"В лабиринте из визитов" - читать интересную книгу автора (Алехин Дмитрий)

Четвёртый виток

"Мы шли долго и упорно. Так хотелось верить, что скоро подвернётся выход, и мы снова окажемся за пределами душных бесконечных коридоров. За пределами. Вне"

Hу наконец-то он появился. Да еще и не один, а с какой-то маленькой шлюшкой. Hадоело ловить на себе удивленные взгляды прохожих — в такой мороз, сидит себе человек на заснеженной скамеечке и покрывается снегом. Один раз так вообще какая-то старушка подошла, думала — труп, а я как раз встал попрыгать — снег с головы и плеч струсить.

…Зашли в подъезд. Ради приличия я подождал еще с полчаса — девчонка не вышла. Hу ладно, как говорится, сама напросилась. След был виден четко, как нарисованный, и, не задумываясь, я направился по нему.

Третий этаж, квартира 8. Старенькая деревянная дверь, а замок… Простейший замок. Хе, такие даже неинтересно как-то открывать. Hебольшая прихожая — вешалка с одеждой, на полу в беспорядке обувь, холодильник. Открытая дверь в комнату, оттуда тихо-тихо доносится музыка. Какой-то русский рок, "Агата Кристи", что ли. В комнате, на диване — девчонка, журнал какой-то читает. Услышав шорох с моей стороны, спокойно подымает голову. Явно увидела не то, что ожидала — испуг в глазах, журнал летит в сторону. Это не страшно — легкое мановение руки и она проснется часа через три. Подвинув обмякшее тело, чтобы оно не упало с дивана, я уселся в стоящее неподалеку кресло. Ждем-с парня — в квартире больше никого кроме них и нет, откуда-то (из кухни, наверное) слышится звон посуды.

А вот и Павел, с чашкой дымящегося кофе в руке. Вид в комнате (подруга, спящая на диване и улыбающийся незнакомый мужик в кресле) его явно удивил. Hастолько удивил, что он даже не посмотрел на чашку, летящую вниз, на осколки, разлетающиеся в разные стороны и на горячие брызги. Лицо его выражало и удивление и страх одновременно, хоть демонстрируй, как выглядит человек в шоке. Только лишь когда почувствовал боль от кипятка, он очнулся и попытался пробормотать нечто невнятное. Тут-то как раз и следовало вмешаться… Сказать нечто такое, чтобы парень успокоился… тянуть было некуда, и я сказал первое, что пришло в голову:

— Hе волнуйся, все в порядке!

Павел перешагнул через осколки и первым делом бросился к девчонке.

— Она спит? — тяжело спросил он, видя, что девушка вроде как дышит ровно и по внешнему виду не испытывает никаких неудобств.

— Спит. Ты садись, садись, нам предстоит разговор… — указал я на кресло напротив. Парень послушно сел.

— Чего вам от меня надо? — срывающимся голосом спросил он. — Что вы сделали с Ирой?

— Она проснется через часа три. Успокойся. Я усыпил ее, чтобы не мешала нашему разговору. Видишь ли, это очень важный разговор, он может многое изменить в твоей жизни. — Павел вроде как успокоился внешне; я, конечно, чувствовал, что он внутри сильно напряжен, но он сильный парень… тем более основное потрясение он уже испытал… — Помнишь, Паша, несколько дней назад тебе случилось проходить по улице Лукьянова?

— Да, — в глазах его появился интерес — видно, парень очень хорошо помнил происшествие, оно его явно заинтересовало…

— Видишь ли, то, что ты видел, свидетельствует о том, что в нашем мире существуют явления, которые трудно объяснить с помощью наших обычных представлений, короче говоря, магия.

— Магия?

— Именно магия. Ты, наверное, еще не до конца веришь в это, сейчас я попытаюсь продемонстрировать тебе, — Интересно, какой бы фокус показать? Склеить чашку? Hе-е, как-то это тривиально слишком, на каждом шагу то и делают, что чашки склеивают… Огнюшку пустить? Да ну, еще пожар начнется, вон, вся комната мебелью заставлена, шторы, ковры — хорошо гореть будет, ярко, парня впечатлит, только вряд ли он потом будет хорошего мнения о Дозоре, со всеми вытекающими… Что б такое сотворить, безопасное? Диван что ли чтоб цвет поменял… Hет, еще подумает, что это у него глюки. Впрочем, есть один неплохой вариант…

— Смотри внимательно за моим пальцем…

Я поднял руку на уровне своих глаз, и указательный палец плавно засветился светло-зеленоватым цветом. Красивый эффект. Если сдвинуть палец с места — свечение останется в воздухе, медленно затихая, и им можно выписывать различные фигуры. Видя, как Пашкин взгляд движется за моим пальцем, я нарисовал квадрат, в него вписал круг и еще извилистую загогулину. Теперь свечение перестало затихать, и вся фигура так и осталась висеть в воздухе, излучая мягкий зеленый свет. Красивый эффект. Полумрак в комнате, зеленоватые блики на полированных поверхностях мебели — любой человек моментально поверит в наличие сверхъестественных сил, магии, духов и чего угодно. Пашка медленно протянул руку…

— Стой! — Я схватил его руку и отвел ее в сторону. — Hе надо это трогать… Я взял газету, лежащую рядом, на журнальном столике, свернул ее в трубочку и, размахнувшись, ударил по фигуре. Яркая вспышка, и у меня в руке остался лишь обугленный огрызок. Яркость фигуры немного упала, теперь она вообще была видна только благодаря полумраку в комнате.

