"Идеальный вальс" - читать интересную книгу автора (Грейси Анна)

Глава 5

Леди Торн просто-таки набросилась на Джайлса с Себастьяном.

– Два молодых джентльмена! Это восхитительно! Вы не представляете, как трудно уровнять число леди и джентльменов. Не знаю в чем дело, но почему-то все уверены, что только женщины смогут получить наслаждение от музыки дорогого графа! – Широко улыбаясь и считая мужчин своей собственностью на этот вечер, она провела их в большую гостиную. – Я разделю вас. Разбейте эти толпы женщин. Джайлс, мой дорогой мальчик, что делает в эти дни ваша матушка? Возраст уже давал о себе знать, когда я видела ее последний раз! Какая досада, что она не приехала в Лондон на этот сезон! Сядьте вот там, пожалуйста. – Она толкнула Джайлса в центр группы, состоящей из одних леди.

Леди Элинор Вайтлоу была одной из них. Себастьян видел ее, одетую в скучнейшую серую саржу.

– Леди Торн, я предпочел бы сидеть там с...

– Ерунда! Вы сможете встретиться с Джайлсом после концерта. Леди вас не съедят, а тратить впустую мужчину я не собираюсь! Кроме того, каждый джентльмен в комнате желал бы сидеть там, куда я собираюсь посадить вас. Бедные влюбленные будут в ярости. А я так люблю сталкивать противников! – Леди Торн тянула за собой Себастьяна, ловко пробираясь через плотную толп женщин. – Вы довольны вашим визитом в Лондон, мистер Рейн? Превосходно! Ах, вот мы и на месте. Теперь сидите здесь и ведите себя хорошо! – призвала она его, словно ему было пять лет, после чего исчезла в поисках другого несчастного джентльмена, которого можно будет усадить в соответствии с ее стратегией.

Себастьян оказался посажен в середину чего-то, похожего на семейную команду: в значительной степени женскую и, главным образом, молодую – девушки образовали тесный, несмолкающий круг. Он не мог видеть их лиц, потому не мог представить, почему кому-либо еще взбредет в голову завидовать ему, занявшему это место. Он бросил быстрый взгляд туда, куда посадили Джайлса. Проклятое невезенье, подумал он. Он предпочел бы сидеть рядом с леди Элинор, а Джайлс получил бы огромное удовольствие оказаться в кругу этих очаровательных молодых леди.

По другую сторону девичьего кружка сидел изящно одетый пожилой джентльмен. Себастьян кивнул ему поверх тесно прижатых друг к другу женских головок. Сэр Освальд Мерридью, двоюродный дедушка мисс Мерридью. Почему он здесь? Себастьян почувствовал, как холодная струйка неприятного предчувствия заскользила по его спине.

– Мистер Рейн, как приятно видеть вас снова, – произнес голос рядом с ним. Голос был мягким. Именно таким, каким являлся ему в мечтах. И сразу стало понятно, почему каждый мужчина в зале станет завидовать ему из-за его места. Его собственное сердце внезапно забилось с утроенной силой, когда Себастьян вскочил на ноги.

Их взгляды встретились и он мгновенно почувствовал опасность утонуть в ее глазах, потому отвел свои, пытаясь придумать, что бы такое сказать, нечто вежливое и безобидное. Но все, о чем он мог думать, это вспоминать их последнюю встречу и поцелуй. Однако этот инцидент не мог стать темой для разговора и он попытался выбросить его из головы.

– Я не думал, что вы будете здесь сегодня вечером, – проговорился он.

Она выглядела удивленной.

– О, но мы никогда не пропускаем концертов. У моей близняшки страсть ко всем видам музыки. Возможно, мистер Бемертон вам об этом рассказывал. – Она покраснела.

Он собирался убить Джайлса. Ему никак не удавалось придумать, о чем еще можно было бы поговорить. В отчаянии он обратился к своему обычному комплименту для леди:

– Сегодня вечером вы очаровательно выглядите, мисс Мерридью.

И только после этого он посмотрел на ее платье. На ней было бледно-желтое платье с небольшим рядом мягких прозрачных оборок, обрамляющих очень низкий вырез и ласкающих нежные полукружья ее грудей. Будучи выше нее, он, казалось, не мог увидеть ничего, кроме этого. Себастьян сглотнул. Он не должен думать о ее груди. Он ухаживает за леди Элинор Вайтлоу, здравомыслящей леди, у которой, похоже, грудь отсутствует вовсе. Именно она – тот вид леди, который ему подходит.

