"Русская трагедия" - читать интересную книгу автора (Алешкин Петр)

1

Повеситься можно было на трубе.

Дмитрий Иванович Анохин вообразил, увидел явственно, как он вытягивает из брюк ремень, делает петлю, встает на унитаз, привязывает конец ремня к трубе, надевает петлю на шею и соскальзывает вниз; отчетливо услышал, как испуганно суетятся в коридоре сотрудники издательства; представил четко, с каким ужасом заглядывают они в туалет, где вытянулось вдоль стены его безжизненное тело с синим лицом, с выпавшим изо рта языком, с вылезшими из орбит безобразно и жутко белыми глазами, и содрогнулся, резко качнул головой, освобождаясь от страшного видения, и начал медленно вытирать руки чистым полотенцем. В душе его по-прежнему стояли, томили боль, тоска, скорбь. Особенно остры они были, когда Анохин оставался один. Душил, почти физически душил постоянный, тягостный вопрос: что делать?! Что делать?!

Дмитрий Иванович, осторожно ступая на деревянные ступени узкой лестницы, словно он таился (прежде он по этой лестнице взлетал), поднялся на мансардный этаж, где был его кабинет с фотопортретами на стенах почти всех знаменитых писателей России. Они были авторами издательства «Беседа», которым руководил Анохин. Он тяжело сел в скрипнувшее кресло и шумно выдохнул. Чувствовал он себя так, словно взбежал на шестнадцатый этаж. Никогда еще за свои сорок три года он не чувствовал себя так беспомощно. Раньше он был скор в решениях, нетерпелив. Впрочем, и раньше был в его жизни почти такой же случай, когда пришлось круто менять жизнь: оставить жену с ребенком, квартиру, работу, родной город и начинать жизнь с нуля. Вспомнив об этом, Дмитрий Иванович горько усмехнулся. Тогда ему было двадцать три года. Кем он был? Мечтателем… А теперь довольно известный литератор, директор издательства, отец двух почти взрослых детей. Мечтатель не мог долго страдать. Помнится, тогда он мучился всего одну ночь. Кинул в чемодан самые необходимые вещи и навсегда сбежал из Тамбова свободным от прошлого человеком. Теперь прежняя домосковская жизнь казалась ему нереальной, выдуманной так же, как жизнь героев его романов. До вчерашней встречи с сотрудником спецслужбы Дмитрий Иванович думал, что уйдет из семьи, разделит издательство, откроет новую фирму один, без друзей… Друзей, оказывается, в бизнесе не бывает. А теперь-то что делать?

Резко ударил в уши телефонный звонок. Дмитрий Иванович схватил трубку.

— Я по объявлению, — услышал он чуть вздрагивающий девичий голос и хотел сразу ответить: "Извините, я уже нашел!" — но что-то удержало его. Дмитрий Иванович часто думал потом, в Америке, почему он не положил трубку, ведь к тому времени он уже решил, что едет в Штаты с Диной.

Дело в том, что издательство «Беседа» еще задолго до случившегося, как обычно, пригласили в США на книжную ярмарку в Чикаго, и он оформил все документы для участия в ней, оплатил стенд. Осталось получить визы. А тут этот случай. Вначале Дмитрий Иванович решил отменить поездку. Не до ярмарки, когда все рушится и неизвестно — будет ли существовать издательство через месяц. Потом, когда тоска и боль так допекли его, а достойного выхода все не находилось, ему в голову пришла шальная, дурацкая мысль: взять какую-нибудь деваху и укатить с ней в Америку на месяц, отвлечься, отдохнуть, забыть обо всем в ее объятиях, убить тоску, а там решение, как жить дальше, само придет, вернутся к нему уверенность, решительность, улягутся злость, ненависть и боль.

