"Тайны семейного альбома" - читать интересную книгу автора (Кроуфорд Клаудиа)

1 Декабрь 1991 БЛИСС

«Бессонница? Какой вздор! Ее выдумали фармацевты, чтобы сбывать свои таблетки», – безапелляционно заявляла Рейчел, если при ней заходил разговор на эту тему. Она считала бессонницу всего лишь неким изъяном характера, скорее всего слабостью воли, и страдающие этим недугом не вызывали у нее сочувствия.

Разумное отношение к жизни – вот ее девиз. В это «разумное отношение» входили и диета, и физические упражнения, и способность реагировать на новости делового мира, – быстрее и точнее, чем это делали те болваны, что работали на нее.

Можно сказать, что Рейчел являла собой лучший образчик самодисциплины. Она научилась засыпать тогда, когда это требовалось, – в любое время и в любом месте – в самолете, в машине, по дороге на совещание или на обратном пути. Подобно тому как комната погружается во мрак, стоит только щелкнуть выключателем, так и Рейчел засыпала, едва коснувшись головой подушки.

Но сегодня все было не так. Сегодня город спал, а она не могла сомкнуть глаз. Ее нервы были напряжены до предела. И тревожное беспокойство не давало ей ни минуты усидеть на месте, не говоря уже о том, чтобы заснуть. Самое скверное, что уже ничего нельзя было сделать. Оставалось только ждать утра.

Рейчел выключила свет. Снова зажгла все лампы. Взбила подушки. Встряхнула пуховое одеяло. Настроила транзистор на другую волну – все та же глупая и бессмысленная болтовня! Где они только находят этих кретинов-ведущих и слушателей, которые звонят в редакцию. Ее интеллектуалка-дочь Ханна шутливо уверяла, что в Вайоминге существует специальная ферма, где их выращивают.

Она помассировала руки. Сделала несколько упражнений для шеи. Потянулась. Встала и подошла к своему ночному столику, провела пальцем по фотографии правнучки, словно проверяя, нет ли на ней пыли. Мысль о скорой встрече с правнучкой согрела душу, но сегодня этого было недостаточно, чтобы успокоиться и заснуть.

Никто из близких не понимал, почему среди множества фотографий Блисс, которые сделала Джесси, Рейчел выбрала самую скромную и самую неприметную. Неудивительно. Ведь она никому не показывала той фотографии, на которой выцветшими чернилами стояла надпись: «1917 год».

Но завтра, нет, уже сегодня, поглядев на часы, поправила себя Рейчел, она покажет старую фотографию Блисс. Сегодня – день подведения итогов, и сегодня же должно решиться будущее ее правнучки.

Некоторых страх парализует. У Рейчел, напротив, он вызывал прилив энергии. Было за полночь, в приюте для сирот на улице Форсайт всех детей уложили спать, и Рейчел сидела в опустевшей кухне, склонившись над старенькой зингеровской машинкой. Она спешила закончить выходной костюм к завтрашнему утру. Крепкий горячий чай, который она выпила вприкуску с кусочком сахара, и ломтик ржаного хлеба, смазанный чесноком и куриным жиром, придали ей бодрости.

Работа помогала Рейчел забыть страх, который вызывал у нее шеф – Мо Швейцер – и то, что он может сделать, если узнает, кто украл габардин. Выгнать с работы – это еще полбеды. Он запросто может отправить ее в тюрьму. Но ведь Рейчел и не собиралась ничего красть. Это произошло неожиданно для нее самой.

Да и не стоит вспоминать о Мо Швейцере. Выходной костюм должен изменить ее жизнь. Завтра Дуглас Фэрбенкс будет собственноручно продавать акции на Уолл-стрит, где, конечно же, соберется уйма народу. Ведь не требуется никаких входных или пригласительных билетов, все кто угодно могут принять участие.

И там, конечно же, будет много солдат и матросов. Биржевых брокеров, юристов, врачей. Мужчин, у которых чистые ногти и от которых не пахнет луком.

Это был реальный шанс изменить свою жизнь. Все говорили, что после окончания войны у многих женщин появится возможность начать новую жизнь. Но Рейчел не хотела ждать. Ей исполнилось пятнадцать лет. И она не собиралась сидеть в ожидании миллионера, который найдет ее после окончания войны. Она хотела заполучить богатого мужа сейчас, чтобы уйти из приюта для сирот и больше не беспокоиться о хлебе насущном.

Она уже представляла себя в новом костюме среди нарядных гуляющих людей. Кто сможет угадать, что она – подкидыш, швея из ателье на улице Гристи?! Воодушевляясь все больше и больше, она повторяла слова Хэтти Мангейм: «В Америке все возможно. Любая молодая женщина может подняться наверх. Если вы хотите, чтобы с вами обращались как с леди, ведите себя как леди».

