"Гулы" - читать интересную книгу автора (Кириенко Сергей)

Глава двадцать вторая

Когда сержант замолчал, Гольди ощутил странную смесь отчаяния и неверия в слова Мутти… Несколько секунд он смотрел на сержанта карабинеров, забыв про грохочущие автоматные очереди у монастыря, Джей Адамс, скорчившуюся в его машине, все необычные происшествия последних суток. Все его внимание сосредоточилось сейчас на слегка покрасневшем от напряжения и блестящем от пота лице Мутти… Наконец, сбросив с себя оцепенение, он приказал:

— Рассказывайте все с самого начала, сержант!

Судорожно сглотнув, Мутти начал говорить быстро и громко, стараясь перекрыть треск автоматных очередей, несущийся от реки:

— Когда мы приехали сюда, они уже собирались отправляться к монастырю. У Плацци было около тридцати человек в девяти машинах. Доктор сказал, что поведет их лично. Одна из машин поддерживала связь с Ональдо, и Плацци ждал только его сигнала, чтобы…

— Причем здесь Ональдо? — перебил Гольди сержанта, услышав фамилию командира роты карабинеров, приписанного к Терренскому комиссариату.

— Плацци приказал лейтенанту обойти монастырь через заросли и выйти к его северной стене — прокричал Мутти сквозь внезапно усилившийся треск очередей.

— Сколько у него было человек?

— Около сорока — два неполных взвода.

— Дальше, — кивнул Гольди.

— Они дождались сигнала… Ональдо подошел к монастырю на сто метров и передал, что готов блокировать отход к реке. Тогда Плацци приказал мне и двум машинам оставаться здесь, поддерживать с ними связь и ждать подкрепления, а сам отправился к монастырю.

Чувствуя все возрастающее беспокойство, вызванное словами Мутти, Гольди спросил:

— Во сколько вы получили вызов по рации и приехали сюда?

— В двенадцать минут одиннадцатого мы получили вызов диспетчера, а через четыре минуты были здесь.

Гольди машинально отметил, что сам он получил вызов примерно в то же время, может быть, минутой позже.

— Когда вы приехали сюда, Плацци с людьми уже ждал сигнала Ональдо?.. Карабинеры уже успели пройти по зарослям?

— Да.

— Дьявол! — выдохнул Гольди. В голове его пронеслось: «Как же они успели поднять два взвода карабинеров и привести их к монастырю, опередив патрульных?..»

Постаравшись отбросить эту мысль (не это сейчас было самым важным), он прокричал:

— Мутти, что происходит в монастыре? Кто стреляет?

Сержант провел рукой по лицу, вытирая обильно струящийся по нему пот, и громко проговорил:

— Пандора и Борзо назначили там встречу и привели туда своих людей.

Гольди почувствовал холод в ногах.

— Откуда вам это стало известно?

— Об этом говорили все.

— А откуда вообще поступила эта информация?

— Я не знаю.

— Плацци повел туда людей без предварительной разведки? Даже не выяснив точно, что там происходит?

— Я не знаю, — повторил Мутти. — Наверное, он думал, что вид полиции остановит стреляющих…

Словно в насмешку над словами сержанта, треск автоматных очередей со стороны монастыря резко усилился. «Соваться в такое пекло без предварительной подготовки — чистейшей воды безумство, — подумал Гольди, чувствуя, что ноги его холодеют все больше. — Если Пандора и Борзо привели туда всех своих людей, сейчас в монастыре должно быть не меньше полутора сотен человек. У Плацци — всего семьдесят. Надеяться на то, что стреляющие остановятся от одного лишь вида полицейских эмблем, так же глупо, как пытаться тушить горящий дом стаканом воды…»

— У вас есть связь с лейтенантом, сержант?

— Нет. Связь с Ональдо держали в одной из уехавших машин.

Гольди высунулся из-за автомобиля и посмотрел в сторону монастыря. После последнего усиления стрельбы она как-то вдруг стихла, и сейчас автоматные очереди звучали слабее и как будто реже. Гольди подумал, что сейчас бы им не помешала парочка бронированных вертолетов. Словно прочитав его мысли, Мутти выдохнул:

— Хорошо бы поднять «вертушку», комиссар, тогда бы мы точно знали, что там происходит…

Гольди подумал, что для того, чтобы связаться через диспетчерскую с аэропортом, найти пилота и поднять вертолет в воздух, потребуется минут десять — пятнадцать. О вертолете надо было думать раньше — прежде, чем бросать людей в это пекло.

— Сколько это уже продолжается? — спросил он, кивая в сторону монастыря.

— Стрельба?

— Да.

— Около восьми минут.

«Восемь минут непрерывной стрельбы из автоматов? — подумал Гольди. — Господи, да это же настоящий бой!»

Повернувшись, он оглядел скорчившихся за машинами полицейских. Кроме него самого, здесь было десять человек. С такими силами соваться к монастырю бесполезно. Лучше всего им оставаться здесь и контролировать хотя бы этот выход к шоссе. Впрочем, одно им сделать необходимо и в первую очередь — выяснить, что стало с полицейскими, отправившимися к монастырю.

— Сколько времени прошло с момента, как Плацци увел людей?

— Почти три минуты.

— Как вы думаете, Мутти, что с ними стало?

Сержант судорожно сглотнул и покачал головой. Впрочем, взгляд его красноречивее любых слов сказал о том, что он думал.

— Надо выяснить, что с ними случилось, — сказал Гольди и достал пистолет.

— Что вы собираетесь делать, комиссар? — с беспокойством прокричал Мутти.

— У меня бронированная машина… Я подъеду к воротам монастыря и посмотрю, что там творится.

— Не делайте этого, комиссар! — выдохнул Мутти. — То есть я имею в виду, что лучше подождать подкрепления…

— Какого подкрепления, сержант? — Гольди придвинулся к Мутти и заглянул в расширившиеся зрачки его глаз. — В городе остался взвод карабинеров, половина из которого спит после ночной смены, половина — в выходном, да десяток патрульных, которым для того, чтобы добраться сюда, потребуется десять минут… Парням, застрявшим у монастыря, помощь нужна сейчас.

Глядя на напрягшееся лицо Мутти, он добавил:

— Вот что, сержант, сделайте-ка доброе дело. Есть у вас еще оружие, кроме этого? — Гольди кивнул на «узи» в руке карабинера.

— Да.

— Отлично. Дайте мне ваш автомат, возможно, он пригодится мне там.

Сержант молча протянул оружие. Комиссар, взяв его в левую руку, положил пистолет в кобуру. Потом он повернулся к «ланче», но, прежде чем идти к ней, сказал:

— Свяжитесь с комиссариатом, опишите диспетчеру, что здесь творится, и пусть шлют сюда всех, кто еще остался. Потом перекройте съезд на грунтовку и держите эту дорогу, что бы ни случилось. Понятно?

Мутти по-мальчишески облизнул губы и кивнул.

Гольди высунул голову из-за капота машины, оглядел проселочную дорогу, теряющуюся в зарослях ив, и не заметив на ней ничего подозрительного, быстро пересек открытое пространство между автомобилем Мутти и «ланчей».

Оказавшись у своей машины, он стукнул в дверь. Джей Адамс открыла замок, Гольди распахнул дверцу и приказал:

— Вылезайте из машины, Джей!

— Что? — Навалившись всей грудью на водительское сиденье, Джей Адамс взглянула на комиссара испуганным взглядом.

— Вылезайте из машины, — повторил тот. — Шутки кончились: я еду к монастырю, а там стреляют. Останетесь здесь — с сержантом и его людьми.

