"Внешнеполитические факторы развития Феодальной Руси" - читать интересную книгу автора (Каргалов В. В.)I. РУССКИЕ КНЯЖЕСТВА И ЗОЛОТАЯ ОРДА В 40-х — НАЧАЛЕ 50-х ГОДОВ XIII СТОЛЕТИЯВесной 1238 г. полчища Батыя отошли в половецкие степи. Занятые ожесточенной войной с половцами и аланами, походами на порубежные русские «грады» и подготовкой большого похода на запад, завоеватели не нападали на Северо-Восточную Русь. «И бысть то летом все тихо и мирно отъ Татаръ», — сообщает летописец2. В опустошенной страшным «Батыевым погромом» Северо-Восточной Руси начинает восстанавливаться нормальная жизнь. В свои столицы возвращаются уцелевшие князья. Князь киевский и новгородский Ярослав Всеволодович, брат убитого на реке Сити великого князя Юрия, «седе на столе в Володимери», а его младшие братья Святослав и Иван — в Суздале и Стародубе3. Во Владимирскую землю постепенно возвращалось разогнанное «Батыевым погромом» население. Летописцы сообщают о восстановлении городов, о новом заселении сел и деревень. Возвращение населения во Владимирское княжество происходило, по-видимому, довольно быстро, так как уже в следующем 1239 г. великий князь смог собрать значительные силы для похода на Смоленск: «Иде Смолиньску на Литву, и Литву победи, и князя ихъ ялъ, а Смольняны оурядив» 4. Записей о татарах в русских летописях в первые три-четыре года после нашествия нет вообще: видимо, страшный «Батыев погром» был воспринят современниками как кратковременный опустошительный набег кочевников, после которого степные завоеватели возвратились в степи и фактически исчезли из поля зрения летописцев . Русские князья в первые годы после нашествия были заняты больше восстановлением своих разгромленных княжеств и распределением княжеских столов, чем проблемой установления каких-либо отношений с ушедшими за пределы русских земель завоевателями. Межкняжеские отношения не претерпели особых изменений в результате нашествия: на владимирский великокняжеский стол сел следующий по старшинству «Всеволодович», раздав остальные города своим братьям и племянникам. Положение изменилось, когда монголо-татары после похода в Центральную Европу снова появились в южнорусских степях. Перед русскими князьями вплотную стал вопрос об установлении каких-то отношений с завоевателями. Видимо, полного единодушия в Северо-Восточной Руси по этому вопросу не было. Сильные и богатые города на северо-западной и западной окраинах, не подвергшиеся татарскому разгрому (Новгород, Псков, Полоцк, Минск, Витебск, Смоленск), выступали против признания зависимости от ордынских ханов. В представлении летописца XVI в. Новгород даже «отделился» тогда от «Руси», не желая признавать ордынскую власть: «въ тоя же горкая Батыева времчина отвергоша они (новгородцы. — В. К.) работнаго ига, видевше держаще державныхъ Рускихъ нестроение и мятежь, и отстуииша тогда, и отделишася отъ Руси, царства Владимерскаго. Оставше бо Новгородцы отъ Батыя не воеваны и не пленены» 2. Северозападные русские земли, почти не пострадавшие от нашествия, не только сохранили свои богатства и вооруженные силы, но даже пополнили население за счет беглецов из восточных княжеств. Это оказывало, конечно, значительное влияние на внешнеполитический курс великого князя. Северо-Западной Руси, которая выступала против подчинения ордынскому хану, противостояла группировка ростовских князей: Владимир Константинович Углицкий, Борис Василькович Ростовский, Глеб Василькович Белозерский, Василий Всеволодович Ярославский. Их княжества сравнительно мало пострадали от нашествия Батыя: Ростов и Углич сдались без боя и не были, вероятно, разрушены татарами, а до Белоозера завоеватели вообще не доходили. Некоторые города Ростовской земли еще во время нашествия наладили, вероятно, какие-то отношения с завоевателями. Так, Ф. Киссель на основании «древней угличской летописи» сообщает о городе Угличе, что Батый в 1238 г. «оставил в нем своих чиновников», и князь Владимир Константинович Углицкий, вернувшийся в город в 1240 г., правил совместно с ними3. Трудно сказать, насколько достоверно это сообщение, но о том, что именно ростовские князья с самого начала склонялись к признанию зависимости от Орды и превратились