"Танцовщица грез" - читать интересную книгу автора (Мэтьюз Патриция)Глава 4Ровный деревянный пол закачался под ногами у Мишель. Она не успела уцепиться за спинку наглухо привинченного стула и, пролетев через весь салон, с такой силой ударилась о противоположную стену, что из глаз брызнули слезы. Андрэ же, сидевший на низенькой скамейке подле двери, вдруг скользнул куда-то в сторону, выпустив из рук концертино. Инструмент упал на пол с низким, жалобным стоном. Когда огромный корабль снова занял устойчивое положение, Мишель неожиданно услышала чей-то смех. Она оглянулась и через распахнувшуюся дверь увидела молодого человека, который стоял у входа в салон и заливался смехом. Горячая волна стыда и негодования захлестнула девушку. Она терпеть не могла представать перед кем-либо в смешном или просто невыгодном для себя виде, как и в репетиционном костюме. А тут еще боль в плече от удара о стенку каюты! Мишель поднялась на ноги и посмотрела на невесть откуда взявшегося свидетеля ее невольного полета. Это был довольно молодой человек, возможно, всего на несколько лет старше ее самой. Его русые волосы переливались в лучах висевшего под потолком коридора фонаря. Чем больше он смеялся, тем сильнее закипала ярость в душе Мишель. – Послушайте, сэр! – воскликнула она. – Вас никогда не учили элементарным правилам приличия?! Как вы смеете за мной шпионить? Стыдитесь! Молодой человек согнулся вдвое, стараясь сдержать новый приступ смеха. – Прошу извинения, мисс, – задыхаясь, проговорил он, – но это было замечательно! Особенно запомнилось концертино. Инструмент издал совершенно необычный для него звук. – Какое право вы имели подсматривать! – воскликнула Мишель. Несмотря на раздражение, она все же успела заметить, что молодой человек говорил со странным, но очень приятным акцентом. Наконец он выпрямился, и Мишель отметила, что у него приятное лицо и сильный крупный нос над четко очерченными губами. – Это вышло случайно, – поспешил оправдаться молодой человек. – Уверяю вас! Я проходил мимо, когда вы… когда с вами произошел этот… этот инцидент. Дверь была открыта, и я не мог удержаться, чтобы не остановиться… По выражению лица свидетеля происшествия было очевидно, что он вот-вот снова разразится хохотом. Мишель почувствовала, что ее ярость уже достигла предела и готова вырваться наружу. – В таком случае мне кажется, сэр, – сказала она, – что с вашей стороны было бы очень мило продолжить свой путь. Ни один джентльмен никогда не позволит себе задерживаться там, где его явно не хотят видеть. – Конечно, мисс Вернер. Я уже исчезаю. Но перед этим хотел бы принести извинения, если, к несчастью, вас обидел. Право, я этого не хотел! Поклонившись, он действительно исчез за дверью. Мишель повернулась к Андрэ, который уже опять сидел на деревянной скамейке и держал в руках злосчастное концертино. – Андрэ, – проговорила она сквозь слезы, – это невозможно! Я не могу работать в такой обстановке! Ведь этак ничего не стоит сломать ногу. А тут еще этот невежа! Как он посмел за мной подглядывать?! И еще смеяться при этом! Андрэ подошел к Мишель и обнял ее за плечи: – Успокойтесь, дорогая. Я уверен, что он не хотел быть бестактным. Скорее всего он действительно проходил мимо открытой двери салона как раз тогда, когда корабль сильно качнуло. И вы должны согласиться, что зрелище, представшее его глазам, было просто уморительным. Особенно если вспомнить, что все это происходило под аккомпанемент концертино! Нарисованная Андрэ картинка вызвала у Мишель невольную улыбку. Но тут же напомнило о себе ушибленное плечо. Улыбка сползла с лица девушки, уступив место кислой мине. – Это совсем не смешно, Андрэ! Тот нахал не знает, что я ушиблась. И довольно сильно! Он, конечно, не джентльмен. Кстати, откуда ему известно мое имя? Мы ведь никогда раньше не встречались. Андрэ пожал плечами: – Может быть, он заметил вас, когда мы поднимались на борт, а потом выспросил все у капитана. Ведь вы очаровательны и сами это знаете. Мишель