Джей Адамс открыла рот, словно хотела возразить, но, видимо, выражение лица Гольди отсоветовало ей это делать. Она молча выкарабкалась из машины, неуклюже зацепившись при этом штаниной джинсов за рычаг переключения скоростей, а, оказавшись на земле, тихо выругалась. Гольди повернулся к Мутти и крикнул:

— Сержант, позаботьтесь об этой женщине! Она важный свидетель!

Он подтолкнул Джей в спину, и через несколько секунд та оказалась у соседнего автомобиля, между Мутти и седым полицейским с красным лицом. Тем временем Гольди забрался в свою машину, захлопнул дверь и повернул ключ зажигания.

Через мгновение взревел двигатель «ланчи». Гольди включил заднюю передачу и нажал газ. Передние колеса вытолкнули двухтонную машину на шоссе, выбросив с обочины фонтан мелких камней. В тот момент, когда комиссар нажал тормоз и перевел рычаг скоростей в положение «вперед», он понял, что снаружи что-то изменилось: полицейские, прятавшиеся за автомобилями, вдруг высунулись из-за машин и уставились в сторону монастыря. Мутти махнул ему, прося остановиться. Гольди притормозил в метре от сержанта и, приоткрыв дверь, спросил:

— Что еще?

— Вы слышите, комиссар? — выдохнул Мутти.

Гольди высунул голову на улицу и несколько секунд прислушивался, ничего не слыша и не понимая, что имеет в виду сержант. А потом вдруг до него дошло: звук харкающих автоматных очередей исчез. Ни одного выстрела не слышалось больше со стороны монастыря, словно невидимый дирижер взмахнул палочкой и странный оркестр прекратил свою дикую симфонию. Теперь гулкую тишину окрестностей нарушал только шорох листвы, да со стороны порта долетал вой гидроподъемников погрузочного крана.

— Они прекратили стрелять, — почему-то тихо сказал Мутти. — Что это значит, комиссар?

Гольди подумал, что означать это может все что угодно, а ответил:

— Делайте, как я сказал, сержант, связывайтесь с комиссариатом. И посадите одного человека у работающей рации — я буду поддерживать с вами связь.

Мутти снова кивнул. Гольди же захлопнул дверь, и «ланча» начала сползать с шоссе на грунтовку. Через секунду под колесами автомобиля заскрипел гравий, Гольди наклонился вперед, внимательно глядя на дорогу…

Как и всякий житель Террено, он бывал в заброшенном монастыре, но в последний раз он приходил туда года три или четыре назад. Впрочем, Гольди хорошо знал дорогу к монастырю и примерное расположение его зданий. Дорога представляла собой нечто похожее на бумеранг: она состояла из двух отрезков метров по семьдесят длиной, один из которых шел перпендикулярно шоссе, другой примыкал к нему под углом в тридцать градусов. По этой причине от шоссе просматривалась только половина дороги. Для того чтобы увидеть ворота монастыря, необходимо доехать до поворота.

«Ланча» двигалась по грунтовке со скоростью бегущего человека. Гольди всматривался в заросли окружающих ее ив. Сейчас все мысли о том, кто затеял стрельбу у монастыря, почему Плацци бросил полицейских без разведки в самое пекло, и почему полминуты назад стрельба так неожиданно прекратилась, его оставили. Он думал о другом: что он увидит, когда, проехав поворот, окажется перед монастырем? Он боялся, что увиденное станет подтверждением невысказанных мыслей Мутти. Он не хотел верить в это. Легче было думать, что в машине Плацци вышла из строя рация, а прекращение стрельбы вызвано действиями полиции. Обратное же было слишком ужасным, а последствия — просто кошмарными…

В этот момент «ланча» подъехала к повороту. Машина обогнула выступ, образованный группой деревьев, ветви которых нависали над дорогой, образуя ажурную арку, и перед ней открылся прямой путь к монастырю. То, что увидел Гольди перед его воротами, перечеркнуло все его надежды, заставив почувствовать то, что он ощущал за последние сутки не раз, — странный холод, сковывающий тело от предчувствия безысходности и невозможности убежать от чудовищной катастрофы, к которой катится город.

С того места, где замерла «ланча», комиссар видел машины — много машин: около двух десятков, а может быть, больше, те, что стояли дальше от ворот, были полицейскими… Несколько секунд он всматривался в силуэты автомобилей, пытаясь увидеть среди них движущиеся человеческие фигуры, но все было тщетно. Внезапно сквозь треск работающей рации до него, словно из потустороннего мира, долетела мысль: они все погибли — опасения Мутти подтвердились… Облизнув губы, он подумал: но не может же это быть правдой? Даже если они и попали под перекрестный огонь двух воюющих сторон, кто-то должен был уцелеть. Обязательно должен был. И он это узнает — ведь отправился он сюда именно за этим.

Он снова нажал педаль газа, и замершая на секунду «ланча» двинулась к монастырю.

Внутри салона до Гольди не доносилось никаких внешних звуков, кроме урчания мотора. Стихшие минуту назад выстрелы не возобновлялись. Единственными звуками, достигавшими сознания комиссара, кроме шума работающего двигателя, были потрескивающее шипение рации и гулкие удары его собственного сердца.

Машина двигалась по дороге, переваливаясь на ямах и выбоинах, и Гольди все лучше мог разобрать картину перед воротами. Теперь он уже ясно видел девять полицейских машин: все они собрались на поляне перед воротами, а за ними замерли машины тех, кто приехал сюда раньше полиции. Внезапно ему показалось, что он видит рваные отверстия в кузовах двух крайних машин, пробитые стекла, забрызганные ярко-красным салоны… Постаравшись не поддаваться нахлынувшим чувствам, Гольди собрался. Автомат Мутти лежал на соседнем сиденье, придавая ему порцию необходимой уверенности. Он не исключал того, что сейчас из зарослей ив, обступающих дорогу, раздадутся те самые очереди, что стихли минуту назад. Стекла и двери машины выстрелы выдержат, но вот выдержит ли он сам?..

Медленно, но неотвратимо «ланча» приближалась к монастырю. Сжав руль, комиссар настороженно оглядывал зеленые стены, колышущиеся по обеим сторонам от дороги. Движения у машин, до которых оставалось не больше двадцати метров, по-прежнему не было. Он решил, что подъедет к крайним машинам и лишь тогда свяжется с Мутти.

«Ланча» преодолела последние пятнадцать метров, но никто за это время в нее не выстрелил. Гольди отчетливо видел простреленные капоты двух полицейских автомобилей, замерших у дороги, мигалки и стекла обеих машин были в таком состоянии, словно их взорвали картечью, кровавые капли, забрызгавшие салоны, ясно говорили о том, что стало с их пассажирами.

Внезапно мозг комиссара обожгло огнем: среди полицейских машин он заметил знакомый автомобиль — «фиат» Эстебане. На мгновение он замер. В его сознании всплыл недавний разговор с Санти по рации. Тот опередил его и приехал к месту сбора чуть раньше, чтобы вместе с Плацци отправиться к монастырю. «Господи, — мысленно попросил Гольди, — сделай так, чтобы он оказался жив!»

«Ланча» обогнула две крайние машины и поравнялась с «фиатом». Комиссар бросил взгляд в салон автомобиля, капот которого напоминал решето, и почувствовал, как внутренности его превращаются в кусок замороженного мяса… Санти Эстебане сидел за рулем, навалившись на него грудью. Голова и шея его были прострелены, а панель приборов — забрызгана кровью. Рядом с Санти, откинувшись на сиденье и глядя перед собой пустым взглядом, замер еще один полицейский, которого (комиссар знал это) звали Роберто.

