"НФ: Альманах научной фантастики 30 (1985)" - читать интересную книгу автораАЛЕКСАНДР СИЛЕЦКИЙ И даже очень…Честное слово, странный был этот венерянин. Не помню уже, кто первый из нас заметил его, да это и не важно, поскольку в конечном счете все мы его увидали и сразу догадались - вот ведь, как все повернулось тогда в наших мозгах! - что проделал он свой дальний путь от Венеры к Земле только ради нас, прилетел именно к нам и ни к кому другому на свете. Корабль опустился на зеленую клумбу посреди двора, и произошло это так быстро и бесшумно, что, когда мы, наконец, опомнились, из ракеты выходил уже тот самый венерянин, Он остановился шагах в десяти от нас и посмотрел счастливо вокруг, и улыбнулся - небу, всему миру, но главным образом, конечно, нам. – Добрый день! - сказал он. - Как живем, ребята? - и сам же весело ответил: - Прекрасно! Ведь нельзя плохо, а? – Нельзя, - важно подтвердил Артем, а мне вдруг захотелось дернуть его за руку: «Помолчал бы уж, карапуз несчастный!…», но я не сделал ничего такого, постеснявшись незнакомого человека. – Я с Венеры прилетел, - сообщил венерянин. - У нас там тоже весело и тоже весна стоит. – У нас весна скоро кончится и лето наступит, - с сияющей рожей похвастал Артем, и тут уж я не выдержал и ткнул его в спину кулаком - легонько, конечно, а то ведь такой рев поднимет, хоть уши зажимай. – Чем вы тут занимаетесь? - спросил венерянин. – Гуляем, - ответил я. А Гошка добавил: – Играем. – Во что же, интересно? – А во что придется, - сказала Маринка. - И в салочки, и в прятки, и через веревочку прыгаем. – Только ты и прыгаешь, - буркнул Артем, злясь на меня, - он был младше на три года и страшно поэтому переживал и все грозился стать когда-нибудь старше меня, и уж тогда, на правах старшего брата… - чего только ни изобретал мозг этого человечка, которому впервые в школу-то идти лишь этой осенью!… - Мы в марсиан играем! - гордо солгал он: ведь ни в каких марсиан никто из нас отродясь не играл. Но мне понравилось это вранье, и всем, наверное, тоже, потому что Валька со странной фамилией Дуло, эдакая тощая длинная девчонка, конопатая, с куцей, как намокшая веревка, косой, которую она украшала синим бантом не на конце, как все порядочные люди, а посередине, - так вот, эта Валька, привычно шмыгнув носом, заявила вдруг: – Я была марсианкой, а они, - она ткнула пальцем в нашу с Артемом сторону, - устанавливали со мной контакт. В другой раз я бы задохнулся от такой чудовищной лжи, но теперь промолчал и только согласно кивнул головой, и все тоже дружно закивали - не каждый день можно так красиво врать самому венерянину, вот ведь какое дело, – В марсиан играете? - изумился тот. - Это здорово. А я как раз туда лечу. Какие же они, эти марсиане? – Живые, - не моргнув глазом, выдал Моня, мой одноклассник, - И даже очень. – Это ясно, что живые, - усмехнулся венерянин. - Я другое спрашиваю: какие они из себя? – Ну, как бы это сказать, - начал Моня, - все на нас похожие и уж веселые - будь здоров! - Он окинул критическим взглядом Валентину Дуло и насмешливо добавил: - А она первобытной марсианкой была. – Ну-ну, - сказал венерянин. - Спасибо за информацию. Мне она очень пригодится. – А вы что, и вправду летите на Марс? - полюбопытствовал Гошка. – Я же сказал! На Земле у меня только пересадочная станция. – У-у, - пропела Маринка разочарованно, - а мы думали, вы специально к нам прилетели. – Ясно, к вам! - улыбнулся венерянин. - Я ведь мог отправиться сразу на Марс, но вот решил навестить вас, поболтать немножко - знаете, скучно все время одному в ракете… – А вы еще прилетите? - жалобно спросил Артем. – Обязательно, Уж тогда и в салочки поиграем, и в прятки… – И в марсиан? - ввернул я. – Можно и в них. Но это после, когда я вернусь, когда все дела будут сделаны… Он помолчал немного, а потом вдруг сказал: – Но я не хочу, чтоб вы забывали обо мне - мало ли, что