Вспомнив, что он был владельцем нескольких ткацких фабрик, Себастьян попытался взглянуть на мисс Мерридью с точки зрения профессионала, концентрируясь на материале ее платья, а не на соблазнительном теле под ним. Ткань импортная, неодобрительно отметил он: самый лучший восточный шелк, столь прекрасный, что он любовно облегал каждый изгиб стройного молодого тела.

Его шейный платок внезапно оказался слишком туго завязанным. А он продолжал упорствовать в инвентаризации одежды мисс Хоуп: ее прекрасный, вышитый белым по белому, платок был из Кашмира[36], а не Нориджа[37], ее сумочка была сделана в тон шелку платья. Он должен поговорить с ней о поддержке местной промышленности.

Себастьян уставился на крошечное изделие из шелка, тюля и перьев, которое она носила на своей головке, но не мог придумать ни одного слова для поддержания разговора.

С теплой, сияющей улыбкой она поднялась и шагнула ближе, так близко, что при малейшем движении их тела могли соприкоснуться. В его голове было пусто. Себастьян стоял, прямой как палка, едва дыша. Она слегка качнулась в его сторону. Он резко отстранился и врезался в стул заднего ряда.

К тому времени, как он поймал стул и установил его на место, извинившись перед окружающими, она снова была там, так близко от него, что он мог почувствовать аромат ее кожи. Он сделал глубокий вдох.

– Мистер Рейн. – Она подала ему свою руку. Он взял ее и смутился окончательно, совершенно неспособный придумать ни одной темы для беседы.

– Как ваши дела? – в конце концов, прохрипел он.

Она вновь улыбнулась, абсолютно роковая женщина, и сказала низким, почти интимным голосом:

– Очень хорошо, спасибо.

Возникло напряженное молчание. Ее улыбка ширилась и единственное, что он был в силах сделать, это уставиться на ее рот и заклинать себя не двигаться, иначе он опозорится. Ее взгляд, с некоторым изумлением, переместился на его рубашку и, как только он проследил за ним, то понял, что прижал руку девушки к своей груди. «Как эта рука там оказалась?» – спросил себя Себастьян. Он отбросил ее как горячий уголь и снова отстранился, сумев не опрокинуть ударом ноги стоявшие позади стулья.

– Вы помните миссис Дженнер, не так ли?

Ах да, компаньонка, которая прошлой ночью просто впивалась в него взглядом. С некоторым облегчением Себастьян отвернулся от этой гипнотической улыбки. Он поклонился и пробормотал нечто вежливое. Компаньонка пожала его руку с двумя изуродованными пальцами, сморщив при этом губы в таком отвращении, словно съела на обед какую-то кислятину.

– А это – моя сестра-близнец, мисс Фейт Мерридью.

Увидев близнецов рядом, Себастьян никак не мог понять, почему люди различали их с таким большим трудом. Да, у них были общие черты, и довольно много, но мисс Фейт по красоте не шла ни в какое сравнение со своей сестрой. Мисс Хоуп обладала внутренним огнем, блеском, которых недоставало ее сестре.

Не то чтобы Себастьяна хоть сколько-нибудь интересовала красота. Для него характер являлся главным, точнее всем.

– А это – наш любимый двоюродный дедушка, сэр Освальд Мерридью.

– Сэр Освальд.

– Как дела, мой мальчик. Рад видеть среди нас еще одного мужчину. Любите музыку, не так ли? Чего не могу сказать о себе, хотя леди, по-видимому, никак не могут окончательно насладиться этим венгерским парнем. А что касается скрипичной музыки – по моим понятиям, это дьявольский кошачий концерт. Однако мои девочки просто сошли с ума, так они хотели на него попасть, они обожают музыку, а я ни в чем не могу отказать этим симпатичным существам. – Он широко улыбнулся своим «девочкам», одной из которых, с немыслимо красными волосами, было хорошо за пятьдесят.

– Вы знакомы с моей... нашим очень хорошим другом, леди Августой Монтигуа дель Фуэго?

Леди Августа, которую он уже видел на балу прошлым вечером, была пухленькой немолодой особой, с прической из ярких красных завитков. Сегодня она была в сногсшибательном платье из пурпурного с золотом атласа, с невероятно низким вырезом, открывающим великолепную грудь.