Убрав ногу с педали газа, Гольди остановил машину. Затем, стиснув зубы и прикрыв глаза, мгновение сидел неподвижно… Наконец он открыл глаза и с яростью ударил кулаком по рулю. Пластиковый переключатель ближнего света фар от удара треснул и серой крошкой осыпался ему на колени…

Скорчившись на втором этаже здания рефектория — у окна, выходящего на юг, — Франческо Борзо наблюдал за зелеными зарослями ив, из которых минуту назад вырывались огненные снопы. Сейчас стена ив казалась спокойной, не скрывающей в себе ничего опасного или подозрительного, — никакого движения в ней не было. Лишь один раз ему показалось, что ветви деревьев на дальней стороне поляны дрогнули, но уже в следующую секунду он не мог быть уверен, что его не подвели напряженные до предела нервы.

Он знал, что его людей вместе с людьми Пандоры, а также девять полицейских машин расстреляли нападающие. Не знал он другого: кем были эти существа и чего они добивались. У него было множество ответов на эти вопросы, каждый из которых в действительности мог оказаться правдой, а мог ничего и не стоить. Впрочем, больше, чем ответы на эти вопросы, его волновало другое: ему необходимо выбраться из монастыря, чтобы вернуться домой и увезти Мальду и Фернандину из Террено. Он чувствовал, что происходящее здесь, — только начало чего-то по-настоящему страшного, — и он не хотел бы оказаться в этом городе с женой и дочерью, когда нападающие начнут действовать в нем.

Звуки автоматных очередей продолжали греметь на севере и востоке от монастыря с поразительной настойчивостью — словно были записаны на компактном диске и прокручивались через мегаваттные усилители. Впрочем за последние минуты он видел достаточно трупов, чтобы не верить в то, что автоматные очереди — лишь звуковые эффекты.

Несмотря на то что вокруг рефектория разносился треск автоматных очередей, в самом здании не раздавалось ни звука. Однако, глядя на расстрелянные машины перед воротами, Франческо время от времени оборачивался назад и прислушивался к гулкой тишине коридоров — ему не хотелось оказаться застигнутым врасплох и разделить участь покойного племянника Амелико Пандоры, лежащего этажом ниже.

Спустя три минуты после того как последняя пуля разорвала радиатор полицейской машины, треск автоматных очередей на севере и востоке неожиданно прекратился. Это было похоже на обрыв пленки с записью — все очереди стихли одновременно… Какое-то время Франческо не мог понять, что случилось, что вызвало у него смутное беспокойство, а когда до него дошло, что прекратили стрелять, он напрягся и еще осторожнее, чем раньше, выглянул в окно.

По личному опыту он знал, что после разбрасывания камней приходит время собирать их. Он не знал, что предпримут теперь те, кто устроил в этом проклятом монастыре бойню, но почему-то не думал, что это понравится ему больше, чем бойня. Он принялся внимательно слушать, стараясь сквозь шелест листвы и порывы ветра услышать шаги идущих по двору существ или их голоса. Однако все было тщетно — он не слышал ничего похожего на клич победителей. Но что поразило его еще больше — он не слышал и криков раненых. Это могло означать только одно: полторы сотни человек в монастыре были убиты. Единственный стон раненого раздавался от ворот — из одной из полицейских машин. Этот стон, шелест листвы и хрип собственного дыхания были единственными звуками, достигавшими его слуха…

Шли секунды, а ничего не происходило. Франческо это нравилось все меньше и меньше. «Возможно, — думал он, нападающие ушли, а может быть, они, как пауки, поджидающие жертву, затаились и ждут следующей порции мух?..» Ответа на свои мысли он не знал — здесь был возможен любой вариант.

Внезапно до его слуха долетел новый звук. Порыв ветра со стороны шоссе донес его на секунду, затем ветер сменил направление, и звук исчез. Но за тот миг, что он его слышал, Франческо определил, что звук был шумом работающего двигателя автомобиля… Через несколько секунд ветер опять подул с юга, и теперь уже можно было уверенно заявить, что к монастырю едет машина — звук работающего двигателя с каждым мгновением становился отчетливее. Франческо прислушивался к нему со странной смесью надежды и беспокойства — ему хотелось, чтобы кто-нибудь из людей оказался у монастыря, в то же время он боялся, что неизвестного водителя постигнет участь расстрелянных полицейских…

Через десять секунд, показавшихся ему минутами, на поляну перед воротами выехала большая темно-синяя «ланча-каппа». На крыше автомобиля, со стороны водителя, была укреплена цилиндрическая мигалка, из чего следовало, что за рулем «ланчи» сидит полицейский.

Франческо внимательно проследил, как, остановившись на короткое время возле крайних машин, автомобиль двинулся дальше и вскоре притормозил возле расстрелянного «фиата». Здесь «ланча» простояла чуть дольше, а затем двинулась к передним машинам, возле которых упал человек с мегафоном. Она преодолела пять метров и остановилась возле автомобиля с раскрытыми дверцами.

Все время, пока он наблюдал за передвижением «ланчи», Франческо не оставляла мысль, что вот сейчас из-за зеленой стены ударит длинная очередь, и водителя «ланчи» постигнет участь его коллег. Нервы его напряглись до того, что казались раскаленными нитями, вплавленными в плоть. Но еще большее напряжение охватило его, когда он увидел, как водитель остановившегося автомобиля открыл дверь и выбрался из машины. Франческо почти услышал, как харкнула очередь и пули впились в незащищенное тело. Но ему это только показалось… Водитель «ланчи» склонился к земле, и через секунду с того места, откуда смотрел Франческо, остались видны лишь его волосы. И все-таки он ждал этих выстрелов — черная макушка водителя была слишком хорошей мишенью для тех, кто уже убил полсотни человек перед воротами.

Прошла секунда, две, пять… Выстрелов не было.

Когда прошла минута, а водитель «ланчи», в которого так никто и не выстрелил, разогнулся над землей, вернулся к своей машине и включил рацию, Франческо понял, что выстрелов не последует. Что бы ни происходило в этом монастыре, это кончилось. Но вот что будет дальше?.. Ответа на этот вопрос он не знал, но почему-то не думал, что это понравится ему больше, чем бойня…

Оторвав взгляд от мертвого лица Эстебане, Гольди посмотрел на свои руки. Побелевшие костяшки пальцев, сжавшие руль, напомнили ему плоть мертвеца. Он поднял руку и нажал кнопку стеклоподъемника. Стекло бесшумно опустилось и замерло, образовав узкую — сантиметров в пять — щель, достаточную для того, чтобы пропустить звуки с улицы.

В следующую же секунду он услышал стон…

Попытавшись отвлечься от вида мертвого инспектора, комиссар собрался и сделал попытку определить, откуда раздается стон раненого. Судя по тому, что звук был слегка приглушен и звучал со стороны ворот, раненый находился в одной из полицейских машин, дальше всех проехавших к воротам монастыря. Комиссар четко видел среди скопления этих автомобилей машину Агуанто Манари. Возможно, раненый именно там.

Нажав педаль газа, он двинул «ланчу» мимо расстрелянного «фиата» к группе из четырех полицейских автомобилей, сгрудившихся перед двумя десятками точно таких же расстрелянных, но без мигалок, машин… Пока он ехал, то видел в изрешеченных автомобилях убитых полицейских. Очевидно, недавно здесь был настоящий ад — в каждую из машин выпустили не менее сотни пуль, пассажирам досталась, как минимум, половина.