там случится в дороге! Может, я подарю вам на память игрушки? – Игрушки? - недоверчиво переспросили мы хором. – Да. То есть нет. Я хочу сказать вот что: дайте мне сюда ваши игрушки, какие у кого есть с собой, и я вдохну в них венерянскую жизнь. Вы будете глядеть на них и вспоминать нашу встречу, и, как знать, может, кто-нибудь из вас, когда вырастет, прилетит на нашу планету и поднимет над головой эту игрушку - я знак приветствия, и тогда все поймут, что прилетел друг. Увы, у нас с Артемом во дворе была лишь одна игрушка на двоих - плюшевый медведь, который изображал пассажира на борту океанского лайнера, потому что никто из ребят пассажиром становиться не хотел - все желали быть только капитанами. И мы отдали венерянину нашего мишку, и он вдохнул в него волшебную жизнь Венеры. – Артем, Борис! Обедать, живо! - на балконе третьего этажа вдруг показалась наша мама. И тотчас, словно ожидая этой команды, запрыгали солнечные зайчики от распахиваемых окон и дверей, и, как дружная канонада, понеслось со всех сторон: – Обедать, обедать, обедать! Марш по домам! – Вот видите, - сказал венерянин, - вас зовут. Значит, и мне пора. До свидания! – Всего хорошего, - сказал я первым, и все подхватили хором: - Всего хорошего! Он вошел в ракету и захлопнул за собой люк. Мы, помню, тогда ни капельки не удивились, когда громадная ракета совершенно бесшумно взлетела над двором, хотя, нет, легкое недоумение, конечно, появилось: ведь не такие уж несмышленыши мы были, отлично понимали, что любая ракета - это гром и пламя, но нам приятен был именно такой - бесшумный и плавный - старт, и мы поверили в его реальность, заставили себя в тот момент забыть о земных ракетных стартах, трескучих и жарких, и все стояли и смотрели ракете вслед до тех пор, пока она не пронзила небо, и небо сомкнулось за ней, чистое синее небо, и тогда мы перевели взгляд на клумбу - ни один цветочек не был на ней примят! Нам стало грустно, как никогда, и каждый лишь еще крепче прижал к себе свою игрушку, и Артем стиснул нашего мишку что есть силы, а я глядел на него снисходительно, как и полагается старшему брату, и, честно говоря, был взволнован не меньше его. – Артем, Борис! Марш обедать! Сколько раз повторять?! – Пошли, - тихо сказал Артем, и все ребята начали разбредаться по подъездам. Артем шагал молча, бережно неся плюшевого мишку, - он так и притащил бы его домой и сказал бы гордо: «Вот, медведь с Венеры», и прихвастнул бы что-нибудь еще, но тут гадкая зависть вдруг поднялась в моей душе. – Ну-ка, - потребовал я, останавливая его, - давай сюда мишку. – Вот еще, - удивился Артем, - с чего это вдруг? – А что, только ты с ним будешь играть? Он такой же мой, как и твой. – И ничего ты не получишь, - разозлился Артем. - Раньше думать надо было. – Это мы еще посмотрим, кто о чем думал. Гони медведя, или по шее заработаешь! – Подумаешь, - фыркнул Артем, - испугал!… Я на тебя - тьфу! - и пошел дальше. Все во мне прямо вспыхнуло от обиды - ну мог ли я, хоть и был старшим братом, сдержаться, скажите? Словом, произошла отчаянная потасовка, – Я убью тебя! - страшным голосом крикнул я и рванул игрушку на себя. Но Артем вцепился в нее, как клешами. – Отдай по-хорошему! – Фиг тебе, фиг тебе! - прыгало передо мной потное красное лицо Артема. - Два фига! Ох и драка же была тогда!