"Лунные дороги" - читать интересную книгу автора (Аринбасарова Наталья, Двигубская Екатерина)

Смотрины

Прибыв в Москву, Андрон привез свою невесту в однокомнатную квартиру возле метро "Аэропорт". Комната была обставлена антикварной мебелью красного дерева, на полках в стройном порядке стояли ряды книг на французском и английском языках, на каждой плоскости лежал слой пыльки, что добавляло жилищу какую-то особенную старинную прелесть. Больше всего Наташе понравилась малюсенькая кухня в пять с половиной метров. Она ей показалась кухонькой гнома, которая, впрочем, была устроена очень рационально. "Я сам все проектировал! Сам рисовал чертежи!", — с гордостью воскликнул Андрей и повлек за собой Наташу, ошарашенную гением его инженерной мысли — "А посмотри, какое на унитазе сидение! Я его привез из Парижа. Сядь, сядь. Чувствуешь, оно теплое. Оно всегда теплое!". От приятной теплоты, ощущаемой ее задом, Наталья захлопала в ладоши. Она сразу влюбилась в свой новый дом и все-таки это была квартира мужская: "Ничего, я сделаю ее уютнее!".

В тот же вечер шестого ноября Андрей Сергеевич вознамерился представить свету жемчужину Казахстана. Жемчужина была озадачена не на шутку: "В чем же мне пойти в Дом Кино?". После мучительных раздумий надела синий костюмчик английского покроя, сшитый ею еще в училище. (В интернате была портниха, которая подгоняла казенные вещи по размеру. Она научила Наташу шить по выкройкам). Костюм был из недорогой шерстяной ткани, но Наталья была так молода, хороша, на ней все прекрасно сидело. Девушка соорудила на голове красивую прическу, надела единственные туфли, купленные еще у Гаянки. Андрей Сергеевич долго маялся на кровати в ожидании, но, уважая "женский" ритуал, не смел подгонять. Долготерпение вознаградилось "Ты будешь лучше всех!" — с восхищением, сказал Андрон, а Наталья знала, что он будет рядом, и ей ничего не было страшно.

Тогда Дом Кино находился на улице Воровского, теперь Поварская, в здании, где сейчас ютится Театр киноактера, в штате которого Наталья Утевлевна состоит и поныне. Когда молодые приехали, было уже довольно поздно. Наташу поразило огромное количество пьяных людей. Святилище киноискусства представлялось ей совсем иначе. Пьяненькие приятели восторженно встречали Андрона, лобызали его свежевыбритые щеки и с беззастенчивым любопытством рассматривали его спутницу. "Господи, и это цвет нации!" — подумала Наталья. И вдруг ее глазам представилось удивительное зрелище, по фойе Дома Кино шла Прекрасная Елена — высокая, тоненькая, в платье леопардовой расцветки, с огромными бархатными глазами и глянцево-румяным лицом. Никогда Наташа не видела создания красивее. Все глядели ей вслед, мужчины — с восторгом, женщины — с завистью, это была восемнадцатилетняя Вика Федорова.

— Пойдем, я тебя познакомлю с Тарковским, — Андрон подвел невесту к невысо

кому человеку с худощавым лицом, сильно выпившему. Он громко разговаривал и целовал коленки рядом сидящих женщин.

Андрей Тарковский — молодой гений советского кино!

В Киргизии Андрон рассказывал Наташе, как они вместе писали сценарии, как были в Венеции, как Андрей жил у них на даче, как мама ухаживала за ним. Но в тот вечер в Доме Кино девушка почувствовала натянувшуюся струну между двумя Андреями. К тому же, к ее великому неудовольствию, захмелевшее дарование не обратило на нее ни малейшего внимания, продолжая целовать подставленные коленки.

А Наталья смотрела на него широко раскрытыми глазами! Ее поразила картина "Иваново детство", она видела фильм два года назад. Это было что-то совершенно новое, завораживающее дивной красотой кадров. В картине была магическая странность, поэзия, и трагизм.

