"НФ: Альманах научной фантастики 6 (1967)" - читать интересную книгу автораИгорь Росоховатский. Каким ты вернешься?Нет, ее поразили не слова - слов девочка не могла точно вспомнить: кажется, спросил, почему она плачет. Но голос… Он звучал совсем не так, как другие… И такой ласковый, что она заплакала сильнее. Словно сквозь мокрое стекло заметила его озабоченную улыбку. Девочке показалось, что она ее уже видела очень давно. Вот только вспомнить не могла… – Тебя кто-то обидел? Девочка отрицательно покачала головой. Он поспешно добавил: – Я не собираюсь вмешиваться в твои дела. Просто мне скучно гулять одному. А тут вижу: ты идешь да еще плачешь… Девочка недоверчиво улыбнулась. Мокрое стекло перед ее глазами начало проясняться. Она вспомнила, как учитель сказал: «Вита Лещук, ты виновата и должна извиниться перед Колей». Она тогда упрямо закусила губу и молчала. «Ну что ж, ты не поедешь на экскурсию. Побудешь дома, подумаешь». Не могла ведь она рассказать, как было на самом деле. Вита Лещук не доносчица. Пусть уж лучше ее наказывают… – Послушай, девочка, я-то знаю, что виновата не ты, а Коля. «Знает? Но откуда?» – Послезавтра я лечу на день в Прагу. Хочешь со мной? Девочка вздрогнула, остановилась. Тоненькая и легкая, с пушистыми волосами, она сейчас до того была похожа на одуванчик, что хотелось прикрыть ее от ветра. «Послезавтра наш класс летит в Прагу, а меня не бе-рут…» Вита подняла голову и внимательно посмотрела на незнакомца. Он был высокий, с несуразно широкими плечами, нависающими как две каменные глыбы. Может быть, поэтому он немного горбился. На треугольном лице с мощ-ным выпуклым лбом все угловатое, резкое. Даже брови напоминают коньки «ножи». А глаза добрые и тревожные. – Проводить тебя немного? - И быстро добавил: - А то мне одному скучно. Вита молчала, и он снова заговорил: – Я расскажу тебе свою историю - может быть, ты захочешь мне помочь… Против этого девочка устоять не могла: – Хорошо, рассказывайте. Медленно пошла дальше, покровительственно поглядывая на него. И он шел рядом, пытаясь приспособиться к ее шагам. – Видишь ли, в Праге у меня очень много дел. Все их за день одному ни за что не переделать. А если ты согласишься полететь со мной и хотя бы выполнишь мое поручение на фабрике детской игрушки, я справлюсь с остальным. Ну как, согласна? – Надо еще спросить разрешения у мамы и бабушки,- сказала Вита. И незнакомец почему-то обрадовался; – Конечно. И поскорей, – Мой дом уже близко. Она настолько прониклась доверием к спутнику, что перед эскалатором подала ему руку. Здесь было очень оживленно. Незнакомец так стиснул ее руку, что девочка вскрикнула. – Извини, Вита. «Откуда он знает мое имя? Почему ничего не говорит о себе? Как его зовут?» – Пора и мне представиться,- тотчас произнес он.- Меня зовут Валерий Павлович. По профессии я - биофизик. Сейчас в отпуске. Но он кончается. Некоторое время они ехали молча, И каждый раз, переходя с эскалатора на эскалатор, Валерий Павлович брал Виту за руку. Его пальцы были сухими и горячими, как будто он болен и у него высокая температура. Когда подошли к Витиному дому и дверь автоматически открылась, Валерий Павлович на миг задержался у порога, словно не решаясь входить… 2 Их встретила мать Виты - маленькая круглолицая женщина с такими же, как у дочери, пушистыми рыжими волосами. Она изумленно уставилась на незнакомца: – О, у нас гости! Женщина присмотрелась к Валерию Павловичу, и ей начало казаться, что она его не раз видела. Но когда? Где? – Ксана Вадимовна,- представилась женщина. – Валерий Павлович,- и сразу же отвел глаза. «Где я его видела?» - пыталась вспомнить женщина. Сначала ей показалось, что это кто-то из сослуживцев му- жа. Но тогда бы она его помнила, как помнит всех, кто имел отношение к Антону, к ее Анту. За эти несколько минут она изрядно потормошила память, но ничего не добилась. А когда успокоилась, память сама легко, как