"НФ: Альманах научной фантастики 16 (1975)" - читать интересную книгу автораЭдуард Михеев, Анатолий Пирожков. Предваренная формулаВагон пригородной электрички был переполнен. Потные, измученные жарой пассажиры монолитной массой колыхались в такт движению поезда. "Компактная упаковка, - подумал Олег. - Как прессованные финики". Он стоял, прижатый к спинке сиденья мощной спиной дачницы, и мечтал лишь о том, как бы перебросить авоську из одной руки в другую. Достать газету из портфеля, затолкнутого под сиденье, нечего было и думать. В таком стиснутом и сплюснутом состоянии Олегу предстояло ехать минут сорок. "Надо привыкать, - успокаивал он свою крепкую нервную систему. Впереди два с лишним месяца дачной жизни. По два раза в день - это будет около ста веселеньких поездок на лоно и обратно. Остановки за три до Мамоновки в вагоне стало относительно свободно. Олег поспешил плюхнуться на сиденье и с наслаждением ощутил под собой жесткую горизонтальную плоскость. Постепенно у него даже стал появляться интерес к окружающему миру. У окна, напротив Олега, бережно держа на коленях сумку с картошкой, клевал носом пассажир в полосатой кепке. Кепка была ему явно велика и все время сползала на лоб. На остановках пассажир просыпался, водворял кепку на место и выглядывал в окно, боясь проехать свою станцию. "Ка тэ эн Онищенко классифицировал бы его как "социально неизбежный, но вырождающийся тип", Серж назвал бы "вечно ищущим углом треугольника". А я ему только посочувствую. Мы одной судьбы, мы оба - дачники. И обречены мы возить картошку за пятьдесят километров от Москвы". Взвыв тормозами, электричка подкатила к платформе Мамоновка. Пассажир в полосатой кепке встрепенулся и снял с колен сумку, собираясь выходить. И тут Олег увидел, что в сумке не только картошка. "Интересно… Разве жидкий азот столь уж необходимая приправа к картошке?". В сумке, наполовину засыпанной картофелем, лежал дюар в пенопластовом чехле. Горлышко дюара заткнуто ватным тампоном, через который просачивался дымок испаряющегося газа. Пропуская полосатую кепку вперед, Олег еще раз заглянул в эту старенькую хозяйственную сумку: точно, картошка и сосуд с жидким азотом. В том, что в дюаре азот, Олег не сомневался - испаряющийся газ струился вниз. Этот парадокс не оставлял Олега до самой дачи: полосатая кепка свернула на ту же улицу и скрылась за калиткой через три дома от дачи Олега. – Опять молоко взял в бутылках, а не в пакетах, - встретила Олега сестра. - Сколько раз говорить, что бутылки здесь не принимают, надо в Москву везти. – Извини, пожалуйста, но мне кажется, что дюар с жидким азотом довести гораздо сложнее, чем молоко в бутылках. – Что-о? – Ты не знаешь, кто живет через три дачи от нас? – Я не так быстро завожу знакомства, как ты. И вообще, тебе необходимо, жизненно необходимо прогуляться за водой. "Эх, суета дачная!" - Олегу вдруг вспомнился кран в московской квартире и, как вершина цивилизации, шумная струя воды из него. И совсем непонятно, почему гудящие его ноги повернули к дальней колонке мимо дома N_10, где скрылась полосатая кепка. Утром Олег просыпался первым. Будили мысли о переполненной электричке, о тридцатиградусной жаре и о незаконченной статье. Скоро вернется из командировки шеф и спросит о ней. Можно сказать, что эксперимент не закончен. Тогда последует риторическое "почему?" Можно сказать, что подвели со сроками электронщики. Но этому шеф уже не поверит. Олег вышел на крыльцо, вдохнул чуть туманный воздух, сощурился от яркого солнца и услышал странные звуки. Если бы эти звуки раздались в московской квартире, он мог бы поклясться, что этажом выше неугомонные милые детишки опять таскают по полу привязанную за веревочку гитару. Олег вышел из калитки, прислушался. Вот опять загрохотало, басовито загудело. На высоком крыльце дома N_10 наблюдалась какая-то возня. Двое мужчин, в одном из которых Олег узнал вчерашнего попутчика, выталкивали через дверной проем черную громадину рояля. Рояль юзом сполз по ступенькам и, возмущенно взревев всеми струнами, как подбитый мастодонт грохнулся в высокую траву. Вслед вылетели три его ноги. – Не забудь струны снять, Прокл! - донеслось из дома. "Концерт поп-музыки окончен, пора переходить к водным процедурам". Прудовая вода наждаком содрала с Олега остатки сна, голова прояснилась, но продолжать разгадывать тайны дома N_10 уже не было времени. Десять минут автобуса, сорок пять - электрички, легкое самбо в метро вернули Олега в привычную колею. Начинался обычный рабочий день. Молоденькая библиотекарша косо посмотрела на посетителя, чья внешность несколько дисгармонировала с академической обстановкой читального зала для научных сотрудников. – Эти журналы мы не выдаем, они только для внутреннего пользования. Посетитель положил свою полосатую кепку на барьер, извлек из кармана огромный, не первой свежести платок, звучно высморкался и елейно прогнусавил: – А ты, девонька, к заведующему сходи, к Пал Николаичу. Он даст. Вот и записочка ему. Из кепки появился клочок бумаги, который посетитель бережно положил на стол. Недовольно поведя плечиками, девушка небрежно взяла записку и скрылась в лабиринте стеллажей. Неизвестно, что за разговор происходил в глубине хранилища, но девушка вернулась с красными пятнами на щеках и выложила на барьер английские журналы. Посетитель довольно хмыкнул. – Ты, девонька, здесь новая, вот порядков и не знаешь, - гнусавил он ей, заворачивая журналы в мятую газету и перевязывая бечевкой. - Счастливо оставаться, девонька. Через полчаса Проня был уже далеко от библиотеки. В проходной небольшой фабрики он позвонил по внутреннему телефону. Разговор с вышедшим к Проне молодым человеком в усиках происходил на улице. – Давай! - тихим требовательным голосом произнес Проня. Усатый подал ему небольшую коробочку. – Как обратный ток? – Все в ажуре, сам проверял, - убедительно прошептал тот. – Смотри, если что не так - заменишь. - Проня достал мятую пятерку, поколебался, добавил еще рубль. – Маловато… – Обойдешься, не своим торгуешь. Достань мне к среде парочку тиристоров на пятьдесят ампер. – Это сложно, - промямлил усатый. – Ничего, постарайся… Дальнейший субботний маршрут полосатой кепки был не столь замысловат: продовольственный магазин и вокзал. Но приобретенный в магазине товар оказался не менее дефицитным, если учесть, что до одиннадцати было еще далеко. Солнце шпарило уже не на шутку, когда Проня вышел из электрички на перрон Мамоновки. Он встал в хвост очереди, состоявшей исключительно из представителей менее прекрасной половины человечества, и проигнорировал предложение быть третьим. Не спеша, со вкусом отпил половину кружки и в освободившееся пространство влил содержимое четвертинки. – Каждая формула эквивалентна некоторой предваренной Формуле, - изрек Проня, понюхав на закуску рукав, и добавил: – Если верить теореме Эрбрана-Генцена. "Действие есть осуществленная мысль, являющаяся звеном в цепи умозаключений, например: суббота - жаркое утро - непреодолимое чувство жажды - холодное пиво". И "друг в стройную логическую систему Олега ворвались помехи. Точнее, одна помеха. На фоне блестевшей а солнечных лучах канареечными боками цистерны "Пиво" мелькнула полосатая кепка. "Любопытно, все дороги ведут к святому источнику". Первоначальное решение Олега подверглось коррекции, обретя практическую цель. "Сейчас он мне ответит хотя бы на один из множества возникших вопросов". Прихватив в каждую руку по кружке. Олег пристроился подле интриговавшего его дюароносителя и сразу же погрузился в облако насыщенных паров перегара. Ему даже показалось, что над полосатой кепкой дрожит мутное марево. – Со вчерашнего трясет? - участливо спросил Олег, прихлебывая пиво. – С прошлогоднего, - буркнул "полосатая кепка", не поднимая от кружки глаз. Пиво, будто вылитое в бидон, исчезло в его горле. – А мы ведь соседи, - между глотками продолжал Олег. - Ты из десятого дома? – Чего надо? Ходят всякие, привязываются, - содержимое второй кружки перелилось внутрь так же молниеносно. Не растерявшись от такого поворота, Олег подсунул ему свою кружку. Видимо, из уважения к даровому "полосатая кепка" пил медленными глотками. – Чево хочешь-то, говори. Кран, што ли, надо? У меня все краны спрашивают. – Кран мне не нужен, мне, понимаешь, жидкий гелий понадобился. – Чево, чево? - от резкого движения кепка сползла на лоб. – Гелий, говорю, сможешь достать? - перешел на шепот Олег. - Хотя бы один дюар. Литра полтора - два. – А зачем тебе гелий, я тебе лучше кран достану, три четверти дюйма, совсем новый. А на гелия плюнь, гелий не водка, много не выпьешь… "Полосатую кепку" качнуло. Сохраняя равновесие, он доверительно ухватился за Олега. – Тебя как зовут-то? - развивал знакомство Олег. – Прокофий Васильевич, значит… Проней еще меня кличут… инвалид второй группы… не пьем мы, а только лечимся… пиво это тебе не гелий… выпьем лучше пива… Олег прислонил Прокофия Васильича к цистерне, принес еще пива. – На вот, Проня, пей. Пиво это не гелий. – Чево ты привязался, - заорал неожиданно тот. - Не пью я гелий… я лечусь… чево привязался к человеку… Проня шумел громко и долго. Кое-как Олегу удалось его успокоить и повести в сторону дома N_10. По дороге тот плел что-то о мнемосхемах и о нарушении синапсов под действием алкоголя. Втиснуть его в калитку дома было не просто. Проня не хотел пускать за нее Олега. Но Олег, действуя частично уговорами, частично физически, успел проскочить, прежде чем калитка с громким стуком захлопнулась. Проня сдался и обмяк. – Каждая формула эквивалентна некоторой предваренной формуле, пробормотал он и наступил на куст пионов. К крыльцу они подошли обнявшись. – Шшш… - приставил палец к губам Проня. - Ты знаешь, куда мы идем?.. – Мы идем одним путем, - заверил его Олег. В этот момент появился еще один обитатель дома N_10. Весьма пожилой, лет за шестьдесят, черноволосый, с седыми висками мужчина моментально отрезвил Проню строгим взглядом. – Что это значит, Прокл? – Извиняйте, значит, Алексан Яковлевич, - неуверенно начал тот. - Не пил я, а только лечился. Исключительно для поддержки тонуса… – Вижу твой тонус. Сколько раз повторять, что ты загубишь… - он перевел взгляд на Олега. - Чему обязан, молодой человек? – Простите, я только доставил Прокофия Васильевича. Он немного не в себе, я и помог. – Благодарю вас, не стоило себя утруждать. – Что вы, я по пути. Живу рядом. – Еще раз благодарю. Всего хорошего. Прокл, иди домой. Это было уже