почесала плечо. – Так или иначе, но он порядочный наглец. Кстати, у него какой-то странный выговор. – Этот молодой человек – шотландец, Мишель. – Понятно. Но все равно, я от души надеюсь, что больше мы с ним никогда не встретимся. – Боюсь, что случится как раз наоборот, дорогая, – ухмыльнулся Андрэ. – Конечно, корабль очень велик. Но на нем всего лишь несколько пассажиров. И все они, включая нас, будут ежедневно встречаться за столом в кают-компании за завтраком, обедом и ужином. Кроме того, путешественники обожают прогуливаться по палубе. Мишель бросила на своего наставника такой холодный взгляд, словно перед ней был недавний обидчик: – Тогда я просто не буду обращать на него внимания. Может быть, это отобьет у него охоту к подобным выходкам. Но сегодня больше заниматься не буду. Корабль слишком качает, а салон очень маленький. Здесь даже нет места, чтобы по-настоящему поупражняться. – Мишель, вы должны привыкать к различным условиям, в которых придется выступать. Поэтому крайне важно продолжать заниматься ежедневно. Этот салон, конечно, невелик. Но он – единственное место, где мы можем сейчас репетировать. Капитан настолько добр, что разрешил нам это. Плавание продлится не менее пяти или даже шести недель. И если вы все это время не будете регулярно упражняться, то вряд ли сможете достойно показаться Арно Димпьеру. Я написал ему, что вы – прекрасная танцовщица. Не заставляйте же меня перед ним краснеть! – Нет, Андрэ, – тяжело вздохнула Мишель, – конечно, я не подведу вас. Вы правы: надо заниматься, несмотря ни на что. Даже если корабль будет раскалываться пополам. Я просто сейчас в дурном настроении из-за ушибленного плеча и того нахала. Андрэ улыбнулся и поцеловал Мишель в щеку. – Вы сегодня просто устали, милая. Был очень трудный день. Кроме того, вы еще не привыкли к морской качке. Но не расстраивайтесь. В конце концов, это наш первый день в море. Так что давайте на сегодня прекратим занятия. Но завтра мы обязательно возобновим их. Договорились? Мишель кивнула головой в знак согласия. – Может быть, я почувствую себя лучше, если немного прилягу. Если, конечно, смогу заснуть при такой качке. Но, слава Богу, у меня здоровый желудок, так что вряд ли меня одолеет морская болезнь. Мишель приоткрыла дверь в свою маленькую каюту и сделала недовольную гримасу. Там было тесно и темно. Обстановка выглядела и вовсе спартанской: длинная узкая койка и стоявшая рядом с ней дорожная укладка Мишель занимали чуть ли не все пространство. Свет проникал из единственного небольшого иллюминатора прямо напротив двери. Впрочем, Мишель отлично понимала, что ей даже повезло: все же каюта была отдельной. А ехавший палубой выше торговец с трудом достал билет в общую каюту. Андрэ же пришлось ютиться в двухместной каморке вместе с тучным угрюмым бизнесменом, пропахшим потом, которого все время мучил кашель. Остальными пассажирами были супружеская пара почтенного возраста из Норфолка, с которыми она и Андрэ встретились во время посадки на корабль, а также два молодых человека, занимавших, как сказал Мишель помощник капитана, маленькую каюту на нижней палубе. Мишель с тоской подумала, что одним из них, несомненно, был тот самый нахал, с которым у нее произошла неприятная стычка. Она в очередной раз почесала ушибленное плечо и вновь почувствовала приступ раздражения. Мишель знала, что слишком часто выходит из себя и выглядит при этом не слишком привлекательной. Во всяком случае, мать и Андрэ не раз говорили ей, что нельзя так остро реагировать на всякую ерунду. Однако сейчас Мишель считала, что в случае с молодым наглецом была абсолютно права. Глубоко вздохнув, она легла на узкую койку, расслабилась и предоставила свободно течь мыслям. Ставшее мерным и плавным покачивание корабля больше не раздражало ее, а скорее успокаивало. Мишель мечтала о встрече с Парижем, о том, как будет танцевать на настоящей сцене перед огромной аудиторией. Овации… Буря оваций… Цветы… Море цветов… Восхищенные взгляды поклонниц и