… Никогда, наверное, мы так не дрались с ним - ни до, ни после. С балкона раздался сердитый голос отца: – Оболтусы несчастные! Вас же звали обедать! Мы мигом вскочили и замерли, с трудом переводя дыхание. – Где медведь? - спросил я наконец. – П-почем я знаю? - чуть заикаясь от напряжения, проговорил Артем. И тут мы увидели нашу игрушку - она валялась метрах в двух от нас на тротуаре, разодранная в клочья, выпотрошенная, грязная, - противно было даже прикоснуться к такой. – Это ты, - еле слышно сказал Артем. - Ты виноват. – Почему я? - пожал я плечами, стараясь не смотреть ему в глаза. - Сам виноват не меньше. – Ты первый начал, - еще тише сказал Артем, и я увидел, что лицо его готово сложиться в трагическую мину, вслед за которой раздастся ужасающий рев, и, конечно, упреки родителей, и, конечно, обоюдная вражда до конца вечера - этого еще не хватало! И тогда я решился на самый крайний, убийственный шаг. – Послушай-ка, - сказал я как можно спокойнее, - а ведь не было никакого венерянина. Глаза у Артема широко раскрылись, губы вытянулись в дудочку, будто хотел он свистнуть, хотя свистеть никогда и не умел… – Врешь, - произнес он трагическим шепотом. - Я сам видел. – Ха, - сказал я, презрительно сплюнув на тротуар, - что ты видел? – Все: и ракету, и венерянина, и как он мишку в руки брал. И ребята тоже видели. – Ха, - повторил я снова, еще громче. - Ничего этого не было. Мы играли, понимаешь? Это была только игра! А ты в нее, дурачок, и поверил. – Ну и что? - насупился Артем. - Что из этого? Ты сам тоже поверил. А теперь смеешься. Ты свинья последняя, Борис. Так нечестно, нечестно!… – Не валяй дурака, - разозлился я, - А обманывать себя и думать, что все это правда, по-твоему, честно? – Отдай медведя! - вдруг заорал Артем так, что стал пунцовым до кончиков ушей. – Бери, - пожал я плечами, - Пожалуйста. Вон - валяется. Артем встал на четвереньки и начал подбирать клочья от медведя, и собрал все до последнего лоскутка, а я стоял над ним, и мне, право же, было смешно - что вы хотите, я был старше на целых три года и кое-что смыслил в жизни… Артем сгреб в охапку остатки игрушки и поднялся с тротуара. – Я больше никогда не буду с вами играть, - тихо сказал он. - Никогда. – Привет тебе с кисточкой, - скривился я. - Уж больно ты нам нужен. Он ничего не ответил, только громко засопел, потом повернулся и засеменил к подъезду. Я шагал метрах в двух позади, и мне ни капельки не было его жалко. – Да брось ты эти лохмотья, - сказал я, когда мы подошли к дверям квартиры. - Грязь всякую в дом тащить… Артем обернулся и как-то разочарованно посмотрел на меня. – Гад ты, - произнес он, наконец, совсем тихо. - Вот и все. – От гада и слышу, - огрызнулся я и вдавил в стену черную кнопку звонка. – Ну, что у вас там стряслось? - спросила мама, открывая дверь. - Боже, до чего вы грязные!… Где вас только носило? - И вдруг, помрачнев, добавила: - Опять дрались? Мы ничего не ответили - только чересчур усердно принялись вытирать ноги о половик. – Ладно, - вздохнула мама, - дело ваше. Идите, сейчас же умойтесь. И живо за стол. Но Артем первым делом прошмыгнул в комнату и долго возился там, а когда появился в ванной, медведя с ним уже не было - наверное, спрятал где-нибудь, в укромном уголке… Артем несколько раз плеснул себе в лицо - так, только кончики пальцев чуть-чуть замочил… – Вымой руки, - приказал я. - Нечего с грязными руками за стол садиться. Он промолчал, но даже не шелохнулся. – Вымой руки, - повторил я, повышая голос. – Катись-ка ты, знаешь, куда? - вдруг прошипел Артем. Он даже побелел от злости. В другой раз за такой ответ я дал бы ему хорошего щелчка, но тогда только заметил небрежно: – Пентюх ты, Артем. Был таким и останешься. И мы чинно пошли на кухню обедать. Папа сидел за столом и, дожидаясь нас, просматривал газету. – Ну, теперь все в сборе, - весело сказал он. - Званый обед за круглым столом короля Артура начинается, - и подмигнул нам обоим. - Прекрасная королева, то бишь мама, прошу налить нам в царские тарелки наши царские супы. Когда мы покончили с супом и уже было принялись за второе, папа повернулся невзначай к окну и вдруг странным голосом произнес: – Глядите-ка, что это такое? Я мигом вскочил. Там, во дворе, посреди цветистой клумбы, точно удивительное дерево, в пять минут вымахавшее до невиданных размеров, стоял чужой космический корабль - я это понял сразу - и блестел на солнце своими синими отполированными боками, как наша ваза