со временем в настоящих «служебников» хана, имеются многочисленные данные в летописях и житийной литературе'. Именно ростовские князья первыми «поехаша в Татары к Батыеви про свою отчину» 2 и в дальнейшем поддерживали тесные связи с ордынскими ханами. Существование двух группировок — северо-западной, выступавшей против признания зависимости от Орды, и ростовской, склонявшейся к установлению мирных отношений с завоевателями, — во многом определяло политику великого владимирского князя. Эта политика в первое десятилетие после нашествия Батыя была двойственной. С одной стороны, большая часть Северо-Восточной Руси была опустошена нашествием и уже не имела сил для открытого сопротивления завоевателям, что делало неизбежным признание, хотя бы формальное, зависимости от золотоордынских ханов. Нельзя не учитывать и того обстоятельства, что добровольное признание власти ордынского хана обеспечивало лично великому князю определенные преимущества в борьбе за подчинение своему влиянию других русских князей. В случае же отказа Ярослава Всеволодовича явиться в Орду великокняжеский стол мог при поддержке Батыя перейти к другому, более сговорчивому князю. С другой стороны, существование сильной оппозиции ордынской власти в Северо-Западной Руси и неоднократные обещания западной дипломатией военной помощи против монголо-татар могли пробуждать надежду при определенных условиях противостоять притязаниям завоевателей. Кроме того, великий князь не мог не считаться с антитатарскими настроениями народных масс, которые неоднократно выступали против иноземного ига. Все это привело к тому, что великие владимирские князья после формального признания власти золотоордынских ханов пытались выступить против монголо-татарского владычества, и факт признания этой власти еще не означал в действительности установления над страной иноземного яга. Первое десятилетие после нашествия является периодом, когда иноземное иго еще только оформлялось, и в стране побеждали силы, поддерживавшие татарское владычество. Установление отношений великого владимирского князя с Ордой плохо освещается в источниках. Суздальский летописец просто сообщает под 1243 г., что «великыи княз Ярославъ поеха в Татары к Батыеви, а сына своего Костянтина посла къ Канови. Батый же почти Ярослава великого честью, и мужи его, и отпусти и, рек ему: «Ярославе, буди ты старей всем князем в Русском языце. Ярослав же възвратися в свою землю с великою честью» 3. Новгородская I летопись добавляет, что «князь Ярославъ позванъ цесаремъ Татарьскымъ Батыемъ, иде к нему въ Орду» . Есть основания предполагать, что поездке великого князя в Орду предшествовала дипломатическая разведка, проведенная его сыном Александром Ярославичем. Новгородская IV летопись сообщает, что в 1242 г. «поиде Александръ къ Батыю царю» 2. Следом за великим князем потянулись в Орду «про свою отчину» другие князья. В 1244 г. ездили в Орду и вернулись «пожалованы» князья Владимир Константинович Углицкий, Борис Василькович Ростовский, Василий Всеволодович Ярославский. В 1245 г. «с честью» возвратился из ставки великого монгольского хана Константин Ярославич. Видимо, он привез формальное признание Ярослава Всеволодовича великим монгольским ханом. Лаврентьевская летопись сообщает об этих событиях: «Княз Костянтинъ Ярославичь приеха ис Татаръ от Кановичъ къ отцю своему с честью. Того ж лет великый княз Ярославъ и с своею братею и с сыновци поеха в Татары к Батыеви» 3. В Орду приезжали не только северо-восточные, но и южнорусские князья (имеются данные о пребывании в Орде черниговских князей). Никаких подробностей, которые могли бы пролить свет не причины этого «съезда» князей в Орде, летописи не сообщают. Только в Новгородской III летописи содержится запись, имеющая, как нам представляется, прямое отношение к описываемым событиям: «В лето 6754 (1246 г.) при архиепископе Спиридоне Великаго Новагорода и Пскова, великий князь Ярославъ Всеволодовичь… началъ дань давать въ Златую Орду» 4. Вероятно, поездка русских князей в Орду была как-то связана с оформлением даннических отношений. К этому же времени относятся частичные переписи в некоторых южнорусских княжествах (Киевском, Черниговском). В