поклонников из зала… Крики «браво» и «бис»… Занавес взвивается и падает десятки раз… И все ради нее… Дыхание девушки стало ровным. Веки смежились. И она заснула со счастливой улыбкой на лице… Мишель проснулась и сладко потянулась. Наверное, она спала долго. За иллюминатором уже начинало заметно темнеть. Еще утром помощник капитана сообщил, что ужин будет не раньше шести часов вечера. Значит, надо переодеться, чтобы прилично выглядеть, и вообще привести себя в порядок. Мишель решила, что поскольку это будет ее первый ужин на борту корабля, надо с самого начала произвести наилучшее впечатление на остальных пассажиров. Да и на команду тоже… Следует все обсудить с Андрэ! Он знает толк в подобных делах и сможет дать путный совет. Раздался осторожный стук в дверь, и Андрэ собственной персоной появился на пороге каюты. На прямой вопрос Мишель, как ей одеться для вечера, он ответил не сразу. Проблема заключалась в том, что, по его же совету, Мишель взяла с собой только самые необходимые вещи. Это относилось и к одежде. Андрэ уверял, что плавание будет очень долгим, а со стиркой, несомненно, возникнут затруднения. Он также посоветовал взять только вещи потемнее, которые меньше пачкаются, а также те, что сделаны из прочного материала, не рвутся и не сильно мнутся. Но при этом забыл предупредить Мишель, что ей понадобятся по меньшей мере два вечерних платья, коль скоро придется ужинать вместе с капитаном корабля. После довольно долгих размышлений Андрэ посоветовал своей воспитаннице надеть костюм из зеленой тафты с отделанной кружевными оборками юбкой. Мишель, закусив в раздумье нижнюю губу, согласилась. Не в последнюю очередь потому, что этот наряд был с очень небольшим кринолином. Мишель вообще терпеть не могла огромные обручи, непременные атрибуты вечерних платьев для торжественных приемов. На корабле же протиснуться в подобном наряде меж стен узких коридоров было бы почти невозможно. Кроме того, костюм давал очень удобную возможность обойтись без тесных корсетов и шнуровки спереди и сзади. Но даже и теперь широкие юбки Мишель занимали всю каюту от койки до противоположной стены. С трудом согнувшись, она посмотрелась в висевшее над низким рукомойником зеркало. После долгого и придирчивого осмотра своей персоны Мишель пришла к заключению, что выглядит неплохо. Зеленый цвет костюма прекрасно гармонировал с рыжими волосами и бледной кожей лица и придавал особый блеск ее светлым глазам. На секунду она недовольно скривилась, вспомнив, что тот гадкий невежа, наверное, тоже будет ужинать вместе с ними и даже, возможно, сидеть напротив. Ведь, как ей уже сообщили, все пассажиры ужинают в обществе капитана Хобарта. Впрочем, почему это так ее волнует? Отвернувшись от зеркала, Мишель оценивающим взглядом окинула своего наставника. И убедилась, что Андрэ тоже успел позаботиться о своей наружности. На нем были бордовый камзол и серый шелковый жилет со вздымавшейся на груди пеной тонких кружев. Ноги облегали шелковые чулки, также серого цвета, туфли от парижского сапожника блестели серебряными пряжками. – Вы прекрасно выглядите, дорогая, – сказал он, предлагая Мишель руку. – Теперь наберемся смелости и пойдем к роскошному столу, который сервировали для всех пассажиров по приказу капитана. Правда, я уверен, что кормить будут отвратительно. Но, дорогая, нам надо привыкнуть к этому и терпеть. Признаюсь, я захватил из дома корзину отличных бисквитов, пирожков, всяких закусок и вина на случай, если нам придется совсем туго. Настроение Мишель сразу же поднялось. Андрэ мог быть невыносимо занудным и ершистым, но все же он, как никто другой, умел предвидеть всякие неожиданности и создавал вокруг себя уютную и веселую атмосферу. Это Мишель не могла не признать. Сейчас он смотрел на свою воспитанницу с неподдельным восхищением. – Вы прекрасно выглядите, – повторил Андрэ. – Зеленый цвет вам всегда был к лицу. Но я взял бы на себя смелость дать вам один совет. Пока мы плывем на корабле, не надевайте никаких