Через десять секунд, проехав между двумя автомобилями с полудюжиной мертвецов, «ланча» оказалась недалеко от машины Манари. Стон раненого звучал здесь намного громче, хотя Гольди и не мог пока определить, откуда именно он раздается. Комиссар проехал еще немного и остановился, когда водительская дверь «ланчи» оказалась напротив узкого прохода, образованного двумя патрульными автомобилями. Выключив зажигание, он взял автомат Мутти и огляделся по сторонам. С того места, где замерла «ланча», он не видел ничего подозрительного — ни у ворот монастыря, ни среди машин или за деревьями не было никакого движения — похоже, все, кто мог двигаться, отсюда ушли… Немного помедлив, комиссар открыл дверь и, пригнувшись, выбрался из машины.

Тишина замкнутого пространства мгновенно сменилась для него звуками леса: шелестели листья деревьев, окружавших поляну, шуршала трава, откуда-то от реки доносился пересвист соек… И словно в диссонанс с этими звуками, от ворот монастыря звучал громкий и протяжный стон человека.

Прижавшись спиной к крылу «ланчи», Гольди замер и постарался разобрать среди естественных шумов леса какие-нибудь другие звуки, производимые человеком, кроме этого стона. Ему казалось невероятным, чтобы человек этот оказался единственным выжившим из тридцати полицейских, приехавших к монастырю. Кроме того, он видел еще два десятка машин, замерших у ворот. Эти автомобили были расстреляны точно так же, как полицейские, и он видел в них трупы. От одной мысли о том, что из полусотни человек выжил только один, можно было свихнуться. «Этого попросту не может быть, — думал Гольди, — кто-то должен был выжить еще…»

Теперь он уже четко мог определить, что стон раненого раздается из самой дальней полицейской машины. Для того чтобы добраться туда, ему необходимо пробраться между двумя патрульными автомобилями, обогнуть машину Манари и пройти по открытому пространству в три метра… Ну что же, он так и сделает, решил комиссар. К тому же попутно он сможет осмотреть другие машины — возможно, в них кто-нибудь выжил.

Поставив оружие на автоматический огонь, он взял автомат в правую руку, пригнулся и нырнул в проход, образованный автомобилями.

Было тяжело пробираться по узкому переходу, скорчившись в половину роста, но выбора у него не было. За несколько секунд он пробрался между двумя машинами с пятью покойниками и оказался перед автомобилем Манари, стоящим перпендикулярно дороге. Пассажирская дверь машины была слегка приоткрыта, но Гольди не мог видеть сидевших внутри. Для этого ему нужно было встать в полный рост, либо добраться до двери и открыть ее. Комиссар выбрал последнее.

Двинувшись к машине, он преодолел полтора метра и почти взялся за ручку двери, когда слева от себя краем глаза заметил движение и, резко повернув голову, замер — прямо ему в лицо уперлось дуло пистолета.

Следующая секунда показалась ему самой длинной в его жизни — он смотрел в черный кругляшок дула, ощущая в груди холодную пустоту и чувствуя, как по щеке соскальзывает капелька пота. Достаточно одного движения пальца того, кто держит оружие, думал он, и он присоединится к Санти Эстебане, патрульному по имени Роберто и трем десяткам других полицейских. Автомат был у него в руке, но он знал, что не успеет и поднять его, как окажется мертв. Он не мог видеть лица человека, державшего его на мушке, — черное дуло пистолета завораживало его, словно створ «волшебного колодца», и он смотрел в него не отрываясь, чувствуя, как горячая капелька соскальзывает со щеки на шею и катится вниз.

Через секунду пистолет убрался так же внезапно, как появился Гольди машинально перевел взгляд с оружия на лицо держащего его человека и почувствовал странную смесь злости и облегчения — привалившись спиной к капоту патрульного автомобиля, на земле сидел Энио Плацци. Лицо начальника полиции было пепельно-серым, вся левая сторона рубахи возле плеча пропиталась кровью, сама рука плетью свисала вниз.

— Дьявол!.. — выдохнул Гольди. — Доктор, вы чуть не отправили меня на тот свет!

Он провел рукой по лицу, чувствуя, что сердце его колотится с силой отбойного молотка, и кивнул на окровавленное плечо Плацци:

— Что у вас с рукой?

Он сделал попытку прикоснуться к плечу сидящего человека, но тот сделал упреждающий жест:

— Не трогайте.

— Но вы ранены?

— Рана сквозная, ничего страшного.

— Вас нужно перебинтовать.

— Потом. — Плацци облизнул губы. — Что с Манари?

На мгновение Гольди замер, глядя в пепельное лицо начальника полиции, — хотя первое потрясение, вызванное у него встречей с Плацци, уже прошло, он продолжал чувствовать смесь злости и облегчения: облегчения — оттого что теперь вся ответственность за последующие действия снималась с его плеч, злости — от мысли о том, что погибли тридцать полицейских, а человек, явившийся косвенной причиной их смерти, остался в живых. Гольди понимал, что подобным мыслям сейчас не время, но ничего не мог с этим поделать — он чувствовал запах крови, доносящийся из соседних машин… Наконец, обернувшись, он приоткрыл пассажирскую дверь и заглянул в салон автомобиля. Агуанто Манари сидел за рулем, откинув голову на спинку сиденья, на месте правого глаза у него зияла дыра.

— Он мертв, — сообщил Гольди, захлопывая дверь. Плацци захрипел, пошевелившись на месте. Комиссар придвинулся к нему и спросил:

— Доктор, что здесь случилось?

— Мы попали в ловушку, — выдохнул тот. — Они даже не стали нас слушать.

— Кто?.. О ком вы говорите?

— Люди Пандоры, Борзо… я не знаю. Они начали стрелять, как только мы остановились перед воротами.

— Но почему вы сделали это? — Гольди заглянул в лицо Плацци. — Доктор, как вы могли вести людей, зная, что здесь стреляют? Это же чистое самоубийство!

— Послушайте, Гольди… — Сейчас Плацци говорил, держась за плечо. — У нас был разработан план. Манари получил сведения, что в заброшенном монастыре состоится встреча Пандоры и Борзо. Но Пандора обещал встать на нашу сторону, когда мы подъедем. Он хотел, чтобы мы взяли Борзо.

— Что? О чем вы? — Гольди ничего не понял из слов Плацци.

— Это долго объяснять. — Начальник полиции облизнул губы. — Операция была разработана детально, просто в последний момент что-то не сработало, поэтому…

— Не сработало?.. В результате этой операции вы получили тридцать трупов!.. — Внезапно Гольди услышал в собственном голосе высокие нотки. — И еще неизвестно, что стало с людьми Ональдо!

— Послушайте, комиссар, вы не в курсе дела, и не вам обвинять меня! Я отвечу за погибших людей, но не перед вами! Я делал свою работу!

На секунду два человека замерли, глядя в глаза друг другу. И снова Гольди почувствовал, что не в силах противостоять взгляду Энио Плацци, — несмотря даже на то, что сейчас начальник полиции был неправ. Он отвел взгляд в сторону и сказал:

— Здесь все мертвы. Кроме вас и того парня, — голова комиссара качнулась в сторону машины, из которой раздавались приглушенные стоны раненого. — У нас осталась дюжина человек у дороги и человек двадцать в городе. Это — результат вашей операции.

— Я отвечу за случившееся, но не перед вами, — повторил Плацци. — Если понадобится, подам в отставку. Сейчас же я намерен не выяснять степени виновности каждого, а действовать.

— Действовать? — Губы Гольди исказила ухмылка. — Что вы имеете в виду, доктор? Действовать теперь поздно. Осталось подбирать трупы.

— Пока я начальник полиции этого города, — начал Плацци, — мы будем…

Внезапно его глаза как-то странно дернулись. Гольди увидел, как качнулась голова Плацци, и понял, что полученная им рана дала о себе знать.