Мисс Манхейм была одной из тех богатых старых дев, которые приезжали в приют, чтобы личным примером способствовать воспитанию девочек.

Мисс Манхейм страстно верила, что у нее есть ответственность перед самим Господом Богом за судьбу сирот, и искренне хотела им помочь. Пока ее знакомые и приятельницы ходили по портнихам и проводили время в светской болтовне, она посвящала себя воспитанницам. Рейчел, которая быстро усваивала преподанные ей уроки, была гордостью мисс Манхейм.

От мисс Манхейм Рейчел узнала, как надо правильно чистить зубы, мыть не только уши, но и за ушами, ухаживать за волосами и ногтями. Благодаря ей девушки усвоили, что им непременно надо иметь чистые носовые платки, начищенные туфли и подбитые каблуки.

Особенно много внимания мисс Манхейм уделяла тому, как надо есть. Леди должны брать еду маленькими кусочками и жевать с закрытым ртом. Леди не откусывают от целого куска хлеба. И не пьют чай из блюдца. Не едят с ножа. Не облизывают пальцы. Не облокачиваются на стол. И не говорят с набитым ртом.

Все это необходимо усвоить, потому что трудно угадать, когда и куда тебя могут пригласить.

Под ритмичный, убаюкивающий стук машинки Рейчел вспоминала особняк, в который Хэтти пригласила девочек, чтобы продемонстрировать их манеры своим подругам.

Обеденный круглый стол ошеломил Рейчел массивностью и разным великолепием. Что уж говорить о сияющей белизной скатерти, тончайшем китайском сервизе, хрустале, серебряных приборах, лежавших у каждой тарелки, или массивной вазе с цветами в центре стола.

Все уроки мисс Манхейм Рейчел добросовестно повторяла на кухне у Бекки. Поэтому неудивительно, что она вскоре почувствовала себя за столом настолько уверенно, что происходящее доставляло ей удовольствие.

Салфетка развернута. Разложена на коленях. Ложку для супа она держит так, чтобы локти не торчали далеко в стороны, и она не тянется за ней далеко вперед и не запихивает в рот.

Это нож для масла, а это – для рыбы, их нельзя путать. Молча прожевать. Промакнуть уголки рта салфеткой.

Самый страшный момент наступил, когда подошел слуга в ливрее и белых перчатках, протягивая блюдо с овощами. Но Рейчел, не колеблясь ни секунды, положила себе в тарелку овощи, не уронив ни единой зеленой горошины.

– Отлично, Рейчел! – похвалила ее хозяйка, подруги которой были просто в изумлении:

– Рейчел ведет себя так, словно родилась принцессой!

Как ни странно, но подобная мысль частенько являлась и самой Рейчел. А вдруг она внебрачная дочь какой-нибудь королевской особы, которая проезжала через Нью-Йорк к нелюбимому супругу? Поскольку о ее родителях не было известно ничего, Рейчел тешила себя мыслью о том, что все возможно.

Когда после ланча Хэтти спросила, не хотят ли девочки «пойти попудрить носики», все с притворной застенчивостью отказались. Разумеется, из страха, что им придется пользоваться незнакомыми вещами.

Но не Рейчел:

– Да, спасибо!

Удовлетворенная Хэтти повела ее на свою половину, где располагались спальня, гардеробная и отдельная ванная комната.

– Я оставлю тебя, хорошо? Только постарайся не задерживаться.

Все здесь поражало воображение Рейчел. Белый ковер оказался таким толстым и пушистым, что она тотчас же скинула туфли, чтобы ощутить его ворс.

Волнистая тень от абажура напоминала балерину в пачке. Стены были расписаны бледно-розовыми бутонами. А над дверью, ведущей в ванную комнату, были изображены два обнаженных купидона, резвящихся в саду.

Рейчел вошла и закрыла за собой дверь. Наставления мисс Манхейм, хорошо подготовили ее к тому, как вести себя в столовой, но в ванной ее ждал неведомый мир. Она оглядела сверкающий унитаз. Потребовалось время, прежде чем она решилась им воспользоваться. Ее поразило огромное зеркало, в котором отражалась вся ванная комната. Увидев себя, Рейчел даже отвела взгляд, постаравшись как можно быстрее сделать свои дела.

Собравшись вымыть руки, как учила мисс Манхейм, она в восхищении застыла перед бутылочками с лосьонами, баночками с кремом, полотенцами с розами, похожими на те, что украшали мраморный бордюр над умывальником. Не решившись притронуться к полотенцу, Рейчел вытерла руки о трусики.

Но труднее всего ей было отвести взгляд от сияющей белизной ванны, над которой выгнули свои лебединые шеи краны с холодной и горячей водой. Здесь же стоял стеклянный кувшин. Лежали губки. Висели махровые полотенца. А в углу, на вешалке, висел пушистый халат и под ним, на полу, стояли такие же пушистые тапочки.