невежливо. После такого приема Олегу оставалось повернуться и уйти. Андрейке было скучно. Хотя он и обыграл в пинг-понг своего нового приятеля Евгения, но в шахматах ему, чемпиону 4-6 класса, нечего было и думать равняться с Женькой, который упорно просил называть себя Евгением и никак иначе. Этот Евгений как по нотам разыграл староиндийскую защиту, и на двадцать первом ходу Андрей смирился с неизбежностью мата. Не скрывая своего превосходства, Евгений еще раз заставил Андрея сдаться и ушел домой. Остро переживал свой позор Андрей. Он слонялся по саду, пока не наткнулся на загорающего дядю Олега. Андрей звал его просто Олегом подумаешь, разница в двадцать лет. – Олег, ты когда научился играть в шахматы? – В третьем классе. А по-настоящему в пятом. Второй разряд в институте получил. А что? – Да так. Есть люди, которые и в десять лет прилично играют. – Не себя ли ты имеешь в виду? Между прочим, если набиваешься на партию, то ничего не выйдет. Я не способен. Я расслабился и загораю. – Нет, Олег, на партию я не набиваюсь. Уже сыграл две. - Андрей огорченно вздохнул. – И проиграл, ясно как божий день. – Ага. Вундеркинду. – Это у тебя на челе написано. Где ты нашел такого Капабланку. Его случайно не Хосе Рауль зовут? – Нет, Евгением. Из десятого дома. – Вот как? - Олег от удивления снял темные очки. - Я и не знал, что там ребенок есть. – Это такой ребенок, что тебя за пояс заткнет. Он говорит, что в школу больше ходить не будет, ему там делать нечего. Его дедушка по своей системе учит… Видно, Андрей боялся, что даже Олег, который всегда терпимо относился к его расспросам и рассказам, теперь ему не поверит. И он, торопясь выложить все, взахлеб начал говорить Олегу о непонятном своем приятеле из дома десять. – Олег, Олег, послушай, что он говорит. Он говорит, что уже знает все, что должны учить только в десятом классе. Ты не думай, я ему тоже сперва не поверил, я ему сказал, что он ненормальный, а он говорит, что он нормальный, а все люди ненормальные. Нет, он сказал - не все, а большинство, что попадаются и нормальные, например, Эйнштейн, Бор и этот… Кизинберг… – Гейзенберг. – Правда, Гейзенберг. А еще он сказал, что мы все ненормальные, потому что у нас в мозгу не все клетки заняты этой… ну, вроде знаниями… – Информацией? – Ага. А у него, он говорит, скоро весь мозг будет ею занят, и тогда он будет совсем нормальный и ему не надо будет учиться в школе и в институте. Он сказал, что будет только перерабатывать ее… – Кого? – Ну, эту информацию. Врет он все, да, Олег? – Не врет, а фантазирует, - как можно равнодушней постарался охладить страсти племянника Олег. – Я тоже так подумал и сказал ему. А он не обиделся нисколько, только посмеялся и сказал, что Эйнштейну тоже не верили, думали, что он сумасшедший. А еще Женька обещал попросить своего дедушку, чтобы он и меня тоже… ну, чтобы в школе не учиться. Мне бы хорошо, пускай только в школе не учиться, а в институте я сам буду… – Только все это враки, - вздохнул Андрей, потом добавил: - Хочешь, я его приведу вроде в шахматы играть, а ты его проверишь? – Что же, приводи. Посмотрим на твоего вундеркинда и в шахматишки сыграем. Кстати, ты не знаешь фамилию его деда? – Знаю, зовут Александр Яковлевич, а фамилия Рольберг. – …непременно надо добавить, можно и китайку, порезать только, чтобы семечки не попали. Яблочко, Нина Павловна, кислинку дает. Может, чистая ягода и полезнее, да вкус приторный уж очень, а с яблочком в самый раз. – Надо и мне баночку засахарить, а то последний год к перемене головные боли… – Первое средство от гипертонии. И брату в Мурманск всегда посылаю, очень благодарит. Сосед вот из 10-го дома, профессор, нонешний год привой просил. – Кстати, Муза Федоровна, не знаете, ваш сосед из 10-го дома какой наукой занимается? – Вот чего не скажу вам, Олег Павлович. Спрашивала его как-то, да не запомнилось, что-то уж очень мудреное. Да он третий год всего у Прохоровых дом купил, как на пенсию вышел. Персональную получает, ну и на книжке, чай, есть. Людочка к нему каждый день бегает, и не только газеты, а то книги, то бандероли, то переводы носит. – Я думал, он дачу снимает на лето, как мы. – Нет-нет, хозяйствует. И в саду когда что поделает, ну, конечно, без Прони бы ему зарез. – А кем ему этот Проня приходится? – Да никем. Наш он, местный. Золото был бы мужик, все в руках спорится, и где достать что, и что сделать… Только несамостоятельный - выпивает. – Что ж у него, никого родни нет, а Проня вроде прислуги? – Дочка была у Александра Яковлевича, померла, вроде - от рака. Внучка оставила деду. Не хочу сказать худого, только отец ни разу сына не проведал, и есть вообще он, нет ли - не знаю… Да что мы все про соседа, уж Нина Павловна заскучала, и вареньица не подкладывает… – Что вы, Муза Федоровна, такое замечательное варенье! Я смотрю, вроде Андрей там за калиткой… Андрей! Андрюша! Иди чайку выпей, избегался весь за день, не поел толком. – Не хочу, мам! Мы с Евге… с Женькой сейчас на пруд пойдем. – Иди сюда, тебя говорят! Съешь вот, с маслом и вареньем. А почему с тетей Музой не поздоровался? – Здрасьте! Ну мам, меня Женька ждет… Еще червей накопать надо… – Да отпусти ты его, Нина. Спиннинг мой, смотри, не трогай! – Ладно! – Вы тоже рыбачите, Олег Павлович? Только в нашем пруду одни головастики. – Завтра после работы на Истру едем. Все наличные колеса мобилизовали: красухинский "Москвич", двое на мотоциклах с колясками, даже шеф свою "Волгу" пригонит. – Приятно, когда такой дружный коллектив. У нас в ателье ничего похожего: устаем, конечно, заказов - ужас сколько, да и на дому все подрабатывают. На сто двадцать-то особенно не разгонишься, вот и приходится дополнительно клиентуру брать. – У нас поллаборатории по 120 получают, лаборанты по 90, и ничего, вроде хватает. Не в деньгах счастье, главное - чтобы работа нравилась. – Извиняюсь, Олег Павлович, вы кто же по специальности будете? – Я вообще-то радиоинженер, но мы работаем на стыке двух наук: физики и биологии. В наше время самые крупные открытия делаются как раз… Вы что-то хотите сказать, Муза Федоровна? – Вспомнила! Когда свою специальность вы назвали: то же самое говорил о себе Александр Яковлевич. Элегантный портфель и чехол со складными удочками в одной руке, рюкзак со штормовкой и прочим рыбацким барахлом в другой - таким было появление Олега в вестибюле института. С одной стороны, сегодня можно было вообще не появляться в институте, а сразу махнуть на Истру, но с другой стороны… существует Государственная комиссия, которой принципиально плевать на рыбалку. Захотелось же ей назначить приемку блока "Дубль-дуб" именно на пятницу… Пока Олег соображал, куда бы забросить барахло, из лифта вынырнул Сережка Маковец. – Здорово! Ты долго будешь здесь торчать? Мы с ног сбились - его ищем, шеф психует, Людочка с Зоечкой тихо рыдают, а он - нате вам пожалуйста прохлаждается. Тебе известно, что селектор опять не в дугу? – Но мы же его вчера отладили… – Что было вчера, я прекрасно помню, однако ты не знаешь, что есть сегодня. Меньше спать надо. Пошли. В лаборатории царил тихий ужас. Вытащенный из стойки селектор зловеще поблескивал оголенными внутренностями, вокруг него на цыпочках суетились братья-электронщики Володя и Володя, на осциллографе неистово метались сбитые синусоиды, в углу притихли лаборантки Людочка и Зоечка, а над всем этим возвышался спокойный и грозный, как Наполеон накануне Ватерлоо, шеф. – Добрый день, - недрогнувшим голосом произнес Олег. – Вы, Олег Павлович, неисправимый оптимист, если вам этот день показался добрым. Вчера вы меня заверили, что установка в полном порядке, а что я вижу сегодня? Шеф пожевал губами, поставил стул посреди комнаты и сел, всем своим видом показывая, что он возмущен и не уйдет отсюда до победного конца. – Вам, Олег Павлович, как никому другому должно быть известно, что сроки приемки назначает Государственная комиссия, а не мы, и срывать эти сроки мы не имеем права, так как в противном случае с нас сорвут головы. – Борис Львович, все это мне прекрасно известно. А поскольку я оптимист, то, уверяю вас, селектор заработает и приемка пройдет успешно. Хотя Олега и раздражало присутствие за спиной шефа, он решительно снял пиджак, засучил рукава и склонился над блоком. "До комиссии полтора часа, а так как барахлит только селектор, это еще полбеды. Придется все-таки заменить декатроны. Сколько раз просил снабженцев заказать декатроны, вот и остались на мели. Сейчас вот поставлю новые, а если они не выдержат во время испытания?". – Серж, давай выход с генератора проверки. – Уже давали. – Давай еще… Время шло, селектор не поддавался никаким уговорам. Олег смущенно поглядывал на часы: до начала комиссии час, сорок минут… Чтобы скрыть свое беспокойство, он с отверткой полез в схему, проверил контакты, пайки. – А, черт!.. - задергался Олег. Искры перед глазами, искры в глазах… Шестьсот вольт - не шутка, особенно когда это неожиданно. – Коротнул? - выдохнул Сергей. – Есть немного… - Олег потер шишку на затылке - крепко врезался об стойку. Сквозь табачный дым пробился резкий запах озона. – Серж, меняй вот этот электролит, в смещении утечка. В комнату ввалился Глеб, притащил катодник. – Ну, что, братцы, припухаем? Как шведы под Полтавой? Он грохнул катодник на стол и потрепал Сергея по согнутой спине. – Замолкни, ты, - зашипел Олег. - Шеф… – Где шеф? - изумился Глеб. - Он в данный момент несется во всю прыть к начальнику отдела, меня чуть не сшиб. И действительно, шефа в комнате не было. Все облегченно вздохнули и сели покурить. Сергей отставил паяльник, достал "Яву". – Олег, успокой нервы. Прорвемся. – Теперь прорвемся, - ответил Олег, доставая из пачки сигарету. – Сейчас проверим, все должно быть о'кей! Иначе переквалифицируюсь в управдомы. Закурили, помолчали. – Серж, а как рыбалка? Не раздумал? – Плюнем на все и в 17:30 отчалим. Кстати, Олег, ты обеспечил червей? – Ребята, каюсь. Не надо казнить, надо миловать. Совсем забыл. Честное слово, до последнего момента помнил, потом заторопился на электричку и… – Так, - ледяным голосом произнес Сергей. - Что будем с ним делать? – Изрубим его на мелкие кусочки и скормим рыбам вместо приманки, предложил Глеб. Олега спас телефонный звонок. Он взял трубку. – Да, я слушаю, Борис Львович. Что? Но у нас почти все в порядке. Да, почти. Время еще есть. Как вы говорите? До понедельника? Но… Ясно. – Могу вас обрадовать, сеньоры, рыбалка отменяется по техническим причинам. Комиссия переносится на понедельник, но… Нам предстоит провести субботу, а может и воскресенье в обществе селектора. У кого нет финансов на пропитание, шеф может ссудить до получки. Короче говоря, закончил Олег, - мы находимся под арестом на служебном месте. Для нас, сеньоры, суббота начнется в понедельник. – Но мы же почти все сделали, - возмутился Сергей. – Шефа смутило именно это "почти". Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Вообще, Олег - мировой парень, но иногда бывает такая зануда! Возьмется во мне воспитывать то, чего самому не хватает - железную волю или там усидчивость… В воскресенье все вроде хорошо началось: приехал он из института, где всю субботу пропадал, пробежались мы до пруда, поныряли с мостика, Олег баттерфляй изобразил. Мне бы помолчать на обратном пути, а я, как дурак, стал с ним про здешнюю жизнь разговаривать. Он все слушал-слушал, а когда я рассказал, как мы с Женькой над Проней подхохмили, тут на него и накатило. – Слушай, - говорит, - ты же сущий неандерталец. Из твоих междометий понять ничего невозможно. Только и слышу: "А он ка-ак повернется, а он от него! А я - тоже тут, а он - в другую сторону! Во здоровски!". Порядок и причинность событий, даже основное содержание конфликта из этих бессвязных и безграмотных оборотов выяснить не представляется никакой возможности. Я, конечно, обиделся. А Олега понесло… – Культуру речи надо воспитывать с детства. Начнем сейчас же. Даю тебе пять минут на подготовку и три - на рассказ. Учти, пока не услышу от тебя связное и литературно грамотное повествование - пинг-понга от меня не ожидай. – Да чего тут, - говорю, - рассказывать-то? Всего и делов… – Не делов, а дел. Кроме того, будет значительно лучше, если ты исключишь необязательные вводные слова и обороты. – А сам-то… Всю дорогу - "так сказать" да "так сказать"… – Критику принимаю, моя речь тоже не изящна. Но что значит твое "всю дорогу"? – Ну, ты всегда, значит, в разговоре это говоришь. – Говоришь в разговоре… Ну… Значит… – Ты не к месту употребляешь это выражение. – Чудесно! Итак, через пять минут я тебя выслушаю. Посиди на скамеечке, заодно обсохнешь. Вот хохма! Пока я не подбирал для Олега слова, рассказывать было интересно. А тут… Я подошел к Олегу и выпалил: – Я помог моему другу Евгению тайно заменить четвертинку водки, купленную Проней, бутылкой с лекарством, предназначенным ему. – Плохо, очень плохо. Мало того, что пропали интересные подробности из этой фразы невозможно установить, какое лекарство, от чего оно и какова была реакция Прони, Попробуй все сначала, примени знания правил русского языка, приобретенные в школе. – Зная о пристрастии Прокофия Васильевича к спиртным напиткам, мы с Евгением, действуя в его же интересах, подменили водку лекарством. Выпив это лекарство, Проня обнаружил подмену, и, заподозрив нас, наблюдавших за ним из-за сарая, где он, то есть Проня, обычно пил не лекарство, а водку… Я окончательно запутался и замолчал. – Задаю наводящие вопросы. Проня лечится от алкоголизма? – Откуда я знаю! Женька говорил, что дед ему говорил, что Проня скоро совсем по-другому заговорит, если будет облучаться. – Ну и язык! Говорил, заговорит… Поистине, ты меня заговоришь. Наверное, не облучаться, а лечиться? – Нет, облучаться! Александр Яковлевич его облучает. Мне Женька и про облучатель рассказывал. И Проню я после облучения видел, он нам с Женькой все рассказал. – Что же он рассказал? – Весь КОАПП рассказал! Передачу такую по радио, знаешь? Ну, прямо слово в слово, и за Кашалота, и за Стрекозу, там еще про фигурное глотание. – Непонятно, причем здесь облучение? Наверное, у него память хорошая? – Да нет! Ему всегда Женькин дед дает лекарство и облучает, а Проня тогда много-много запоминает. А так у него память плохая, он сам говорил. – Но зачем ему, так сказать, детская передача? – Ага! Сам - "так сказать", а ко мне придираешься? Не буду я ничего рассказывать, и воспитывать меня нечего, я ребенок, расту еще и не обязан знать про разных алкоголиков, это непедагогично… Надулся я на Олега, иду, не разговариваю. Он тоже молчит. Молчал, молчал и не выдержал, начал подлизываться. – Знаешь, Андрей, мы на рыбалку в понедельник собираемся, прямо с работы, поэтому я не могу тебя взять с собой. Может быть, ты сделаешь одолжение, накопаешь червей? Ты ведь знаешь, где черви хорошие… – Ладно, накопаю, - смилостивился я. - У Евгения за сараем отличные черви, мы всегда там копаем. А Олег опять меня стал выспрашивать: – Андрей, а почему ты считаешь, что лекарство для Прони связано с облучением? – Это не я так считаю, так Евгений говорит. – Ясно. А как часто Проня получает лекарство? – Не знаю… Вроде бы, каждый день. – Так… хорошо. И вижу, задумался Олег со страшной силой. Идет, запинается, на меня ноль внимания. Я опять обидеться хотел, а он говорит: – Слушай, Андрей, а не могли бы вы с Женькой, то есть с Евгением, добыть мне этого лекарства? Хотя бы самую малость. Я, конечно, удивился, вот дела, думаю. – Достать можно, только если ты попросишь хорошенько и приставать не будешь со своим воспитанием. Проня все равно его за сарай выливает. А зачем тебе оно? – Надо, для одного дела. Ну, дошел, думаю Олег. Тоже лечиться собирается… Воскресенье. Благословенный день, если хоть половину его можно использовать в качестве выходного. Можно полностью отрешиться от будничных дел, что Олег не замедлил сделать. Покончив с воспитанием племянника, он вошел в сад, разнежился под солнышком на скамейке и стал глубоко дышать. Дышать тем несравнимым ароматом летнего сада, на который в будни просто не хватает времени. Может быть, Олег задумался, может быть, просто задремал, и долго ли это продолжалось - тоже не понял, словом, услышал он только конец разговора: – Да нет, что вы, я не пью, увольте. А система эта навечно, вспомните еще Прокофия. И Олег увидел Проню. Он стоял перед Музой Федоровной, вертел в руках газовый ключ и не решался взять зеленую трехрублевку, предназначавшуюся в вознаграждение за починку летнего душа. Олег немедленно вмешался. – Прокофий Васильевич, зачем же вы отказываетесь? Всякий труд требует материального стимулирования. Берите, не стесняйтесь. А когда Проня смущенно сунул трехрублевку в карман, увлек его в дом. – Не могли бы вы, Прокофий Васильевич, телевизор у меня посмотреть? Что-то картинки совсем нет. Проня потоптался у порога, вытирая совершенно сухие ноги, и вошел за Олегом. Старенький "Рекорд", предназначавшийся исключительно для дачи и не раз реставрированный Олегом, действительно был неисправен. Сестра, вытирая на днях пыль, сдвинула отклоняющую систему. Этим-то и решил воспользоваться Олег для налаживания дальнейших контактов с Проней. Как он и ожидал, неисправность не обескуражила Проню, как будто тому было безразлично, что ремонтировать - душ или телевизор. Проня подождал пока телевизор прогреется, покрутил ручки настройки и уверенно ослабил хомутики отклоняющей системы. Через пять минут изображение встало на свое место, а Проня направился к двери. – Куда же вы, Прокофий Васильевич! Так не годится, дорогой. Надо это дело оформить, а то работать не будет телевизор-то, а? – Нет, я, пожалуй, пойду. Пустяки, да и не к чему вроде… – Прокофий Васильевич, не обижай. Выпьем по маленькой, одному-то мне скучно… Олег сам поразился, откуда у него взялся такой хлебосольный тон прожженного хозяйчика, и продолжал в том же духе. Он усадил Проню за стол, выбежал на кухню. – Поговорить с тобой хочу, Прокофий Васильевич. - Олег поставил на стол графин и фужеры. – Опять, что ли, гелий просить будешь? – Нет, гелий я достал. Хотел я тебя про Александра Яковлевича спросить. - И не замечая, что Проня нахмурился, продолжал, наполнив фужеры. - Шеф мой, начальник то есть, хорошо его знает, просил привет передать и интересовался, как Александр Яковлевич поживает, чем сейчас занимается. Говорил мне шеф, что несправедливо обошлись с ним, не поняли старика. Обижен, наверное, Александр Яковлевич? – Это как сказать, ведь на обиженных богом не обижаются. Не замечаю я обиды у Алексан Яковлевича. Отдыхает он, цветочки выращивает, книжечки почитывает, с внуком возится. Так вот и проводит свой заслуженный отдых. Проня вздохнул, отвел глаза. – Ну, Прокофий Васильевич, давай выпьем наливочки самодельной, только-только поспела, свеженькая. Олег усмехнулся про себя, видя, что Проня смотрит на фужер как кролик на удава. – Вот выпью я с вами, как вас… – Олег Павлович. – …Олег Павлович, а нельзя мне, вредно. Да и узнает сразу Александр Яковлевич, опять ругать будет… – Да что ты, Прокофий Васильевич, вишневка только пользу приносит для здоровья. – Так-то оно так, однако алкоголь в ней содержится. А он, как известно, отрицательно влияет на кору головного мозга в частности и в целом на организм. Проня все же взял фужер, осторожно понюхал. – А приятно пахнет, грех не выпить. - И тут же поставил на место. Злополучная кепка появилась в его руках. Он ее мял, скручивал, вроде бы собираясь уходить. "Не получилось, - подумал Олег. - А жаль". Он молчал, понимая, что уговаривать Проню бесполезно, а начинать разговор о Рольберге не решался. Олег чувствовал, что из Прони сейчас не выжмешь ни слова об Александре Яковлевиче. В это время Проня совершал какие-то непонятные манипуляции со своей кепкой. Олегу показалось, что он вытягивает из нее нитку. Впрочем, эта была не нитка. Из кепки Проня вытянул метра полтора тонкого монтажного провода в белой хлорвиниловой изоляции с "крокодильчиком" на конце и, окинув взглядом комнату, спросил: – Где у вас земля? Олег слегка оторопел, тоже обвел взглядом комнатку. Потом, сообразив, что Проня хочет еще раз проверить телевизор, он указал на трубу водяного отопления. – Благодарю вас, - тихо сказал Проня и, поскоблив краску на трубе, зацепил за нее "крокодильчик". Дальнейшее для Олега было совсем непонятным. Проня натянул на голову свою полосатую кепку, поправил ее и взял фужер. – Ваше здоровье! - и так же, как это было с пивом, перелил содержимое в горло. Выдохнул и откусил огурец. – Хорошо… А что же вы? Олег опомнился и увидел, что все еще держит в руке фужер. Машинально выпил и торопливо налил себе и Проне. Теперь Проня не заставил себя уговаривать. Второй фужер он опустошил таким же приемом. После этого его потянуло на разговор. – Вот вы, простите, что называю вас на вы, наверное, всякое обо мне думаете. Такой, мол, и сякой, пьет, понимаешь, делами темными занимается и вообще непутевый. А мне то и ладно, ну