— Черт!.. Я же говорил, что вас нужно перебинтовать, — процедил он, мгновенно забывая о споре.

— Аптечка за задним сиденьем, — прохрипел Плацци.

Комиссар открыл заднюю дверь машины, забрался на сиденье и на ощупь отыскал футляр первой помощи.

— Я сам, — прохрипел Плацци, протягивая руку к аптечке.

— Вы шутите!

— Я сам, — повторил Плацци. — Руку я себе как-нибудь забинтую, а вы должны действовать… Узнайте, что у Ональдо. Он перекрывал дорогу в город возле реки. Наверняка у него есть выжившие. Там сильно стреляли, но у Ональдо опытные ребята — все они не могли погибнуть. Свяжитесь с ним.

Гольди качнул головой:

— Рация в машине разбита.

Плацци сморщился от боли и повторил:

— Надо как-то узнать…

— Послушайте, доктор, — быстро проговорил комиссар, — я свяжусь с Мутти из своей машины и прикажу ему прислать сюда половину людей от дороги. Мы вытащим отсюда вас и того раненого, узнаем, что в монастыре и с людьми лейтенанта, но сначала я хочу узнать одну вещь… Вы видели, кто в вас стрелял?

Достав из аптечки марлевые тампоны и пластырь, Плацци взглянул на Гольди.

— Они стреляли из-за деревьев. Я видел фигуры, но смутно, — человек пять или шесть.

— Из-за этих деревьев? — Комиссар указал на заросли ив, окружавших поляну.

— Да.

— Вы видели, куда они ушли после этого?

— Мне кажется, да. Я видел, как несколько человек убегали на север. Когда они разделались с нами, там еще продолжали стрелять.

— Но там были карабинеры?

— Да.

— Ясно, — Гольда помедлил. — Доктор, я свяжусь с Мутти и сразу вернусь.

Вместо ответа Плацци надорвал левый рукав рубахи и поднял тампон. Гольди секунду колебался, затем положил «узи» на землю возле начальника полиции и, добавив: «Я быстро», нырнул в проход между патрульными автомобилями.

Несмотря на слова Плацци о том, что люди, расстрелявшие полицейских ушли, он предпочел пробираться к своей машине пригнувшись, — в его положении лучше было перестраховаться, чем получить пулю. Через десять секунд он оказался возле «ланчи», открыл дверь и вызвал по рации Мутти.

Минуту спустя, переговорив в сержантом карабинеров, Гольди вернулся туда, где сидел Плацци. Начальник полиции за полторы минуты успел проделать почти невозможное в его положении — наложил марлевые тампоны на обе стороны простреленного плеча и закрепил их пластырем. Окровавленный рукав рубахи он оторвал, так что теперь рану закрывали две покрасневшие повязки. Единственное, чего он не смог сделать сам, — перевязь для руки.

— Помогите мне, — выдавил Плацци, протягивая комиссару бинт.

Гольди быстро соорудил поддерживающую повязку, перекинув бинт через шею начальника полиции, и устроил в ней болтающуюся как плеть руку Плацци.

Когда с этим было покончено, он несколько секунд колебался, не зная, что сделать сначала: пойти к дальней машине, где продолжал стонать раненый, или задать пару вопросов Плацци… В конце концов он решил, что полминуты ничего не изменят, и сказал:

— Послушайте, доктор, я не могу понять одну вещь… Вы сказали, что вам было известно о назначенной здесь встрече Пандоры и Борзо, поэтому вы привели сюда карабинеров. Но почему все патрульные получили вызов только после того, как началась стрельба. Люди оказались попросту не подготовленными к случившемуся. Если бы вы предупредили людей, все могло быть иначе.

Взглянув на Гольди, Плацци жестко проговорил:

— Комиссар, вы знаете, сколько полицейских в Террено кормится из рук Борзо?.. Да если бы мы поставили в известность о предстоящей операции одних офицеров, Борзо бы узнал о ней тут же. До десяти часов сегодняшнего утра о встрече знали только три человека: Манари, Ональдо и я. Открывать план предстоящей операции остальным, на наш взгляд, было бы слишком рискованно.

— Даже мне? — нахмурился комиссар.

— Ну, насколько я знаю, у вашего отдела было своих дел по горло, — парировал Плацци.

Гольди промолчал, не найдясь что ответить на это.

Через мгновение со стороны шоссе долетел звук работающих двигателей автомобилей. Комиссар посмотрел на юг и сказал:

— Это Мутти.

Плацци поправил повязку, из-под которой вытекла струйка крови, и болезненно сморщился…

Вскоре два патрульных автомобиля остановились невдалеке от расстрелянных машин. Гольди рискнул встать в полный рост и из-за машины помахал подъехавшим. Когда он увидел, что его заметили, то опустился к земле.

Через короткое время пять полицейских во главе с Мутти оказались у машины Манари. Им пришлось пройти мимо семи расстрелянных автомобилей, и они видели, что стало с их пассажирами. Сейчас лица всех полицейских были напряжены, а лоб Мутти усеивали капельки пота. Гольди, увидевший вынырнувшего из-за машины сержанта, подумал, что тот все-таки еще очень молод — наверняка года два как выпустился из Академии.

— Сержант, у нас один раненый. Его нужно перенести в машину и отвезти в город. — Гольди указал на дальнюю машину, где продолжал стонать полицейский.

Мутти дал знак двум патрульным, и те, обогнув машину Манари, пересекли открытое пространство и оказались у автомобиля с раненым.

— Доктор, вам тоже лучше перейти в машину, — сказал Гольди, поворачиваясь к Плацци.

— Ерунда, — возразил тот. — Эта рана — простая царапина. — Увидев нахмурившиеся брови Гольди, он добавил: — По крайней мере, пока мы не выясним, что произошло в монастыре и с людьми Ональдо, я никуда не уеду.

Пару секунд комиссар колебался, но вид Плацци красноречиво говорил о том, что он не шутит.

— Сколько людей осталось у дороги, сержант? — спросил Гольди. — Кто-нибудь еще подъехал?

— Две патрульные машины. Мы перекрыли ими дорогу к городу.

— Зрители не появились? — спросил Плацци.

— Пока нет.

— За этим дело не станет, — пробормотал Гольди, взглянув на часы. Сейчас было двадцать пять минут одиннадцатого — прошло лишь тринадцать минут с момента начала стрельбы. Наверняка выстрелы слышали у реки и весть об этом уже распространилась по Террено с той скоростью, на которую способен этот разморенный июньской жарой город. Скоро сюда пожалуют журналисты, простые зеваки и отдыхающие — ведь сегодня суббота, выходной день.

На мгновение он представил, что будет здесь минут через двадцать, и сказал:

— Доктор, я возьму одного полицейского и проверю монастырь.

— Хорошо, — кивнул Плацци. — Сержант, отправьте пару человек вдоль восточной стены — узнать, что у Ональдо.

Мутти сглотнул и ответил не сразу. На мгновение стал слышен шорох листьев, колышущихся на ветру, и голоса полицейских, вытаскивающих из машины раненого… Наконец, он сказал:

— Доктор, стрельба прекратилась пять минут назад. За это время лейтенант не вышел на связь и никак не дал о себе знать. Я думаю, это значит, что он…

— Мне не важно, что вы думаете, сержант! — жестко проговорил Плацци. — Пошлите туда двух людей. Вам ясно?

Слегка побледнев, Мутти козырнул:

— Да, доктор. — Через мгновение добавил: — Я отправлюсь туда сам.

Сержант развернулся и вместе с одним из карабинеров отправился к восточной стене ив, подступавших к поляне.