Как было бы чудесно искупаться в горячей душистой воде, намылить ароматным мылом большую губку и провести ею по телу! За все свои пятнадцать лет Рейчел ни разу не искупалась в настоящей ванне. Как и все остальные дети из приюта, она в определенный день ходила в душ и плавала вместе со всеми в бассейне с хлорированной водой. Единственная ванна, которую она видела, – это старая цинковая ванночка, в которой Бекки купала детишек, но Рейчел давным-давно из нее выросла.

Она представляла, как это было бы удобно купаться в ванне Хэтти, когда стук в дверь прервал ее мечты. – У тебя все в порядке, милочка?

– Да, мисс Манхейм. Не беспокойтесь.

Но одну вещь она все-таки сделает. Она еще ни разу не видела себя совершенно обнаженной. Рейчел быстро стянула всю одежду и стала рассматривать свое отражение. Как она и предполагала – у нее гладкая, блестящая кожа и хорошая фигура, как у тех классических статуэток, что они видели в музее, куда их водила Хэтти и другие опекунши.

Еще в прошлом году Рейчел заметила мужчину, который шел за ней. Мужчина типа Мо Швейцера – с грязными ногтями и от которого ужасно пахло. Грубоватые молодые парни, что потягивали пиво у стойки бара, тоже отпускали ей вслед всякие замечания. И тип, что прохаживался у борделя на Ален-стрит, завлекая таких, как она, девочек, пообещал ей «хорошую жизнь».

Быстро одеваясь, она придумала на ходу, что свалит вину за опоздание на свои шпильки, которые никак не могла заколоть. Заглянув напоследок в спальную комнату, Рейчел поклялась, что непременно сохранит девственность до того момента, когда встретит богатого человека, за которого выйдет замуж, и у нее будет такая же столовая, такая же ванная комната и спальня.

– Ты не похожа на других девочек, Рейчел, – сказала ей опекунша тихо, когда они присоединились к остальным. – Я думаю, что тебя ожидает хорошее будущее. Не подведи меня.

Всю ночь, пока шила костюм, Рейчел вспоминала о посещении дома Хэтти и смаковала каждую деталь. Наконец костюм готов. Все кончики нитей закреплены, швы разглажены утюгом.

Выкройку Рейчел сняла из «Хорошей хозяйки», которую принесла Хэтти. И она могла смело сказать, что костюм выглядит так же хорошо, как и те, что продаются в магазине у Гудини и Бэггроя, где обычно покупают свои вещи Хэтти и ее подруги. Уставшая, но счастливая, она повесила костюм на вешалку за дверью комнаты, и прилегла поспать, пока ее не разбудила Бекки. Пришло время одевать малышей, кормить их завтраком и отправлять в школу. После того как они ушли, Рейчел помогла Бекки почистить картофель к ужину.

Бекки воспитывала Рейчел с того самого дня, как подняла ее со ступенек у двери приюта. И помогала ей, когда та в двенадцать лет поступила учиться в Текстильное училище. Помогала и потом, добившись места горничной, чтобы Рейчел подработала хоть немного денег. Она утешала свою «маленькую девочку» в трудные минуты жизни, уступила ей комнату и постель в обмен на помощь по уходу за детишками. Единственное, что вызывало у нее резкое неприятие, – работа у мистера Швейцера, этого развратного негодяя, которого следовало, по мнению Бекки, повесить на городской площади.

Бекки связывали надежды на лучшее будущее Рейчел с мисс Манхейм, которая восхищалась и мастерством Рейчел, и тем, как девушка усваивала уроки хорошего тона. Только мисс Манхейм могла добиться для Рейчел работы у Гудини или Бэггроя. И тогда у девочки появилась бы своя чистая, светлая комната с удобствами.

– Ты что, не собираешься сегодня идти к Швейцеру? – спросила Бекки, видя, что Рейчел не торопится.

– О, Бекки! Ты должна помочь мне, – и Рейчел обняла ее за плечи.

– Помочь?! – на языке Бекки это могло означать только одно – беременность.

Рейчел тотчас же все поняла:

– Нет, нет! Я никогда не окажусь в таком положении, не волнуйся. – И она, обливаясь слезами, принялась рассказывать о том, что случилось накануне.

Вот уже несколько дней Рейчел ловила на себе пристальный взгляд Мо Швейцера, когда он поглаживал бороду и облизывал масленые губы, пытаясь убрать крошки халвы, застрявшие в уголках рта.

Все тридцать девушек, работавшие в мастерской, и более других сам Мо, знали, что Рейчел шьет костюмы и пальто быстрее и лучше всех остальных. Именно поэтому она надеялась, что он не станет приставать к ней. Но несколько дней назад он подошел и встал за спиной, делая вид, что наблюдает за работой.