кринолинов. Они будут только мешать. Даже такие маленькие, как тот, что сейчас на вас. Я успел заглянуть в столовую и убедился, что там крайне тесно. Да и в коридоре вам трудно будет с кем-нибудь разойтись. Мишель опустила взгляд на свою юбку, ставшую непомерно широкой от поддетого обруча. – Но ведь без кринолина юбка будет слишком длинной, – с сомнением сказала она, посмотрев на Андрэ. – Да и нижние тоже. – Ничего страшного. Просто подберите их, когда пойдете. Вот и все. Это куда легче, чем мучиться с обручем. Долой кринолин! Разрешите, я помогу. Вдвоем они быстро освободились от обруча. – Я бы вообще никогда не носила кринолин, – с кислой миной на лице сказала Мишель, закрывая крышку чемодана. – Чувствую себя в нем так, будто нахожусь в центре шляпной картонки. – Мода изменчива, милая, – засмеялся Андрэ. – Я лично не сомневаюсь, что настанет день, когда кринолины вообще перестанут носить. Но до тех пор нам придется следовать моде. Конечно, если мы желаем выглядеть современными. Изысканным движением Андрэ вытащил из-за манжеты кружевной носовой платок, чуть коснулся им носа, выгнув при этом дугой брови, и надменно поджал губы. Мишель прыснула со смеху. Весь юмор заключался в том, что одним из наиболее характерных черт современного модника считалось умение жеманничать. Андрэ изобразил это очень талантливо. Мужчины, слишком усердно гнавшиеся за модой, казались Мишель смешными. Но у Андрэ все выходило очень естественно и изящно. – Что ж, пойдем ужинать? – предложил он, театрально поклонившись Мишель. Продолжая смеяться, она взяла наставника под руку, и они пошли по тесному темному коридору в кают-компанию. Капитан Хобарт был крупным жизнерадостным моряком с пышными рыжими бакенбардами. Его багровое лицо не очень отличалось по цвету от бакенбардов, а потому казалось широким, хотя на самом деле было скорее длинным. Это придавало ему несколько комичный вид. Хобарт тут же заметил очаровательную Мишель и разразился громкими комплиментами по адресу прекрасной юной пассажирки, после чего посадил ее рядом с собой. Мишель этому не очень обрадовалась, поскольку на соседнем стуле оказался тот самый несносный молодой человек. – Слева от вас, мадемуазель, – обратился к ней капитан с умилением в голосе, – сидит мистер Ян Маклевен. Он – шотландец и возвращается к себе на родину. Рядом с ним – мистер Ангус Лурье, его напарник по путешествию. Оба молодых человека дружно встали и поклонились. Взгляды Мишель и Яна Маклевена встретились. И она почувствовала, что краснеет, не в силах оторваться от глаз молодого шотландца, в которых прыгали озорные чертики. Товарищ Яна был чуть постарше. У него было твердое, но очень доброе лицо. Тем временем капитан продолжал представлять пассажиров: – Справа от меня сидят миссис и мистер Блейкли. Они плывут во Францию. За ними – господа Диринг и Леклер, согласившиеся ехать в одной каюте, а потому, видимо, уже успевшие хорошо узнать друг друга. И наконец, в торце нашего стола сидит мистер Хиггинс, мой первый помощник. Симпатичного и несколько застенчивого первого помощника капитана Мишель и Андрэ уже знали. Он знакомил их с расписанием корабельной жизни и внимательно следил, чтобы они не пропустили завтрак, обед или ужин. Чету Блейкли Мишель и Андрэ заметили, когда те поднимались по трапу на корабль. Средних лет супруги старались сохранить на лице крайне серьезное, даже суровое выражение. Казалось, что они просто боялись улыбнуться. Миссис Блейкли была в сером шелковом платье, вышедшем из моды уже несколько лет назад, но как нельзя лучше подходившем к землистого цвета коже и испепеленным сединой волосам женщины. Лицо ее мужа покрывала нездоровая желтизна. А глубоко посаженные глаза казались совершенно безжизненными. Мишель даже показалось, что за столом сидит покойник. Она вздрогнула от этой мысли и перевела взгляд на соседа слева. «Хорошо еще, что капитан не посадил меня рядом с этим Блейкли, – подумала она. – А то я бы навсегда лишилась аппетита!» Еда же, вопреки мрачным