вода, соломинку, вытолкнула наверх воспоминание. Фойе театра. Выставка картин молодых художников. Она тянет мужа за руку: «Ант, да пошли же! Третий сигнал!» А он смотрит на картину, написанную звучащими красками. На ней из тьмы выплывает лицо с заостренными чертами, яростно устремленное вперед. Ант сказал ей тогда: «Вот каким мне бы хотелось быть». Жена искоса взглянула на его полное доброе лицо с чуть оттопыренной губой и улыбнулась про себя: «Мальчишка!» А теперь она видит перед собой тот же портрет, но оживший, «Может быть, художник писал его именно с этого человека? Невероятно…» – Мама, а меня Валерий Павлович приглашает с собой в Прагу! - не замедлила сообщить девочка.- Он летит туда в тот же день, что и наш класс. – Вот вы там и увидитесь,- сказала Ксана Вадимовна, не вдумываясь в слова дочери. Она смотрела на гостя и думала: «Как будто сошел с того портрета. Это лицо… Его мне уже не забыть. Только теперь я, кажется, понимаю, что нашел в нем Ант. Но оно слишком подвижно: так быстро меняет выражения, что их невозможно уловить…» – Мама! - нетерпеливо напомнила о себе девочка.- На экскурсию меня не берут, если не извинюсь перед Колей. – Что случилось? – Я ударила его. – И не хочешь извиниться? – Ни за что! Он сказал, что герои - дураки, а трусы - умные. И что их называют по-другому потому, что это выгодно другим. – Надо было объяснить,- попыталась успокоить дочь Ксана Вадимовна. – Кому? Кольке? - Девочка сказала это так выразительно, что мать невольно улыбнулась, а потом ей пришлось хмурить брови, чтобы показать, что она осуждает дочь. – Несчастный человек ваш Коля. Жизнь у него будет неинтересная, если он не изменится,- проговорила, входя, пожилая, но еще крепкая женщина с цыганскими глазами. Ее короткие черные волосы были так причесаны, что казались растрепанными.- Я - Витина бабушка,- сказала она гостю и опять обратилась к Вите: - Наверное, над ним следовало просто посмеяться. Она многозначительно кивнула гостю, показывая, что за всем этим скрывается еще кое-что невысказанное. Но Ксана Вадимовна нетактично спросила: – Это ты из-за отца? Девочка напряглась, как струна. – Мама права. В таких случаях лучше не примешивать личного,- поспешил Валерий Павлович то ли объяснить что-то девочке, то ли выручить Ксану Вадимовну. Вита подчеркнуто отвернулась от гостя. «Этого она еще не поймет,- с сожалением подумал он.- До этого еще слишком много синяков впереди». – Вот видишь, доченька…- попыталась начать повое наступление Ксана Вадимовна, но Вита решительно тряхнула головой: – Я не извинюсь перед ним. Ни за что! – И не надо,- неожиданно поддержала ее бабушка.- То, что мы тебе сказали,- это на будущее. Ксана Вадимовна пожала плечами и вышла из ком-паты. Вита украдкой посмотрела на гостя: как он реагирует? Все-таки ей очень хотелось поехать в Прагу. Гость сидел в кресле сгорбившись, опустив голову. Но Вита видела, что его глаза улыбаются. – Прошу всех к столу! - послышался голос Ксаны Вадимовны. Они прошли в столовую, где на пультах перед каждым креслом горели лампочки синтезаторов. – Я уже ввела программу. Оцените мое новое меню,- сказала Ксана Вадимовна гостю. – Спасибо, но я не хочу есть,- отчего-то смутился он. – Ну немножко, немножко, только попробуйте. Прежде чем Валерий Павлович успел опомниться, перед ним оказалась тарелка с салатом. Люк синтезатора был еще открыт, значит, сейчас появится еще одно блюдо. Но тут длинный палец гостя нажал на стоп-кнопку. Индикатор погас. Ксана Вадимовна удивленно повернулась к Валерию Павловичу. А он как-то уж очень беспомощно развел руками и проговорил: – Но я совсем не хочу есть. Бабушка, не отрывая от него своих быстрых антрацитовых глаз, нахмурила брови. По ее лицу было видно, что она о чем-то напряженно думает. Валерий Павлович скользнул по ней взглядом. «Надо ей помочь. Пожалуй, это неплохой выход для всех нас». И он подсказал ей мысленно; «Да, ты не ошибаешься. Именно поэтому я кажусь вам странным, именно поэтому мне не нужно есть». – Извините,- обратилась бабушка к гостю и повернулась к Ксане.