— В настоящем искусстве всегда есть тайна! Только посредственность понятна до конца! — отчаянно спорила Наталья с подругами. Балетные ребята шумной ватагой побежали смотреть фильм. Их легкие головы не были приучены подолгу сосредотачиваться на чем-то, кроме сложных танцевальных па, и после просмотра все были недовольны тем, что зря потратили драгоценное время отдыха.

На следующий день предстояло знакомство с мамой — Натальей Петровной Кончаловской. Прежде чем оправиться на дачу, Андрон с Наташей заехали на улицу Воровского — надо было забрать кое-какие продукты, и Андрей хотел показать, как живут его родители. Наталья так волновалась, что огромная квартира не произвела на нее должного впечатления.

Молодых людей встретила Нина Павловна Герасимова — давняя подруга Натальи Петровны, которую попросили присматривать за домом. Позже, когда они познакомились поближе, Нина Павловна рассказала Наташе — "Ой, ты вошла такая маленькая! Бледная — бледная! Глаза огромные, голосок дрожит. Я так за тебя разволновалась, что места себе не находила. Все думала, как тебя встретит Наталья Петровна".

У этой женщины — интересная и трагичная судьба. В молодости Нина Павловна была потрясающей красавицей, даже тогда, после всех испытаний, выпавших ей, лицо Нины Павловны сохраняло следы былой красоты. Она вышла замуж за известного поэта — Михаила Герасимова. У них дома был литературный салон, куда часто приходили Маяковский и Есенин. Как рассказывала Нина Павловна, Есенин был влюблен в нее. Светская львица ввела в литературный круг своих знакомых молоденькую Наташу Кончаловскую.

В 39-ом году мужа Нины Павловны арестовали и расстреляли, а ее сослали в Казахстан. Некогда салонная красавица провела в лагере десять лет, вернувшись оттуда совсем больным человеком. Она заболела бруцеллезом, этой редкой болезнью заражаются от скота. Ей все время было холодно, даже летом Нина Павловна часто ходила в шубе.

Герасимова рассказывала Наташе, как страшно она жила в лагере, как голодала, как озверевшие женщины насиловали надзирателей. Она показывала девушке свои молодые фотографии, ее лицо было восхитительно — мерцающие глаза, высокий лоб, маленький аристократический рот. Когда Нине Павловне удавалось достать в лагере кусочек масла, она мазала им лицо, пытаясь сохранить ускользающую красоту.

Через десять лет Нина Павловна вернулась в Москву, все ее напуганные родственники отказались от нее. Герасимовой пришлось обратиться за помощью к Наташе Кончаловской, которая была уже замужем за Сергеем Владимировичем Михалковым. Сергей Владимирович, прикрытый броней авторства Гимна Советского Союза, выхлопотал для "врага народа" комнатку в коммунальной квартире и маленькую пенсию. Герасимова поселилась неподалеку от них в Трубниковском переулке. Наталья Петровна опекала Нину Павловну до самой ее смерти — каждый месяц прибавляла денежек к мизерной пенсии, отдавала свою одежду, присылала продукты. Иногда благодарная Нина Павловна помогала Михалковым по хозяйству. Закончилась ее жизнь очень печально, она выбросилась из окна.

К светлым советским праздникам в Москве выпал снег, было холодно. В своих армянских туфельках, незадачливая Наташа тут же промочила ноги. В такси, по дороге на Николину Гору, Андрей грел на коленях ножки любимой.

Когда они вошли в дом, все с шумным любопытством уставились на нее, Наташа выдохнула: "Ой, я сейчас", и быстро убежала в ванную комнату. Там она сняла бигуди, долго колдовала над прической, подкрасилась. И, сдержавши свое обещание, ровно через час появилась в столовой. "Ах, ну это же абсолютный Гоген!" — восхитилась Наталья Петровна — "Какая хорошенькая!". Сели обедать. Юная гостья ела с большим аппетитом, что очень понравилось будущей свекрови.

После трапезы Наталья Петровна завернула девушку в огромную оренбургскую шаль и выдала свои боты. Отправились гулять. По дороге зашли в несколько домов. Бережно раскутывая ее, Наталья Петровна радостно представляла своим друзьям: "Невеста Андрона!". Все с любопытством смотрели на экзотический экземпляр, ласково поддакивали Кончаловской — "Да, да абсолютный Гоген!". Наталья Петровна, так же осторожно закутывала невестку, и они шли дальше. Так они посетили дома всех знакомых на Николиной Горе.