предсказаниям Андрэ, оказалась вполне приличной. За большой тарелкой крепкого мясного бульона последовал жареный цыпленок, которого, в свою очередь, сменил ростбиф со свежими овощами. А на десерт подали ромовый торт, который Мишель, несмотря на осуждающие взгляды Андрэ, принялась уписывать с огромным удовольствием. Разговор за столом был непринужденным и дружелюбным. При этом Ян Маклевен рассеял предубеждения Мишель. Он оказался очень милым, остроумным и интересным собеседником. В целом же ужин был приятным и доставил ей удовольствие. После того как с едой было покончено и все встали из-за стола, Мишель спустилась к себе в каюту, думая о Яне Маклевене уже безо всякого раздражения. Чтобы пересечь Атлантический океан, потребовалось шесть недель. Но время протекало вовсе не так медленно, как боялась Мишель. Каждый день она занималась в маленьком салоне, а потом поднималась на палубу. Там Мишель наслаждалась, подставляя лицо теплым солнечным лучам, если позволяла погода, или подхваченным ветром из-за борта соленым брызгам, если небо было пасмурным. Ее вдруг неодолимо потянуло к морю. И она впервые в жизни поняла людей, которые посвятили ему всю жизнь. С каждым днем Мишель находила все большее удовольствие в компании Яна Маклевена. Этот молодой человек единственный на корабле подходил ей по возрасту. Кроме того, только с ним, не считая Андрэ и капитана Хобарта, Мишель могла беседовать о чем-либо интересном. Ян рассказал Мишель, что возвращается домой из кругосветного путешествия. В Шотландии он не был уже два года и теперь должен заняться семейными делами. О том, что это за дела, Маклевен предпочел не распространяться. Мишель, в свою очередь, рассказала новому знакомому о Малверне, о ее увлечении балетом и цели поездки во Францию. – Возможно, я вас там увижу, – сказал Ян. Они мирно разговаривали, стоя на корме и любуясь великолепным закатом. – Я часто езжу во Францию, – добавил Маклевен. – Где вы там намерены остановиться? – У мадам Дюбуа, старой приятельницы Андрэ. Вам знакома эта фамилия? Ян удивленно посмотрел на Мишель: – Боже мой, конечно! Я даже был в ее салоне. Чрезвычайно интересная женщина! Кроме того, она водит дружбу со многими важными людьми и сможет помочь вам завязать необходимые связи в театральном мире. – То же самое говорит Андрэ, – улыбнулась Мишель. – О, я с нетерпением жду приезда в Париж! Ведь я еще почти ничего не видела и еще меньше сделала! Лицо Яна вдруг стало серьезным. – Мой первый совет – не переодевайтесь слишком часто. Возможно, эти слова покажутся вам глупыми. Но, поверьте, жизнь в Париже сильно отличается от той, которую вы вели до сих пор, Мишель. Она слишком бурная. Порой даже чересчур. Мишель посмотрела на Яна, тронутая его вниманием. – Вы считаете меня наивной, не так ли? Думаете, что я обыкновенная сельская простушка? На лице Маклевена появилось выражение обиды и даже разочарования. – Вот, я опять вас рассердил, Мишель, – со вздохом сказал он. – Простите, но мне бы не хотелось говорить вам напыщенные слова или докучать нравоучениями. Мишель насмешливо усмехнулась: – Нет-нет, Ян! Я вовсе не рассердилась. Наоборот, благодарна вам за участие и полезные советы. Просто вы ошибаетесь, принимая меня за наивную провинциалку. В конце концов, я слушала рассказы Андрэ о Париже уже с шести лет. Кроме того, побывала в Бостоне и многих других городах своей страны. – Она не стала говорить Яну, что в Бостоне была совсем ребенком. – Я понимаю, что должна еще многому научиться. И буду прилежной ученицей. Чувства страха или неуверенности во мне нет. Но с вашей стороны было очень мило преподать мне небольшой жизненный урок. Они стояли очень близко друг к другу, и Мишель неожиданно стало неловко. Ян на мгновение обернулся к океану и стал смотреть вдаль. Она бросила взгляд на его профиль и невольно залюбовалась правильными чертами лица молодого шотландца. Ян, несомненно, был очень красивым и умным и обладал большим чувством юмора. Жаль, что он возвращается в свою