– Делай стежки поменьше! И отпусти нитку на катушке, – проворчал он, склоняясь над ней.

От его жаркого тошнотворного дыхания дрожь отвращения прошла по телу. Влажные руки Мо легли на ее плечи:

– Очень хорошо! Очень хорошо! – бормотал он, дыша ей в затылок, его руки скользнули с плеч на груди и сжали их, словно фрукты в соковыжималке. Толстым животом он упирался ей в спину.

– Очень хорошо, очень хорошо, – снова и снова повторял он.

Девушки, сидевшие рядом с ней, низко склонили головы над машинками, делая вид, что следят за тем, как ложится строчка. Неоторые исподтишка наблюдали за происходящим, насмешливо улыбаясь. Рейчел раздражала их своим высокомерием и претензиями на исключительность.

И вот настал час, когда она должна была пройти испытание, которое все они уже прошли.

– Мистер Швейцер, – она повернула голову так, чтобы смотреть ему прямо в глаза, и улыбнулась ангельской улыбкой.

Еще ни одна из его жертв не улыбалась ему. Швейцер замер, неуверенно вглядываясь в выражение ее лица. Она веселым и легким движением освободилась от его рук, вынула из кармана халата ножницы для кройки и уперлась ими в то место, где сквозь расстегнутые пуговицы рубашки проглядывало волосатое, грязное брюхо.

Все еще улыбаясь, она отчетливо проговорила:

– Если, мистер Швейцер, вы еще раз посмеете прикоснуться ко мне своими грязными руками, я выпущу вам кишки и выброшу их вашим сторожевым овчаркам на ужин.

Только на следующий день он отошел от потрясения и начал мстить. Он придирался к каждой строчке, требовал, чтобы она распарывала и перешивала их снова. Он кричал на нее, стоило ей только на секунду поднять голову от машинки и глянуть в окно. Он нарочно путал ей нитки и ломал иголки.

А вчера, когда пришло время обеда и девушки поднялись, чтобы как обычно пойти посидеть на скамейках аллеи, подышать свежим воздухом и выпить стакан крепкого холодного чая с кексом, Мо Швейцер окликнул ее:

– Отправляйся ко мне в контору!

Рейчел прекрасно знала, что случилось недавно после такого же приказа с одной из девушек. Софи Лютци, которая краснела от смущения даже когда на нее просто внимательно смотрели, вернулась из конторы с синяком и разбитой губой. Ее единственная блузка, которую она стирала и гладила через день, была порвана. И хуже всего, что ее же собственный отец потом избил Софи за то, что она вывела своего хозяина из себя и лишилась работы.

Направляясь в контору, Рейчел снова сунула ножницы в карман.

– В чем дело, мистер Швейцер?

В конторе пахло так же отвратительно, как и от него самого. Он развалился в кресле, расставив ноги, так что жирное брюхо свешивалось вниз. Он хитро посмотрел на нее, уверенный, что жертве теперь некуда будеть деться, и потер рукой меж ног:

– Я… хочу…

Рейчел смотрела на него, все еще не веря своим глазам.

Он указал на ширинку:

– Застежка очень тугая, видишь?

Рейчел не слепая, она это видела.

– Ты хорошо управляешься с иголкой и ниткой…

Она так же хорошо умеет управляться и с ножницами.

– Я хочу, чтобы ты расстегнула пуговицы и примерила, насколько их надо пересадить. Поняла?

Она все очень хорошо поняла. Софи рассказала обо всем кузине Мине, а та другим девушкам. И все знали, откуда у нее появился синяк на глазу: Швейцер силой пытался прижать ее голову к своему паху. Но с Рейчел это у него не получится, если надо – она убьет его. Холодная решимость помогла ей. Вместо того, чтобы задрожать от страха и гнева и натворить глупостей, она вспомнила, как вела себя актриса Пола Негри в роли роковой соблазнительницы.

– Я все сделаю как надо, мистер Швейцер. Вы же знаете, как я ценю свою работу и как дорожу местом в ателье. Закройте глаза и ни о чем не думайте.

Он с шумом выдохнул воздух, довольный, что добился своего.

А она, выхватив ножницы, в одну секунду срезала ему все пуговицы с брюк.

– Ахх! – снова выдохнул он, чувствуя, как распиравшая его плоть вырвалась на свободу. Открыв глаза, он прошептал:

– Иди же ко мне, Рейчел, моя девочка. Не бойся!

Она стояла и смотрела на него.

– Не бойся, – повторил он.

– Пошел к черту! – выкрикнула она.