– Мистер Рейн. Мы не встречались прежде. Иначе я непременно запомнила бы вас. – Она прошлась взглядом по Себастьяну сверху вниз с бесстыдным женским одобрением и выдала ему такой шаловливый взгляд, что он разрывался между шоком от ее дерзости и удивлением от ее вульгарности.

Он не смог сдержать улыбку.

– Милорды, леди и джентльмены... – Леди Торн позвонила в маленький серебряный колокольчик, призывая всех к вниманию и окидывая комнату пристальным взглядом, не допускающим возражений. Те, что все еще стояли и болтали, поспешно нашли свои места.

Возникло небольшое столкновение, поскольку миссис Дженнер попыталась заставить мисс Хоуп поменяться с ней местами, но леди Торн впилась в нее таким сладко-свирепым взглядом, что та притихла. Себастьян бросил быстрый взгляд на компаньонку. Она выглядела так, будто страдала от разлития желчи.

Вероятно, она хотела бы сидеть поближе к двери и в случае, если вдруг почувствует себя хуже, смогла бы покинуть концерт, подумал он. Мисс Хоуп занимала место в конце ряда стульев и Себастьяна посадили рядом с ней. Он должен был предложить поменяться местами с компаньонкой, но леди Торн, наверняка, возражала бы против любых дальнейших задержек.

Наступила тишина.

И все же он должен был поменяться местами, запоздало понял Себастьян, и вовсе не ради компаньонки. Стулья стояли настолько близко, что он чувствовал запах духов мисс Хоуп. И уголком глаза мог видеть, как при дыхании тихо поднимается и опадает ее грудь. Он был уверен, что не слышал вступления перед концертом. Ну, что ж, музыка его не волновала.

Зато у него пропадала тема для разговора, которую они могли бы обсудить завтра с леди Элинор. Он оглянулся туда, где сидел Джайлс, прямо возле леди Элинор. Джайлс, как преданный друг, соблюдал интересы своего товарища.

– Граф Феликс Владимир Римавски.

Стройный мужчина среднего роста шагнул на низкую сцену, с таким видом, словно был тут хозяином, – скрипка зажата под рукой. Одетый в великолепный турецкий красный жакет, близкий к военному стилю, с эполетами и спускавшейся вниз золотой тесьмой; плотно облегающие белые бриджи и высокие блестящие черные ботинки. Скрипач был мрачно красив, с бледным, трагическим лицом и недоступными пониманию славянскими глазами. Ветер растрепал его длинные черные волосы, и они спутанными локонами упали на его широкий, бледный лоб. Ему каким-то непостижимым образом удалось соединить в себе стать военного с налетом цыганской свободы в движениях. Он самодовольно прошелся по сцене и встал на краю, тишина в зале сразу же заполнилась безмолвной страстью.

Себастьяну его вид сильно не понравился, точнее он его возненавидел.

Женская часть аудитории вздохнула и взволнованно захлопала. Граф Феликс Владимир Римавски бросил на них сумрачный взгляд. Немедленно установилась гробовая тишина. Он поднял скрипку к подбородку.

Шерсть его жакета, решил Себастьян, была самого низкого качества. Красная краска не смогла выкрасить ее достаточно хорошо. При первом же дожде она, вероятно, потекла бы, окрашивая эти обтягивающие белые бриджи мутными разводами. Эта мысль пришлась ему по душе.

Граф Феликс Владимир Римавски отбросил назад голову, закрыл глаза и заиграл. Его скрипка рыдала и тосковала от неимоверных эмоций. Себастьян мог ничего и не знать о музыке, но он должен был признать: этот ублюдок был хорош, черт его возьми! Леди вокруг него вздыхали и практически падали в обморок, их тела слабо двигались в такт музыки, темп которой то убыстялся, то замедлялся.

Себастьян не мог вынести противоречия, наблюдая за этим попугаем на сцене, отбрасывающим назад свои дикие напомаженные кудри, в то время как его скрипка рождала ангельские звуки. Он отвел глаза и уставился как загипнотизированный на мягкие оборки вокруг нежной кожи груди мисс Хоуп. Оборки приподнимались и опадали. Это платье имело слишком низкий вырез. Ее компаньонка была просто обязана что-то с этим сделать, подумал он, а затем, внезапно осознав, куда смотрит, резко вернул свой взгляд назад на сцену.