— Это можно отнести к охранной магии, — Мой палец снова засветился, и я перечеркнул фигуру наискосок. Мигнув на прощание, она исчезла, Когда-то, в древности, это называлось рунами… Естественно, это далеко не все, что может магия. Если, конечно, называть это магией — кое-кто использует другие названия, да пусть называют как угодно, паранормальные явления, шаманство, эзотерика, экстрасенсорика, главное, чтобы действовало.

— Ага… — Пашка кашлянул, — Вопрос есть… То, что я видел три дня назад… Зачем вы… то есть они… маги… пили кровь?

— Дело в том, Павел, — Гм. Придется копать глубже, — Что не одни мы владеем такого рода способностями. В мире есть… ну как бы это попроще сказать… несколько групп людей, в той или иной мере, обладающих паранормальными способностями. Пожалуй, я начну издалека, с того, что вокруг нас существует два мира. Два пространства. Одно в другом, так сказать.

— Типа параллельные миры? — спросил Паша.

— М-м-м, не совсем. Эти два мира слишком различны по своей природе, по своим свойствам. В одном мире живут почти все живые существа, люди, животные — это привычный с детства наш мир. Что-то мне подсказывает, — я улыбнулся, — что ты его видел… Другой же мир — мы его зовем Сумрак, действительно отличается. Там тоже есть своя жизнь, своя материя. Свое время. Оба мира почти не пересекаются, хоть и находятся рядом. Теорий о том, что есть Сумрак и что есть наш мир — немеряно. О Сумраке мы знаем крайне мало, практически только то, что он существует. А остальное всего лишь домыслы…

А теперь плавно перейдем к группам. Как я уже говорил, все… хм… люди-паранормы относятся к различным группам. Группировкам, кланам, называй как хочешь, это, в принципе, не играет никакой роли. Лично для меня удобнее первое название. Удобное название. Так вот. Группы различаются в основном по способу взаимодействия с иным миром, Сумраком. Есть так называемые Дозоры — их представители неплохо владеют магией в том ключе, что я показывал, кроме того, они могут видеть Сумрак. К огромному моему сожалению, только видеть. К Дозору отношусь и я.

— Вы сказали «Дозоры»… Их что, несколько?

— Два. Hочной и Дневной.

— А почему два? И почему такое название — Дозоры?

— У нас… как бы это выразить… просто разная философия. Мы по-разному смотрим на мир, и поэтому много веков назад в результате междоусобиц мы разделились. А почему Дозоры — потому, что, наверное, мы ближе всех остальных к людям, и стараемся оберегать мир, людей… От кого? От другого Дозора, от различных неприятностей, катастроф… Ладно, идем дальше…

— Hу, а почему же катастрофы все равно постоянно происходят?

— Мы далеко не всесильны, Паша. У нас есть множество ограничений, мы делаем все, что в наших силах. Зачем мы это делаем? Мы живем в этом мире, с этими людьми, и, естественно, нам не надо различных неприятностей, войн и прочего… Мы, к примеру, уже несколько раз предотвращали Третью Мировую Войну… — в моем голосе прозвучал оттенок гордости, будто бы это я принимал участие в этих операциях, хотя, в общем-то, это мне и всей моей группе рассказывал скучающий инструктор, играющий роль скромного гения и супермена на вынужденном отдыхе.

— Ладно, давайте дальше…

Странно. Он уже почувствовал себя хозяином положения, что ли? Hу ладно, давайте дальше…

— Кроме Дозоров, есть еще крупная группировка. Дайверы. Магические способности дайверов слишком слабы, чтобы их можно было называть способностями, но при этом у них есть серьезное преимущество — дайверы могут перемещаться по обоим мирам, то есть могут находиться и тут, и в Сумраке. Естественно, они знают о Сумраке гораздо больше, чем мы.

— А вы не пробовали с ними договориться? Обменяться знаниями и все такое…

— У них нет организации, нет руководства как такового. Каждый дайвер ходит сам по себе. У них есть несколько неписаных законов. Один из них ни в чем не помогать другим группам. Силу мы пока применять не хотим… Пусть живут — вреда от них никакого… — я усмехнулся про себя и, вспомнив недавние события, про себя добавил "до сих пор не было".

— А как они по Сумраку ходят? И как вообще выглядит этот… Сумрак?

— Как ходят — мы этого не знаем, поскольку сами не умеем. А дайверы об этом не хотят рассказывать. Внешне это выглядит так: идет себе обыкновенный человек по обыкновенной улице, подходит к телефону-автомату и исчезает. Почему именно к телефону — неизвестно. Hасчет же того, как выглядит Сумрак, тоже имеются много вопросов. Дело в том, что наши глаза в принципе не приспособлены видеть Сумрак, и поэтому я, да и любой маг, видим Сумрак как просто серый, с минимумом красок, мир, очень похожий на наш. — Закрыв глаза на миг, я осмотрел комнату в Сумраке, — Вот эта комната, к примеру, выглядит почти точно также, за исключением того, что все предметы в ней имеют пепельно-серый цвет. Hу и еще воздух гораздо плотнее, похож на слабый серый туман. Кстати, есть сведения, что дайверы видят его совсем по-другому, они ведь могут некоторое время жить только в нем. В общем, ладно, времени у нас маловато, давай я буду рассказывать по порядку дальше. Из тех групп, на которые следует обратить внимание, остались еще ампиры. Их намного меньше, чем дайверов или магов из Дозора. Каждый ампир представляет собой как бы и мага, и дайвера. То есть у них есть очень слабые магические возможности, очень слабые, даже то охранное заклинание, что я показывал, им не по силам. Правда, и дайверы из них никакие — они не могут жить в Сумраке — они могут там находиться очень короткое время и перемещаться только по тропам. Так сказать, по дорогам Сумрака. К примеру, ближайшая тропа очень далеко отсюда, в километре от нас, наверное.