Наталья Петровна сразу же понравилась девушке, она была очень ласкова с Наташей, отдала ей свою шаль и резиновые сапоги и, чтобы та не обиделась обыденности подарка, заверила: "Возьми, пригодится. В Киргизии скоро начнутся холода". Эта крупная дама, несмотря на свой уважаемый возраст, была энергична, восторженна, даже шаловлива. Все, что рассказывал Андрон, обожавший свою мать, подтвердилось. А дом Кончаловских! В него невозможно не влюбиться, он искусно соблазняет гостей своей красотой, уютом, там всегда вкусно и празднично.

Московские чудеса продолжались. Восьмого сентября Андрон пригласил невесту пообедать в "Националь", сказал, что хочет познакомить с самым близким другом. Наташа удивилась, с каким подобострастием гардеробщики поклонились Андрону: "Здравствуйте, Андрей Сергеевич, давненько вы у нас не бывали!".

— Ну, прямо, как в "Повестях Белкина"! Как они Вас любят!

— Х-м, если бы не революция, они были бы моими крестьянами. Они из Михалково — нашего имения.

Друг Андрона — Влад Чесноков был переводчиком у Хрущева, часто ездил за границу. Он очень много знал, иронично рассказывал о жизни "слуг народа", Советскую власть называл Софьей Власьевной. Влад любил Андрона, и его ласковая любовь тут же распространилась и на Наташу. В этот вечер, опьяненная счастьем, обаянием собеседников и бокалом "Киндзмараули", Наталья позвонила Симе Владимировне. Директриса обрадовалась, услышав воспитанницу: "Где ты? Как у тебя дела? Как ты оказалась в Москве?". "Сима Владимировна, я выхожу замуж! Да, да! За Андрона Кончаловского! Я прилетела в Москву познакомиться с его родителями!". От радости Наташа не могла стоять на месте, на каждом слове она смешно подпрыгивала.

Вечером 11-го ноября молодые люди вернулись во Фрунзе. Когда они вошли в свой номер-люкс, тут же раздался телефонный звонок.

— Наташа, мне плохо. Срочно приезжай! — услышала девушка голос своей мамы. Андрон повез невесту на автовокзал, посадил в такси. Наталья очень нервничала — "До Алма-Аты 230 километров. Скорей бы доехать!" — всю дорогу подгоняла таксиста. Через три часа, поздно ночью она добралась до дома.

На пороге ее встретила мама. Мария Константиновна не выглядела больной: "Мне позвонила Серафима Владимировна", — сказала она, гневно теребя пояс платья — "Почему я от нее, из Москвы, узнаю, что ты выходишь замуж? А-а-а?"

В ответ растерянное молчание.

— Молчишь! Никуда ты больше не поедешь. Сниматься мы тебя не отпустим!

— Я не могу сорвать съемки — у меня договор!

— Он — мерзавец! Он первым делом должен был прийти к нам!

Имени Андрона не желали произносить, дабы не осквернять уста. Не раздеваясь, Наталья села в кресло — четверо суток она ничего не ела, только пила. Вся семья ополчилась на девушку. Только Танечка тайком пробиралась к сестре, совала под нос яблоко и, плача, уговаривала: "Ну, хоть яблочко съешь! Ведь с голоду помрешь!". Беспрерывно кто-то звонил по телефону, Мария Константиновна резко отвечала, бросала трубку.

Через день после пропажи артистки взволнованный режиссер примчался в Алма-Ату, захватив с собой директора картины Воловика. Они затаились возле Наташиного дома, от переживаний у Андрея Сергеевича начался понос. Поэтому помимо слежки за подъездом возлюбленной, он был занят поисками укромного местечка, где можно было бы приземлиться. Верный Воловик стоял на карауле. Каждый час Андрон звонил Марии Константиновне, умоляя вернуть Наталью. Никакие уговоры не помогали, мать была непреклонна. Она, подобна церберу, сторожила двери в комнату, где четверо суток прела в сапогах и пальто ее непокорная дочь. Тем временем отца семейства вызывали в ЦК — уговаривали, грозили исключить из партии. "Пожалуйста, исключайте", — спокойно говорил он — "Но дочь не отпущу".