Во время игры граф невольно двигался, делая бедрами такие невообразимые выпады, что Себастьяну очень хотелось наброситься на него с кулаками.

Себастьян закрыл глаза, после чего ему осталось только вдыхать запах духов мисс Хоуп. Ваниль, роза и женщина. Их плечи почти соприкасались. Ему казалось, что он практически ощущает теплоту ее кожи. Она дышала глубоко. И его мысли упрямо сосредоточились на ее груди, заключенной в оборки. Или не заключенной совсем ни во что. Или заключенной в его руках.

Какая низость. Он открыл глаза и, вытянув скрещенные в лодыжках ноги, уставился на свои ботинки. Он не нашел ничего более безопасного, что мог бы сделать в данной ситуации.

Разрушительная континентальная скрипичная музыка. Она всколыхнула эмоции людей. Он снова посмотрел на графа, надеясь, что раздражение, появлявшееся при взгляде на этого человека, заменит причиняющее беспокойство пробуждение основ его существа.

Смирившийся Себастьян сложил на груди руки, снова уставился на свои ботинки и заставил себя продолжать терпеть адовы муки этого вечера. Или запрещенное блаженство.

***

Как только пьеса закончилась, Хоуп вздохнула. Она на самом деле не ожидала, что получит наслаждение от сегодняшнего вечера: музыка была страстью Фейт, а не ее. И поскольку большинство людей, которые хотели видеть этого экстравагантного венгра, были женщинами, Хоуп никак не ожидала встретить тут мистера Рейна. Но мало того, что он приехал, так его еще и посадили рядом с ней.

Его друг мистер Бемертон сидел далеко от них – в другой части комнаты с леди Элинор Вайтлоу. Возможно, миссис Дженнер была неправа; возможно, это мистер Бемертон преследовал леди Элинор, а вовсе не мистер Рейн. А может быть, это была просто уловка, чтобы положить конец начавшимся слухам.

Были ли они оба заинтересованы в леди Элинор? Может быть, из-за этого они разошлись? Хоуп с расстояния рассматривала данную леди. По внешнему виду она едва ли могла рассчитывать на заинтересованность двух красивых мужчин, которые начали бы соперничество за ее внимание. У нее была репутация чудачки, и, судя по ее сегодняшнему наряду, она явно выглядела как леди, у которой полностью отсутствовал всякий вкус. Хотя...

Хоуп нахмурилась. Она и прежде несколько раз встречала леди Элинор, но в то время не составила о ней никакого особого мнения. Она казалась очень тихой и смотрела на нее неодобрительно, так что Хоуп старалась по возможности ее избегать. Но сегодня вечером, глядя на строгое серое платье леди Элинор, такой же серый платок, призванный скрыть как можно больше, и волосы, зачесанные назад и убранные под плоскую невзрачную шляпку, Хоуп вдруг вспомнила о своем деде и о том, как он заставлял их одеваться.

Как будто быть женщиной – преступление...

Скрипач топнул ногой и Хоуп виновато подскочила, но он сделал это не для того, чтобы привлечь ее рассеянное внимание; он начал играть драматическую цыганскую песню с массой различных движений и притоптываний. Он двигался вдоль маленькой сцены, а его скрипка трепетала на зыбкой грани между жизнью и смертью. Несомненно, мужчина на сцене был красив, подумала Хоуп. Эти дикие мальчишеские кудри и этот мрачный красивый рот покорили половину лондонских леди. Он был словно воплощением образа, явившегося из наиболее причудливых стихов лорда Байрона[38].

Но ее он нисколько не заинтересовал.

Граф снова притопнул ногой: как казак, предположила она. Хоуп пробежалась глазами по комнате. Казалось, что все очарованы. Леди подались вперед на своих стульях, руки восторженно прижаты к груди, они вздыхали от восхищения, а граф играл и притопывал, и отбрасывал свои длинные черные кудри. Было в нем что-то неестественное, театральное, в том способе, которым он преподносил себя публике. И было нечто большее, чем просто некоторая вульгарность, в том, как сильно обтягивали его эти белые бриджи. Она предположила, что это свойственно актерам. Конечно, он умел играть. Не то, чтобы она была знатоком по части музыки; это она оставляла своей сестре.