и пусть. Потому что я, может, великое дело делаю. Я знаю, ты хочешь у меня что-нибудь узнать. Только я ничего тебе не скажу, я и сам ничего не знаю. Вот ты просил у меня гелий, а я знаю, не нужен он тебе. И я тебе не нужен. Александр Яковлевич тебе нужен, вот кто. Это голова. Думаешь, почему я сразу не выпил? Меры предосторожности надо было принять. Вот и я принял. Заземлил свою бедную головушку, обманул святого человека - Алексан Яковлевича, ну и ладно, ну и выпил. Глядишь, и не узнает. Авось кепочка-то моя меня и спасет. А ты налей-ка, друг Василий, еще, я и выкушаю. В голове Олега не стало яснее от того, что он выслушал этот монолог. Смесь подействовала не только на Проню. Впрочем, Олег еще соображал. – А почему тебя кепочка твоя спасет? - в упор спросил он Проню. – А я ее сам придумал. Фольгу тоненькую от шиколадок в нее наложил да проводочек вывел. Вот тебе и экранировка. Ты спросишь от чего? От Алексан Яковлевича экранировка. Чтоб он не знал - выпил я или нет… Вот в чем секрет. Как он узнает, я не знаю, да и не моего ума это дело. И не наливай ты мне больше, не могу я. Вот посижу немного, да побегу, как ровно двенадцать будет, он как раз журналы будет читать. Сиеста это у него называется. Олег восхитился тем, что Проня предугадал все его намерения, но помимо восхищения существовали еще и вопросы, на которые он не получил вразумительных ответов. Впрочем, на что он мог рассчитывать, упаивая Проню. – Прокофий Васильевич, что же такое с тобой творится? Выпить ты толком не можешь, в действиях своих ты не свободен. Чем ты привязан к Александру Яковлевичу? В долг у него берешь, что ли? – Э-э, милый, я ему так должен, что всю жизнь помнить буду. И ты про Алексан Яковлевича плохо и думать не смей. Прощай пока. Проня отцепил провод от батареи, уложил его в кепку и тихо вышел. Олегу оставалось хлопать глазами. И этот контакт не удался. "Наконец это свершилось. После дней волнений и переживаний". Так пишут в романах. В жизни это не так. Никто не замечал проходящих дней, не было волнений и переживаний. Была работа и некоторый психоз. И была еще Государственная комиссия. Комиссия принимала "Дубль-дуб". …Олег сидел, привалившись к стен", прикрыв глаза и почти не слушая шефа. Все, о чем тот говорил, Олег себе прекрасно представлял словно наяву. – …в его основу заложен эффект Зиннемана-Холина, заключающийся в том, что… …Пять лет назад, когда Олег пришел в институт с новеньким дипломом, он не знал, что ему придется заниматься не только логическими схемами. О моделировании процессов в ДНК шли лишь общие разговоры. Потом эти разговоры оформились в идею, которая, правда, так никому и не понадобилась. Внезапно открылось новое направление. Впрочем, тоже не внезапно, поскольку работа над повышением емкости хранилищ информации продолжалась свыше года… – …возможность считывания информации непосредственно с молекулярных ячеек памяти не ограничивается одной стороной. Поскольку мы имеем доступ к информации на молекулярном уровне… …Волнение шефа можно оправдать - он докладывает плоды трехлетней работы всей лаборатории, однако достоверности пока маловато. Может, и не стоило так спешить, хотя… срок работы истекал. Шеф обожал независимость абсолютно во всех вопросах, поэтому и пришлось Олегу два года назад стажироваться по нескольким институтам и клиникам. Об этом он тоже не подозревал, придя по назначению в этот НИИ. Микробиология, нейрохирургия, анатомия животных наконец. Из всех этих наук Олег черпал самые что ни на есть практические навыки. Он препарировал червей, вскрывал черепа лягушек, белых мышей, кроликов… В конце концов новоявленный "хирург" научился довольно сносно оголять определенные участки мозга, вживлять электроды. Сейчас Олег даже удивляется, как у него хватило терпения копаться в этом. Хорошо, что шеф с самого начала объяснил Олегу конечную цель его занятий. – …очень слабые потенциалы поступают на вход нелинейного усилителя. Немалая проблема состояла в том, чтобы избавиться от собственных шумов, связанных с деятельностью других отделов мозга. Узкополосный частотный фильтр на криотронах только частично разрешал эту проблему… …"Частично". Скругляет углы шеф. Усиливает значимость работы. Что ж, перед Госкомиссией это не вредно. Авось на премию вытянем. Если бы он еще упомянул о том, как мы возились с блоками выхода… – …К отчету приложены также отзывы: доктора физико-математических наук, профессора И.П.Замойского и доктора биологических наук С.М.Тарасова. Если у членов комиссии нет вопросов по докладу, можно перейти к демонстрации. При этих словах Олег встрепенулся: демонстрировать-то ему. "Ну, милая, не подведи!" Олег достал из клетки белую мышь, погладил ее - спокойно, Альба, спокойно! - укрепил в станочке, подключил электроды. Блок уже прогревался, можно было давать высокое. Все действия Олега были заученно-автоматическими: Щелк! - включен усилитель. Щелк! щелк! - фильтры и осциллоскоп. Щелк! - звуковой выход. Щелк! - видеоконтроль. Еще минута на стабилизацию - и экран засветился, по нему забегали смутные тени. Олег медленно повел ручкой верньера, изображение прояснилось, из динамика послышался характерный шум. Олег знал, что будет потом, до мельчайших подробностей, но все-таки напряженно всматривался в экран. Краем глаза он заметил, как члены комиссии встали со своих мест и окружили установку. Ближе всех протиснулся моложавый профессор, кажется, из института биоинформации. Из динамика послышались звуки шагов, и Олег увидел на экране свое лицо. "Альба, Альбочка, кушать пора!", и тотчас же раздался звонок. Весь экран заслонила кормушка. Изображение задергалось, потом пропало. Опять звуки шагов, голос Олега, звонок, и изображения пошли в той же последовательности. – …это необходимо для чистоты эксперимента, - услышал Олег голос шефа. Подошла Людочка в белом халате и залепила глаза и ушки Альбы лейкопластырем. Олег нажал кнопку "Сброс", затем "Пуск", и все повторилось. Он не вслушивался, о чем приглушенно говорили члены комиссии, он думал только о декатронах, лишь бы они выдержали, Он даже слегка уменьшил напряжение, но стали вдруг выпадать кадры, и от этого варианта пришлось отказаться. Наконец, демонстрацию можно было закончить. Олег все выключил и освободил Альбу. – Простите, - раздался вкрадчиво-умиленный голос (Люндовский, нейрофизиолог, отметил про себя Олег), - проводились ли испытания установки на низших животных? На беспозвоночных, например… – На первой стадии разработки. Мы использовали для этой цели червей планарий. – Интересно, как выглядела в таком случае извлеченная информация? – Могу вас заверить, Григорий Соломонович, что таких впечатляющих результатов не было. Мы даже решили, что выбрали неверный путь. Впрочем, можно это продемонстрировать. Олег Павлович, в препараторской, кажется, сохранились еще планарий?.. Чертыхаясь, Олег кинулся в препараторскую и с ходу налетел на свой рюкзак. "А чем хуже наши простые дождевые черви?" В душе благодарный племяннику, он выбрал из баночки самого жирного червя. "Как на пескаря". Привычно зажал в штативе, подвел под микроскоп, вонзил в червя микронные платиновые иглы-электроды и торжественно вернулся к установке. Комиссия оживлено обсуждала результаты, на Олега никто не обратил внимания. Он быстренько подключил электроды к блоку, опять - щелк, щелк, щелк, - экран не светился, динамики молчали. Для очистки совести Олег подстроил преобразователь дал максимальное усиление… Из динамика послышались неясные, булькающие звуки, будто выливалась жидкость. Потом что-то или кто-то прокашлялся и… Олег не поверил своим ушам. – Каждая формула эквивалентна некоторой предваренной формуле, если верить теореме Эрбрана - Генцена… - донесся до Олега сквозь ритмичное потрескивание знакомый голос. Олег слегка оторопел, кинулся к усилителю, крутанул потенциометр на видеоконтроле - экран по-прежнему был темным, убавил напряжение. А в динамике невозмутимый голос Прони ворчливо бубнил: – Каждая формула эквивалентна". Потом Олег никак не мог восстановить в памяти последовательность событий. Запомнилась рука шефа, нервно вырубающая высокое напряжение, недоуменно улыбающиеся лица членов комиссии, широко открытые глаза Люды и ехидный голос Люндовского: "Ваши планарии уже за логику принялись?". К счастью, члены комиссии ценили юмор и приняли происшедшее за шутку. Свои тоже поняли это как шутку, правда, довольно неумную и неуместную. Олег не стал никого разубеждать, поскольку ему еще самому предстояло разобраться в этом фокусе. Речь младшего научного сотрудника О.П.Крамова на мини-банкете по случаю приема Госкомиссией системы "Дубль-дуб" Уважаемый Борис Львович, дорогие коллеги и коллегии! Не стану повторять те в высшей степени справедливые слова, которые были произнесены предыдущими ораторами и ораторшами, (Реплика с места: Крамов, не растекайся мыслью по древу!) Я лишь вкратце остановлюсь на некоторых философских аспектах данного эксперимента. (Одобрительные звуки: у-у-у!) Мы - практики. Изящной дубинкой эксперимента поверяем мы крепость дерзких вопрошений человеческого духа. "Cogito ergo sum" - блестящее воплощение априорного отношения к разуму. Разум! Нет ничего могущественнее его. (Женский голос с места: А любовь?) – Вопрос поставлен некорректно, поэтому оставляю за собой право прояснить его в личной беседе где-нибудь в парке под аккомпанемент соловья. (Смех, оживление.) Я связь миров повсюду сущих, Я крайня степень вещества; Я средоточие живущих, Черта начальна божества; Я телом в прахе истлеваю, Умом громам повелеваю, Я царь - я раб - я червь - я бог! Так сказал старик Державин еще в восемнадцатом веке. С тех пор мы жутко поумнели, а заодно научились с неиссякаемым юмором относиться к забавнейшему из имеющихся в распоряжении человека орудий - собственной голове. Заметьте, еще никто и никогда не жаловался на то, что он не умен. Легко признаются во множестве недостатков - сердцебиениях и колотье под ложечкой, охотно обсуждают животрепещущие вопросы облысения и зубной боли. Зато насчет своего мозга каждый глубоко убежден, что уж там-то все в порядке. Лишь изредка посетуют на плохую память, не связывая это, однако, с тем, как вообще варит котелок. (Мрачный голос с места: Ну, у тебя-то котелок варит! - Смех.) Оглушать свой мозг алкоголем, угнетать его никотином - у нас в порядке вещей. (Голос с места: Олег, это уже ханжество!) О, конечно, всем известны эти прописные истины! Но каждый уверен, что его они не касаются, что его-то любимый мозг с честью выйдет из любой передряги. Ваш покорный слуга в этом смысле не исключение. И даже позволяет себе подпаивать какого-нибудь полутемного Проню в надежде, что мозг последнего выдаст хранящуюся в нем информацию. (С места: Это ты о чем?) – Ладно, замнем для ясности. (Женский голос: Кончай выступать!) – Наш любимый "Дубль-дуб", за который я с большим чувством поднимаю эту маленькую мензурку, - инструмент в высшей степени объективный и беспристрастный. Но он - аппарат бескрылый. (Реплика: Он не аэроплан! Здоровый смех.) "Дубль-дуб" показал лишь то, о чем мы догадывались, что мы знали и до него. Он извлек и продемонстрировал имеющуюся информацию, а нам гораздо важнее информацию вложить. (Голос с места: Крамов, если ты через минуту не закруглишься, мы тебе вложим.) Резюмирую. Лишь несовершенные способы введения информации тормозят поточное производство эрудитов и гениев. Дайте мне информацию, и я переверну мир! (Пьет из мензурки. Вежливые хлопки). Речь следующего оратора начинается словами: - Достопочтенный Олег Павлович развернул перед нами головокружительную картину превращения червя последовательно в раба, царя и бога… О.