В те дни он хотел снять квартиру, чтобы не жить под одной крышей с женой. Купил газету "Из рук в руки", стал читать объявления и среди прочих увидел, что какой-то мужчина приглашает привлекательную девушку без комплексов провести совместный отпуск в Швейцарских Альпах. Прочитал, написал объявление: "Предлагаю молодой девушке прокатиться на машине по США от океана до океана",и отвез в редакцию. Дмитрий Иванович прекрасно понимал, что нормальные девчонки не позвонят, ждал звонков от легкомысленных. Они и звонили. Встретился с несколькими. Выбрал Дину. Она выглядела раскованней, вульгарней других. Дмитрий Иванович никогда не имел дела с такого рода женщинами и думал, что та, что поглупей и полегкомысленней, станет послушней, не будет мешать ему думать, станет для него как бы кошечкой. Когда ему взгрустнется, он ее погладит, приласкает, а когда захочет побыть с самим собой, отодвинет в сторонку, чтобы не мешала. Сегодня вечером Дина должна была передать ему свой паспорт для оформления визы. Договориться-то договорился, но на другой же день засомневался, не сведет ли она с ума своей глупостью, не ошибся ли он. А после вчерашней ужасной встречи с сотрудником спецслужбы планы его насчет Америки резко изменились: он решил просить там политического убежища. Оснований, убедительных документов для этого у него было столько, что он мог рассчитывать, что ему не откажут. Кроме того, он вспомнил о знакомом директоре американского литературного агентства, который говорил ему, что за пять тысяч долларов известный в своей стране человек может получить в США вид на жительство. Позвонил ему в Нью-Йорк и спросил: поможет ли тот сделать гринкарту? Литагент пообещал связаться с адвокатом, который был мастером таких дел, подготовить все к приезду Анохина. Тогда встал вопрос: как быть с Диной? Дмитрий Иванович пока не решил, прокатиться по Америке или отказаться от этой затеи. Очевидно, удирать навсегда в США ему не хотелось, надо думать, не прижилась, не укоренилась прочно в его душе эта мысль, должно быть, он надеялся подспудно, что все устроится, перемелется, устоится. Может быть, поэтому, услышав в телефонной трубке дрожащий девичий голос, он сразу не отказал, не отключил телефон. Не последнюю роль сыграло то, что голос у девушки был юн, чист и вздрагивал от волнения, нерешительности и смущения. Анохину показалось, что она ждет отказа и будет рада ему, примет с облегчением. Разных голосов наслушался он, когда подал объявление: развязных, прокуренных, пьяных. И спросил:

— Как вас зовут?

— Елизавета…

— Хорошо, Елизавета, сколько вам лет?

— Я студентка… и давно совершеннолетняя…

— Это хорошо, — произнес он, думая, что со студенткой, может, повеселее будет, и решил: если она студентка гуманитарного факультета, то он сейчас же встретится с ней, посмотрит на Елизавету-Лизоньку. — Кто вы — физик, лирик?

— Филолог…

— Через два дня надо лететь! Это вас не пугает?

— Радует, — быстрый, бодрый ответ.

— Тогда давайте встретимся, поглядим друг на друга. — В голове его вдруг мелькнула жуткая мысль: не из спецслужб ли она? Прослушали его разговор с американским литагентом и подослали?.. Не может быть! Слишком рано. Звонил-то он в Нью-Йорк всего часа четыре назад. Неужто наши спецслужбы научились так быстро принимать решения? Такого быть не может, успокоил он сам себя.

— Я звоню из библиотеки… из бывшей Ленинки…

— Возле нее встретимся через двадцать минут. Я буду на автостоянке напротив входа в библиотеку за рулем черного «Мерседеса». На мне белая сорочка с короткими рукавами. Зовут — Дмитрий… — Он запнулся перед словом «Иванович», ведь для такой девушки он должен быть без отчества.

Анохин положил трубку и поднялся, решительно взял кейс. Невольно подумалось, что боль как-то отодвинулась, спряталась глубже, затаилась, но как только он вспомнил о ней, она тут же вырвалась наружу и снова полупарализовала его.