На секунду он замер от неожиданности. Потом с воплем:

– Ах ты, сучка! – рванулся к ней, но скользнувшие вниз брюки, которые он не сумел удержать, запутались в ногах, и он грузно рухнул на пол. Пока Мо пытался встать, Рейчел выскользнула из комнаты, захлопнула дверь и быстро сунула ножку стула в дверную ручку.

Швейцер навалился всем телом, но дверь была крепкой и не поддавалась.

Со спокойствием, которое выручало ее в самые трудные минуты, Рейчел сняла шаль с вешалки и уже направилась было к выходу, чтобы пройти по аллее мимо девушек, прислушивавшихся к тому, что происходит в ателье, но тут ей на глаза попались лежавшие на столе стопки материала, приготовленного для раскроя. Не мешкая ни секунды, она схватила один из отрезов, завернула его в шаль и, прижав к груди, словно это был ребенок, выскользнула на улицу через черный ход. Ни один человек не увидел, как она вышла.

– Я хочу пойти в своем новом костюме на распродажу акций, – закончила она вызывающе. – Я никогда не вернусь к Швейцеру. Лучше пойду и утоплюсь в реке.

Бекки выслушала Рейчел с пониманием и сочувствием. Она сказала, что если для Рейчел так важно пойти на распродажу акций – пусть идет. И если вдруг негодяй Мо Швейцер будет искать ее, он ничего не добьется. А когда Рейчел вернется домой, они придумают, как спрятать подальше от любопытных глаз ее выходной костюм.

И уже через несколько минут ее дорогая девочка успокоилась и начала собираться, предвкушая необыкновенный день.

С материнской заботливостью и беспокойством Бекки смотрела, как Рейчел чистит зубы солью, чтобы придать им блеск и уничтожить запах чеснока. Налив воду в деревянную бадью, она отмыла как следует руки, привела в порядок ногти. А чистой мягкой тряпкой аккуратно протерла лицо и шею.

Коснувшись вазелином ресниц, чтобы блестели, она похлопала себя по щекам и слегка куснула губы, чтобы придать им яркости. Привычным движением она причесала длинные волосы и пришпилила их черепаховым гребнем, подаренным Бекки к дню ее пятнадцатилетия.

Пара перчаток Бекки завершила ансамбль.

– Ты просто красавица! От тебя нельзя отвести глаз. Ну, ступай!

Гордая и довольная собой, держа спину как можно прямее, Рейчел шла по улице. Некоторые мужчины в восхищении приподнимали шляпы. Некоторые улыбались, пробегая взглядом по ее лицу и фигуре, и даже оборачивались вслед.

Из распахнутых окон домов лилась одна и та же модная мелодия «Над нами». Продавцы развозили в ручных тележках холодную воду и фруктовые леденцы.

Воодушевление все больше охватывало ее. Где-то здесь, в толпе – ее судьба, ее суженый.

Но чем ближе она подходила к Уолл-стрит, тем глупее себя чувствовала. Особенно после того, как группа элегантно одетых мужчин и женщин вышли из автомобилей, оттеснив ее в сторону.

Рейчел попыталась вернуть прежнее настроение.

Если она улыбнется и кивнет, мужчина, конечно же, спросит, где они познакомились? Тогда она извинится и скажет, что ошиблась. Но тут мужчина постарается сделать все, чтобы их так неожиданно начавшийся разговор не оборвался и…

Нет, не так. Вообще все идет не так. И, конечно, никто не спросит ее, как это случалось в книгах, которые она читала про всякие любовные похождения: «Не грустно ли вам одной?» Ни одна старая семейная пара при виде ее не воскликнет: «Ах, как вы похожи на нашу безвременно погибшую дочь!»– и не воспылает желанием немедленно познакомить со своим единственным сыном, который только что сдал экзамены на бакалавра.

Она все больше и больше чувствовала себя глупой белой вороной. Выходной костюм уже не казался таким элегантным. Наверное, все замечают, что она сшила его собственными руками. Слезы навернулись ей на глаза. А чего она ожидала? Ничем не примечательная девушка. Люди проходят мимо нее, не обращая внимания. Они просто-напросто не видят ее.

А что, если попробовать иначе?

– Извините, не здесь ли Дуглас Фэрбенкс собирается продавать акции? – Она выбрала вполне респектабельную женщину, хотя и не очень хорошо одетую, которая шла одна и могла бы составить ей компанию.

– Да, – ответила женщина и повернулась к ней спиной.

Обиженная и оскорбленная, Рейчел решила, что ей незачем задерживаться здесь, среди этих смеющихся, довольных жизнью людей. У нее даже закружилась голова от собственного бессилия. Скорее домой, чтобы выплакаться на груди Бекки!

Она попробовала пробиться назад, но улицу до отказа запрудила толпа. Идти против течения было трудно. Она выбилась из сил, пока пыталась хоть немного продвинуться к Бродвею. Ей необходимо было выбраться из толпы, вдохнуть глоток свежего воздуха, чтобы прийти в себя.