П.Крамов с места: - А если в него заложить информацию? (Женская рука закрывает ему рот. О.П.Крамов, как галантный кавалер, целует ладонь.) Полчаса прогулки взад и вперед по платформе в ожидании последней электрички пошли Олегу, на пользу. Теперь он был в состоянии обдумать события минувшего дня. Конечно, на первом плане была не приемка блока "Дубль-дуб". Олег пока никак не мог себе объяснить, что же произошло в конце испытаний. Почему вдруг обычный дождевой червяк выдал такую нелепую, неизвестно откуда взявшуюся информацию и именно голосом Прони. Этот вопрос несколько испортил приятные воспоминания о прогулке с Людочкой. "Ну, вспомним. Я пошел в препараторскую, наткнулся на рюкзак. В нем, помимо прочего, были черви, заготовленные Андреем для рыбалки… Стоп! Андрей… Где он копал червей? Кажется, он говорил, что…" В этот момент подошла электричка. Пассажиров в вагоне было очень мало. "Редкий случай" - отметил Олег, удобно устраиваясь на сидении. Ждать пришлось недолго, электричка вскоре двинулась. "…кажется, Андрей говорил, что червей они с Женькой, то есть с Евгением, накопали за сараем. Туда же Проня выливает лекарство, которое дает ему Рольберг. О Рольберге я уже кое-что знаю. Вычислители говорили, что его "ушли" на пенсию из академического института. Шеф тоже небольшую справочку дал. Но при чем здесь черви? Излюбленная присказка Прони: "Каждая формула эквивалентна…" - причем?". Вагон плавно покачивался, электричка шла не со всеми остановками. Олег посмотрел на часы: без четверти два. "Скоро буду в Мамоновке. Конечно, лучше бы остаться в Москве, да ключи как на зло не взял. И на рыбалку опять не поехали. Впрочем, какая уж тут рыбалка…" Голова пухла от множества несовместимых фактов. Чертовски хотелось спать. Чтобы не заснуть, Олег уставился в черное окно, пытаясь рассмотреть, что за ним мелькает. Мешал ярко горящий плафон освещения. Он отражал в стекле и магически приковывал взгляд Олега. Светился плафон… …Светился экран телевизора. Вот на нем появились белые мыши с красными глазами. Они скалились в улыбке, трясли лапками и вытягивали из своих черепов электроды. Потом они исчезли и появился Проня. Он со зловещей ухмылкой грозил кому-то кулаком. – Хрен ты возьмешь мою информацию. Нос не дорос… Проню сменил профессор Люндовский. – Съедят вас червячки, молодой человек, обязательно съедят. Им безразлично, дворник вы или ученый… Профессор хотел сказать что-то еще, но подошла Людочка в белом халате, залепила ему глаза и рот лейкопластырем и ловко посадила в клетку. – Не обращай на них внимания, Олег. Это все муть. Она ослепительно улыбнулась. Едва Олег успел подумать, как похожа Людочка на ренуаровскую "Купальщицу", как она превратилась в сурового хозяина дома 10. Александр Яковлевич Рольберг скреб свою волосатую грудь и скучно ругался: – Послушайте, начинающий алкоголик, я вас заставлю чистить мой нужник, если будете спаивать Прокофия. Он святой человек, он подопытный… Он протянул из экрана руки, схватил Олега за плечи и стал сильно трясти… – Проснись, парень! Вставай, приехали, а то в депо увезут. Сон слетел с Олега. Ничего не понимая, он вскочил, кинулся к выходу из вагона. – Где мы? - успел спросить он выходящего мужчину. – Как где? В Александровке. Олег вздохнул и поплелся в пропахший чем-то специфически железнодорожным станционный зал ожидания. Скукота зевотная в нашей Мамоновке. Но приходится деда уваживать. Даже не знаю, чего мне хочется. Развлекаюсь на свое усмотрение. Второй том Фейнмана дед у меня отобрал, сказал - не надо форсировать. Сегодня интересней - дурачу взрослых. Андреев дядя соблаговолил сыграть со мной. "Учись, мой мальчик, пока я жив". Как, однако, наивны эти взрослые! С умным видом проиграл мне партию, а потом сделал вид, что поддался. Вторую партию я ему подарил. Как же он напыжился! Будто у гроссмейстера выиграл. И тут же - назидательный тон: "Учись, мой мальчик, у тебя все впереди". Ну, я ему и показал. Правда, мне кажется, он что-то заподозрил. Завел разговор обо мне сначала, потом на деда перешел. Мол, слышал о нем, знаменитый ученый, внук, то бишь я, тоже в него пошел, такой маленький, а уж смышленый. Смехота, так и сказал - "смышленый". Я, конечно, смирненько сидел и головкой кивал ему. Дескать, правда ваша, дяденька, талантливый я в дедушку. Слушал, слушал я его, а потом и ляпнул - не хватает у вас, дядя Олег, стимуляции для выработки рибонуклеиновой кислоты в нейронах мозга. Поэтому и мыслите вы примитивно. Нет, челюсть у него не отвалилась, как пишут в книгах. Просто он сидел и мотал головой минуты три. Думаю, сбой у него произошел в переработке такой информации. И я, как ни в чем не бывало, сижу и в носу ковыряю. Пришел он в себя и начал мне всякие каверзные вопросы задавать. Откуда я все это знаю, помогает ли мне дедушка. – Нет, - говорю, - дядя Олег, я сказки русские народные люблю, оттуда и мудрость черпаю. Смотрю, совсем ошалел дядя. Тогда я еще добавил: – Читайте по этому вопросу работы Мак-Келлока. Покраснел дядя Олег, ненатурально засмеялся и говорит: – Шутник ты, Женя. А я ему: – Не Женя, а Евгений меня зовут, Ев-гений. А шутник не я, а мой дедушка. Он меня всяким шуткам учит, чтобы я взрослых разыгрывал. Хотите, я вам что-нибудь из математической физики расскажу? Хотя вы это тоже, наверное, знаете… Вот взяли бы меня на рыбалку с ночевкой, я бы рассказал что-нибудь интересное, чего вы наверняка не знаете. – Как же, обязательно возьму, - отвечает дядя Олег. - Только тебя дедушка не отпустит, наверное? Тут-то я и заскучал. Дед у меня конечно, мировой, да уж слишком надо мной трясется. "Евгений, об одном тебя прошу: гуляй в радиусе километра от дома, не далее"… Андрюха и в лес, и на базар за клубникой, а тут сиди как на цепи. Информация, конечно, штука забавная, да надоела она до ужаса. Эх, вот бы у костра посидеть да в палатке лежать ночью, и разговаривать обыкновенно, без словечек разных ученых! И чтоб картошку печь, и уху варить в таком черном-черном котелке, и идти по лесу с рюкзаком… – Дядя Олег, а вы не можете дедушку попросить, чтобы он пустил меня с вами? – Гм… Боюсь, что это бесполезно. Конечно, все взрослые всегда чуть что - в кусты. Выкручивайся сам, как сможешь. Вздохнул я тихонечко, улыбнулся так вежливенько: – До свидания, дядя Олег. Меня ждут великие дела. И пошел играть с Андреем в пинг-понг. Одно из двух: или я обалдел, или Рольберг - один, без всяких помощников! - на десяток лет опередил современную науку о процессах, происходящих в мозге. Кто сказал, что миновал век ученых-одиночек? Свидетельствую: передовой в этой области институт топчется где-то на дальних подступах к изучению механизма накопления и переработки информации, в то время как мой дачный сосед… Еще и в самых смелых предположениях никто не заходит так далеко, как Рольберг в деле. Доказательства? Они налицо - Проня, Евгений, червяк тот ученый… Хотя, разве есть у червяка мозг? Неважно, что нет, зато есть клетки! Значит, Рольберг умеет передавать информацию непосредственно в клетки и закреплять ее в них. Любой прохожий обязан снять перед вами шляпу, если найдется идиот, напяливший ее в такой душный вечер. Вы гений, Александр Яковлевич. Впрочем, вы это знаете. Именно вы - гений, а не ваш хамоватый Евгений. Ваши труды невообразимо изменят род человеческий и, как следствие, окружающую человека природу. И это вы тоже, безусловно, знаете. Долой школы, техникумы, институты! Проня, морщась, пьет из пробирки и становится под облучение. Сколько-то минут - и он готов сдавать экзамен по японскому языку. Завтра он приобретает дополнительно к профессии водопроводчика фундаментальные знания по физике твердого тела, а послезавтра станет авторитетом в области иконографии Наполеона. Вполне возможная картинка, если учесть, что сейчас ресурсы мозга у самых высокообразованных людей используются всего-навсего процентов на двадцать. Но позвольте, о гениальный ученый, почему вы творите таким кустарным способом? Испытывая огромные затруднения и великое множество досадных помех вроде упрямого Прони и меня, грешного, ненароком смазывающих чистоту эксперимента? Иль, может быть, ваш гордый дух ко гласу восхищенья глух? Фу ты, дьявольщина, я уже начал стихами выражаться! Спокойнее, менеэс Крамов, больше критики, анализа, меньше высокопарных слов. Итак, мы имеем на сегодняшний день научно-технический нонсенс, аномалию. Совершено некое эпохальное - не боюсь этого слова - открытие. Сделано это открытие, как ни странно, одиночкой. И этот человек, судя по всему, отнюдь не стремится афишировать свою работу. Так сказать, сделать ее достоянием научных кругов и широкой общественности. Почему? Возможно, исследование не доведено до конца и требует окончательной шлифовки. Не исключено, что Рольберг желает, так сказать, монопольно срывать плоды. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов третий вариант, совсем уж криминальный… Не знаю, как там обстоит дело с правовой точки зрения, но по всем законам морали глубокоуважаемый А.Я.