"НФ: Альманах научной фантастики 6 (1967)" - читать интересную книгу автора18Телефонный звонок прервал наш разговор. Сняв трубку и назвав свое имя, я услышал необычайно любезный, даже чуточку вкрадчивый голос: – Ради бога, извините. Поистине глобальные обстоятельства вынудили меня прервать этим телефонным звонком ваши глубокие размышления, а может, и исследования в области семиотики и истории знакомых систем. Да, обстоятельства воистину глобальные. – Кто говорит со мной? - прервал я могучий поток слов, – Черноморцев-Островитянин. – Чему обязан? - спросил я. – Обстоятельствам глобального масштаба. Только весьма серьезные причины могли вынудить меня прорваться сквозь ваши размышления, бесцеремонно нарушить ваш покой. – В чем же, собственно, дело? – Мне необходимо с вами повидаться. – Ну, что ж. Заходите вечерком. Я буду дома. Я не сказал Серегину, кто мне звонил. Но он, по-видимому, догадался. – У Сережи в последнее время неважное настроение, - сказал он. – Это почему? – Конфликт с научным фантастом. С Черноморцевым-Островитянином. А он, Сережа, к такого рода размолвкам не привык. Не то что у них там, на их планете нет никаких конфликтов. Сколько угодно. Но там все не так. И размолвки там другие. Это не Черноморцев-Островитянин вам сейчас звонил? – Как вы догадались? – Скорее интуитивно. Я как раз в эту минуту о нем думал, Я немножко побаиваюсь его. – А что он может вам сделать? – Не мне. Сереже. Намекает ему, что больше не может скрывать от общественности и науки такой глобальный факт. Глобальный… Это любимое его слово. – А какая ему выгода? Ведь этот… Диккенс… Ну, не Диккенс, Сережа ему помогает. Не то консультирует, не то даже соавторствует… – Отказался. Категорически отказался. И у Черноморцева-Островитянина сразу же начался творческий застой, неудачи… – Почему же отказался? – Я его убедил. – Не следовало этого делать… Вмешиваться в чужие дела. И вот теперь расхлебывайте. Тут дело посерьезнее, чем с лейтенантом Авдеичевым. – Теперь уже поздно об этом говорить. Дело сделано, – А нельзя ли как-нибудь выправить положение? Уговорить Сережу, убедить его, что не время входить в конфликт те фантастом, что нужно повременить. – Да разве он согласится! У него совсем другой внутренний мир, совсем другая логика. Он не признает никаких компромиссов не только со своей совестью, но даже с желаниями. Он поступает так, как подсказывает ему его логика. – Но раньше-то он помогал Островитянину, консультировал его? – Раньше. Но не теперь. Теперь он не хочет. – Скажите, вы имеете на него какое-нибудь влияние? – Мы с ним друзья. Настоящие большие друзья. И, кроме того, нас связывает вместе нечто особое и, если употребить любимое словечко этого красноречивого фантаста, нечто глобальное. При Сереже я так не сказал бы. Сережа терпеть не может громких слов. Его девиз-скромность. – Скромность? Ну, что ж, это не так уж плохо. Скромного, тихого человека всегда легче убедить или переубедить. Убедите его, что Черноморцева-Островитянина нельзя бросать в беде. Черноморцев делает полезное дело, прививает юношеству любовь к знаниям, к полету фантазии и мечты. – Бросьте. Ваш Черноморцев-Островитянин заурядный беллетрист. Для него самое важное - тиражи. Из-за тиражей он и занимается фантастикой. – Поверьте, это несправедливо. Он любит свое дело. Любит. И нельзя его винить, что он нуждается в консультации, нельзя оставлять его без консультанта. – Пусть консультируется у кого-нибудь из ученых. – Это не то. Его преимущество и состоит в том, что он консультировался у Сережи. А Сережа на самом деле не Сережа, а тот… Я вполне понимаю страдания Черноморцева. Даже Уэллс и тот не имел возможности посоветоваться с кем-нибудь вроде Сережи. – Ну, и что? Уэллс все равно писал лучше, чем этот Черно-морцев-Островитянин, Но будет о нем. Неинтересно, Мне надо идти. Меня Сережа ждет. Мы с ним условились. И Серегин исчез, даже не простившись. |
||
|