Она взглянула на Фейт и улыбнулась. Ее застенчивая сестра сидела, вытянувшись в струнку, сильно сжав свою сумочку, уставившись на венгра широко раскрытыми глазами, ее полуоткрытый рот говорил о полном восторге. Граф Феликс Владимир Римавски был не просто хорош, поняла она; он, должно быть, был абсолютно неподражаем. Фейт могла быть весьма критичной по отношению к плохим исполнителям и имела тенденцию восхищаться любым, кто играл хоть сколько-нибудь хорошо, но Хоуп никогда не видела, чтобы сестра смотрела на какого-нибудь музыканта так, как сейчас: с той степенью восхищения, переходящей почти в обожание.

Фейт раскрылась для него. Для его таланта и мрачной привлекательной внешности. Хоуп же не нашла графа и на грамм столь же привлекательным, как того большого, с негодованием смотрящего в ее сторону мужчину. Она искоса глянула на него, чтобы узнать, увлечен ли мистер Рейн музыкой, но он уставился на свои ботинки, погруженный в свои мысли. «Что его так мучит?» – снова спросила она себя. Была ли это леди Элинор, или музыка, или что-то еще, какая-то неизвестная ей проблема? Он казался таким напряженным и несчастным. Она хотела наклониться в его сторону, скользнуть к нему рукой и успокоить его.

После финального крещендо, граф, исчерпав свою энергию, элегантно крутанулся и упал на соседний стул, заявив, что он нуждается в отдыхе, прежде чем сможет продолжить концерт. Леди и слуги помчались его поддержать.

Раздалось приглушенное фырканье. Это был Рейн.

Хоуп улыбнулась. Судя по тому огромному вниманию, которое мистер Рейн уделил собственным ботинкам, она поняла, что он не был очарован графом; теперь она подозревала, что их мнения относительно данного человека могли совпадать.

– Итак, мистер Рейн, что вы думаете о... – начала она, но тут Фейт настойчиво потянула ее за руку.

– Хоуп! Хоуп, я должна с ним встретиться! Пошли!

Фейт была непреклонна. Для ее близняшки было необычно заставлять кого-то что-то делать, а потому, бросив мистеру Рейну легкую примирительную улыбку, Хоуп позволила утянуть себя прочь, чтобы присоединиться к толпе поклонниц графа.

Граф недовольно отклонил все формы восстановления сил, предложенные ему леди, оказавшимися в первых рядах его поклонниц.

– Вино и пироги? Тьфу, пища для леди. Я – мужчина!

Шампанское он отклонил тоже.

– Ест ли в доме водка? Если больше ничего нет, сойдет и бренди. Вот в Париже они подавали мне самую лучшую водку. – Он взял бокал предложенного бренди, опрокинул его в горло одним драматическим движением и экстравагантно вздрогнул. Граф приоткрыл глаза и оценил ожидавшую толпу через узкую щель. Он был похож на частично насытившуюся любимую всеми пантеру. – Что-нибуд поест?

Хоуп наблюдала за этой сценой, несколько удивленная претензиями данного человека и тем, как его поклонницы наперегонки пытались ему угодить.

– Ветчина? Вот еще! Вы хотеть меня отравить?

Он взглянул на оскорбительное блюдо с отвращением. Леди, которая предложила его, отскочила прочь, принося извинения. Минуту назад она выхватила блюдо с нарезанной ветчиной у лакея и с триумфом предложила ее графу. Жена баронета, подлизывающаяся к актеру. Как и половина чрезвычайно благовоспитанных леди в комнате. Это было экстраординарное зрелище.

Разве они не видели, что отказ быть довольным являлся частью его игры? Хоуп повернулась к сестре, чтобы разделить с ней понимание этой шутки, но Фейт там не оказалось.

– Возможно кусочек копченого лосося на небольшом ломтике слегка намазанного маслом хлеба, граф Римавски?

Хоуп с изумлением услышала, что это предложение произнес мягкий голос ее сестры. Неужели все сошли с ума?

Граф сделал паузу, нагнетая напряжение, а затем выдал одобрительную улыбку.

– Ангел хлеба насущного. С ваших прекрасных ручек, о, божественная, я рискнуть бы даже ветчиной!

Фейт вспыхнула, когда он притянул ее поближе. Хоуп отвернулась, потрясенная. Что это делает Фейт? Этот музыкальный восторг привел к таким крайностям.

Она высмотрела миссис Дженнер.

