"Шайка светских дам" - читать интересную книгу автора (Варенова Людмила Ивановна)

7. Тома. История глупой курицы

— Собственно, убогие, история-то моя так банальна.

Неужели пару лет назад эти четыре изящные, ухоженные дамы глотали паршивый кофе в жалкой хрущобке секретарши Симочки? И где теперь та хрущобка! На новую мебель Сима не поскупилась так же, как и на свои наряды. И вкус ей также не изменил. Особенно новенький диван в гостиной — бежевый и пушистый — у подруг вызвал восторг. Алла и Ирочка даже сесть на него сразу не решились. Зато Тома плюхнулась решительно с хорошего размаху, едва увидела. Но «испытание на прочность» диван выдержал, даже не крякнув.

— Вещь! — одобрила Тома, похлопав рукой мужественное детище испанских мебельщиков.

Тома по-прежнему была монументальна. Но теперь добрая буфетчица Любаша вряд ли бы ей посочувствовала. Скорее беднягу прошибла бы чёрная зависть до самых пяток. Кто сказал, что толстухи не бывают красавицами? Особенно, если стилист знает свое дело. А тот, к которому обратилась Тома, был мастер. Теперь от чёрных посечённых кудрей у Томы остался коротенький смоляной ежик. Зато картинная правильность черт и белоснежная кожа лица явились во всей красе. И еще ярче стали глаза — «карие вишни». Тёмно-красный балахон, укутывая ее всю вплоть до дорогущих вишневых сапожек, делал ее очень статной и высокой. Возню с маникюром практичная Тома терпеть не могла, зато короткие ноготки на ее пухлых руках были тщательно отполированы. Это их и спасало. Если б ногти не были так коротко подстрижены, она непременно сломала бы сейчас парочку — так мучительно сжимала, крутила и ломала себе пальцы, рассказывая о своей давней беде. От воспоминаний у нее порой дрожал и срывался голос. Не выдержав, Сима сочувственно подсела к ней на диван и взяла её за руки, не в силах больше наблюдать, как подруга зверски их ломает.

— Том, успокойся! Это же было так давно. Не занимайся членовредительством. От него все равно никакого толку.

— Толк как раз есть, — это Алла подсела к Томе с другой стороны и обняла её. — Я, бывало, как у меня выкидыш в больнице идет, все себе пальцы кусала или щипала. Боль физическая душевную боль заглушает, и чуть-чуть легче становится.

— Томочка, может, не надо тебе всё это рассказывать нам? — Ирина сама плакала от сочувствия.

Но Тамара отрицательно помотала головой.

— Десять лет никому ни звука. Надоже, наконец, мне это кому-то излить, выговориться. Мне было двадцать пять годков. Я трудилась в большом КБ большого военного завода. А ему было тридцать, он был красив, как бог войны. Он пришёл на наш завод и вызвал меня на проходную. Я прямо обалдела, когда явилась и увидела, какой кадр меня ждёт.

Его только что назначили начальником вычислительного центра в районном штабе гражданской обороны, и ему срочно был нужен хороший программист.

Он сказал:

— Мне рекомендовала вас моя жена Роксана.

Роксанка Камарина и вправду была моей подругой, я ей доверяла. На заводе было нудно, дома с родителями тошно. А тут меня приглашали на работу, где было всё: высокая зарплата, новая техника, не было дурацкого пропускного режима, и ещё были шикарные парни в военной форме. Я была девочка с принципами. Серёжка — муж подруги и потому неприкосновенен, решила я твёрдо. Но ведь не один же он там такой, думала я. Быть может, найдется среди вояк такой же симпатичный холостяк.

Наверное, симпатичные холостяки там были, только я их так и не успела заметить. Влюбилась в Сережку чуть не с первого дня. Дальше было банально. Его бесконечные жалобы на жену, детей и тещу. «Не любят», «не понимают», «мы давно чужие».

Но я держалась. Тут Роксана во мне не ошиблась. Это я потом догнала: чтоб муженек-бабник не закрутил роман с подчиненной, она подсунула ему меня в качестве крепкого орешка, живущего по моральному кодексу строителя коммунизма. Пусть муженек штурмует, все — занят, за другими юбками не бегает. Только он бегал. Еще как бегал. Такой уж был неугомонный, стервец. Про таких говорится — ему в койку годится все, что может шевелиться. Он штурмовал меня пять лет, а я держалась. Хотя любила его безумно. Оглянуться не успела — тик-так, и мне уже тридцать. Родители умерли… Даже подруг не осталось, замуж повыскакивали. А он все вьется, все скорбит: «Такой-растакой я из-за тебя, Томка, несчастный», «никто меня не любит», «одинокий старый волк», «а с тобой все бы по-другому было».