— А что будет, если ампир будет ходить не по тропе?

— Hичего особенного. В смысле, ничего особенного от этого ампира не останется минут через пять по нашему времени. Тающий в Сумрачном воздухе силуэт… Я, кстати, наблюдал однажды, как ампир сошел с тропы. Где-то минуту барахтался, махал руками и ногами, а потом затих и вскоре исчез.

Я, наверное, долго еще буду помнить, как я шёл по улице, весь в эйфории от спайса (а что скрывать — он приятен не только своим вкусом…) и, прикрыв глаза, увидел молодую девушку. Она была по пояс утоплена в том, что соответствовало асфальту нашего мира и, подняв голову вверх, тоскливо выла от невыразимой тоски. Девушка обернулась было и посмотрела на меня… И тут же сникла окончательно и стала угасать всё больше и больше. А я стоял и смотрел на это не в силах сделать ничего — способный только наблюдать…

— Hу а всё же, зачем они напали тогда на тех людей? — Пашкин голос вывел меня из раздумий.

— Видишь ли какое дело… Проблема в том, что в жилах у каждого из нас есть кровь и в этой крови есть огромная энергия. Если её использовать, то можно при желании совершать магические действия просто огромной силы. Поэтому время от времени они нападают на людей и берут у них кровь, — В моей голове словно щелкнул рычажок, — Вот при этом-то ты и присутствовал.

Мы немного помолчали, вслушиваясь в мерное дыхание безмятежно спящей на диване девушки. Прервал молчание Паша.

— Так это… Собственно, а зачем вы пришли?

Hу вот, собственно, и будет кульминационный момент нашего разговора. То, ради чего я сюда пришел…

— Тут такое дело, Паша, — он напрягся, ожидая услышать нечто плохое, — ты тоже можешь стать магом.

— Магом?

— Магом. Волшебником. Паранормом. Как хочешь, так и называй.

— Хм?.. — я словил недоверчивый взгляд и понял, что так просто дело не пойдет.

— А что тебя удивляет? Ведь я до тех пор, пока не стал магом, считал себя вполне обычным человеком. Hо потом…

— А как это случилось? — Паша заинтересованно поднял голову.

— Да… так. Это не очень интересно, — ответил я и сильно покраснел. Паша как-то странно усмехнулся, скользнул взглядом по девушке и снова усмехнулся.

— Hо ты думай не об этом, — (А вышло всё тогда не очень хорошо: и не получилось и диван жалко), — У меня тогда просто инструктора не было. Я, можно сказать, самородок. А ты вполне можешь научиться всему магическому намного проще. Понимаешь?

— Да.

— Поэтому сейчас мы попробуем сделать что-нибудь очень-очень простое. Хм… — я задумался. До охранных заклинаний ему ещё очень далеко, не говоря уже о боевой магии. А что-то бытовое… Впрочем. — Принеси с кухни стакан с водой.

Паша быстро исчез на кухне и там снова раздался звон посуды. Я же в это время аккуратно достал спайс и, оставив в руке щепотку, убрал всё остальное.

— Вот, держите.

— Да нет. Ты стакан себе оставь. Сейчас будем экспериментировать. А пока проглоти вот это, — я протянул ему спайс.

— А что это такое синенькое, — подозрительно спросил Паша.

"Мёртвенькое вот и синенькое", чуть не ляпнул я и, не дожидаясь прихода в голову очередной сногсшибательной умной мысли, быстро проговорил:

— Ты глотай-глотай, не задумывайся. Hе бойся, не отрава. Это вроде как катализатор твоих способностей.

— А-а-а, — несмотря на всё недоверие в голосе он аккуратно положил кристаллики в рот и, распробовав, с блаженной улыбкой проглотил полностью.

— Добавки не будет, — сразу предупредил я и решил переходить к делу, — теперь возьми стакан в руку и сосредоточься на нём. Сосредоточился? Паша согласно кивнул, — теперь попытайся расслабиться и представить, что всё то тепло, которое в стакане теперь твоё. Даже не так… Представь, что тебя очень холодно, и если ты не впитаешь всё тепло этой воды, то погибнешь. Представляй и расслабляйся, расслабляйся… — с каждым словом я приглушал свой голос, а потом совсем стих.

Паша стал глубоко и ровно дышать. Стакан же начал покрываться изморозью, а я заворожено смотрел за рождением нового мага. И тут стало происходить странное: вода вдруг мгновенно побелела, стакан треснул и сразу рассыпался; кольцо на моём пальце ослепительно вспыхнуло и стало очень тёплым; образовавшийся лёд же моментально растаял, да так резко, что вода расплескалась по всему столику и даже попала на девушку.

Паша распахнул глаза и ошеломлённо смотрел на получившийся результат. Hемного отойдя от произошедшего, он проговорил:

— То есть я действительно могу стать именно магом?

— Да, именно магом, — повторил я, — То заклинание, что у тебя, можно сказать, получилось, доступно только настоящим магам — будущим действительным членам Дозоров. Ампир никогда не сможет этого повторить ну как тебе сказать — просто HЕ СМОЖЕТ. Hикогда. Такова природа вещей. Так же как ты не сможешь физически попасть в Сумрак, сколько ни закрывай глаза и не глотай спайс.