– Сделайте же что-нибудь!

– Что вы хотите, чтобы я сделала?

– Остановите мою сестру, выставляющую себя полной дурой.

Миссис Дженнер, казалось, не поверила.

– Но она не выставляет себя дурой. Я думаю, что это просто очаровательно.

– Но он... он... – Хоуп едва могла говорить. – Она прислуживает ему как служанка!

– Ерунда, она всего лишь услужлива. – Миссис Дженнер приподняла бровь и самодовольно посмотрела на Хоуп. – Он – граф, превосходного происхождения, как мне говорили. И невероятно богат. К тому же, он – очень хороший музыкант и чрезвычайно красив. По крайней мере, дорогой Фейт не вскружил голову сомнительный коммерсант!

Ах, так значит, ей вскружили голову?

Ошеломленная Хоуп наблюдала, как ее сестра передавала кусочки графу. Нет, это было неправильно. Этот мужчина – позер. Она повернулась к старшим, более мудрым головам.

– Дядя Освальд? Леди Гасси? Что это делает Фейт? Я никогда не видела, чтобы она вела себя так неподобающе.

Леди Гасси похлопала ее по руке.

– Это – всего лишь небольшая забава, дорогая. Фейт получает удовольствие. Он – очень симпатичный мужчина и играет как ангел. Такое удовольствие видеть, что застенчивая маленькая Фейт флиртует для разнообразия. Она слишком серьезная, эта девочка.

Хоуп нахмурилась. Флирт? Фейт никогда не флиртовала.

– О, Боже, – прошептала она. – Музыкант!

Мечта Фейт осуществилась?

Ее услышал дядя Освальд.

– Да, но в этом нет никакого вреда. У него есть титул, а семья ужасно богата. А с тех пор, как наступила отвратительная нехватка герцогов... – Он пожал плечами. – Таким образом, вперед и позвольте вашей сестре действовать.

***

Себастьян наблюдал за тем, как граф съел тарелку копченого лосося, а затем принялся за тарелку пирожков с омарами, обе тарелки ему держала мисс Фейт Мерридью, смотревшая на него с обожанием. Несколько бокалов презренного бренди исчезли в его горле.

Это не было едой, необходимой для восстановления сил – он просто набивал свое брюхо! Поведение женщин, находящихся рядом с этим мужчиной, заставило Себастьяна заскрежетать зубами. Мисс Фейт кормила его, а ее сестра стояла в сторонке, с нежностью наблюдая за каждым ее движением. Больше не в состоянии видеть эту картину, он пересек комнату, чтобы присоединиться к Джайлсу и леди Элинор. По крайней мере, леди Элинор не помчалась вместе с другими дамами, чтобы присоединиться к толпе, отметил он с удовлетворением. Разумная женщина!

– Ну, и что вы думаете обо всем этом? – Он дернул головой, указывая на другой конец комнаты. – Вы когда-нибудь видели что-либо подобное?

– Нет, конечно. Самое волнующее исполнение, – согласилась леди Элинор.

Себастьян фыркнул.

– Исполнение, ну да.

– Я слышала, что его описывали как байрониста, – сказала леди Элинор, – но я не поняла степени, в которой это было бы уместно употребить. В обществе существует тенденция преувеличивать такие вещи, но в данном случае, мне кажется, это вполне соответствует действительности. Вы его таковым не находите, мистер Рейн?

– Нахожу его каким? Соответствующим? – удивился Себастьян.

Мисс Хоуп не отводила взгляда от проклятого скрипача.

– Байронистом.

Себастьян нахмурился.

– Я думал, что он венгр.

И Джайлс и леди Элинор рассмеялись, словно он очень удачно пошутил.

Джайлс произнес:

– Да, похоже, что он прибыл прямо из «Гяура».

Себастьян предположил, что «Jowr» – это какое-то место в Венгрии. Он ничего не знал об обсуждаемых вещах. Он проучился всего несколько лет, что было хорошо известно Джайлсу, и поэзия в курс его обучения не входила.

– О нет, я думаю, это «Корсар» – сказала леди Элинор: –

...но тем бледней чело,

Что в черноту густых кудрей ушло...

– Действительно похож, – согласился Джайлс: -

Порой, непроизвольно дрогнув, рот

Изобличал таимых дум полет...

– Хотя на самом деле, кажется, что он весьма не против поведать свои тайные думы во всеуслышание: о качестве предлагаемой еды, например.