Рольберг, к сожалению, поступает неправильно. Может, но не хочет семью хлебами с рыбой накормить голодающих. Мессия так не поступал! Каждому выделил он по бутерброду, и страждущие за то благословили неоскудевающую руку дающего. Вот как поступали настоящие люди даже в отсталые библейские времена, невзирая на последующую черную неблагодарность вроде распятия на неотлакированных досках. Серьезно, Александр Яковлевич, ведь сейчас потребность в легкоусвояемой информации ничуть не меньше, чем в хлебе насущном. Как бы глубока ни была обида на коллег, может быть, слишком нетактично предлагавших Рольбергу уйти на пенсию… Что ж, вы доказали свою правоту!.. Впрочем, я ничего толком об этом не знаю. Отчего не предположить, что глубоко обиженный профессор желает взять блистательный реванш? И стремится натянуть такой грандиозный нос кому-то из своих научных недоброжелателей, что это заслонило от него более важные соображения? Если продолжить библейскую аналогию, надо бы мне подобно Понтию Пилату умыть руки и предоставить истории развиваться своим естественным ходом. В самом деле, Олег Павлович, не имеете вы никакого римского права шпионить за заслуженным профессором, в свое удовольствие пользующегося заслуженным отдыхом. Вас привлекают запахи, доносящиеся с его кухни? Нюхайте на здоровье, но держите свой любопытный нос подальше от двери, а то ведь его могут ненароком и прищемить! Кстати, молодой человек, вы, вроде бы, имеете какое-то отношение к работам примерно в той же области науки? Ах, как некрасиво получается! Уж не собираетесь ли вы, пардон, спереть готовенькое и переложить его на блюдечко с золотой каемочкой в качестве своего скромного дара человечеству? Давай без трепа: уж слишком серьезная штука то, что сделал Рольберг. Он, как ребенок, тешится своей игрушкой. Но ведь и Проня и Евгений контактируют с десятками людей, их необычность бросается в глаза. Что если открытие попадет, так сказать, в недобрые руки? Страшно подумать… Что же делать? Как убедить Рольберга работать в институте? Трудно. Ведь он делает гения из своего внука. Кстати, наверное, неспроста у мальчика такое имя - Ев-гений… Изобретения должны принадлежать народу! Да, но ведь Рольберг официально не регистрировал его. Значит, и государственное право на него не распространяется. С кем посоветоваться? С шефом? Ну уж нет! Шеф, пока своими глазами не увидит, пока не "пощупает" Проню и Евгения, не поверит. Обратиться в МВД? Попросить, чтобы на всякий случай незаметно охраняли? Думай, Олег, думай, ты не имеешь никакого римского права не найти выход из этого положения! – Разрешите войти? – Да, да, прошу. – Владимир Николаевич, у меня без вашей подписи не принимают заказ, а он очень срочный. – Но вам же известно, Олег Павлович, что заказы подписывает начальник лаборатории, а не начальник отдела. – Да, конечно. Но мне надо вне очереди, а как раз это без вашей подписи не сделают. – К чему такая спешка? – Понимаете, этот препарат не нашего производства, мне его достали… в институте молекулярной биологии. И долго храниться он не может. – Ну, хорошо, но только в виде исключения. Крайне неприятно бывает начальнику лаборатории, когда даются указания через его голову, ведь так? Представьте себе, что вам… Я вижу, вы меня поняли. Давайте сюда бланк, подпишу. День начался с беготни. Оправдывалось бытующее мнение, что "младшего научного сотрудника ноги кормят". Вчера Андрей принес "лекарство", которым Рольберг потчует Проню, и сегодня была надежда точно определить, что это за "лекарство". Ведь, как утверждал Евгений, "лекарство" предназначено для "ненормальных", то есть заурядных людей, не гениев. Олег хорошо знал многие биохимические препараты для стимуляции центральной нервной системы. Было ли что существенно новое в "лекарстве" Рольберга? К концу дня аналитики обещали выдать результаты. – Олег, ты что сегодня такой грустный? Это Людочка. Такое уж у нее очаровательное свойство - отрывать Олега от дела в самый неподходящий момент. – Я не грустный, я - со-сре-до-точенный. Олег как раз собирался испробовать на вкус остатки "лекарства для ненормальных". Отчего-то было у него такое чувство, что этим он внесет существенный вклад в разгадку тайны Рольберга. – Нет, я вижу, ты чем-то расстроен. – Людочка, уверяю… – У тебя это буквально написано на лбу. Но раз ты предпочитаешь скрывать - лучше молчи. Привет! И она, неподражаемо дернув плечиком, скрылась за несгораемым шкафом. Олег, провожая ее взглядом, почувствовал вдруг настоятельную потребность подвергнуть свое нынешнее состояние психоанализу. "Она такая чуткая! Я со своей толстокожестью сам не отдаю себе отчета в собственном состоянии. Определенно, эти рольберговские штучки выбили меня из привычной колеи. Людочка права: у меня, наверное, начинает проявляться мания преследования и комплекс неполноценности. Преследования - потому что противозаконно слежу за домом профессора, неполноценность - от сознания интеллектуального превосходства сопливого мальчишки". Научная организация труда пока еще только пробивает себе дорогу в научно-исследовательские институты. Олег в этот день едва ли мог бы похвастать достижениями во внедрении НОТ на своем рабочем месте. Он неприкаянно слонялся между аналитичкой и закутком, где возилась с мышами Людочка. По дороге то ли туда, то ли обратно удачно парировал попытку электронщиков впрячь его в "саморазваливающуюся телегу", как окрестил шеф капризную лабораторную ЭВМ. Однако абсолютной свободы, как известно, не существует: профорг Володька-маленький подсунул-таки стенгазету. – Родимый, только заголовочки! Неужели тебя не вдохновляет эта бордовая гуашь?.. Олег покорился и даже нарисовал сверх плана почтовый ящик внизу последней колонки, дескать, ждем ваших писем. Потом решился и разом проглотил остатки "лекарства". Не сладко, не горько. Чуть кисловато, пожалуй, да еще - показалось немножко маслянисто. Олег заперся в фотолаборатории, сел в скрипнувшее всеми пружинами кожаное кресло, лет двадцать назад списанное из приличного кабинета, и сосредоточился на внутренних ощущениях. Ощущения были все те же. В голову лезло вперемежку все, что угодно. "Балда, надо было продумать методику испытаний, - спохватился Олег. Попробовать запоминание, что ли?" Как назло, под рукой не оказалось ни одной книги. Пришлось сбегать в библиотеку. "Предварять, предварить кого чЪмъ, упреждать, предупредить сдЪлать что прежде, ранЪе другаго, успЪть напередъ…" И далее - огромный абзац текста. Олег закрыл Даля и попытался вспомнить всю статью. Дальше первой строки да еще нескольких слов дело не пошло. "А чего ты хотел? Рольберг еще и облучением каким-то воздействует одновременно. Скорее всего, именно это облучение несет информацию, а "лекарство" - что-то вроде проявителя-закрепителя. Только так! Химизм клеток мозга - и не только мозга - тесно связан с игрой биотоков. Любое колебание биотоков обусловлено незначительным изменением химического состава клетки. Наверное, возможна и обратная связь. Конечно, возможна, ничем другим не объяснишь случаев телепатии! Стоп, стоп… Ну да, отчасти из-за взглядов на телепатию и "ушли" Рольберга. Все выстроилось в стройную систему, каждый факт получил строгое истолкование. Проня: непривычные знания, чуждые ему, его пугают. Потому всеми способами отлынивает от опытов. Евгений: блестящая удача Рольберга, правда, если учитывать лишь одну сторону, закрывая глаза на неправильное нравственное развитие ребенка. Наконец, черви, обретшие голос! Очень просто: Проня полил их "лекарством", а затем они попали в зону действия облучения. Нейроны их клеток уподобились высокочастотному каскаду радиоприемника, стали способны "принять" модулированную информацию. А наведенное поле прочно "записалось" в клетках, словно на ферромагнитной ленте. Вся разница в том, что клетки мозга способны "выдать" полученную таким способом информацию, ну а червь за отсутствием сознания проявит приобретенные "способности" разве что в такой ситуации, какая сложилась при испытаниях системы "Дубль-дуб". – Кремов, вас уже не интересуют результаты анализа? - официальным голосом сообщила Людочка из-за двери. – Спасибо, Людочка, бегу! Аналитики работнули! Ни в какие бланки отчетности результаты не втискивались, и потому Олегу вручили два листка, исписанных бисерным почерком завлаба. Вопреки обычаю структурная формула в начале анализа отсутствовала. Шло перечисление чуть ли не половины элементов Менделеевской таблицы и их соотношение с точностью до сотых процента. Потом - осторожные домыслы: "соединения типа высших жиров… образования, напоминающие аминокислоты… не представляется возможным достаточно уверенно классифицировать… микроструктурный анализ затруднен ввиду наложения сложного фона" и так далее. – Пал Егорыч, - взмолился Олег, - мне крайне важны именно структуры, а вы, как нарочно… Завлаб оторвал взор от пухлой папки отчетности: – Как вы считаете, бог есть? – Нет. – И даже если бы был, по этому образцу он вам не сказал бы больше, чем мы. Тащите еще, если вам нас не жалко. – Сколько надо? Еще бутылку? – Еще бочку, а лучше цистерну. – Шутите… – Это вы шутите! Явно биолого-медицинский препарат, кто-то изготовил отчего не спросить их, как да из чего? Нет, вам подайте обратным порядком, расшифруйте ему головоломку, да еще по возможности сегодня! – Пять-шесть докторских диссертаций можно защитить на таком анализе. Если, конечно, вещество того стоит. А? Олег сделал вид, что не слышал этого "А?" С древнейших времен замечено существование в подлунном мире закона подлости. К примеру, если падает бутерброд - шлепается на пол именно намазанной стороной. Неделями без перерыва может стоять упоительная летняя погода, но как только истосковавшийся в институтских стенах младший научный сотрудник урвет пару деньков отгула - непременно зарядит дождь. Собственно, дождя не было, но все небо затянуло плотной серой пеленой. Нина на веранде делилась с Музой Федоровной обидами на неустроенную жизнь жены геолога, по полгода шлендрающего медвежьими закоулками в нестираных носках. Доносился также приторный запах закипающего клубничного варенья, густо замешанный на керосине. Из этого Олег заключил, что запас баллончиков с газом иссяк. Не миновать ему дополнительного огорчения в виде часовой очереди у Казанского вокзала. Нет лучшей маскировки для тайного наблюдателя за объектом, чем утренняя физзарядка. Олег со свистом выбросил вперед правую руку, утяжеленную трехкилограммовой гантелью, и та увлекла его в заросли у заборчика. "Для моих коленок вреден юмористический образ мышления", - уговаривал себя Олег, пытаясь сдержать внутренний хохот. Картина, открывшаяся его глазам по ту сторону забора, и впрямь была своеобразной. От телевизионной антенны, укрепленной