Северо-Восточную Русь ордынские переписчики и сборщики дани в это время еще не проникали, но можно допустить, что существовали определенные обязательства русских князей по отношению к ордынскому хану. Из Орды великий князь Ярослав Всеволодович поехал в Монголию к великому хану и осенью 1246 г. умер, «ида от Кановичъ». В исторической литературе гибель Ярослава Всеволодовича в ставке великого монгольского хана связывается с противоречиями между Батыем и великим ханом. Так, А. Н. Насонов высказывает предположение, что великого князя, как сторонника Батыя, отравили5. Русские летописцы очень неопределенно сообщают о причинах гибели Ярослава Всеволодовича в Монголии. По существу, они приводят единственную подробность — факт «клеветы» на него со стороны некоего «Феодора Яруновича». Софийская I летопись отмечает, что Ярослав Всеволодович «обаженъ же бысть Феодоромъ Яруновичемъ царю и многы дни претерпевъ…, представися въ Орде нужною смертию» . Почти без изменения вошла эта запись и в «Степенную книгу», по сообщению которой Ярослав «завистными винами оклеветанъ бысть отъ некоего Феодора Яру-новича» 2. Кто такой «Феодор Ярунович» и какими «завистными винами» оклеветан был Ярослав — неизвестно, но сам факт «клеветы» дает основание предполагать, что дело заключалось не только в противоречиях между Батыем и великим монгольским ханом. В условиях, когда Южная Русь готовилась к борьбе с завоевателями, а в Северо-Восточной Руси еще имелись значительные силы, выступавшие против установления иноземного ига, естественно предположить, что «вины» Ярослава как-то связаны с сопротивлением монголо-татарскому владычеству. Косвенным подтверждением этого предположения являются данные Б. Я. Рамма о переговорах владимирских князей с папством относительно союза против татар. Б. Я. Рамм считает, что «серия из 7 папских посланий» в 1246 г. относится к переговорам папской курии не с Даниилом Галицким, а с владимиро-суздальскими князьями и свидетельствует «достаточно убедительно о том, что русские князья решили вступить в соглашение с папством, рассчитывая, что этим путем можно заручиться поддержкой для военного отражения новых татарских набегов». По мнению Б. Я. Рамма, переговоры с папством зашли так далеко, что в «декабре 1245 или в самом начале 1246 года» суздальским князем было направлено посольство в Лион 3. Видимо, об этих переговорах стало известно монголам, что и послужило причиной гибели Ярослава Всеволодовича. Плано Карпини писал, что монгольская «ханыпа» приказала отравить князя Ярослава, чтобы завоевателям было «свободнее и окончательнее завладеть его землей». Действительно, гибель великого князя Ярослава значительно усложнила обстановку в Северо-Восточной Руси. Началась борьба за великое княжение между его сыновьями и братьями. Сначала великокняжеский стол перешел по обычаю к следующему по старшинству «Всеволодичю» — суздальскому князю Святославу, который «седе в Воладимери на столе отца своего, а сыновци свои посади по городом, яко бе имъ отецъ оурядилъ Ярославъ»4. Против Святослава выступили «Ярославичи» — Михаил, Андрей и Александр. Летописец сообщает, что Святослав во Владимире «седе лето едино и прогна и князь Михаиле Ярославичь». Затем в борьбу за великое княжение активно включились Александр и Андрей. По словам В. Н. Татищева, между ними началась «пря велия о великом княжении», после чего они «уложа ити во Орду», где «многу стязанию бывшу» . Как сообщает летописец, в 1247 г. «поеха Андреи княз Ярославич в Татары к Батыеви, и Олександръ княз поеха по брате же к Батыеви». Однако Батый не стал сам решать спор между братьями и «посла ю к Каневичем», в Монголию2. Между тем в Северо-Восточной Руси продолжались усобицы. Михаил Ярославич, захвативший великокняжеский стол, был убит в 1248 г. в войне с литовцами («оубьенъ быс Михаиле Ярославич от поганыя Литвы») и на владимирский великокняжеский «стол» снова сел Святослав Всеволодович. Он княжил до 1249 г., до возвращения из Монголии старших «Ярославичей». Решением великого монгольского хана владимирский стол в обход своего старшего брата получил Андрей Ярославич. Причину этого, как правильно указывает А. Н. Насонов, следует искать в обострившихся отношениях