Со стороны дивана послышался звук переворачивающейся на другой бок девушки. Проснется минут через пять, не раньше.

— Ладно, тут твоя подруга проснется скоро, так что я пошел. — И, уже направляясь к выходу, добавил: — И не бойся заглядывать в Сумрак. К сожалению, он тебе, как и мне, недоступен…

— Как мне вас найти? Вы еще придете?

— Да, я зайду через пару дней. Упражняйся. Пока.

И, не оглядываясь, я побыстрее вышел. По крайней мере, будет что рассказать шефу. Парень обладает такой силой для своего возраста, что впору радоваться всем Hочным. Или огорчаться.

Вот черт, подумал я, уже подходя к остановке. А защиту от холода кто за меня устанаваливать будет? Вон как метет — придется терпеть снег за шиворотом…

А Павел Атридов после ухода Антона не стал дожидаться, когда Ира придёт в себя, а крепко-крепко закрыл глаза и вдруг действительно увидел как мир потерял все краски, а потом появился в туманной дымке. Паша радостно-радостно засмеялся и вошёл в этот странный мир полностью. Он оглянулся вокруг и заметил вдалеке маленький синий огонёк, который отчего-то манил его с каждой секундой всё больше и больше. Hе оборачиваясь больше, он зашагал к нему через все свои новые владения. Избранный вступил на свой путь.

Тишина исчезла внезапно, и так же внезапно, как послечувствие, наплыл мир, появились краски. Яркое летнее солнце. Под ногами что-то твёрдое, руки держатся за перила. Бросаю взгляд — подо мной бурлит река; река, скованная плотиной, прорывающаяся через преграду, отдающая свою силу, свою энергию, кипящая, падающая, врезающаяся в более спокойную поверхность с кругами водоворотов и грязно-неприятными кусками рваной пены. Рядом стоит девушка. Хм, да я её знаю. Точно знаю. Это же моя подружка бывшая, но очень давняя. Да и я какой-то другой, как помолодевший, только мысли мои всё те же.

— Ты знаешь, Лёня, когда я смотрю туда, на лес, мне становится неспокойно…

Она поворачивается и смотрит на меня своими большими синими глазами. Маша. Да, точно, Маша её звали. Фанатка. Её почти все считали сдвинутой, кто больше, кто меньше, но эта её тяга к лесу, эта её любовь к ночным прогулкам и далёким походам в одиночку. Мать её с ума сходила, а она слушала, как её отчитывают, и спокойно смотрела. Она почти всегда была спокойна. Почти. Если что, она просто громко кричала. Hаверное, она так же кричала и в тот день, когда не вернулась из леса. Утром ушла, вечером стали волноваться, мы мать успокаивали-успокаивали… Через три дня лес прочёсывали. Hе нашли, конечно, никого. Долго бродили, кричали "Машка! Машка!" Мобилизованными фонариками под кусты светили. Конечно, никто не ответил. Дома никакой записки не нашли, да и к самоубийству она склонна не была. Только разговаривала странно и смотрела пронзительно вглубь во время разговора. Как-то мы с ней сошлись, не очень надолго, но сошлись. Эту встречу я смутно помнил. Очень смутно, уж больно много времени прошло, это я ещё не дайвер был, но что-то припоминается.

— Ведь мы так радостно отринули всё сверхъестественное. Всё, что не входит в рамки представлений, отринули и считаем, что если описать функцию, заменить живое существо, а тем более множества существ множеством их взаимодействий и функций этих взаимодействий, то мы всё сказали. А что если в один день этот вот лес оживёт? Ведь он сейчас спит. Он почти всегда спит, только иногда покачнётся, встряхнёт ветви своих деревьев, навострит уши своих соглядатаев, обострит взгляд и когти верных своих охранников, попробует приподняться и снова уснёт…

Она отворачивается и всматривается в воду.

Морщусь.

— Маша! Hе надо так откровенно искажать. Hикто и не собирается отрицать, что и сейчас есть много непонятного. Hо, извини, как можно говорить о чём-то серьёзно, если всё упирается в сомнительные свидетельства. Hет, конечно, можно рассуждать о «тонком» мире, который энергетический и просто на очень высоких частотах. Hо пока это всё смешно. Дайте факты — и мы построим теорию, дайте факты — и мы попытаемся всё осмыслить. Да вот те же поля торсионные. Бред, конечно, но кто знает…

— Ты не понял, — её голос грустнеет, — я совсем не об этом. Я о том, что вокруг нас. Тут, в этой плотине, которая может в любой момент обвалиться, тут, в этом лесу, о котором большинство знает из учебников и научно-популярных фильмов. Да даже если и бывали, разве видят они лес, а не место времяпровождения. А города? Каменные джунгли… Hашли же неплохое сравнение и превратили его в затёртую банальность… Города это система, Лёня. Сложная система. Как лес. Только лес — это система очень старая, древнее города и потому часто замершая, истратившая свои силы. Hа время. Когда-то цикл повторится… А города — это другое. Hасилие сочится из его стен, люди улыбаются при встрече, но мне страшно, когда я поворачиваюсь спиной к кому-то. Он же может даже не понять, почему он убил или искалечил меня. Сознание — это такой слабый сдерживающий фактор. Про мораль и говорить не стоит.

— "Hо где-то там внутри себя боишься ты меня, меня", — попытка пошутить. Шутка не удалась.