– Пожалуйста! Мне плохо… – проговорила она.

Но все бесполезно. Ее никто не слышал.

Внезапно толпа дрогнула, заволновалась. Из тысячи глоток вырвался крик – это Дуглас Фэрбенкс пронесся на своем знаменитом лимузине и одним махом вскочил на сколоченную для этого случая платформу возле статуи Джорджа Вашингтона. Она невольно отметила, каким маленьким он кажется в этой толпе.

Люди теснили и толкали ее со всех сторон. И, споткнувшись обо что-то, она почувствовала, что падает. Рейчел слышала столько рассказов о том, как погибают люди, затоптанные в толпе, что ее обуял страх.

– Пожалуйста… кто-нибудь!

Вдруг чьи-то руки подхватили ее, помогли удержаться на ногах, и молодой человек в солдатской форме произнес мягким голосом:

– Он всего лишь актер! Такой же человек, как вы и я. Не следует терять из-за этого голову.

Стоило только Рейчел обрести равновесие, как испуг сменился надменностью;

– Я не из тех, кто теряет голову.

– Очень рад. – Сквозь круглые очки было видно, что его глаза лучились смехом.

– Чтобы я потеряла голову, требуется нечто более значительное, чем Дуглас Фэрбенкс.

– Меня это радует.

– А теперь я постараюсь удержаться на ногах сама. – И Рейчел отняла свою руку.

– Я сделал то, чему учила меня мама. – Он тоже попытался отодвинуться от нее.

Но толпа все сильнее прижимала их друг к другу.

Что такое с нею творится? Почему она ведет себя как самая последняя дурочка? Хэтти объясняла, что леди не должна позволять джентльмену дотрагиваться до нее, пока они не обручились. И хотя Рейчел вместе с другими девочками хихикала над тем, что внушала им Хэтти, тем не менее принимала все сказанное к сведению.

Она одета как леди, и ей хочется, чтобы с ней обращались как с леди. Но ведь Хэтти учила, что леди обязаны быть вежливыми. И они всегда благодарят за оказанную услугу.

К тому же толпа так сдавила их, что уже не имело смысла размышлять: позволять ему дотрагиваться до себя или нет. Они были примерно одного роста. И ее лицо почти касалось его лица, когда она улыбнулась и проговорила:

– Пожалуйста, примите мои извинения. Я, кажется, проявила грубость. Мне следовало поблагодарить вас за помощь.

Его лицо прояснилось:

– В такой толпе может случиться что угодно. Постарайтесь держаться рядом со мной.

Она и так держалась рядом, более того, когда толпа наконец отхлынула, Рейчел позволила ему вести себя дальше, к Бродвею, а потом к набережной, откуда они могли смотреть на корабли, стоящие в гавани.

Его звали Сэмюэль Харрингтон. Рядовой Сэмюэль Фрэнсис Алоиз Харрингтон, доброволец, направляющийся в 69-й полк.

– «Огненный 69-й»? – переспросила она. Все знали про подвиг знаменитого полка ирландцев. Рейчел была просто ошеломлена.

– Вы, должно быть, очень храбрый.

– Мне еще не представилась возможность проверить себя. Я новобранец. И медали у меня нет. Хотя мама считает, что я ее заслужил.

Стоя рядом с ним в толпе, Рейчел не могла не заметить, как плохо сидит на нем форма. Рукава очень длинные, углы воротничка торчат вверх. Даже пуговицы пришиты неровно.

И волна сочувствия поднялась в ней, как это случалось, когда в приют поступал очередной ребенок, одетый, как правило, в поношенные вещи, подаренные опекунами из Общества благотворительности. Сейчас бы нитку с иголкой, ножницы и часок времени у старенькой зингеровской машинки, – она бы подогнала форму так, что его могли бы принять за офицера.

Но осмотрительность и благоразумие удержали Рейчел от первого порыва немедленно отвести его на улицу Форсайт.

Пожилая женщина с корзиной приблизилась к ним.

– Да это же гардении! – Он выбрал один цветок и приложил к лацкану ее жакета. – Да, именно то, что просится сюда.

Ей вдруг захотелось, чтобы Мо Швейцер увидел ее сейчас рядом с мужчиной, который обращается с ней, как с леди. Наверное, когда Мо сегодня не обнаружил ее на рабочем месте, он решил, что это из-за вчерашнего.

– Не хотите ли вы немного перекусить? – почтительно спросил ее Сэмюэль Харрингтон.

Это обращение вызвало в ней еще большее чувство восторга.

За лимонадом и кексом он рассказал все о себе. Он единственный мальчик в семье, где девять человек детей. Он вырос в доме на площади Вашингтона. Его родители и сестры перебрались за город, пока в доме идет ремонт. Прадедушка Сэмюэля покинул Ирландию во время страшного неурожая картофеля.