- Можно тебя на минутку? Поможешь мне… (Последняя фраза была сказана специально для гостя.) Женщины вышли в другую комнату, и здесь бабушка. с упреком произнесла: – Не приставай к нему. Разве ты еще не поняла? – Что я должна понять? – Ты не заметила в нем ничего необычного? – Какой-то он странный… – «Странный»…- протянула бабушка.- Это нам он кажется странным. А мы ему? Ксана Вадимовна непонимающе пожала плечами. Ее жест означал; всегда ты что-нибудь придумаешь… Бабушка посмотрела на нее долгим раздумчивым взглядом, покачала головой: «И как вы только уживались с Антоном такие разные?» В ее памяти тотчас появился сын. Стоило тихонько позвать - и он всегда приходил, и она могла с ним беседовать. Но сейчас она не звала, а он все равно пришел. Удивительно. Возможно, никто другой не нашел бы здесь ничего удивительного, но мать знала: что-то случилось. А что могло случиться, когда Антон погиб три года назад? Значит, что-то еще должно случиться… Она с тревогой подумала о Вите. Можно ли ее отпускать вдвоем с этим?.. В ее голосе сквозило раздражение, когда она сказала невестке: – Неужели ты не догадалась, что это синтегомо, сигом. Так, кажется, их назвали. Ты ведь видела таких существ недавно по телевизору. Говорили: «Первый шаг в будущее человечества, великий эксперимент» и еще разное… Ксана Вадимовна вспомнила, выругала себя: как же сразу не признала? Этот мощный лоб, глыбы плеч, в которых, наверное, спрятаны какие-то дополнительные органы. Человек, синтезированный в лаборатории. Сверхчеловек по своим возможностям. И все-таки и тогда и теперь она воспринимала сигома скорее как машину, чем как человека. Читала, что эти предрассудки сродни расовым, глупое человеческое высокомерие, умом понимала, а сердцем не могла принять. Возмущалась, когда услышала, что уже многие из первых сигомов станут врачами. Думала: «Какой же это человек согласится, чтобы его исследовал сигом? А если тот решит, что слабое создание недостойно жизни? Бедняги сигомы - им не так-то просто будет заполучить первых пациентов…» И вдруг сигом у нее в гостях! Ну конечно же, ему не нужна еда - он ведь заряжается через солнечные батареи и еще какие-то устройства, энергию копит и хранит в органах-аккумуляторах. Но что ему здесь понадобилось? Ей стало не по себе, когда вспомнила: он хочет, чтобы Вита ехала с ним в Прагу. Может быть, он замышляет ее исследовать, как подопытное животное? – Никуда Вита с ним не поедет! - решительно сказала Ксана Вадимовна свекрови. – Но какие у нас основания не доверять ему? И девочку обидим,- ответила свекровь. И в то же время она думала: «Может быть, так лучше. Ведь не зря у меня появилось предчувствие…» – Ты всегда любишь возражать, мама,- с упреком проговорила Ксана Вадимовна. Свекровь ничего не ответила. «Так, конечно, вам спокойнее. Но как об этом сказать Вите?» Они вернулись в столовую, делая вид, что ничего не произошло. Гость бросил на них быстрый взгляд. «Неужели он что-то заметил?» - подумала старшая из женщин и вспомнила: у сигома ведь есть телепатоусилите-ли. Он воспринимает и свободно читает психическое состояние мозга. Сигомы могут переговариваться между собой на огромных расстояниях с помощью телепатии. Значит, Валерий Павлович знает и то, о чем они говорили и о чем думают. Но почему же в таком случае он не внушил им мыслей, нужных для свершения его замыслов? Ее уверенность в правильности решения поколебалась. Свекровь испугалась: а если это сомнение внушает он? Посмотрела на гостя, ожидая встретить тяжелый, недобрый взгляд. И была готова броситься в бой со всей страстностью и ожесточением. Но Валерий Павлович смотрел не на нее, а на Виту. Острые черты его лица, похожего в профиль на выщербленную пилу, смягчились и сгладились. И хоть около улыбающихся глаз не собирались морщинки, сейчас его лицо уже не казалось таким странным. Он смотрел на девочку-одуванчик и улыбался ей. И девочка отвечала ему тем же. 3 - Ты уже большая, должна сама понимать,- начала Ксана Вадимовна почти сразу же после ухода гостя. И Вита все поняла. Она умоляюще взглянула на бабушку. Но та повернула голову к окну, делая вид, что внимательно что-то рассматривает. – Мама! - с упреком воскликнула Вита.