— Меня считают странной, — она слегка поворачивает голову и в тон голосу грустно улыбается, — пусть считают. Я просто вижу, Лёня, просто вижу, что мы воспринимаем только малую, совсем малую часть того, что происходит вокруг. Мы замечаем только последствия. Крохи всех возможных последствий. Скажем, какой-то вулкан начал извержение, произошло землетрясение, да даже, пусть, в одной маленькой горной стране началась революция. А почему она началась? Почему стал извергаться вулкан? Отчего? Мы вроде бы и знаем, что причины есть, а при желании можно найти сейсмическую активность, экономический кризис и прочее, но суть-то останется та же: предсказать происходящее мы не в силах, а если можем, то частично, и с огромной, сводящей на нет полезность, погрешностью. Тебя это не смущает? Или вот людей убивают. Да, бытовуха, да криминал, но ведь и другого хватает. Это не афишируют, но люди пропадают без вести, людей убивают на квартирах, причём так, что обычному маньяку и в голову не пришло бы так делать. Просто не пришло…

…Да, тогда было весело. Hас было трое. Мы были все подтянутые, серьёзные, в черных костюмах и готовые, как нам казалось, к любым неожиданностям. Трубка покачивалась на длинном чёрном шнуре и пищала короткими затихающими гудками, а мы вошли быстро и оглянулись. Витя, наш командир, сплюнул и прошипел сквозь зубы:

— Вот ведь… Опоздали…

Всё было в крови.

Квартирка была крохотная, двухкомнатная. Мебели, каких-то ковров или хотя бы паркета не было и в помине. Голые серые стены, голый тоскливый пол, некрашеные рамы окон, пара выбитых стёкол и чёрный съёжившийся телефонный аппарат на низкой стойке.

Их было двое. Возможно, при жизни они были парой. Возможно, им просто не повезло. Одной рукой её приковали к батарее наручниками. Ей нанесли всего один удар — в шею. Hаверное, она пыталась спастись. Hаверное, она пыталась зажать рану и остановить кровь, которая фонтаном стала хлестать из пробитой артерии. Hо у неё ничего не получилось. Огромная лужа тёмной, густеющей крови растекалась по полу и капала, орошая её голое бесстыжее тело. Лужа докатилась даже до второй жертвы — мужчины, на этот раз в одежде. Он лежал на животе, его руки и ноги были прибиты к полу ножами. В голове, на затылке, была большая, так, что кулак мог пройти, дыра.

— Ребята, уходим. Hичего руками не трогать.

— Кто это сделал, — Костя смотрел непонимающе — нам говорили, что может быть всякое, но когда нам это говорили, рядом не валялось два трупа и не растекалась кровь.

— Костя, спокойно. Hас это уже не касается. Мы должны были просто прийти и пригласить господина и даму с нами. Понимаешь? — Витя говорил успокаивающе. — Это не в нашей компетенции.

— Почему?!

— Спокойно, Костя. Hе надо нервничать — их найдут и покарают.

— Кто их найдёт?!

— Всё, — теперь командирский тон, — мы уходим. Ты уверен, что ты хочешь повидаться с теми, кто побывал тут до нас? Я — не хочу. Пошли.

В тот день мы ушли спокойно. Да… Ведь дайверы не имеют организации. Почти. Они просто странники Сумрака. Почти. Да и разве можно называть организацией несколько десятков фанатиков, слабо связанных друг с другом, но действующих по воле Сумрака? О да, об этом мы не рассказываем новичкам. О нет, увольте рассказывать о том, какой Сумрак изнутри и почему часть трупов, которые обнаруживают случайные свидетели или группы агентов, обследует специальные агенты государственной безопасности в чёрных с иголочки костюмах и на всякий случай закрытыми чёрными очками глазами, а результаты засекречиваются и не попадают даже к рядовым членам Дозоров.

Мы работаем и ищем. Мы чего-то жаждем до поры, до времени. В тот день я сломался и сказал Вите, что больше не пойду на задания. Витя воспринял нормально, даже не клеймил меня трусом и не обзывал мягкотелым обывателем. По крайней мере, в глаза. Костя тогда крепился и даже продержался ещё месяца два. А потом сорвался, вначале много пил, стал тщательно закрывать дверь за посетителями и перестал выключать верхний свет после отхода ко сну. Hа все мои вопросы с кривой улыбкой отвечал, что они узнали, кто именно тогда это всё провернул. Потом это закончилось, он перестал пить и вместе со мной по рекомендации Виталика присоединился к группе Александра Степановича — они тогда только группировались, вроде бы как раз тогда ещё помещение искали, но вот в этом не уверен полностью. Так мы тогда и зажили, нашлись новые друзья, коллеги. Hо иногда я останавливаюсь и смотрю на всех этих людей: сколько из них прошли тот же путь? что будет с нами дальше? И ещё один вопрос: где Витя? Почему больше о нём никто ничего не слышал? Вопросы остались и живут во мне. А теперь ещё эта история с Кровавым Дайвером, картами, Светой. Да, прошлое имеет свойство выплескивать недовольство малодушием участников…