на коньке крыши дома N_10, лучами расходились по скату рояльные струны. Проня, привязанный веревкой к дымовой трубе, балансировал по самому краю крыши. Он заботливо расправлял шелестевшие и скрежетавшие на оцинкованном железе струны. – Проверь слева, Проня! Везде не более пятнадцати сантиметров! - кричал откуда-то из-за угла Рольберг. – Будьте уверены, Алексан Яклич, - возбужденно отзывался Проня. - Глаз - ватерпас. В лучшем виде заземлим, не впервой… Олег побежал по тропинке вдоль забора, усиленно имитируя дыхание загнанной лошади. На обратном пути удалось разглядеть спину Рольберга. Профессор сидел на низком складном стульчике и, по всей вероятности, прикручивал где-то у самой земли струну, свисавшую с крыши. – Алексан Яклич, я счас сам все приделаю, уже слажу, - прокричал Проня. - Натяг настоящий должен быть, воротком тут надо… Перехватываясь руками за веревку, Проня круто полез вверх по крыше. Потом снова пошел к краю, но теперь он держался за веревку лишь одной рукой. В другой руке у него были концы струн, отцепленные от антенны. Дойдя до конца ската, он крикнул: "Поберегись!" и выпустил концы струн. "Рационализаторская мысль в действии, - восхитился Олег. - Затащил разом все наверх, там закрепил, теперь осталось внизу. И не нужен помощник, который подавал бы снизу струны по мере того, как Проня закрепляет их наверху". Через некоторое время обращенная к Олегу стена дома N_10 стала похожа на гигантскую арфу. Видимо, Проня не чурался эстетических удовольствий и время от времени проверял натяжение струн. Тогда раздавался звук - то благородно-басовитый, то высокий, фальшиво дребезжащий. "Интересно, числится ли среди освоенных многогранным Прокофием Васильевичем профессия настройщика? Но, черт побери, с какой стати Рольберг сделал из собственного дома этакую Эолову арфу?" Загадки, преподносимые Рольбергом, множились на глазах, Олег безнадежно вздохнул. "Вернемся, так сказать, к нашим баранам. Тем более что специально для их стрижки взят двухдневный отгул". "Что бы ни делалось, все к лучшему", - эта аксиома, очень редко подтверждающаяся в практике, обрела для Олега практические контуры. Случилось невероятное. Одному "толстому" журналу понадобилась научно-популярная статья о последних достижениях биокибернетики. Просителя постепенно спихивали сверху вниз - от заместителя директора по научной работе, заведующего отделом и далее - до младшего научного сотрудника О.П.Крамова. Ниже инстанций уже не было. Оптимистическое мировоззрение Олега и в этом углядело рациональное зерно - журнал неплохо платил. Санкции сверху были получены: писать только о несуществующем и невозможном. Пришлось привлечь редко используемый фантастический элемент. Получилось что-то вроде бойкой "сайенс хистори". Дело в том, что помимо статьи "толстый" журнал нуждался в солидной сопроводиловке, т.е. в небольшой рецензии маститого ученого. В роли последнего Олег решил использовать А.Я.Рольберга. Конечно, в случае, если тот согласится на роль рецензента. Именно в этом и состояла вся сложность. Пером Олег владел довольно бойко, и через день статья была готова, отпечатана в трех экземплярах. Наступал самый трудный этап… Олег долго репетировал свою убедительную речь перед Александром Яковлевичем, вполне отдавая себе отчет, что ему предстоит штурмовать по крайней мере Измаил. "Веди меня, тень великого Суворова", - подмигнул он зеркалу на прощанье. "Взятие Измаила" началось на кухне дома N_10. Первый выстрел: – Александр Яковлевич, вы должны меня выслушать. – Да, да - рассеянно ответил противник. – Может быть, вам это покажется странным, но я очень нуждаюсь в вашей помощи. Недолет. – Простите, я вас не понимаю, уважаемый… – Олег Павлович. – Да, да… – Не стану скрывать, моя повседневная работа тесно соприкасается с той областью, в которой когда-то вы были, и я уверен, что и сейчас являетесь немалым авторитетом. Ядро просвистело над головой. – Вы заблуждаетесь, Олег… мм-м… Павлович. Моя теперешняя деятельность так же никого не интересует, как не интересовала и прошлая. – Взгляды переменились, Александр Яковлевич. И я вам это постараюсь доказать. Разведка боем. – Казалось бы, совершенно незначительный факт: одному журналу понадобилась популярная статья о проблеме информации, Проблема эта весьма обща. Однако я подошел к ней с точки зрения биологической, и именно в плане человека. Естественно, в статье много допущений, я бы даже сказал фантастических. Тем не менее требуется мнение известного ученого… Надо было переносить огневой вал в тылы противника! – Во-первых, в отличие от вас я фантастикой не интересуюсь. Во-вторых, опять же в отличие от вас, я на данном отрезке времени не ученый, и тем более не известный. Посему, считаю, что обращаетесь не по адресу. Вперед, минеры, "тихой сапой"! – Александр Яковлевич, может быть, я неверно поставил вопрос, но, умоляю вас… Это первая моя широкая публикация, и, так сказать, крайне важно знать мнение специалиста. Я прошу только посмотреть рукопись и в частном порядке высказать замечания. К тому же она вас может заинтересовать, поскольку здесь есть кое-какие результаты работы нашего института. Противник дрогнул. – Собственно, не знаю, что вам ответить… Не имея понятия даже об общей теперешней концепции… Кавалерия на рысях вышла из засады. – Новейшие данные свидетельствуют в пользу электрохимической теории процессов приема и переработки информации. Вернее, биотоки мозга отражение волновых явлений, происходящих внутри клеток. Как правило, в создании сходного с электромагнитным поля участвует вся кора, однако возникающие цепи маломощны и легко нарушаются. Закрепление в памяти достигается репетированием, вторичным замыканием такой же или очень похожей цепи. Это при обычном способе введения и усвоения информации. Но нельзя ли интенсифицировать процесс, применяя новые средства, в том числе медицинские и чисто технические? Авангард обороны смят. Вот-вот удастся захватить подъемные мосты! – …Проводимость цепей - лишь часть проблемы. Главное - перенос на молекулярный уровень. Как он происходит - пока неизвестно, но эта трудность преодолима. – Вот как? Со стен крепости раздался залп, и всадники полетели в ров. – Преодолимо! Свое величайшее чудо - человеческое сознание - природа укрыла так глубоко, окружило такой надежной "защитой от дураков", что произнести этак вскользь "преодолимо" по крайней мере легковесно. Брошены фашины, приставлены лестницы; драгуны пошли на приступ. – А как же лечение душевнобольных? Использование транквилизаторов и стимуляторов? Про эти средства уже не скажешь, что они найдены эмпирически. И следующий шаг в этом направлении, мне кажется, - соединение химико-биологических средств с ультракоротковолновой радиотехникой… Если бы на головы лилась горящая нефть и сыпались каменные глыбы штурм велся бы по-прежнему. Но тут было применено какое-то новое, психологическое, что ли, оружие. Представьте себе, что противник вдруг среди штурма подрывает моральный дух солдат. Они еще слушаются приказа, но уже не верят в победу. Еще миг - и они побегут вспять, бросая ружья и знамена… – Олег Павлович, и этот путь малоперспективен. Знаете, почему мы не телепаты? Потому что существует некая важная преграда, сродни биологической защите всего организма. Уж поверьте, мне-то это известно более чем кому-нибудь другому. Как организм отторгает чужую ткань, почку, сердце, так мозг не примет чужой сигнал - будь он биологического или искусственного происхождения. "А как же у Евгения? У Прони? У червей, наконец?" - хотелось без дипломатии крикнуть Олегу. Но Рольберг сказал это с такой искренней болью, что Олег вдруг поверил ему. – Аа-ааа! - пронзительный вопль располосовал тишину. – Аа-ааа! Не хочу! Надоело! Глаза Александра Яковлевича округлились. Ему было неприятно. Неприятно не от неожиданных воплей Евгения, а неприятно от того, что их слышит посторонний свидетель. Сам Александр Яковлевич, может быть, уже и привык к капризам своего внука, но что может подумать посторонний… Именно поэтому Александр Яковлевич начал проявлять некоторое беспокойство. Он торопливо собрал машинописные страницы статьи. – Я… посмотрю. Зайдите… завтра… Следующий вопль раздался в сопровождении грохота. Что-то упало и, похоже, разбилось… Рольберг бросился в комнату. В открытую дверь Олег увидел бушующего Евгения. Тот рвал свисающие провода, топал ногами, швырял на пол все, что попадалось ему под руку, и при этом верещал как молодой поросенок, которого затолкнули в мешок. – Надоело! Все твои дурацкие приборы надоели! Не хочу больше быть нормальным! – Прекрати, Евгений! - голос Рольберга сорвался на фальцет. - Возьми себя в руки! Он пытался поймать мечущегося по комнате Евгения, отчего беспорядок только увеличился. Олег подумал, что настало время вмешаться ему. Однако на пороге комнаты он остановился: его взгляд задержался на обстановке, совсем не соответствующей дачному дому. Мебели не было, если не считать кресла посреди комнаты. По стенам в самодельных стеллажах стояли блоки с трансформаторами и электронными лампами. Над креслом навис колпак, похожий на бестеневой осветитель из операционной, к креслу тянутся провода от блоков. А среди всей этой мешанины старик и мальчик устроили игру в салочки. Извергая из себя вопли всего звукового спектра, Евгений носился вокруг кресла, дергая попутно за мешающие ему провода. Провода вытягивали за собой блоки из стеллажа, блоки со смачным грохотом ударялись о деревянный пол. – Не трожь меня! Надоело! Учи своего Проню! А я буду обыкновенным ненормальным! Не хочу быть Евгением, хочу Женькой! – Евгений, прошу тебя, успокойся! Что ты делаешь… Рванув напоследок самый толстый кабель, взбунтовавшийся вундеркинд прошмыгнул мимо Олега и скрылся. Будь на месте Олега благовоспитанный человек, он непременно постарался бы по-английски исчезнуть. Олег не относил себя к разряду невежд, однако поступил наоборот. Переступив, наконец, порог комнаты, он как ни в чем не бывало принялся собирать обломки растерзанных блоков. Александр Яковлевич с отсутствующим взглядом полулежал в кресле, не обратив ни малейшего внимания на Олега. Появился Проня. Не удивившись представшему перед его глазами хаосу, он деловито принялся за уборку. – Евгеша-то наш, Алексан Яковлевич, к лесочку побежал… Не услышав в ответ ни слова, продолжал как бы про себя: – Это ничего, это хорошо. Погуляет, проветрит голову, виниться придет. Ну-ка, возьмем-ка вот эту машинку… Олег помог поднять