Тем временем Гольди подобрал с земли автомат, но прежде чем идти к воротам, сказал:

— Доктор, я думаю, нужно немедленно связаться с комиссариатом. Недостаточно перекрыть дорогу от монастыря к городу — необходимо закрыть все подходы к монастырю через лес.

Плацци бросил на комиссара внимательный взгляд.

— Вы хотите блокировать тех, кто устроил здесь бойню?

Гольди нахмурился… Тишина, висящая над поляной с той самой секунды, как он оказался перед воротами, за последние минуты не нарушалась ничем, кроме естественных звуков леса и голосов полицейских. Он не слышал и не видел никаких других звуков или движений, производимых теми, кто недавно стрелял здесь из автоматов. Неожиданно у него появилась странная убежденность, что неизвестных, устроивших бойню перед воротами, возле монастыря уже нет. Они сделали свое дело и ушли отсюда. Куда? Возможно, в Террено…

— Нет, я думаю, они отсюда ушли. Необходимо оградить это место от зевак. Мы, конечно, не сможем держать все это в секрете, но нужно хотя бы не допустить сюда посторонних. Позднее будем думать, как преподнести всю эту историю журналистам.

— Кем вы предлагаете окружить монастырь? У нас не больше тридцати человек, если не брать в расчет людей Ональдо.

— Я думаю, в первую очередь нужно вызвать сюда все медицинские машины города. А перекрыть лес можно пожарными.

— Пожарными? — Брови Плацци скользнули вверх.

— Да… Думаю, их хватит, чтобы закрыть монастырь плотным кольцом.

Немного подумав, Плацци кивнул:

— Эта мысль, Гольди. Я свяжусь, с управлением.

— Я отправляюсь к воротам, — повторил комиссар.

Он сделал знак одному из патрульных и, пока тот помогал Плацци подняться с земли, кивнул другому полицейскому — пожилому здоровяку с красным лицом, — приказывая идти за ним. Полицейский приблизился к Гольди, держа в руке пистолет…

За короткое время два человека прошли мимо расстрелянных полицейских машин и оказались перед свободным пятачком метров в пять. За пятачком располагалось нечто, напоминающее круг, образованный десятком машин, чуть дальше — у самых ворот монастыря — в линию выстроились еще полдюжины автомобилей, у одной из машин круга, привалившись спиной к колесу, лежал мертвец.

Комиссар сделал знак полицейскому, и два человека двинулись через свободное пространство к монастырю.

Пока они шли, Гольди внимательно следил за окружающим: стена деревьев по обеим сторонам от поляны казалась ему неподвижной — шевелились лишь листья под порывами ветра, образуя шуршание, мягкая трава с шорохом глушила шаги идущих людей со стороны монастыря не раздавалось ни звука… Внезапно странная уверенность комиссара в том, что те, кто расстрелял машины перед воротами, отсюда ушли, перестала быть странной: он чувствовал, что за деревьями действительно никого нет и что им ничего не грозит, но, на всякий случай, шел насторожившись, прислушиваясь к каждому звуку и глядя по сторонам.

Через короткое время они оказались у ближних машин и пошли вдоль левого края круга. Внутри круга они видели трупы — десятки трупов. Гольди старался не смотреть на их лица — так было легче. В Террено он знал многих, кто работал на Пандору и Борзо, и узнавать их ему не хотелось. Они сделают это позже, а сейчас им нужно попасть на территорию монастыря и узнать, что внутри.

Приближаясь к воротам, Гольди краем глаза смотрел на четырехметровую стену — с каждой секундой она надвигалась на них, разбегаясь в обе стороны от ворот, сверху над ней возвышалась пара строений с пустыми глазницами окон, однако по-прежнему из-за нее не раздавалось ни звука. «Может быть, во дворе монастыря никого нет, а бойня была только перед воротами?» — пронеслось в голове комиссара.

В этот момент они прошли круг и оказались у машин, выстроившихся перед воротами в линию. Неожиданно Гольди остановился и замер, глядя на открывшуюся картину: между двумя машинами лежала пара покойников. Гольди знал обоих убитых: один из них при жизни работал на Амелико Пандору, другой — на Франческо Борзо. Сейчас эти люди лежали рядом, а между ними валялось оружие. На груди у обоих виднелись строчки рваных отверстий. Было нетрудно догадаться, что это следы от автоматных очередей. Комиссар вдруг подумал, что эти двое защищались перед смертью вместе и погибли плечом к плечу от руки неизвестного с автоматом. Он вспомнил, что рядом с многочисленными трупами в круге видел пистолеты и ружья. И здесь, среди искореженных автомобилей лежали трупы, возле которых виднелись пистолеты, пара обрезов, и ни одного автомата. Внезапно он подумал: так кто же расстрелял этих людей?

Пожилой полицейский, шедший в паре метров от комиссара, вдруг судорожно всхрапнул и показал рукой влево. Гольди развернулся и, подойдя к полицейскому, разглядел то, чего не заметил с того места, где стоял раньше, — между двумя машинами, образовавшими клин, лежало шесть тел. Трупы лежали вперемешку — вплотную друг к другу, — отчего руки и ноги убитых образовывали немыслимые комбинации и здесь же валялось оружие. Гольди осторожно протиснулся между капотами автомобилей и склонился над мертвецами. В следующую секунду он вздрогнул, разглядев раны на трупах: у всех шестерых были прострелены головы и плечи, причем, судя по расположению ран на телах, можно было предположить, что стреляли в них сверху. Комиссар озадаченно поднял голову и в семи метрах от себя увидел верхушку четырехметровой стены. Внезапно он понял, что, когда начали стрелять, эти люди попытались спрятаться за машинами, но их достали оттуда, откуда они выстрелов не ждали — со стены монастыря.

«Но кто это сделал?» — снова подумал Гольди, разогнувшись над убитыми, и еще раз взглянул на расстрелянные машины. Всего здесь лежало не менее сорока человек. Причем среди них были как люди Пандоры, так и люди Борзо, и все они были расстреляны из автоматов. Но у людей, лежащих среди этих машин, не было автоматического оружия. «Значит, — ответил сам себе комиссар, — их убили те, у кого оно было…»

Оглядевшись по сторонам, он сделал знак полицейскому двигаться к воротам.

Пройдя вдоль стены, они оказались у прохода, образованного двумя железными створками. Гольди осторожно заглянул в черноту прохода и, держа автомат наготове, вошел под воротную арку. Краснолицый полицейский последовал за ним.

Оказавшись в каменном «мешке», они почувствовали странный запах. Это было сырое зловоние темного места, куда никогда не попадают лучи света, — затхлость отсыревших камней, плесени, сгнивших насекомых, — и что-то еще — что-то, похожее на… (Гольди задумался) — точно: похожее на запах сгоревшего пороха. Такой запах возникает, когда в замкнутом помещении много стреляют.

Шагнув к светлому прямоугольнику выхода, видневшемуся в конце арки, комиссар почти сразу наткнулся на труп молодого парня, лежащего за правой створкой ворот. Ему не пришлось нагибаться, чтобы разглядеть раны на груди неизвестного, — строчка рваных отверстий шла от правого плеча к животу. Комиссар оторвал взгляд от покойника и осторожно двинулся вдоль анфилады колонн.

Чем дальше он шел, тем сильнее становился запах отстрелянных гильз, краснолицый полицейский следовал в метре за комиссаром. Вдвоем они быстро прошли мимо колонн и оказались у выхода из «мешка». Наконец, пройдя сквозь прямоугольник выхода, ступили во двор и замерли, пораженные увиденным.