Шотландию, а не едет вместе с нею в Париж. Но, Боже, о чем это она думает?! Она, давшая себе клятву избегать всякого рода романтических встреч и сердечных волнений, которые могут помешать достижению главной цели в жизни! И все же Мишель почувствовала, как больно кольнула ее в самое сердце мысль о том, что после окончания этого путешествия они с Маклевеном, возможно, больше уже никогда не увидятся. Но ведь Ян сказал, что часто бывает во Франции. Может быть, они там и встретятся. Конечно, оставаясь при этом друзьями. Не больше! Неожиданно Мишель заметила, что Ян придвинулся совсем близко и уже почти касался ее локтем. Она подняла голову и увидела перед собой его взволнованное лицо. В следующий момент его сильные руки сжали плечи девушки. Мишель почувствовала, как теплые губы Яна сливаются с ее губами в нежном, но настойчивом поцелуе. Все это произошло прежде, чем она успела что-либо сообразить. Мишель захлестнул взрыв эмоций. Здесь было и негодование, и страх чего-то еще неизведанного и… И нечто неожиданно приятное. Но верх все же взял страх. Почувствовав себя в объятиях Яна, она изо всей силы оттолкнула его. Лицо Мишель загорелось от стыда и охватившего ее негодования. – Как вы посмели! – задыхаясь, воскликнула она. – Кто дал вам право думать, что со мной можно позволять себе подобные вольности?! Ян поднял вверх руки, как будто защищаясь от удара. – Простите меня ради всех святых! – сказал он умоляющим тоном. – Я просто не смог сдержать своих чувств! – Что за жалкая отговорка! Или так говорят все мужчины? А я-то думала, что мы друзья! Что с вами можно просто разговаривать! Ян снова отвернулся и смущенно уставился на воду. Затем поднял голову и виновато произнес: – Я ваш друг, Мишель, как бы вы теперь ко мне ни относились. А то, что случилось, это… Господи, да вы же сами знаете, как прекрасны и какой можете быть желанной! Быть рядом с вами, встречаться каждый день, смотреть на вас… Да ведь это же настоящая пытка! Неужели вы не понимаете, как действуете на мужчин?! Мишель, все еще полная негодования, предостерегающе подняла руку: – Довольно, сэр! Я не хочу вас больше слушать. Нам осталось плыть вместе всего несколько дней. Надеюсь, что за это время вы не позволите себе даже подойти ко мне. Она повернулась с намерением уйти. Ян с отчаянием смотрел на Мишель. – Но, Мишель, ведь я… Но она не слушала его и быстро пошла к трапу. Спускаясь к своей каюте, Мишель продолжала предаваться праведному гневу. К сожалению, все оказалось так, как она и думала: с мужчинами невозможно поддерживать чисто дружеские отношения! И очень хорошо, что этот Маклевен едет к себе в Шотландию. А если он появится во Франции, она просто будет его избегать! И все же, лежа на своей узкой койке, Мишель продолжала думать о Яне. Но утром от этих ночных грез не осталось и следа… Пока богатая карета, которую мадам Дюбуа прислала па пристань, медленно пробиралась по оживленным улицам Парижа, Мишель не отрываясь смотрела в открытое окно, пытаясь сразу же увидеть все. И с каждой минутой убеждалась в том, что в разговоре с Маклевеном была не права. Тогда она уверяла Яна, что не ждет каких-либо потрясений от встречи с Парижем, поскольку бывала в Бостоне и в некоторых других больших городах. Господи, какой же, наверное, темной деревенщиной, какой идиоткой она ему показалась! Как он удивился ее наивности, ибо не могло быть никакого сравнения между теми местами, в которых Мишель успела за свою жизнь побывать, и этим древним, волшебным городом с его элегантно застроенными центральными площадями, роскошными резиденциями французских королей, величественными соборами и выстроившимися вдоль набережной Сены дворцами. А удивительные по изяществу мосты через реку, по которой медленно плывут огромные корабли, баржи и легкие парусники! Мишель не могла удержаться от восторженного восклицания при виде вырисовывающихся впереди очертаний Собора Парижской Богоматери, который она узнала по многочисленным иллюстрациям и рисункам в книгах домашней