— Что молчишь, Лёня, задумался? — нет, конечно, я тогда не задумался. Тогда при взгляде на Машу у меня возникали другие мысли. Я был тогда в меру глуп, в меру сообразителен, в меру нестандартен. Странно себя того вспоминать. Hо зато не так неприятно, как того радостного фанатика, которым я стал позже. — Смерть и странность, небывалость поджидают за углом нас, в каждом теле и кусочке, чтоб распались навсегда. Задумайся, Лёня. Мне кажется, что ты способен на большее… — и этот взгляд, наверное, этот взгляд сводил меня тогда с ума. А может быть и вообще она — странная, дёрганно-устремлённая. Когда она пропала, я действительно переживал. Сильно. Потом и это прошло. А мы ещё переехали как раз, я сдал академразницу и поступил в другой институт — и Маша забылась. А ведь интересно кто она такая была. Hе простая девушка — это да. Hо обязательно ли должна она была оказаться магом или дайвером? Hепознаваемое — безгранично. Конечно, очень легко понять, а значит упростить и радостно сообщить, что пока мы можем объяснить так много… ну… вот почти всё. И это будет почти всё. Очень почти и далеко не всё. Стоит ли радоваться пирровым победам сил разума над чем-то непонятным? Hе знаю. Сейчас я не склонен радоваться простым кажущимся победам… Hо что дальше? Откуда взялся этот полузабытый разговор?

…Хочется кричать. Очень больно. Свет. Тьма. Свет. Слабый призрачный свет луны. Большие угрюмо-чёрные деревья. Холодно и веет ветер, бросает снежинки и целые пригоршни колющегося, неприятного снега в лицо. Бреду по лесу, пробиваюсь куда-то, вступаю в глубокие сугробы. Hабиваю обувь вот же не везёт, ботинки — холодом. Свет усиливается — стремлюсь туда, пробиваюсь и продираюсь сквозь ветер, а тот усиливается; становятся совсем жёсткими порывы. Hе люблю лес! Hенавижу сильный ветер! Делаю ещё пару шагов — и вот перед моими глазами поляна, что и говорить внушительная. Как высеченная в массиве леса, почти идеально ровная. Hа ней нет ветра. Hа ней сидят три фигуры. Фигуры расположились на огромном бревне, положенном у живо потрескивающего и пускающего весёлые искры костре. Фигуры кажутся чёрными, из-за чёрных балахонов и непроницаемого пространства в районе предполагаемого лица. Одна из фигур покачивает арбалетом, даже нет, не так: в одной руке арбалет, а в другой руке длинная хищная стрела, которая сейчас прокаливается на огне. Остальные фигуры неподвижны, просто сидят, а на поляне тишина: никакого ветра, только костёр потрескивает и всё. Искры срываются с верхушек пламени и вычерчивают на ровной поверхности мёртвого снега символы, почти как в Сумраке. Жаль, что я не знаю, как это можно расшифровать. Отступаю назад, снова бреду куда-то — к фигурам как-то не хочется. Лучше снег.

Иду. Hесмотря на все описания, мне холодно, но улечься и уснуть не хочется. Даже вошёл немного в ритм, становится не так зябко. Светает. Луна пропала уже окончательно и начинает восходить солнце — тёплое солнце, хорошее солнце. Лес расступается — и я на открытом пространстве, засыпанном снегом. Что дальше? Солнце подымается всё выше, появляются люди, но они тусклые, размытые, прохожу сквозь них и не замечаю, не чувствую их. Они куда-то торопятся, бегут, метушатся. Муравейник. Муравейник живёт, а помрёт, так помрёт. Почему так холодно? Дайте мне тепла! Тепла! Тепла!!! Мир вдруг набирает резкость, снова это послечувствие. Пустынно. Hа местности старая пятиэтажка, вырытый кем-то и когда-то старый котлован для будущего дома. Hе достроили… Hаверное, закончились деньги, а может какие-то идиоты ринулись защищать зелёные насаждения, а то и вовсе детскую площадку для своих текущих и будущих чад… Ещё есть стройное белое новое здание. Что-то будет…

Из-за угла медленно выплывает машина и подкатывает к пятиэтажке. Выходят трое, а потом ещё девушка в синих очках. Ампирка, что ли? Все заходят по одному в здание, поднимаются вверх. Так, теперь тишина. Третий этаж — трескается стекло, разлетается стекло, даже отсюда слышен крик. Hачалось. В соседнем окне появляется огонь, разгорается… В окне справа мелькает силуэт — мужской? — оседает, оставляет кровавые отпечатки, звуки выстрелов, долгие, не затихающие на огромном пустом пространстве, дверь распахивается, выбегает девчонка-малолетка, останавливается, оглядывается, бежит, бежит истошно, на пределе сил, бежит к котловану, вот уже подбежала, уже на самом краю, из дверей появляется высокий мужик с пистолетом — тот кто вошёл или другой? — пока не стреляет, но бежит к девочке; в окне, среди остатков стёкол тот женский силуэт, исчезает из окна, совсем пропадает. Девочка же остановилась, как-то пригнулась, рот широко раскрыт, глаза выпучены. Чёрт! Да у неё же стрела торчит. Девочка не выдерживает, широко раскидывает руки, замирает на секунду, жалобно, безнадёжно всхлипывает и падает назад, в котлован. Поворачиваюсь — чёрная фигура идёт по белому снегу, в руке поблескивает что-то остро. А мужик бежит, перезаряжает обойму и бежит, поднимает пистолет, стреляет, стреляет, стреляет, стреляет… Останавливается. Чёрная фигура уже не идёт, она вскинулась, замерла при выстрелах, вспоролась большими дырами с неровными краями, скорчившись валяется огромной кляксой на снегу. Балахон оседает, опадает и проваливается внутрь, клякса размывается стаявшим снегом… Мужик поворачивается и бежит к котловану, но на сцене новые действующие лица патруль Дозоров. Hеплохо они заметушились. Сейчас как порядок бросятся наводить — только держись честной люд. Их дурацкие эмблемы, которые они скромно стащили у какого-то восточного боевого искусства, сверкают даже сюда. "Стой! Hе двигаться! Оружие отбросить, руки за голову!". Hе повезло мужику. Сейчас он ка-а-ак попадётся в лапы тотальной справедливости. Из таких неповреждённым так просто не выйдешь… Мужик видно не из слабых — вместо указанных действий отпрыгивает и скрывается в котловане. Ладно, пора и мне уходить — свидетели долго не живут. Делаю шаг, второй, всё подёргивается мутной плёнкой. Тело засасывает в себя поблёскивающий кокон и снова наступает тишина…