«Босоногим парнем без единого фартинга в кармане», – произнес Сэмюэль с нарочитым ирландским акцентом, должно быть, повторяя семейное предание.

– Его звали Фрэнсис Хавьер. Он нашел работу в карьере Бруклина и умер пятьдесят лет спустя от туберкулеза легких. Но к тому времени он успел основать литейный завод и… – Сэмюэль в замешательстве остановился. – Я никогда столько не рассказывал о себе. В самом деле! Мои сестры прозвали меня Молчуном.

Он порывисто накрыл ее руку ладонью:

– Какая вы чудесная, необыкновенная девушка! – И он потянулся к ней, словно хотел поцеловать.

Рейчел лихорадочно вспоминала, как должна поступить в таком случае настоящая леди. Но Сэмюэль уже отодвинулся, ошеломленный собственным поведением.

Самое ужасное – ей хотелось, чтобы он поцеловал ее. Ей хотелось, чтобы его губы коснулись ее губ, а его руки обнимали ее. Никогда в жизни она ничего подобного не испытывала. Бекки предостерегала ее от таких историй, особенно после того, как у нее начались месячные. Бекки говорила, что девушки не должны испытывать ничего подобного до того, как выйдут замуж. Да и после этого они должны показывать мужу, как все это их пугает, чтобы он не подумал, что они не сумели сохранить невинность.

Рейчел ощутила, как ее щеки зарделись от того, что огонь желания вспыхнул в крови. Она закрыла глаза и повернулась к Сэмюэлю лицом, подставляя губы для поцелуя. Но прошло несколько секунд и ничего не произошло. Тогда она открыла глаза и увидела, что он с испугом смотрит на нее:

– Пожалуйста, простите меня, мисс Форсайт. Я не понимаю сам, как дал вам повод возмутиться моим поведением. Пожалуйста, скажите мне, что вы не сердитесь на меня.

– Я не сержусь.

– Как хорошо. Потому что, видите ли, я очень надеялся, что вы позволите мне проводить вас домой. Вы ничего не имеете против? Может быть, ваша мать не разрешает вам разговаривать с незнакомыми мужчинами?!

Но он не был незнакомым. Он был ей роднее всех людей, которых она когда-либо встречала в жизни.

– Мои родители умерли. Моего отца сбил автобус еще до моего рождения. А мать не могла жить без него. Она его обожала. И как только я родилась… – Слезы закапали из ее глаз. Все это и в самом дело могло иметь место.

– И…

– Она бросилась с верхнего этажа высотного дома.

– Как ужасно. А что… потом?

Рейчел начала осваиваться в новой роли:

– Меня взяла к себе тетя Бекки. У нее не было мужа, и она посвятила свою жизнь заботам о сиротах. Она стала управляющей в приюте для сирот на улице Форсайт. Там я и выросла.

Успокаивая ее, он вытер ей слезы своим носовым платком – заботливым и мягким движением.

Еще никто, кроме Бекки, не вытирал ей слез. И теперь, когда его лицо снова оказалось так близко, она почувствовала, как ей хочется, чтобы Сэмюэль поцеловал ее. Поскольку он ни за что не решится сделать это, чтобы не оскорбить ее, она пошлет к черту все хорошие манеры и сделает это сама. И все окружающие тоже пусть катятся ко всем чертям.

Разумеется, поцелуй их получился целомудренным – они только коснулись губами друг друга, но и от этого прикосновения у них закружилась голова.

– Простите. Мне очень жаль, я совсем не имел в виду… – покраснев, выговорил он.

– Нет, нет! Это моя вина. – Странное ощущение охватило ее. Мужчина находился в полной ее власти. И чем сильнее было ее собственное желание, тем жарче пылал он. Она сама задавала тон, и он следовал за ней.

Когда они снова двинулись вперед, казалось, что нет ничего более естественного, чем идти, тесно прижавшись друг к другу.

– Посмотри-ка, Рейчел! – сказал Сэм, шутливо, указывая на отражение в витрине. – Что за чудесная пара!

Это оказалась витрина фотоателье.

– Я еще ни разу в жизни не фотографировалась, – призналась Рейчел.

– Значит, самое время сделать это.

Фотограф возился с камерой, попутно выясняя, по какому поводу они решили сфотографироваться: семейное торжество? день рождения? или что-то другое? Нет, нет!! Как он сразу не догадался. Новобрачные!

Слабые попытки возразить он пресек в ту же минуту:

– Ни слова больше! Стойте так, как я показал. Камера уже готова. Я только включу лампу, и через несколько секунд фото будет готово!

– Ну как? – улыбнулся Сэмюэль. – Ты совершенно неотразима в своем наряде.

– А ты выглядишь таким мужественным в форме.

