете уже. Ты не представляешь, как мое сердце разрывалось, как я страдала, ночей не спала, все думала, что скоро придешь, а тебя все не было. А Ромашка наш, Ромка, сын наш единственный, все о тебе спрашивал, а я и не знала, что ответить, потому что отвечать было нечего. Где же ты был, где же ты был? – Голос становился все тише, рыдания заменились всхлипыванием носа. Алена подняла глаза, сквозь стекла очков виделись красные заплаканные глаза, губы содрогались, щеки были мокрые. – Заходи, родной мой. – Далее я помню смутно. Как я и говорил раньше, моя память состоит из каких-то кусочков пазла, которые лишь постепенно и со временем складываются в образ, который впоследствии становится картинкой. Я даже не могу вспомнить, как я попал в этот город. Я не помню, как получил эту рану, которая могла убить меня. Страшно было бы очнуться в каком-нибудь незнакомом месте и не смочь понять кто ты и что ты там делаешь. – Светозар переглянулся с друзьями, затем продолжил слушать. – Но я, как и многие из тех, кто смог остаться в живых после 2009 года, это необычное ощущение смог испытать на себе. Но представьте каково это ощущать снова и снова. Я, то в одном месте, то в другом. Я не могу вспомнить своего возвращения в родной город, как бы, не старался. Я не могу вспомнить, как я пришел сюда и что меня заставило покинуть город, в который так стремился попасть. Я не могу вспомнить где я был двадцать семь лет. Где я был двадцать семь лет, Господи? |
|
|