лежащий на боку высоковольтный выпрямитель. – Целый. Не просто его покорежить. Вот осциллограф жалко. Трубку такую не достать, с производства сняли давно уже. В усилитель лампы новые надо, какие здесь пентоды стояли, малошумящие, с хорошей крутизной, и все вдребезги… Не наблюдая никакой ответной реакции со стороны Рольберга. Проня, все более воодушевляясь, продолжал свой монолог. – Набезобразил, конечно, мальчишка, так ведь понятно почему. Побегать, поиграть ему хочется, а тут надзор, принудительно, вроде фокусы над ним делают. А на кой черт ему эти премудрости? Рос бы себе как все пацаны, без этой самой гениальности. Взять меня, к примеру. Я терплю. А почему? Понимаю, что для науки надо. А у Женьки терпежа не хватило. Лопнул у него терпеж. Мне тоже все ни к чему, все равно, что телегу наперед лошади запрягать, пардон какой-то получается. И желания у меня свои имеются. Работы я не боюсь, это всякий подтвердит, а в соответствии и пропустить лишний раз не мешало бы. Мне не мешало бы, а науке вашей мешает. Вот и получается разное согласие. Так что Евгешу я хорошо понимаю и сочувствую всей душой. Всю тираду Проня произнес ни разу не оглянувшись на Рольберга. За это время Александр Яковлевич уже пришел в себя и удивленно поднял на Проню глаза. А тот все с такой же ровной интонацией рассуждал: – Раньше здесь рояль стояла. Хороший был инструмент, нет, выкинули. Места он много занимал и струны понадобились. А зачем струны? Затем, чтобы меня контролировать. Я не ребенок, меня силком дома не удержишь, вот и приходится по всем правилам науки за мной присматривать: не хватил бы лишку. – Прокофий, о чем ты говоришь? Ты же прекрасно знаешь, для чего мне нужен рефлектор! – Я-то знаю, - все так же спокойно отвечал Проня, - знаю больше, чем положено. И рефлектор для чего, знаю. – Нет, вы послушайте его! - вскипел Рольберг. - Может быть, ты вроде Евгения взбунтуешься, продолжишь этот разбой! Можешь влезть на крышу и уничтожить рефлектор… Рольберг зажал голову ладонями. – Впрочем, мне все уже безразлично… – Крушить, конечно, я ничего не буду, Алексан Яковлевич. Ваш труд да и свой тоже мне жалко. А что я хотел сказать, я сказал все. Проня взял ведро с мусором и, гордо подняв голову, вышел. – Присаживайтесь, Олег… мм-м… Павлович, в ногах правды нет. По всем канонам фантастических романов, полагается мне сейчас открыть симпатичному молодому герою свою тайну. Так что развесьте уши, пожалуйста. – Александр Яковлевич, я, право, так сказать… – Ничего. Думаете, я не замечал вашего пристального внимания к своему дому и его обитателям? Молчите, молчите, это совершенно естественно и не нуждается в оправданиях. Приготовились? Ну, слушайте же: этот дряхлый мечтатель, этот упрямый осел, этот неисправимый олух, сидящий перед вами, полжизни гонялся за призраками. А призраки - они тем и импонируют романтически настроенным людям, что представляют полную возможность полюбоваться ими издали. Они обретают вполне реальные черты, но едва протянешь к ним руки - призраки рассылаются. Их нет при свете дня, они являются лишь в причудливом освещении тенденциозного ума. – Не совсем вас понимаю. – Нет, это я не понимаю, как я мог пренебречь любым другим истолкованием, кроме того, который подтверждал мои гипотезы? Подозревать все, что угодно - от влияния алкоголя до радиопомех - и не заметить, что Прокофий просто дурачит меня! Слишком поздно! – Александр Яковлевич, успокойтесь. Я почти ничего не знаю о вашей работе, но результаты вы получили потрясающие. Догадываюсь, что вы изменяете химизм клеток мозга, а затем передаете информацию в виде электромагнитного пакета? Гораздо позже сумел Олег оценить мягкость ответа. Наверное, для Рольберга это прозвучало так же, как если бы поэта наивно спросили, не создает ли он поэмы при помощи рифмованных строк. – Так я и сам думал… И Олег услышал историю, в которой было больше формул, чем может стерпеть бумага. А если перевести ее на язык образов, то выглядела бы она примерно так: – …Полгода после менингита Евгений лежал в клинике, даже реакции у него были не все, - продолжал свой рассказ Рольберг. - Надеялись только на чудо. Я под личную ответственность уговорил хирурга сделать вторую трепанацию, с условием, что он обработает некоторые участки мозга моим раствором. Результат превзошел все ожидания: Евгений не только поправился, но и стал проявлять феноменальные способности. Я привез его сюда и каждый день поражался тому, как много он читает и главное - как быстро усваивает. Конечно, мой раствор был здесь ни при чем. Просто, наверное, Евгений гениальный ребенок. – Но ведь он усваивал информацию, переданную в сантиметровом радиодиапазоне? – Наверное, мне просто это казалось. Ведь опыты, в сущности делались кустарно. Если бы Евгений, кроме модулированной записи, не имел той же информации в другом виде - тогда, конечно, можно не сомневаться в чистоте эксперимента. Но ведь я и сам многое ему рассказывал, и он интересовался книгами… К тому же я не имею ни малейшего представления, каков срок действия моего раствора. Знаю лишь твердо, что на Прокофия он вообще не действует. Алкоголь и радиопомехи здесь ни при чем. – Но Проня ведь тоже кое-что усвоил! – В том-то и дело, что он меня обманывал. Знал, какой результат меня порадует, ну и зубрил по книгам. Евгений ему пособничал. – А на себе не испытывали? – Много раз… Но, во-первых, коли сам программу составляешь - что-то да запомнишь. А во-вторых, неудачи можно истолковать хотя бы тем, что у меня многие клетки мозга наверняка задействованы, не способны принять новую информацию - то ли из-за возраста, то ли из-за прочно закрепленного опыта. Лишь теперь у меня раскрылись на все на это глаза. – Но черви, черви! – Что - черви? – Ну да, вы же ничего не знаете! И Олег рассказал историю с червями. Рольберг даже рассердился поначалу: – Не может быть! Мозг - высокоорганизованная материя, здесь нейроны, сложные биотоки, возможность электросвязей. А червяк - это… это червяк! – Червяк - это факт, с червяком надо считаться. – Позвольте, позвольте… Значит, раствор действует на клетки, непосредственно с ним соприкасающиеся? – Это легко проверить на нашем "Дубль-дубе". Представляю, сколько информации накопил Пронин желудок! Олег расхохотался при мысли о том, какие грандиозные возможности представляют "Дубль-дуб" и рольберговский раствор для древнего искусства чревовещания. Однако Рольберг остался серьезен. – Все равно не видно пути, как транспортировать раствор в мозг. Да и действует ли он на мозговые клетки? – Александр Яковлевич, возьмите меня подопытным! Вскрывайте череп, капайте мне на мозги! Или укольчик сделайте под черепную коробку… – Эх, Олег Павлович, разве вопрос о том, чтобы сделать десяток или сотню людей малость поэрудированнее? Этого-то-я и боюсь пуще всего умственного неравенства. – Так или иначе, но оно существует. – Сейчас люди равны хотя бы в своих возможностях. Имею в виду, конечно, нашу страну. Трудолюбие, стремление к учебе, упорная тренировка памяти в конце концов уравнивают шансы. Но представьте, каково будет массе людей переносить превосходство патентованных эрудитов, доставшееся им так легко и так незаслуженно! Нет, надо идти другим путем… И зря Андрюха дулся, что тетя Людочка тоже поехала с нами на рыбалку. Через костер прыгать она первая придумала и пить чай на этот… как его?.. бутершафт - тоже. Подумаешь, нужна Андрюхе "чисто мужская компания" - мне она у деда во как надоела. А мировые у Олега друзья! Я теперь, после бутершафта со всеми на "ты" и без "дядей", просто - Володя и Серж. А тетей Людочкой я ее прозвал, и все ее теперь так зовут. Сказать деду, сколько мы протопали - за сердце схватится. А потом еще Олег в темноте плотик перевернул, на котором через Рузу переплывал. Эх, жалко меня с ним не было! Интересно получается, дома я в десять часов уже сплю, а здесь никто меня не укладывает, просто тетя Людочка нас с Андрюхой в один спальный мешок затолкала. Но спать все равно не хотелось долго. Лежим мы потихонечку, песни слушаем, рассказы разные. Володя здорово рассказывал, как он в Арктике был, на острове Франца-Иосифа. Тепло нам в мешке, хорошо, я и заснул. Не знаю, долго ли они еще разговаривали, только проснулся и слышу Олег про деда говорит. Примерно так: – …мне дико повезло, что встретил Александра Яковлевича. Натура у него не совсем понятная, по крайней мере я в нем еще не разобрался. Знаю только, что обижен старик, в ледышку превратился, не подойти. Но голова! Самое главное - установил я с ним дипломатические отношения после того разбоя, который Женька учинил. Теперь основная задача - как бы Рольберга привлечь к нашей работе. Я даже шефу намекнул насчет новой разработки, тот согласился. Ребята, это такое дело, какое нам и не снилось! Не одной диссертацией пахнет! Но не будем меркантильными. Если серьезно, перспективы громадные. Тетя Людочка! Готовься к новой серии экспериментов. Только не забудь, что тебе осенью хвост по физхимии сдавать… Спал я в эту ночь крепко-крепко, только мало. Володя в четыре часа всех поднял, и нас с Андреем тоже растолкал. Олег со спиннингом - ему, конечно, плотик нужен. Потом рассказывал: сорвалась у него кило на два щука. Комаров у реки - тьма! Мы с Андреем терпели-терпели, а потом тетя Людочка увидела, что нам удочки дернуть некогда, и намазала нас "Тайгой". Я сразу чуть здо-о-ровенную рыбину не поймал! Очень уж она неожиданно ка-ак дернет, а я к себе, ну и сорвалась… Потом больше и не клевало ничего, солнышко стало пригревать, и я уснул как-то незаметно. Андрей тоже, а проснулся - то удочка уплыла. Зато Володя двух окуней поймал и подлещика, Серж - пескаря. Тетя Людочка потом пескаря выбросила, а из Володиных рыб уху сварила, замечательную, только очень соленую. Но все хвалили, особенно Олег наверно, потому, что остальную рыбу он покупал у каких-то братьенеров в деревне. В общем, нам с Андреем рыбалка очень понравилась и мы решили, когда вырастем, стать свободными братьенерами. "25 апреля 197… года в 10 часов 30 минут в зале Ученого Совета состоится защита диссертации на соискание степени кандидата биофизических наук О.П.КРАМОВЫМ на тему: К ВОПРОСУ ОБ ЭЛЕКТРОХИМИЧЕСКОЙ И ЭЛЕКТРОМАГНИТНОЙ СТИМУЛЯЦИИ ПРОЦЕССОВ НАКОПЛЕНИЯ, ПЕРЕРАБОТКИ И ДОЛГОВРЕМЕННОГО ХРАНЕНИЯ ИНФОРМАЦИИ НА МОЛЕКУЛЯРНОМ УРОВНЕ Официальные оппоненты: доктор физико-математических наук Б.А.Коршунов доктор биологических наук В.П.Семенов Научный руководитель - профессор А.Я.Рольберг. |
||
|