По пути к библиотеке думал о Елизавете, пытался понять, кто она. Проститутка? Не похоже. Искательница приключений? Американоманка, на все готовая, лишь бы увидеть страну своей мечты? Он повернул на Воздвиженку, где была площадка для стоянки автомобилей, и сразу увидел девушку. Была она в белой летней майке без рисунков и надписей на груди и в джинсовых шортах, с большой, тяжелой, на взгляд, серой матерчатой сумкой через плечо. Судя по очертаниям, в сумке были книги и тетради. Издали было видно, как девушка хороша и прекрасно сложена. Он подъезжал, притормаживая, и рассматривал Елизавету. Темно-русые волосы, реденькая челка большим полукругом прикрывает высокий лоб, касается темных бровей, которые намного темнее волос. Вероятно, она их подкрашивает, решил Анохин. И форма у них необычна — вразлет, волной. На немножко удлиненном, тронутом легким загаром лице ни тени косметики, ясные серые до голубизны глаза настороженно прищурены, вглядываются в него. На вид лет девятнадцать. И что больше всего поразило Дмитрия Ивановича, что бросилось ему в глаза еще издали: она была очень похожа на его шестнадцатилетнюю дочь Ольгу.

Он остановился у бордюра, смотрел, как она идет к нему неторопливо, с достоинством. По тому, как вцепилась в ремень сумки, перекинутый через плечо, догадался, что она усердно скрывает волнение. Анохин, вылезая из машины, заметил, как Елизавета, взглянув на него, чуть замедлила шаг, как бы споткнувшись. На ее лице и в глазах промелькнули некоторое разочарование, растерянность, неуверенность, но она быстро погасила эти чувства. Он мысленно взглянул на себя ее глазами, глазами юной девушки, увидел начинающего седеть мужчину с большими залысинами, с наметившимися морщинами у глаз. Отец у нее, возможно, моложе него: видно, надеялась увидеть молодого красавца, "нового русского", оттого и разочарование мелькнуло в ее глазах. Но как она похожа на Ольгу!.. Последние шаги девушки навстречу были уже не столь уверенными. На искательницу приключений она не походила, на легкомысленную девчонку тоже. Впрочем, в ее возрасте все с ветерком в голове. А вдруг это не Елизавета? Ему почему-то захотелось, чтобы это была не она, и он спросил:

— Елизавета?

Она молча, растерянно тряхнула челкой. Это невинное движение головой сначала показалось ему забавным, развеселило его. Он засмеялся коротко, но быстро оборвал смех, потому что непонятно из-за чего вдруг стала подниматься на нее злость: куда она лезет? Он быстро обошел машину, открыл дверцу со стороны пассажира.

— Куда мы поедем? — заколебалась она.

— Куда скажу! Садись!.. — Елизавета полезла в машину. Он стал выруливать на улицу, спрашивая: — Боишься?.. На месяц черт знает куда ехать не боишься, а в Москве боишься?

— Я еще не решила… — неуверенно ответила она, не глядя на него.

— Честно сказать, я тоже еще не решил… А если совсем честно, то сейчас одна шалава ждет моего звонка, чтобы передать мне паспорт для визы. Ведь мне с собой нужна шалава, — говорил он грубо. — Я думаю, ты верно поняла мое объявление!

— Остановитесь, пожалуйста, я выйду! — резко перебила она его.

— Сейчас перекресток проскочим, — ответил он и почувствовал жалость: зря он с ней так. Девчонка, по всему видать, хорошая. Зря обидел… За перекрестком он останавливаться не стал, свернул на Поварскую улицу и потихоньку покатил по ней. Она была узкая и с обеих сторон забита стоявшими машинами. Он ехал и косился на Елизавету. Она смотрела вперед. Брови нахмурены, вытянулись в прямую линию. Глаза налиты влагой. Молчала, не просила остановиться. Он тронул ее легонько за плечо.

— Не обижайся…

— Вы грубите, а глаза у вас грустные, — неожиданно сказала она, по-прежнему не глядя на него.

— Когда же ты успела заметить? — засмеялся он. — По-моему, с того момента, когда тебя поразила моя лысина, ты ни разу на меня не взглянула. Видать, ждала, что на «Мерседесе» подкатит круторогий двухметровый красавец, "новый русский", — коротко хохотнул Анохин впервые за последние две недели. — Так?