между Батыем и великим монгольским ханом. Видимо, князя Александра, первым из русских князей приехавшего в Орду, считали в ставке великого хана сторонником Батыя и поэтому предпочли отдать великое княжение Андрею. Лаврентьевская летопись сообщает под 1249 г.: «Приеха Олександръ и Андреи от Кановичь, и приказаша Олександрови Кыевъ и всю Руськую землю, а Андреи седе в Володимери на столе» 3. Решение великого хана отдать владимирский стол Андрею Ярославичу в обход его старшего брата послужило в дальнейшем источником больших осложнений. Андрей Ярославич, получивший владимирский великокняжеский стол непосредственно от великого монгольского хана, вел себя довольно независимо по отношению к Орде: за время его великого княжения (1249–1252 гг.) летописи не отмечают поездок князей в Орду, не говорят о посылке «даров» хану; «дани и выходы», по свидетельству В. Н. Татищева, платились «не сполна» 4. В начале 50-х годов, когда Андрей Ярославич укрепился на великокняжеском столе, им была сделана попытка оказать открытое сопротивление Орде. Для борьбы с татарами Андрей Ярославич старался заключить союз с Южной Русью, с сильнейшим южнорусским князем Даниилом Романовичем Галицким. Косвенные данные о складывании в начале 50-х годов XIII в. этого союза имеются в летописях. Прежде всего очень симптоматична поездка по северо-восточным русским княжествам митрополита Кирилла в 1250 г. Митрополит Кирилл был прямым ставленником князя Даниила Романовича, долгое время служил у него «печатником», выполняя многочисленные дипломатические поручения, и его поездка по Северо-Восточной Руси была, конечно, не случайной. Лаврентьевская летопись ограничивается краткой записью: «Toe же осени приеха митрополитъ Кирилъ на Суждальскую землю» . Более подробно говорит о поездке митрополита Кирилла Никоновская летопись: митрополит «иде изъ Киева въ Черни говъ, таже прииде въ Рязань, таже прииде въ Суздалскую землю, и сретоша его князи и бояре съ великою честию» 2. Митрополит Кирилл, таким образом, объехал столицы наиболее сильных северо-восточных княжеств. В прямую связь с поездкой митрополита Кирилла по Северо-Восточной Руси можно поставить заключение брака между великим владимирским князем Андреем Ярославичем и дочерью Даниила Галицкого, что было, вероятно, внешним проявлением складывавшегося союза между двумя сильнейшими русскими князьями. Лаврентьевская летопись сообщает, что в 1251 г. «оженися княз Ярославичь Андреи Даниловною Романовича и венча и митрополитъ в Володимери» 3. Сделана была, видимо, попытка привлечь к союзу и сидевшего в Новгороде Александра Ярославича: в 1251 г. митрополит Кирилл «прииде въ Новъгородь». К тому же времени относится появление в Новгороде папских послов к Александру, которых летописец обвиняет в желании склонить Русь к «латинству». Однако привлечь Александра к антитатарскому выступлению не удалось. Союз великого князя Андрея Владимирского с Даниилом Галицким, т. е. фактически союз Северо-Восточной и Южной Руси, отличался явной антитатарской направленностью. К. Маркс пишет в своих «Хронологических выписках», что «Андрей пытался противиться монголам» 4. В летописях имеются прямые указания на враждебное отношение великого князя Андрея к татарам и его нежелание подчиниться власти ордынского хана. Даже Лаврентьевская летопись, в целом отрицательно относившаяся к попытке Андрея Ярославича оказать сопротивление татарам, отмечает, что он предпочел «с своими бояры бегати, нежели царемъ служити» 5. Автор Никоновской летописи вкладывает в уста великого князя Андрея Ярославича гордые слова о том, что «лутчи ми есть бежати в чюжюю землю, неже дружитися и служили Татаромъ» 6. Готовясь к открытой борьбе с татарами, великий князь Андрей Ярославич мог опереться прежде всего на северо-западные русские земли, которые не подвергались татарскому погрому и не попали еще в орбиту ордынской политики. На стороне Андрея активно выступил тверской князь Ярослав Ярославич (его «княгиня» и дети находились в войске князя Андрея во время битвы с татарами под Переяславлем). Можно предположить, что великому князю сочувствовало население Пскова и Ладоги. В 1253 г., когда союзник Андрея князь Ярослав Тверской «выбежал» из «Низовьской земли», псковичи «посадиша его въ Плескове» . Не менее радушный прием встретил князь Ярослав Тверской и в Ладоге, где «почтиша и ладожане». Колеблющуюся позицию в событиях начала 50-х годов занимал Новгород. Новгородцы в 1252 г. отказались принять бежавшего от татар князя Андрея, однако в 1255 г. они сами призвали его бывшего союзника Ярослава Тверского. Наиболее сильным союзником великого князя Андрея Ярославича был, конечно, князь Даниил Романович Галицкий, который успешно подавлял оппозиционные выступления галицко-волынских феодалов и готовился к войне с Ордой: строил новые крепости, набирал полки, вел активные переговоры с папой и венгерским королем Белой IV о совместной борьбе с татарами. В целом в начале 50-х годов XIII в. на Руси сложилась довольно сильная антитатарская группировка, готовая оказать сопротивление завоевателям. Необходимо отметить, что выступление великого князя Андрея Ярославича против установления монголо-татарского ига имело под собой кое-какие реальные основания. Конечно, Северо-Восточная Русь была опустошена нашествием, но за 14 лет, прошедших со времени «Батыева погрома», разогнанное население в основном вернулось, восстанавливались города, укреплялся государственный аппарат, заново создавались вооруженные силы. Нельзя не учитывать и того обстоятельства, что обширные районы Руси не подвергались татарскому разгрому: северо-западные и западные земли (Новгород, Псков, Полоцк, Витебск, Смоленск), Северная Русь (Белоозеро, Вологда, Устюг Великий), частично — города Ростовской земли. В начале 50-х годов оформляется союз с Южной Русью, которая сумела быстро оправиться от нашествия и восстановить способность к сопротивлению. С другой стороны, монголо-татары располагали в начале 50-х годов меньшими силами, чем перед походом Батыя. Это было уже не объединенное войско монгольской империи, как в 1237–1240 гг., а только военные силы Золотой Орды, значительно ослабленные героическим сопротивлением русского народа и продолжительным походом в Центральную и Южную Европу. К тому же внимание ханов Золотой Орды в рассматриваемый период было в значительной степени отвлечено за Восток, где происходила ожесточенная борьба за монгольский императорский престол. Два улуса — Джучи и Тулуя — объединились для борьбы с родами Угедея и Чагатая и только к 1251 г. добились решительного перевеса над своими соперниками. Батый, принимавший активное участие в этой борьбе, значительно расширил свои владения на восток и юго-восток и продвинулся до Семиречья, захватив Мавераннахр. Войска улуса Джучи принимали участие в завоевании Ирана и в войнах на Северном Кавказе, где татарам продолжали оказывать упорное сопротивление аланы. Отвлечение значительных татарских сил на восток и юг создавало дополнительные трудности в организации большого похода на Русь, который был необходим в случае открытого выступления антитатарской группировки князей1. И, наконец, самое главное — нашествие Батыя не сломило русского народа, не подавило его волю к борьбе. Как убедительно доказывает на основании анализа памятников русской общественно-политической мысли того времени И. У. Будовниц: «В самые страшные десятилетия татарского ига, наступившие после кровавого батыева погрома, проповеди прислужничества, угодничества и пресмыкательства перед носителями иноземного гнета, исходившей от духовенства и господствующего феодального класса, народ сумел противопоставить свою боевую идеологию, основанную на непримиримости к захватчикам, на презрении к смерти, на готовности пожертвовать своей жизнью, лишь бы освободить страну от иноземного ига» 2. Однако политика великого князя Андрея Ярославича, направленная на организацию сопротивления татарам, столкнулась с внешнеполитическим курсом Александра Ярославича, который считал необходимым поддерживать мирные отношения с Ордой для восстановления сил русских князей и предотвращения новых татарских походов. Князя Александра Ярославича поддерживала значительная часть русских феодалов, духовных и светских. Страшный «Батыев погром» сопровождался массовым избиением представителей феодального класса и утратой накопленных богатств. «Политическая буря», вызванная