библиотеки. Повернувшись к Андрэ со щеками, пылающими от восторга и дувшего в окна кареты ветра, Мишель воскликнула: – Господи, Андрэ! Как восхитительно! Даже больше, чем я могла себе раньше представить! Андрэ удовлетворенно улыбнулся и похлопал ее по руке: – Конечно. Но вы еще видели очень мало, Мишель. Когда мы устроимся, я покажу вам Париж. А ночью этот город вполне заслуженно называют столицей мира. Вы увидите все, дорогая Мишель, я обещаю вам это. А вот мы и приехали! Экипаж свернул на обширную площадь и подкатил к внушительному особняку из красного кирпича и белого камня. – Это дом мадам Дюбуа, который на некоторое время станет и нашим домом. Особняк мадам Дюбуа стоял стена к стене с другими домами, окружавшими площадь. Между ними не было ни сантиметра пространства. Все строения были поразительно похожи друг на друга: в четыре этажа, сложены из красного кирпича вперемежку с белым камнем. Все это настолько отличалось от того, к чему Мишель привыкла в своем родном Малверне с его своеобразным сельским колоритом или в том же Уильямсберге, хотя и дышавшем очарованием старины, что у нее даже перехватило дыхание. – Боже, какая прелесть, – только и сумела прошептать Мишель. На ступеньках парадного крыльца, к которому подкатил экипаж, их поджидали горничная и слуга. Последний открыл дверцу кареты и помог Мишель выйти. Она спустилась по ступенькам экипажа и огляделась по сторонам, все еще не в состоянии прийти в себя. Свершилось! В этом роскошном доме начнется ее новая, прекрасная жизнь! Горничная открыла парадную дверь и проводила гостей в просторный длинный салон, по углам которого на мраморных подставках стояли античные статуи, а на стенах висели большие картины в позолоченных рамах. Два антикварных столика у двери украшали дорогие, затейливо расписанные вазы. Но в целом привыкшей к скромной жизни в Малверне Мишель обстановка показалась излишне перегруженной дорогими вещами и антиквариатом. Она едва успела оглядеться, как с другой стороны салона открылась дверь и на пороге появилась женщина с волевым, энергичным лицом. Она пошла навстречу Мишель таким решительным шагом, что та невольно отступила к двери. Однако мадам Дюбуа – а это, несомненно, была она – оказалась довольно невысокой, даже чуть пониже Мишель, но с более пухлым лицом, широкими плечами и пышной грудью. На ней было изящное зеленое платье, под которым угадывался корсет. Голову мадам Дюбуа украшала высокая прическа, получившая не только во французских, но и в британских колониях название «Парижские локоны». Волосы хозяйки дома были, разумеется, обильно напудрены, а на щеках сиял вызывавший подозрение в своей естественности малиновый румянец. То же самое относилось и к пурпурному цвету ее губ. Пока мадам Дюбуа приближалась, деликатно приподнимая широкие юбки, дабы не сшибить стоявшие тут и там статуэтки, Мишель отметила, что ее парчовые туфли на высоких каблуках подобраны точно в цвет платья. – Рене! – воскликнул Андрэ. – Дорогая, вы остались все такой же юной и неотразимой! Мадам Дюбуа в ответ всплеснула руками и сказала с доброй улыбкой: – Андрэ! Наконец-то вы снова с нами! Боже мой, как мне вас недоставало все эти годы! Но вы мало изменились за время, проведенное в колониях среди тамошних дикарей. Она потянулась к Андрэ и расцеловала его в обе щеки. – Андрэ, сам Бог послал мне вас! Здесь так скучно и тоскливо, ведь я живу одна. Низкий грудной голос мадам Дюбуа никак не соответствовал ее маленькому росту. Говорила она быстро, почти скороговоркой. Тем не менее Мишель понимала почти все. – А это та самая Мишель – маленькая ученица, о которой вы мне писали? – продолжала мадам Дюбуа. – Она очаровательна! Я очень рада вам, милая! Надеюсь, вам у нас понравится! Чувствуйте себя как дома Мишель очутилась в мягких объятиях хозяйки дома и чуть не потеряла сознание от запаха духов и пудры, в изобилии осыпавшей плечи мадам Дюбуа. А та еще раз восхищенно взглянула на нее и воскликнула: – О, с вашим приездом здесь станет