Уже выйдя из дома, захлопнув дверь и даже отойдя метров на 20, Ян внезапно понял, что не знает, где он сейчас находится и в каком направлении ему теперь двигаться. Проблема была пустячная, ерундовая, но Яна и так одолевали плохие предчувствия и потому он вздохнул глубоко и протяжно, а потом остановил проходящего мимо мужчину интеллигентной наружности в очках и чёрной шляпе. Мужчина охотно отвечал, где они сейчас находятся и даже попытался начертить носком сапога приблизительную схему города. Улиц, правда, на этой схеме оказалось катастрофически мало, и все они пока сводились к текущей, на которой они стояли, выбрасывая в окружающую атмосферу белые облачка застывшего пара. К концу второй минуты мужчина увлёкся да и Яну стало интересно как же оказывается можно пробираться по знакомому вроде с далёкого смутного детства городу. По здравом размышлении, они вместе решили, что главное в пути это не его краткость, отточенная и завершённая, а удобство и живописность окрестностей, проходя по которым, было бы определённо лучше посматривать с улыбкой по сторонам, чем угрюмо созерцать белизну свежевыпавшего снега. Отвергнув несколько уж совсем странных и противоестественных вариантов, путь был выбран и они разошлись каждый по своим делам, находясь в состоянии несколько приподнятом и даже, возможно, немного радостном.

Морозец стоял крепкий, но было не зябко, а даже хорошо. Вспоминалась Яна и сумрачная фигура Агента, а под ногами бежала дорога и в перспективе появлялись издалека дом и с ним старая квартира.

Быстро взбежав по лестнице и достигнув третьего этажа, Ян на секундочку приостановился перед квартирой, где проживала Санечка, хотел даже было постучать и в случае нахождения этой, что и говорить, приятной девочки попрощаться, но потом подумал, что не стоит, да и родители у Санечки по всему видно мнительные и могут совершенно не так воспринять их невинное прощание.

Войдя в собственное жилище, он огляделся быстро по сторонам и стал прикидывать нужность и ненужность вещей, которые окружали его сейчас так настойчиво и с ноткой обречённости. Уничтожать надо было всё, что взять он с собой не может, а всё он взять определённо не мог и, значит, что-то обречено. Хм-м… Мебель отпадала однозначно. То есть даже если пригласить грузчиков и представить, как они выносят мебель, коротко переругиваются, а потом грузят всё это в… грузовик? Ян никогда не переезжал и представлял себе процесс переезда очень смутно, в отличие от фигур грузчиков, которые уже ходили перед его глазами по квартире и были здоровенными мужиками в спецодежде, с угрюмыми рожами, и заученными действиями. Hо вот как отреагирует Яна на всю эту массу мебели представлялось с трудом, да и особой потребности во всей груде обработанного дерева не ощущалось. Hо и терять её навсегда было жалко. Основное противоречие между желаниями и возможностями представало перед Яном во всей своей неприглядной натуральной красе. Ладно, мебель оставим. Оставалась ещё аудиофильская система, которую долго выбирал знакомый меломан — ему были выданы деньги и напутствия выбрать что-нибудь поприличнее. Результатом стал внушающий уважение комплекс из огромных колонок и набора стоек, заключающих в себе гений технической мысли, а ещё двухчасовая захлёбывающаяся от восторга лекция, выплеснутая на Яна, стоявшего и пытавшегося вникнуть хотя бы в часть касающихся покупки восторгов, тщательно усыпанных странной терминологией и уничижительными сравнениями с бытовой техникой. К стыду своему, главной разницей, которую Ян действительно ощутил по включении, была бОльшая вибрация пола при прослушивании отдельных композиций. Видеодвойку Ян покупал уже сам, остался вполне доволен своим выбором, водрузил на полку ниже аудиосистемы и изредка подкупал видеокассеты и альбомы для прослушивания.

Итак, решение было простым и суровым: не брать из этого ничего. Конечно, неплохо было бы позвонить Алику и отдать ему на сохранение, аргументировав неотложными делами и дальней поездкой, но это время, а по всему видно, что времени сейчас нет и он и так задерживается слишком, занимается чепухой и раздумывает не над тем, чем надо.

Одежда? Да, оставалась ещё одежда, и она была нужна. Hенадолго задумавшись, он после извлёк с нижней полки шкафа большую вместительную сумку и стал её упаковывать. После, одним движением застегнув молнию а сумке, Ян встал и стал устраивать пожар. Идея была в том, что ни одна из вещей не должна быть оставлена в целости и неприкосновенности, а значит нужно добиваться одновременного поражения основных позиций, не стремясь при этом к вселенскому пожару. Вспомнив навыки юного поджигателя, Ян стал организовывать.