нашествием, расшатала государственный аппарат русских княжеств, разорила феодальное хозяйство. Недаром новый великий князь Ярослав Всеволодович, вернувшись в разоренную татарами Владимирскую землю, прежде всего принял меры к восстановлению феодального управления и суда («поча ряды рядити» и «судити людемъ»). Предотвратить новые татарские вторжения можно было нормализацией отношений с Ордой, т. е. признанием ее власти. В этих условиях русские феодалы пошли на определенный компромисс с монголотатарскими завоевателями, признав верховную власть хана и пожертвовав в пользу монголо-татарских феодалов часть феодальной ренты (в форме «ордынского выхода»). Взамен русские князья получали известные гарантии от повторения нашествия и сохраняли свои «столы» и власть над угнетенными классами. Неприкосновенной осталась для феодалов возможность эксплуатировать феодально-зависимое население. Сохранив господствующее положение и аппарат власти, феодалы могли переложить на плечи народных масс основную тяжесть иноземного ига (как это и произошло впоследствии). Кроме того, в условиях феодальной раздробленности и княжеских усобиц признание верховной власти хана обеспечивало князьям определенные преимущества в борьбе за княжеские «столы»: князья, выступавшие против власти хана, рисковали лишиться своих княжений, которые переходили при помощи татар к более «дальновидным» соперникам. Ордынские ханы, в свою очередь, были заинтересованы в соглашении с местными князьями, так как получали в лице местной княжеской администрации дополнительное орудие для поддержания своего владычества над народными массами. Политика соглашения с местными феодалами при условии признания верховной власти хана и уплаты дани была обычной в политической практике монголо-татар. Политику соглашения с завоевателями поддерживала православная церковь. Кроме причин, общих для всего класса феодалов, на позицию церковников оказывала большое влияние обычная для монголов политика привлечения на свою сторону местного духовенства путем полной веротерпимости, тарханов, освобождения от дани и т. д. Не менее важным для объяснения позиции православной церкви по отношению к ордынским ханам представляется то обстоятельство, что церковники очень подозрительно следили за переговорами антитатарской группировки князей с папской курией, видя в союзе с католическими государствами реальную угрозу своим доходам и привилегированному положению. На эту сторону политики русской церкви правильно обращает внимание В. Т. Пашуто, который пишет, что «русская церковь предпочитала видеть на Руси татарское иго, от которого ее доходы не страдали, чем допустить представителей католической церкви забирать свои исконные доходы» . Церковь не только поддерживала политику феодалов, направленную на установление мирных отношений с татарами, но и идеологически обосновывала власть ордынского хана над русскими землями, провозглашая ее божественное происхождение. Именно такую трактовку татарской власти содержит известное «Житие Михаила Черниговского», церковный автор которого вкладывает в уста «святого мученика» князя Михаила такие слова: «Тобе цесарю, кланяюся, понеже ти богъ поруцелъ царство света сего» 2. Наконец, нельзя не учитывать и того обстоятельства, что силы, выступавшие за мирные отношения с татарами, возглавлялись таким популярные князем, как Александр Ярославич Невский. В борьбе против Андрея Ярославича, которого легко можно было обвинить в «измене» хану, для Александра открывалась единственная возможность вернуть принадлежавший ему по старшинству великокняжеский стол. Если Андрей Ярославич опирался на антитатарские силы, то Александр, естественно, мог отнять у него великокняжеский стол только при помощи Орды. Необходимо отметить, впрочем, что в привлечении «поганых» к междоусобной борьбе князей не было для того времени ничего исключительного, ничего противоречащего феодальной этике и обычной практике межкняжеских отношений. В результате силы Северо-Восточной Руси перед «Неврюевой ратью» оказались раздробленными. Значительная часть феодалов, духовных и светских, не поддержала попытку великого князя открыто выступить против Орды, что предопределило неудачу этого