— Не так, я боялась, что подкатит, как вы говорите, круторогий бандит.

— Может, я и есть бандит, вор в законе…

— Нет, нет… Я скажу, кто вы…

— Давай на «ты». А то мне неудобно, я тебе «ты», а ты мне — «вы». Договорились?

— Ты, — произнесла она неуверенно и запнулась. Видимо, ей было непривычно называть ровесника своего отца на "ты", — ты, должно быть, работаешь в инофирме переводчиком, а может, менеджер, но не главный…

— Смотри-ка! — воскликнул он. — Ты у нас психолог, а не филолог. Почти все точно угадала. Как ты поняла, что не главный?

— Взгляд у вас… у тебя… Не директорский…

— А каким директорский бывает?

— Ну такой решительный, уверенный, жесткий… Все, я теперь точно поняла, кто ты! — воскликнула она радостно. — Ты работаешь в инофирме программистом. Женщин у вас нет. Ты не женат, разведен. Познакомиться с хорошими женщинами некогда. Решил отдохнуть, а поехать не с кем. Вот и дал объявление…

Он осторожно повернул с Поварской в Скарятинский переулок, выехал на Большую Никитскую улицу и сказал серьезным тоном:

— Все! Сейчас я тебя высажу! Ты ведьма! Ты все мои мысли читаешь, все знаешь. С тобой страшно! — Он резко, круто развернулся, остановил машину у бордюра, выключил зажигание и сказал: — Выходи!

— Правда? — удивленно и вновь растерянно уставилась на него девушка.

— А чего сидеть, когда приехали? — засмеялся Анохин и открыл свою дверцу.

— "Центральный дом литераторов. Клуб писателей", — прочитала она вслух слова на темной доске у входа в здание из темно-желтого кирпича.

В ЦДЛ они спустились в подвал, в бар. Там было полно знакомых.

Они кивали ему, здоровались. Дмитрий Иванович принес от стойки две чашки кофе и два стакана темно-красного вишневого сока.

— Как советовал один из них, — кивнул он в сторону соседних столов и прочитал две строки из стихотворения: — "Для улучшения пищеварения пейте вишневый сок…" Что же мы будем делать, Елизавета? Едем или как?

— Едем! — решительно и быстро ответила она, опустила глаза и взяла стакан с соком. Щеки ее при приглушенном свете заметно потемнели.

— Вот он, настоящий директорский голос. Теперь и я его знаю! — засмеялся он, чувствуя удовлетворение. Девчонка ему все более нравилась. — Я тоже созрел — и подчиняюсь… Давай обсудим основные принципы наших взаимоотношений.

— Как это? — насторожилась, напряглась Елизавета.

— Мы едем отдыхать, так давай отдыхать. Я очень не люблю капризы, надеюсь, с твоей стороны их не будет… Это раз. Второе: везу тебя я, значит, ты за мной, как нитка за иголкой. И третье: я Дима, программист из инофирмы, ты Елизавета, студентка. Все остальное неинтересно ни мне, ни тебе: никаких расспросов, никаких проблем, только отдых. Договорились?

— А я-то думала… — облегченно и искренне выдохнула девушка.

— Увы, он счастия не ищет и не от счастия бежит! — Анохин развел руками и добавил: — И все же я не буду тебя звать Елизаветой. Я буду звать тебя Лизонькой.

— Нет, и так ты меня звать не будешь, — улыбнулась она. — Меня зовут Светлана.

Дмитрий Иванович решил, что Светлана скорее всего учится не на филологическом, а на факультете журналистики. Жаждет впечатлений для будущей работы. Иначе чем объяснить, что она откликнулась на странное объявление незнакомого мужчины? Ни на авантюристку, ни на легкомысленную дуреху не похожа. Может, так искусно играет? Вряд ли, он бы давно ее раскусил… Если, конечно, не гениальная авантюристка. Слишком естественно себя ведет. И не глупа, нет, не глупа! И, конечно, не из ФСБ, не похоже.