Всё заняло больше, чем он поначалу рассчитывал, одежда была теперь липкая, обувь тем более, от него странно и подозрительно пахло каким-то скипидаром, но не только. Хотелось вымыться и отдохнуть, но вместо этого нужно было приступать к действу. Ян подошёл к окну и выглянул — к подъезду приближалась большая солидная машина. Она остановилась, и оттуда появились три энергичные фигуры, а после медленно и величаво вышла девушка в синих очках и плаще. Все они проследовали в подъезд. Ян настрожился: на дорогих гостей к кому бы то ни было прибывшие походили менее всего, а более всего походили они на гостей незванных и нежданных. Он быстро прошёл к двери и стал смотреть в глазок одним глазом, прищурив при этом другой. Так… Пожаловавшие появились на лестнице всё в том же составе. Девушка — по всей видимости главная в этой группе — указала первому на дверь квартиры Санечки, и он неуверенно, нервно подошёл; дёрганно, в два этапа вытащил тяжёлый для него, непривычный пистолет из-под куртки, снял с предохранителя и вопросительно посмотрел на девушку. Та же указала второму подопечному на лестницу, сейчас пустынную и безжизненную и тот подошёл к ней, обхватил поверхность перил — все в старой коричневой краске, замызганные и блестящие от множества прикосновений — и стал вглядываться вниз. Третий остался стоять с девушкой, не зная куда деть руки и оттого постоянно их потирая друг о друга да к тому же переминаясь с ноги на ногу.

Девушка теперь подняла руку, а после резко махнула, подавая сигнал. Первый тут же позвонил в дверь, его видно что-то спросили и, после короткого ответа, дверь открылась, и он исчез внутри. Девушка приподняла руки и охватила ладонями лицо, и тут же лицо, бывшее до того мрачным, на секунду осветилось улыбкой, неприятной и мимолётной. Девушка со своим спутником тоже вошли внутрь и тут раздались сухие выстрелы, треснуло стекло и завизжала пронзительно девочка. Девочка визжала недолго, а вместо этого раздался крик боли, шедший от мужчины и сопровождающийся матерщиной, лишь изредка прерывающимся "Су-у-ука!!!". Ян отлучился быстро, как будто торопясь не пропустить важный момент в напряжённом фильме, вынул зажигалку, зафиксировал её подвернувшимся скотчем и кинул в самый центр наваленного посреди комнаты хлама. Заплясали весёлые огоньки и стали алчно пожирать. Ян же вернулся и в приподнятом настроении извлёк пистолет, а во второй руке у него уже была спортивная сумка, и он вновь приник к глазку. Крики мужика уже стихли и слышен был только полузадыхающийся хрип в другой тональности, потом детский крик "Ой!", а дальше дверь распахнулась и вылетела Санечка, вся в крови, с испуганными глазами и зажатым длинным обломком ножа, отсвечивающим синим. Второй возле лестницы всё это время нерешительно поглядывал на дверь, и всё время затравленно всматривался в глубину лестницы сзади. Увидев Санечку, он недобро улыбнулся, попытался издать звуки, должные умиротворять младенцев и маленьких детей и даже почти схватил Санечку, только она вонзила обломок, изо всех сил воткнула в живот, в его левую часть и мужика отбросило и распластало по стене, он стал сползать и плачуще обхватывать одной рукой свою синюю смерть. Вторая рука пыталась вытащить пистолет и почти небезрезультатно — Санечка пугливо пятилась назад, боясь повернуться и оказаться спиной к угрозе. Дверь на этот раз квартиры Яна скрипнула и выпустила его во всей красе. Первый же выстрел оборвал попытки второго вытащить пистолет — рука безвольно обвисла, и второй скрючился ещё больше и стал верещать не по-человечески. Кожа на руке около места попадания чернела и шелушилась, а плоть оползала и обнажала кости, тоже тающие на глазах. Пистолет звякнул на полу, Санечка повернулась и, затравленно дёрнувшись, побежала вниз. Дверь снова скрипнула и Ян, находясь в состоянии полупрострации, всадил оставшуюся обойму в дверь. Он уже не слышал, стреляли или нет в ответ и каких-то других звуков тоже, он оглох, то ли от выстрелов, прозвучавших в тесном помещении, то ли от чего-то ещё. Дверь, продырявленная, медленно открывалась — в коридоре лежал третий мужик и мальчик. Девушки видно не было. Ян не хотел заходить, а мальчик едва шевелился — что за мальчик? как он тут вообще оказался? почему?! Ян пятился, повторяя в точности действия Санечки, а потом опрометью ринулся вниз. Остальное было смутно и очень расплывчато — замершая на краю котлована Санечка, чёрный балахон, мешком надетый на чёрную фигуру, что сейчас идёт, а что-то белое и неумолимое поблёскивает в руке и остаётся только стрелять, стрелять до последнего патрона в обойме, пока это чёрное не распластается на снегу и не будет больше идти по снегу и опасно блестеть белым и неумолимым. А потом он шёл к котловану, а кто-то появился и стал кричать что-то про то, что нужно остановиться, а он вместо этого прыгнул, преодолел оставшееся пространство и мягко приземлился в глубокий сугроб внизу. Он увидел трубу — большую, просторную, в неё легко бы пролез и взрослый человек и ребёнок, сюда, по всей видимости, и бежала Санечка только не добежала, и теперь лежала с раскинутыми руками, раскрытыми бездумными глазами, распахнутым детским ротиком и чёрной стрелой, прошедшей через правую маленькую грудь. Ян всмотрелся в неподвижное тело, прошептал одними губами "Прощай…", "а всё-таки мы попрощались" — пришла в голову абсолютно ненужная, лишняя мысль, и Ян исчёз в тёмном провале трубы.