Всё равно держалась. Пыталась уйти, вырваться, и не могла. Даже Роксана уже поверила, что у нас роман, скандалила, а я все еще держалась. И вдруг стала на улице встречать ее, счастливую, под ручку с другим мужиком. Признаваться стыдно, но я за ней прошпионила и убедилась — там все серьезно. Свободен, обеспечен, любит ее, хочет жениться и забрать вместе с Сережкиными детьми. Такой вот редкий кадр — бабье счастье. И я подумала, ну почему нет?

Я была очень счастлива, убогие. Хоть недолго, а все-таки была. Особенно, когда Сережка узнал, что у нас будет ребенок. Цветами заваливал, на руках носил, а уж обещал! Всё обещал, что только можно обещать в принципе.

И вот родился Толик, и Серёжа подал на развод. Роксанка бушевала, но только из бабьей жадности. Я-то знала, что ТАМ у неё все тоже лучше не бывает. Но на суде она на мне отыгралась по-взрослому. Я ведь тоже должна была участвовать — в качестве причины. Потому что, объяснил Сережа, если суд учтет, что у нас есть ребёнок, это не позволит Роксане «раздеть его до армейских кальсон». Так мы с ним шутили. Мне было плохо от всего происходящего, но я все-таки могла тогда смеяться. Кроме Роксаны ведь были еще его многочисленные любовницы, которых он тогда разом бросил, объявив им:

— Я люблю Тамару и ухожу к ней и нашему ребёнку.

Были их мужья, тупые идиоты, которых озверевшие бабы на меня натравили. Эти даже понятия не имели, за что меня надо давить, но раз жена велела — вперед! Меня, например, запросто мог якобы случайно на улице сбить с ног прямо в лужу здоровенный дядька и унестись прочь, задрав гордо безмозглую башку. Наверняка, хлебая борщ на кухне, потом отчитывался своей бабе, мол, я эту твою заразу нынче прищучил. Будет знать! Самому бы тебе знать, урод!

Ещё была родня Роксаны. Она у нас была девочка не простая, со связями, и из очень известного семейства. В общем, я думала, что я в аду. Что наступили самые черные дни в моей жизни. Но я должна была все это пережить ради него и нашего будущего.

И я это пережила. Он развелся. И исчез. А потом пришел и сказал: «Прости. Ухожу».

— Как это «ухожу»? — возмутилась слушавшая во все уши Алла Волынова.

Остальные женщины, тоже слушавшие затаив дыхание, изумленно встрепенулись.

— А вот так. Мне казалось, я сошла с ума, что-то не поняла, что-то выдумала. А потом пришла Роксана и молча поставила на стол бутылку водки. Мы напились и ревели. Нас обеих развели, как глупых кур на птицефабрике. За год, за целый год до рождения моего Толика Сергей встретил Марину, Она была его первой любовью, но тогда, в юности, он сам её бросил и женился на богатенькой Роксане. Теперь страсть снова вспыхнула, а Марина оказалась в разводе с мужем. Но навлечь на любимую весь пыл обиженной жены, её родственников и всей толпы любовниц, этого он допустить не мог. Для этой роли идеально годилась я. И я её сыграла. Стала Жанной д'Арк. Только Жанну, к счастью для неё, сожгли, а я осталась перебирать свои головёшки.

Вот, убогие, и всё.

Марина и свободный от меня, жены и любовниц Сережа тихо поженились. Он остепенился, перестал бегать за юбками. Потом съездил на Восток, вернулся героем и сделал головокружительную карьеру. А я теперь точно знаю, что черные дни — это когда просто-напросто нечего есть, нечем накормить ребенка. Всякий раз, когда Толик тяжело болел и был на грани жизни и смерти, я умирала вместе с ним. Меня все время пытались выгнать с работы в МЧС, потому что эти старые жирные козлы в погонах не видят разницы в словах «проститутка» и «мать-одиночка». Когда, наконец, я нашла работу, за которую хорошо платили, мы с Толяном несколько месяцев непрерывно ели. Лопали без передышки. Мели все, что можно купить в магазинах. И при этом я начала худеть, потому что раньше ела только картошку и макароны, зато Толька вдруг начал расти с сумасшедшей скоростью.