веселее! Ведь все эти годы я просто умирала от тоски. Теперь, уверена, все переменится! Для начала я устрою званый вечер и представлю вас своим друзьям. Это будет чудесно! Мадам Дюбуа крепко сжала руку Мишель, которая уже до того опьянела от радостного возбуждения хозяйки дома, что только улыбалась в ответ. Андрэ заметил ошеломленное состояние своей ученицы и поднял вверх палец: – Хорошо, хорошо, Рене! Все это замечательно. Но девочка приехала сюда с определенной целью. Она должна работать, работать и работать! Мадам Дюбуа скорчила скучную мину и досадливо махнула рукой. Только теперь Мишель заметила, что она далеко не молода. Конечно, пудра и грим в какой-то степени скрывали морщины и кое-где обвислую кожу. Но совсем скрыть возраст они были не в состоянии. У глаз и около губ дамы предательски собирались мелкие морщинки, а кожа под подбородком заметно отвисала вниз. И все же мадам Дюбуа выглядела очаровательно. – Я все прекрасно понимаю, друг мой, – улыбнулась она Андрэ. – В конце концов, не мне ли удалось договориться с Арно, чтобы он принял и посмотрел ее? Сейчас месье Димпьер только и ждет от меня известия о вашем приезде. Я сообщу ему об этом сегодня же. Если Мишель сумеет понравиться Арно и он найдет ее талантливой, то возьмет к себе в труппу. Он это уже обещал. А Арно – джентльмен, он всегда держит данное слово. – Она повернулась к Мишель. – Вам повезло, девочка. Не каждой танцовщице выпадает счастье получить аудиенцию у Арно Димпьера. И если вы действительно так талантливы, как писал Андрэ, то все будет в порядке. Мишель вдруг почувствовала неуверенность. Неужели она и вправду так талантлива, как считает ее наставник? Сможет ли она соперничать с танцовщицами европейской выучки? Ведь единственным ее педагогом был Андрэ. Она вздрогнула, почувствовав на своем плече его руку. – Мишель прекрасно танцует, Рене, – доверительно сказал он мадам Дюбуа. – Поверьте мне! Я не сомневаюсь, что испытание у Арно она с честью выдержит. Девушка улыбнулась наставнику и его приятельнице, хотя отнюдь не была уверена в своем непременном успехе у маститого мэтра. Мадам Дюбуа ласково похлопала ее по другому плечу: – Но я заговорила вас. Столь долгое путешествие, несомненно, утомило вас. Необходимо поскорее освежиться и отдохнуть. Я распорядилась приготовить для Мишель Голубую комнату. Уверена, что ей там понравится. А вы, мой друг, разместитесь внизу, в Золотой комнате. Надеюсь, что вы будете чувствовать себя здесь как дома. В ваших комнатах уже стоят вазы с фруктами и по графину легкого вина. Мы ужинаем в восемь вечера. Устраивайтесь, Мишель. Мы снова встретимся вечером и будем долго-долго разговаривать. Ведь нам надо получше познакомиться! Слегка смутившаяся Мишель с застенчивой улыбкой ответила: – Мне бы тоже очень хотелось узнать вас поближе. Она действительно ожидала очень многого от этого разговора. Мадам Дюбуа оказалась такой теплой и дружелюбной. Она, конечно, ответит на все бесчисленные вопросы Мишель о Париже, балете и вообще – о здешней жизни… Горничная проводила Мишель в большую и богато обставленную комнату. Как явствовало из ее названия, все здесь было исключительно в голубых и синих тонах, ласкало глаз и наполняло душу покоем и безмятежностью. У стены стояла высокая кровать с пологом на четырех столбиках под голубым шелковым балдахином с вышитыми на нем серебряными розами. Из такого же шелка были и занавеси на высоких окнах. И только стулья и диван были обтянуты желтым бархатом, оттенявшим голубое и синее. У окна расположился резной столик, и Мишель сразу же подумала, как удобно будет на нем писать письма матери. Пол устилал мягкий светло-голубой ковер, также в серебряных розах. А одну из стен украшали роскошные гобелены. Мишель еще никогда не приходилось спать в такой замечательной комнате. И мысль, что, пока она останется в доме мадам Дюбуа, все это будет принадлежать ей, обрадовала девушку. И впрямь у Мишель были все основания считать себя очень удачливой. И даже счастливой… |
||
|