Посреди монастырского двора лежали трупы. С того места, где остановились полицейские, они видели половину двора, и только на одной этой половине лежало не менее тридцати человек. Никто из этих людей не шевелился. Запах сгоревшего пороха был здесь настолько силен, что резал нос. Комиссар машинально подумал, что стреляли, очевидно, именно отсюда. Еще он отметил, что над шестью зданиями висела зловещая тишина, не нарушаемая ни единым хрипом или воплем раненого. Это означало одно: в монастыре раненых не было…

Придя в себя, полицейский выдохнул:

— Господи Иисусе!

Гольди же, облизнув губы, сказал:

— Дальше мы не идем.

Он вдруг подумал, что место это необходимо оцепить плотным кордоном и никого сюда не пускать. И уж тем более не соваться им двоим. «Господи, сколько же здесь трупов?..» — подумал он. Ему вдруг представилось, что шесть зданий монастыря наполнены этими трупами, словно банки — сельдью.

— Идем отсюда, — приказал он, и краснолицый полицейский выполнил это распоряжение комиссара намного быстрее, чем предыдущие…

Через три секунды, пройдя под воротной аркой, они оказались за монастырской стеной. На мгновение комиссар остановился перед воротами, глядя на расстрелянные машины. От ворот три десятка автомобилей были похожи на часть непонятного механизма, остановленного чьей-то злой волей. Он все еще чувствовал потрясение от увиденного во дворе и понимал только одно: он ничего не понимает.

«Что же произошло в этом проклятом монастыре?» — снова подумал он, и в этот момент стоявший рядом с ним полицейский крикнул:

— Эй, а ну, стой!

Гольди машинально повернул голову в сторону полицейского и успел заметить, как с монастырской стены — метрах в шестидесяти от ворот — на землю соскользнула человеческая фигура. Человек, спрыгнувший с четырехметровой стены, быстро встал на ноги и обернулся к полицейским. Взгляд Гольди автоматически уперся в заросли ив, подступающие к стене, и он вдруг подумал, что сейчас неизвестный скроется среди деревьев.

— А ну, стой! — еще раз крикнул полицейский с красным лицом и выстрелил вверх.

Звук одиночного выстрела разорвал тишину над поляной. Спрыгнувший со стены секунду не двигался, затем поднял руки над головой, выкрикнул: «Не стреляйте!» и неожиданно — к удивлению комиссара — бросился к воротам… Обойдя полицейского, Гольди замер сбоку от него, держа оружие наготове. Следя за приближающимся незнакомцем, он отметил, что еще один полицейский, стоявший у патрульных машин, повернулся в их сторону.

Быстро пробежав пятьдесят метров, отделявшие его от ворот, незнакомец оказался возле машин. Когда между ним и полицейскими оставалось не больше десяти метров, Гольди, подняв автомат, приказал:

— Стоять! Лицом к стене! Руки на стену!

Тяжело дышавший человек выполнил приказание комиссара: повернувшись лицом к стене, положил руки на ее поверхность и повторил:

— Не стреляйте!

Гольди сделал знак полицейскому. Краснолицый патрульный достал из-за пояса наручники и приблизился к замершему у стены незнакомцу. Пока Гольди держал того под прицелом, полицейский опустил его руки вниз, завел их за спину и, надев наручники, обыскал.

Через секунду он объявил:

— Он без оружия, — и повернул человека лицом к Гольди.

Комиссар взглянул на незнакомца, но не сразу поверил увиденному. Он приблизился к нему на пару метров и лишь тогда выдохнул:

— Борзо?

Франческо Борзо, лицо которого было сковано странным напряжением, искажавшим правильные черты его лица, судорожно сглотнул и выдавил:

— Увезите меня отсюда!

— Что? — спросил Гольди, не ожидавший подобной реплики от стоящего перед ним человека.

— Увезите меня отсюда! — повторил тот.

— Увезти вас отсюда? — переспросил комиссар.

— Да… Ведь вы Гольди? — Борзо тоже узнал стоящего перед ним полицейского. — Я отвечу на любые вопросы, но сначала увезите меня из этого монастыря!

Гольди сделал шаг к Борзо, остановился и смерил его внимательным взглядом… По роду работы он слышал о доне Франческо чуть ли не каждую неделю, но напрямую им сталкиваться не приходилось: при расследовании убийств, даже если в нем были замешаны люди Борзо, ниточки никогда не вели к нему — все обрывалось на простых исполнителях. Лично они, конечно же, встречались, и не раз: иногда — просто на улице, иногда — в муниципалитете или магистратуре, а уж знал он о Борзо, наверное, больше, чем о любом другом жителе Террено. Но заниматься непосредственно им ему не доводилось — это был удел покойного Агуанто Манари… И вот теперь человек этот стоит в метре от него, среди своих убитых людей. «На этот раз ему не отвертеться», — подумал комиссар и спросил:

— Что произошло в монастыре, Борзо?

— Я отвечу на любые вопросы, — повторил тот, — но сначала увезите меня в Террено.

Гольди сжал рукоятку «узи» и скрипнул зубами. Неожиданно перед его мысленным взором, словно в кошмарном калейдоскопе, промелькнули недавно виденные картины: Санти Эстебане, навалившийся грудью на окровавленный руль, трупы полицейских в расстрелянных машинах, десятки убитых перед воротами монастыря и в монастыре… Ему вдруг захотелось ударить стоящего перед ним человека — ведь он наверняка знает, что произошло здесь недавно, но не хочет отвечать. Так просто выколотить из него признание — пару раз рассечь лицо автоматом, а потом… Гольди вдруг замер: его поразило выражение, промелькнувшее на лице Борзо, словно кошмарный страх, испытанный этим человеком недавно, вновь всплыл в его сознании. Пока он смотрел на него, Борзо несколько раз бросал настороженные взгляды на заросли ив, окружающие поляну, словно ждал, что сейчас оттуда появится Смерть. «Что-то сильно напугало этого человека, — понял Гольди, — и вряд ли это простой факт расстрела…»

Свободной рукой он ухватил Борзо за плечо и молча поволок в сторону полицейских машин. Краснолицый патрульный последовал за комиссаром, поминутно оглядываясь по сторонам — на неподвижные заросли ив и четырехметровую стену.

Оказавшись у своей машины, Гольди открыл заднюю дверь «ланчи» и пихнул Борзо внутрь. Потом он захлопнул дверь, и упавший на сиденье человек оказался в ловушке — задняя часть «ланчи» была отрезана от передней стальной решеткой, дверь изнутри открыть было невозможно.

— Посмотри за ним, — на всякий случай приказал Гольди полицейскому и, развернувшись, прошел к машине, в которой сидел начальник полиции.

Плацци в этот момент разговаривал с кем-то по рации. Увидев Гольди, он кивнул ему и сказал еще несколько слов в микрофон. Потом отложил рацию и вопросительно посмотрел на комиссара.

— В монастыре десятки убитых, — выдохнул Гольди.

Плацци механически кивнул:

— Только что Мутти доложил по рации: Ональдо мертв, все его люди — тоже. Вдоль восточной и северной стен — около пятидесяти трупов гражданских.

Чувствуя, что напряжение последних минут почти физически отзывается в его голове тупой болью, Гольди спросил:

— Доктор, что произошло в этом монастыре? Если все люди Пандоры и Борзо мертвы, то кто их расстрелял?

Какое-то время Плацци молчал, глядя на комиссара изучающим взглядом, потом сказал:

— Я видел, что вы взяли Борзо?

— Я бы сказал, что он сдался сам.

— Понятно… Ну, что же, вот он и ответит на ваш вопрос, комиссар.

Гольди нахмурился:

— Доктор, его что-то здорово напугало. Он отказывается отвечать на вопросы здесь. Просит, чтобы его увезли в Террено.

— Так сделайте это.