Джайлс рассмеялся над своим собственным остроумием. Леди Элинор нахмурилась. Себастьян, не имея понятия о чем, черт возьми, они говорили, нахмурился тоже. Мисс Хоуп обращала слишком много внимания на проклятого парня!

Леди Элинор произнесла с холодным упреком:

– Мистер Бемертон, я надеюсь, что вы не высмеиваете графа. Я абсолютно серьезно им восхищаюсь. Граф Феликс Владимир Римавски – самый превосходный скрипач, которого я когда-либо слышала. Ваши сомнения в том, что он также напоминает большинство романтических героев лорда Байрона, беспочвенны. Я верю, что причина в вашем легкомыслии. И это, напротив, только усиливает его привлекательность. – Она ушла, оставив Джайлса смотреть ей вслед с отвисшей челюстью.

– Ты это видел?

– Несомненно, – пробормотал Себастьян, который не сводил взгляда с разыгрывающегося спектакля рядом с подмостками. – Какой позор!

– Она сделала мне выговор! Снова!

– Хм? Кто?

– Леди Элинор! Она сделала мне выговор за мое легкомыслие и ушла в полном негодовании! – Джайлс был изумлен. А свет в его глазах говорил о том, что удивлен он приятно. – Ни одна женщина никогда не говорила мне ничего подобного, не то что эта безвкусно одетая маленькая чудачка в возрасте последнего шанса.

– Ахм! – основательно откашлялся Себастьян, но Джайлс намека не понял, а потому ему пришлось добавить: – Будь любезен, вспомни, что ты говоришь о моей нареченной.

– О, правда. Да, конечно. Извини. – Джайлс пристально посмотрел вслед леди Элинор.

– Во всяком случае, что же ты сделал, чтобы обидеть ее?

Джайлс повел подбородком в направлении подмостков.

– Оскорбил скрипача.

Себастьян фыркнул.

– Человека подобного этому невозможно оскорбить в достаточной мере! Проклятый самодовольный хлыщ!

Он впился взглядом в сестер Мерридью, все еще, без сомнения, находящихся в восторге от графа.

Джайлс кивнул.

– Если тебе интересно мое мнение, то парень нуждается в хорошем ударе в нос.

– Ты читаешь мои мысли!

В полном согласии они продолжили наблюдение за леди, столпившимися вокруг графа. Сестры Мерридью были в центре событий, стоя рядом с ним с правой стороны. Леди Элинор бесшумно присоединилась к краю круга почитательниц.

Себастьян произнес:

– Больше я за этим наблюдать не собираюсь, с меня довольно, я уезжаю.

Джайлс с отвращением покачал головой.

– Я с тобой. Мне необходимо выпить.

Однако когда они достигли дома, который Себастьян арендовал на текущий сезон, он обнаружил срочное сообщение, прибывшее от его дворецкого в Манчестере. Касси и Дори пропали. Они отсутствовали, он проверил дату письма, уже три дня. Дворецкий взял на себя смелость вызвать мистера Мортона Блэка.

Пропали. Его прошиб холодный пот, и в течение секунды он вообще не мог думать. Они не могли пропасть. Невозможно, чтобы он снова их потерял!

Чувствуя себя разбитым и обеспокоенным гораздо сильнее, чем в течение последних лет, Себастьян немедленно приказал оседлать лучшую лошадь.

Джайлсу он кратко объяснил:

– Я должен ехать, немедленно.

– Да, конечно, мой дорогой. Я обо всем здесь позабочусь, поверь мне.

Себастьян, все мысли которого были заняты сестрами, встревоженно спросил:

– Позаботишься о чем?

– Ты же должен был поехать с леди Элинор завтра утром, разве не так?

– Ах, да. Проклятье! Я должен написать...

Джайлс положил свою руку на его.

– Не думай об этом. Я встречусь с леди Элинор утром и объясню ей, что ты был срочно вызван по вопросам семейного бизнеса. Я даже съезжу с ней на прогулку, если она захочет. У меня как раз нет никаких других планов.

– Спасибо, Джайлс. Ты – настоящий друг. Теперь я только сниму эту вечернюю одежду и буду готов ехать.

Меньше чем через десять минут Себастьян, в ботинках, штанах из оленьей кожи и рединготе[39] был полностью готов к поездке и направлялся на север, в ночь.