выступления. Ордынский хан был недоволен слишком самостоятельной политикой великого князя Андрея Ярославича. На великоханском престоле в Монголии в это время уже сидел Монкэ, ставленник Батыя, и центрально-монгольская администрация, ранее способствовавшая утверждению Андрея на великом княжении, больше не поддерживала его. Поэтому, когда Александр Ярославич в 1252 г. приехал в Орду «искать» великое княжение, ему был оказан самый благосклонный прием. Против великого князя Андрея была направлена сильная монголо-татарская «рать» царевича Неврюя. Летописцы, весьма осторожно сообщавшие об этих событиях, все же связывают «Неврюеву рать» с поездкой Александра Ярославича в Орду. Так, в Лаврентьевской летописи непосредственно перед сообщением о бегстве князя Андрея записано, что «иде Олександръ князь Новгородьскыи Ярославич в Татары и отпустиша и с честию великою, давше ему стареишиньство во всей братьи его» . Летописцы указывают и на цель «Неврюевой рати» — прогнать неугодного Орде великого князя Андрея 2. Интересные подробности сообщает В. Н. Татищев. По его данным, в 1252 г. «иде князь великий Александр Ярославич во Орду к хану Сартаку, Батыеву сыну, и прият его хан с частию. И жаловася Александр на брата своего великого князя Андрея, яко сольстив хана, взя великое княжение над ним, яко старейшим, и грады отческие ему поймал, и выходы и тамги хану платит не сполна. Хан же разгневася на Андрея и повеле Неврюи салтану итти на Андрея» . Видимо, у князя Андрея Ярославича были все основания горестно упрекать своего старшего брата: «Господи! что есть доколе нам межь собою бранитися и наводити другъ на друга Татаръ» 2. Сильное татарское войско во главе с Неврюем двинулось в 1252 г. против непокорного великого князя. Андрей Ярославич пытался организовать сопротивление. Софийская I летопись сообщает, что татары «подъ Владимеремъ бродиша Клязму», «поидоша къ граду Переяславлю таящеся», и под Переяславлем «срете ихъ великыи князь Андрей съ своими полкы, и сразишася обои полци, и бысть сеча велика». Великокняжеское войско, к которому пришли на помощь только тверские дружины с воеводой Жирос-лавом, после ожесточенной битвы «погаными побежедени быша». Ни один из князей ростовской группировки в битве не участвовал; о них в связи с этими событиями летописи вообще умалчивают. Кроме Переяславского княжества, ставшего ареной битвы и преследования разбитых полков великого князя, татарская рать разгромила только Суздаль, «отчину» Андрея. «Неврюева рать» сыграла значительную роль в установлении монголо-татарского ига над Северо-Восточной Русью: она принесла окончательную победу князьям, которые стояли за примирение с завоевателями, за подчинение власти ордынского хана (конечно, обеспечив при этом свои собственные классовые интересы). Поражение антитатарской группировки привело к тому, что в течение длительного периода (по существу, вплоть до возвышения Москвы) ни одно из северо-восточных русских княжеств уже не могло стать организационным центром для борьбы с завоевателями. По мнению С. В. Юшкова, это послужило основной причиной отделения от Владимиро-Суздальской Руси, завоеванной монголо-татарами, русских земель на западной окраине (Полоцка, Смоленска, Витебска и др.). Переход этих земель к Литве объективно означал избавление от ужасов монголо-татарского ига. Можно проследить некоторое совпадение внешнеполитических интересов Литвы и русских княжеств после нашествия Батыя (совместная борьба с монголо-татарами, а также немцами и шведами), что облегчило их присоединение к Литовскому государству. «Дело шло, стало быть, о перемене политического верховенства, о перемене господства монголо-татарского хана на господство Литовского великого князя». Второе было гораздо легче, так как между литовским великим князем и русскими князьями сложились не отношения господства и подчинения, а отношения «сюзеренитета — вассалитета». Политический и правовой режим русских земель в составе Литовского государства мало изменился. В результате, по мнению С. В. Юш- 'Татищев, т. V, стр. 40. С. М. Соловьев тоже считает, что Александр ездил в 1252 году в Орду «с жалобой на брата» (С. М. Соловьев. История России, 1960, т. 3, стр. 157). |
|
|