- Почему ты не разрешаешь? Чем он тебе не понравился? Ксана Вадимовна несколько растерялась: – Он не человек, девочка. Он - сигом. Помнишь, их показывали по телевизору? – Ну и что же? - спросила девочка с таким видом, будто знала об этом раньше и не придавала значения. – Неизвестно, с какой целью он тебя приглашает,- попыталась объяснить свой запрет Ксана Вадимовна, но Вита даже руками возмущенно всплеснула: – Мама, помнишь? Я рассказывала, что некоторые наши девочки говорят, будто сигомы опасны. Ты тогда объясняла, что они повторяют слова глупых и отсталых людей. А теперь говоришь другое… «Она покраснела, кажется, от стыда за меня»,- поду-мала Ксана Вадимовна и взглядом попросила свекровь о поддержке. А та не замедлила прийти на помощь: – И все-таки он не человек,. Вита. И мы не можем проникнуть в его замыслы. – Он хороший,- убежденно сказала девочка.- И чего вы на него напускаетесь? Если бы жив был папа… Ее губы уже кривились и подбородок дрожал. А глаза смотрели с вызовом. И невольно Ксана Вадимовна снова вспомнила о портрете, который так понравился покойному мужу. А теперь существо, будто сошедшее с портрета, пришлось по душе дочери. Случайно ли это? 4 - Мы полетим на гравилете? - спросила Вита и поспешила добавить: - А то я уже летала на всех атмосфероаппаратах, кроме гравилета. – А тебя на руках носили? - спросил Валерий Павлович. Ее ресницы настороженно приподнялись, как крылья птицы, готовой взлететь при малейшем шорохе. – Когда был жив папа… Но еще раньше, чем услышал ответ, сигом понял, что ошибся, причинил боль. – Я понесу тебя до Праги,- сказал он. – Ладно,- согласилась Вита. Сначала она подумала, что это игра, а потом вспомнила, что рассказывал учитель о сигомах. Она никогда не думала, что у кого-нибудь еще, кроме отца, может быть такая ласковая и сильная рука. Валерий Павлович бережно поднял девочку, как поднимают одуванчик. Откуда-то из плеч сигома забили две струи, окутывая и его и Виту прозрачной упругой оболочкой. Девочка увидела, как отдаляется зеленая земля, как навстречу, похожие на журавлиные ключи, несутся цепочки перистых облаков. Она представила, как обычно сигом летает здесь один, врезаясь в облака, и они накрывают его вот такой же холодной белой мглой. Ей стало жалко сигома: «Такой могучий и такой одинокий». И она сказала: – Большое, большое вам спасибо. Без вас я бы никогда не смогла так летать. Она почувствовала приятную теплоту на голове, как будто кто-то опустил руку и ворошит ее волосы. – Посмотри вниз, Вита! Под ними проплывали цепи холмов. Их покрывал туман, и только меловые вершины, как маски, выглядывали из него. – Будто в сказке,- сказала девочка, и по ее голосу угадывалось, что она всегда готова к встрече с чудесами. – А в космос вы тоже могли бы вот так полететь? - спросила она. – Могу,- ответил сигом. – А что вы еще можете необычного? Он улыбнулся и задумался. «Почему взрослым так трудно иногда отвечать на наши вопросы? Наверное, потому, что они думают, будто все знают»,- подумала Вита и, чтобы помочь Валерию Павловичу, спросила: – А на дно моря тоже можете пронырнуть? – Да. Он думал одновременно о девочке, о ее маме и бабушке, о себе, о том, что ему предстоит: Я несу ее на своих руках, но она мне нужна больше, чем я ей Даже мои создатели не подозревали, как она мне будет нужна. Труднее всего пришлось бы им А сейчас? Как они волнуются, подозревая меня в преступных замыслах! А ведь им еще предстоит узнать правду.. Смогут ли они понять? Разгона не нужно. Скорость