из чешского стекла. – Что это такое? - повторил папа и изумленно посмотрел на нас с Артемом, словно мы могли ответить ему, хотя, нет, кое-что мы, безусловно, знали, но ведь тогда мы только играли, выдумывая все от начала до конца, а теперь - теперь-то не одни мы видели этот Корабль, но и папа и мама тоже видели, и весь дом, наверное, уже всполошился - что мы могли ответить на этот вопрос? – Ракета, - только и сказал я. - Настоящая. С Венеры. – Ты так думаешь? - спросил отец. – Артем, - позвал я. - Артем! Тот сидел, даже не шелохнувшись, на своем стуле и молчал, и глядел как-то странно, недоверчиво, что ли, чуть ли не с испугом, а губы его снова вытянулись в дудочку, будто он хотел свистнуть, да так и не засвистел… – Ну да, - сказал он, наконец. - Видали мы… И вдруг рука его разжалась, и на ладони я заметил плюшевый лоскуток - он сжимал его в течение всего обеда, и вот теперь… – Артем! - крикнул я. И тут что-то словно лопнуло, оборвалось в напрягшейся, как кусок сильно растянутой резины, атмосфере. – Врете вы! - с отчаянием закричал Артем. - Врете! - и, вскочив, с ревом бросился вон из кухни. – Что это с ним? - изумился папа. А мама уже помчалась вслед за Артемом - успокаивать, утешать… – Это ты? - спросил папа. – Что - я? – Ты наговорил ему чего-нибудь такого? – Ничего я ему не говорил. Дурак он - вот и все. – Ох, Борис, - сказал папа, - чувствую, будешь ты у меня сегодня стоять в каземате инквизиции, носом в угол. – А я ничего не сделал. Ничего-ничего! – Это ты сам разберешься, когда простоишь целый вечер. И пытать тебя будет твоя совесть. – Я не сдамся, - буркнул я. – Тогда твоя совесть с досады умрет, и я, и мама, и Артем - все мы станем тебя презирать. – Подумаешь, Артем… - начал было я, но осекся, снова глянув в окно. Там, во дворе, ничего не было, Ракета, которую совсем недавно могли видеть все, исчезла, испарилась, вдруг растаяла, как лед на солнцепеке. – Где она? - ахнул я. – Так-так, - сказал папа, - Вот постоишь в углу и постараешься ответить на этот вопрос. А пока доешь второе - совсем уже застыло. Я вернулся к столу и, нехотя ковыряя вилкой антрекот, все думал, пытался понять, откуда же взялась эта ракета и, главное, была ли она все-таки на самом деле? А может, снова кто-нибудь из наших играл (хотя, откуда было отцу, к примеру, знать о наших дворовых забавах?), а остальные, поддавшись азарту игры, лишь поддакивали и умиленно ахали? Под вечер, когда я все еще отбывал наказание в предназначенном для этого углу, ко мне подошел Артем, держа руку за спиной, и сказал вполне миролюбиво - этого карапуза, надо полагать, весьма разжалобили, наконец, мои мучения в проклятой одиночке: – Устал стоять? Я хотел было послать его куда подальше, но только кивнул, соглашаясь. – На-ка, - вдруг произнес Артем и протянул мне что-то мягкое и теплое. - Возьми. – Что это? – Мишка, Твоя доля. Здесь ровно половина. И, знаешь, я уже не сержусь на тебя. «Ну, еще бы!», - подумал я, однако лоскуты взял, и, удивительное депо, мне неожиданно стало очень приятно от мысли, что и у меня теперь есть своя доля чуда… Так и закончился тот странный день. С тех пор прошло много-много времени, многое забылось и потускнело. Но одно воспоминание, точнее, даже не воспоминание, а некое радостное ощущение остается постоянно в моей душе - удивительное чувство ожидания, надежда: вот-вот что-то произойдет, случится непременно, нужно лишь дождаться, как уже дождался как-то раз… Мне кажется, в один прекрасный день я снова, как тогда, подойду к окну и вдруг увижу возле своего дома, над дворовой клумбой, Неведомый Космический Корабль. И ни одна травинка не пригнется под ним - он будет парить над самою землею, и тогда я выбегу ему навстречу и, как сигнальными флагами, взмахну плюшевыми лоскутками, и там, на Корабле, увидят меня и поймут мои сигналы, догадаются, что перед ними - друг. Да, друг. И даже очень… |
||
|