На пятый день Натальиного заточения пришла какая-то женщина. В соседней комнате Мария Константиновна и незнакомка громко о чем-то спорили. Наташа с бьющимся сердцем, осторожно встала, вышла в коридор. И вдруг обнаружила, что входная дверь открыта. Перелетая через ступеньки, она выскочила на улицу, и попала прямо в объятия Андрона. Он тут же посадил девушку в "рафик" и они скорее помчались прочь.

Крепко обнявшись, Андрон с Наташей сидели и плакали. Наконец, он опомнился и воскликнул:

— Надо заехать в ЦК к секретарю Джангильдину, поблагодарить за помощь.

— За какую помощь?

— Он вызывал твоего упрямого отца. Требовал вернуть тебя.

Наталья разволновалась за папу. Но влюбленность так эгоистична — она быстро утешилась рядом с Андроном. Молодые люди заехали в ЦК, поблагодарили благодетеля и понеслись во Фрунзе.

Следующий день был ознаменован предложением Андрея Сергеевича своей руки, сердца и фамилии: "Все, бежим в загс. Скорее распишемся, чтобы никто не мог у меня отнять тебя". От предложенной славной фамилии Михалковых, Наталья отказалась: "Ваша фамилия и так знаменита, а я хочу, чтобы и фамилия моего папы тоже стала известна". В районом загсе — маленькой комнатушке, сплошь засиженной мухами, Андрея Сергеевича и Наталью Утевлевну расписали.

Несмотря на важность события в этот день была съемка. Вечером после работы молодожены пошли в ресторан гостиницы "Тянь-Шань", чтобы тихо отпраздновать женитьбу. Высокие своды залы ухали от развеселого крика подпитой компании киношников. Андрон с Наташей встали во главе стола, объявили: "Мы сегодня поженились!". Поднялся такой невообразимый ор, что от вибраций Ромадину в рюмку свалился кусок штукатурки. Мишенька вскочил и бросился обнимать и целовать их: "Ах, вы мои дорогие! Как я рад! Как я счастлив! Я вас так люблю!". От избытка чувств он вытащил из своих штанов ремень, оторвал пряжку. Пряжку подарил Наташе, ремень — Андрону. "Это вам на счастье! Ах!" — и он принялся за карманы своей рубашки. Отрывая от нее по кусочку, кричал: "Какая радость! Мне для Вас ничего не жалко. Вот, последнюю рубашку отдаю! Ха-ха-ха!". Потом, как и полагается, распитие спиртных напитков продолжалось. Теперь к стрельчатым сводам то и дело возносилось: "Горько!", только ошалевший от выпитого Гоша Рерберг кричал: "Сладко!". К концу вечера наступила полная анархия, и к трем часам утра причина веселья была бесследно утеряна.

Работая над фильмом, съемочная группа провела в Киргизии больше полугода. "Как мне надоела это ресторанная еда. Как хочется домой! К маме! Я хочу, чтобы она научила тебя всему, что умеет сама!". Андрону очень нравилось, когда молодая жена умудрялась что-нибудь приготовить в гостиничном номере и, накрыв стол, поджидала его после съемки.

Однажды он уехал на ночную смену, велев жене запереть дверь. Послушная Наташенька закрылась и, сидя в кресле, благополучно уснула. Проснулась Наталья от вибрации стен. "Землетрясение!" — испугалась она и побежала скорее из номера.

Каково же было ее изумление, когда, распахнув дверь, она увидела своего благоверного, сотрясавшего в праведном гневе здание гостиницы.

— Я час не могу достучаться до тебя! Перекидал в окно все монеты, разбудил всю гостиницу, а ты спишь!

Андрей Сергеевич страшно замерз и устал до полусмерти. Он был обижен, и Наталья чувствовала себя безмерно виноватой. Но в молодости так крепко спится!