И опять им казалось, что нет ничего более естественного, чем стоять, держась за руки, пока фотограф закончит свое дело.

– Сразу видно, что вы просто созданы друг для друга, – сказал он, подавая им готовое фото.

Рейчел и Сэмюэль обменялись долгим влюбленным взглядом и вышли на улицу.

Странные вещи случаются в военное время. Люди встречаются сегодня, а завтра они уже женаты. Что, если он думает о том же самом? Кажется, он такой же застенчивый и робкий, как и она. Но если Сэм решится сделать предложение, она примет его. Для нее это истинная находка. А Рейчел желает получать, а не терять.

Вскоре они обнаружили, что пришли к Вашингтон-скверу.

– До чего красиво! – задумчиво проговорила она. Ей еще не доводилось видеть такие элегантные дома. Деревья, фонтаны, внушительного вида арки – от всего этого у нее перехватило дыхание: как, наверное, чудесно жить здесь.

– Наш дом стоит вот за тем углом. Хочешь посмотреть на него?

– А твои родители не будут возражать?

– Нет. Я же говорил тебе – что они уехали за город из-за того, что здесь идет ремонт.

– А рабочие все еще там?

– Нет. Они закончили в три часа.

Ах, вот оно что! Все эти милые разговорчики, лимонная вода, гардении и деликатный поцелуй – только ширма. На самом деле он заманил ее сюда, как это делал Мо Швейцер, и хочет соблазнить.

– Уже поздно. Может быть, в другой раз.

Рейчел почему-то сразу стало холодно, и она почувствовала, как устала. Выходной костюм показался тесным и грубым. А голова устала от прически, хотелось как можно скорее вынуть гребень и шпильки из волос.

Но, к ее удивлению, он не стал настаивать:

– В самом деле, уже поздно, – согласился он с печальной улыбкой. – Мне так не хотелось, чтобы вечер закончился…

Он остановил такси. Адрес, названный Рейчел, судя по всему ничего не говорил Сэму, зато удивил водителя:

– Вы уверены, что вам надо именно туда?

– Поезжайте, куда попросила леди. Как быстро обрываются мечты! Впрочем, она ведь сообщила ему, что живет с тетей в приюте. Если он захочет увидеться снова, он сможет без труда найти ее.

Машина уже замедляла ход, когда Рейчел увидела знакомую фигуру Мо Швейцера у дверей приюта. – Не останавливайтесь! – приказала она и сползла вниз.

– Что случилось?

– Этот…мужчина…

Рейчел задрожала от страха и уткнулась лицом в колени Сэмюэля. Все ее надежды на будущее, которые она связывала с этим молодым человеком, могли рухнуть в одну секунду.

– И что же?

– Я… я…боюсь его… Он преследует меня.

Сэмюэль поднял ее, усадил к себе на колени и что-то мягко проговорил, поглаживая ее волосы:

– Вашингтон-сквер, – бросил он водителю.

– Сэмюэль! – прошептала она и замолчала. Какой смысл строить планы на будущее? Будущее – это то, что происходит в данную минуту и очень быстро становится прошлым. А как же быть с тем, о чем ей как-то сказала Бекки, когда они повезли детей кататься на каруселях: «Не давай, пока не получишь»?!

Дом стоял темный и очень тихий. Кажется, они и не думали задаваться вопросом, почему оказались здесь.

– Рейчел! Моя любимая! – Сэмюэль повел ее вверх по ступенькам в комнату, которую он занимал с самого детства. – Ты уверена?

– А ты?

– О, Рейчел – мне хочется рассказать тебе обо всем, дать тебе все, что только можно, и быть для тебя всем, чем ты захочешь! Но…

Прежние опасения снова вспыхнули в ней. Наверное, он приводит сюда женщин, когда его семья и, может быть, его жена уезжают за город:

– Что означает твое «но»?

Он совершенно неопытен. У него никогда до сих пор не было женщины. Подобно многим молодым людям, которые учились в семинарии, он давал обет хранить целомудрие до женитьбы.

– Ты моя первая и единственная любовь.

– И ты у меня тоже.

– Ты боишься, Рейчел?

– Да.

– И я тоже боюсь.

Это удивило и тронуло ее: а ему-то, мужчине, чего бояться?

Он взял ее руки и с нежностью начал целовать ее пальцы.

– Я боюсь войны. Я боюсь ехать во Францию. Теперь, когда я нашел тебя, я боюсь умереть, еще не успев пожить.

Очень медленно они помогли друг другу раздеться. Сэмюэль вынул гребень из волос Рейчел. А она осторожно сняла гардению с лацкана своего жакета и прикрепила на занавесе, скрывающем постель.

Ее первая гардения. Ее первая любовь. Она знала, что вряд ли когда-нибудь будет счастлива так, как сегодня.