— Что вы имеете в виду? Ведь здесь…

— Здесь я справлюсь без вас. — Заметив взгляд комиссара, брошенный на его плечо, Плацци добавил: — Не беспокойтесь, эта царапина мне не помешает. Отвезите Борзо в комиссариат и допросите его. Вытяните из него все, что он знает. Когда закончите, сообщите результаты — я буду здесь.

— Но доктор… — начал Гольди.

— Я уже переговорил с комиссариатом, — перебил его Плацци. — Диспетчер связался с пожарной командой — они поднимут по тревоге людей, и минут через пятнадцать пожарные наряды будут здесь — мы оцепим ими монастырь. Врачи уже предупреждены — все свободные машины едут сюда.

Плацци вздохнул:

— Комиссар, я понимаю, что после всего случившегося меня ждет отставка, а возможно, и суд. Но пока я выполняю обязанности префекта этого города, вся ответственность за дальнейшие действия ложится на меня… Езжайте в комиссариат и допросите Борзо. Сделайте это как можно быстрей. И вот еще что. — Плацци помедлил. — Никаких заявлений для прессы. Говорите им, что официальное заявление я сделаю сам, как только вернусь в комиссариат.

На мгновение начальник полиции замолчал, а потом добавил совсем другим тоном:

— Я никогда ни о чем не просил вас, Гольди, но сейчас я прошу: вы сделаете это для меня?

Глядя в глаза Плацци, комиссар неожиданно увидел в них то, чего никогда раньше не видел, — вместо обычной стальной решимости, в них светилась усталость.

— Да, доктор, — ответил он.

Посмотрев в сторону монастыря, комиссар ощутил тягостное чувство — монастырь этот, словно камень на шее утопленника, давил на его волю, сковывая все попытки сопротивляться чему-то неизбежному.

— То, что произошло в этом монастыре, — чудовищно, доктор.

— Согласен, — тихо проговорил Плацци. — Но это произошло, комиссар. Единственное, что мы можем делать теперь, — устранять последствия.

Гольди бросил еще один взгляд на слегка побледневшее лицо начальника полиции («Видно не такая это пустяковая рана, как ты думаешь», — решил он), развернулся и прошел к «ланче».

Садясь за руль машины, он заметил появившегося из-за восточной стены монастыря Мутти в сопровождении карабинера. Впрочем, он уже знал результат их похода — лейтенант Ональдо и два взвода карабинеров были мертвы.

Комиссар вставил ключ в замок зажигания, но прежде чем заводить двигатель, посмотрел в зеркало и встретил взгляд Борзо. Последний сидел на правом заднем сиденье, слегка привалившись спиной к двери, — руки его были скованы за спиной и мешали сидеть нормально. Гольди вдруг подумал, что сейчас тот что-нибудь скажет — например, попросит его снять наручники и надеть спереди, — но тот промолчал, глядя на него странным взглядом. Наконец комиссар повернул ключ зажигания, заставляя взреветь двигатель.

Расстояние, отделявшее ворота монастыря от шоссе, «ланча» преодолела за двадцать секунд. Выехав на шоссе, Гольди притормозил возле полицейских машин, замерших перед поворотом, и, оставив двигатель работающим, выбрался на дорогу.

Джей Адамс сидела в одном из патрульных автомобилей, но, увидев Гольди, сразу же выскочила наружу.

— Садитесь в машину, Джей, — сказал комиссар, и женщина не заставила себя долго ждать, проворно нырнув на переднее сиденье «ланчи».

Тем временем Гольди подошел к полицейскому, в отсутствие Мутти остававшемуся здесь за главного, и спросил:

— Плацци приказал вам перекрыть дорогу в город?

— Да, мы сделали это.

Полицейский указал в сторону Террено. Взглянув на дорогу, Гольди увидел в ста метрах от поворота пару патрульных автомобилей, перекрывших шоссе.

— Скоро здесь появятся врачи и пожарные — пропустите их.

— Сделаем, комиссар.

Гольди перевел взгляд в противоположную сторону дороги — туда, где лента шоссе уходила к Морте-Коллинье. Сегодня суббота, отметил он, наверное утром многие отправились на пляж. К обеду некоторые из них захотят вернуться в Террено.

— Вот что, — приказал он. — Отправьте-ка одну машину за километр отсюда — пусть перекроют шоссе и не пускают сюда тех, кто сейчас на пляже. На все вопросы отвечать, что дорогу откроют, но не раньше полудня. Ясно?

— Да, комиссар. — Внезапно на искаженном напряжением лице полицейского отразилось сомнение, и он сказал: — Комиссар, мы тут беспокоимся… Что произошло у монастыря? Я имею в виду эту стрельбу — что стало с парнями?

Гольди смерил полицейского усталым взглядом — тому, наверное, было всего лишь лет на пять меньше, чем ему самому, — и спросил:

— Вас ведь зовут Алкуни?

— Константе Алкуни, — подтвердил полицейский.

— У вас никто из родственников в полиции не работает?

— Нет, мы в Террено с женой одни — шесть лет назад переехали из Мадженты.

— Понятно, — кивнул комиссар. — Тогда можете считать, что вам повезло.

Он повернулся, оставив нахмурившегося полицейского в еще большем недоумении, чем раньше, и вернулся к машине, сев за руль «ланчи», спросил, не глядя на Джей Адамс:

— Как вы, Джей?

— Нормально, — пожала плечами та.

Гольди кивнул, переключил передачу, и «ланча» тронулась с места…

Они быстро проехали от поворота на шоссе до перегораживающих дорогу полицейских машин. Гольди заметил, как за это время Джей пару раз взглянула в зеркало на сидящего позади Борзо. Он не знал, какие мысли возникали у нее в голове при виде этого человека, сам он чувствовал только странную опустошенность.

Когда они подъехали к полицейским машинам, одна из них освободила проезд, «ланча» скользнула в него и принялась набирать сброшенную на время скорость. Двигатель автомобиля натужно ревел, ветер свистел в открытом окне и трепал волосы Гольди, но он все жал газ, заставляя машину мчаться быстрей…

Когда они оказались на расстоянии двухсот метров от полицейского заслона, Джей неожиданно подалась вперед и, схватив Гольди за плечо, крикнула:

— Комиссар, смотрите!

Гольди инстинктивно убрал ногу с педали газа, бросил взгляд влево — куда указывала Джей Адамс — и увидел двух человек, бегущих к шоссе через виноградные насаждения. Один из них был высоким мужчиной, одетым в ярко-зеленую рубаху, второй — стариком в армейском комбинезоне. Последний держал левую руку у правого плеча, и Гольди показалось, что рука эта ярко-красная и блестит в лучах солнца.

Через пару секунд бежавшие к шоссе выскочили на дорогу и, перегородив ее, принялись размахивать руками. Комиссар инстинктивно нажал тормоз, отчего в открытое окно «ланчи» ворвался визг трущихся о дорогу покрышек. На мгновение машина опасно вильнула, но бортовой компьютер справился с ситуацией: через пять секунд автомобиль замер посреди шоссе, словно наткнулся на невидимую преграду. Из-за резкого торможения Джей Адамс ударилась головой о лобовое стекло и коротко вскрикнула, Франческо Борзо упер ногу в переднее сиденье и избежал удара лицом о решетку, комиссар же, подстрахованный ремнем, лишь качнулся вперед.

Когда автомобиль замер, люди, перегораживавшие шоссе, бросились к нему. На мгновение Гольди оторвал взгляд от дороги, отстегивая ремень безопасности, затем снова перевел его на приближающихся к машине и вдруг судорожно вздохнул — в руке мужчины в зеленом он заметил отсвечивающий металлом «скорпио»…