возникает сразу, как вспышка света. Только так можно перескочить барьер. «Люди всегда движутся через барьеры. И то, что они живут,- уже преодоление барьера. И особенно то, что они сумели создать нас. Пожалуй, это самый большой барьер, который они одолели. А у нас впереди свои барьеры. Но нам легче, чем им, хоть мы и пытаемся помочь, подставить плечо под их ношу. Они нам дали то, чего сами были лишены: всемогущество и бессмертие, а мы им - только надежду. И сейчас эта девочка отдает мне свою ласку и восторг, а что я дам взамен? И нужно ли это ей?» Вопросы, на которые он не находил ответа… Ответ должна была дать девочка, раз ее мать и бабушка не смогли сделать этого. – А вы можете пронырнуть сквозь время? Нам говорил учитель… Знаете, я бы тоже могла, если бы только у меня были такие органы. И я бы сначала пронырнула в прошлое, года на четыре назад… Он понял: она открывает ему самый сокровенный свой секрет. Она говорит неопределенно «года на четыре», но думает точно: «На четыре года». Тогда был жив ее отец. Сигом почувствовал, что его волнение все растет и мешает думать. Он мог расшифровать свое состояние, разобрать все нюансы, слившиеся в один поток, мощный, недоступный обычному человеку, у которого в сотни раз меньше линий связи и чувства беднее в сотни раз. Такой порыв сломил бы его, как буря сухое дерево. Но сигом не расшифровывал потока. Он включил стимулятор воли, и ему показалось, что он слышит затихающий грозный клекот в своем мозгу… – Угадайте, что это такое. Рука девочки показывала вниз, на зеленую щетину леса. Он хотел сказать «лес», но вовремя уловил загадочный блеск ее глаз и произнес полушепотом: – Зеленый зверь-страшилка. Она с восторженным удивлением посмотрела на него, как бы говоря: вы такой догадливый, словно и не взрослый вовсе. С вами интересно разговаривать. И спросила: – А он злой? – Нет, он только притворяется. В самом деле он очень добрый. – Верно,- подтвердила она и впервые посмотрела на него не покровительственно и не восхищенно, а так, как смотрят на равного, на друга. – Гляди, вон и Прага на горизонте. Там, куда он показывал, лежала алмазная подкова. Это сверкали новые районы лабораторий. Когда подлетели поближе, стало видно, что подкова состоит из двух частей - наземной и воздушной. Многие здания-лаборатории пари-ли в небе, поднятые на триста - пятьсот метров. Здесь были все геометрические фигуры: здания-ромбы и шары, кубы и треугольники. Они встретили нескольких людей. перелетавших от лаборатории к лаборатории. Кто-то помахал им рукой и долго смотрел вслед. А внизу уже распростерлась старая Прага-музей с иглой старомястской ратуши и резными шпилями собора в Градчанах. Сигом с Витой приземлились на площади как раз перед ратушей. – Сейчас будут бить старинные часы, и ты увидишь апостолов,- сказал сигом. – А что такое апостолы? – Игрушечные человечки. Они покажутся вон в том окне. Апостолов по требованию Виты смотрели два раза. А потом прошли по Карлову мосту через сонную Влтаву. У каждой статуи девочка останавливалась и наконец заключила: – Когда-то больше любили кукол. – Да,- серьезно проговорил сигом.- Тогда взрослые тоже играли в кукол. Они остановились перед знаменитой фабрикой игрушек, и сигом сказал: – Ты пока посмотришь фабрику, а я ненадолго отлучусь и вернусь за тобой. 5 Сигом вернулся раньше, чем предполагал, хотя орган-часы в его мозгу показывал, что он нерационально тратит время. Сигом не пытался оправдаться перед собой, зная, что не может поступать иначе. Он думал о Вите, вспоминал, как она спрашивала: «А можете?» На фабрике ей предложат выбрать себе игрушку. И сигом догадывался, какую она выберет. Робот-швейцар проводил его к Главному конструктору игрушек - веселому стройному человеку, одетому в спортивный костюм. Он сидел на маленьком стульчике для посетителей, а около его глубокого старинного кресла стояла Вита. Сигом видел ее сейчас в профиль: разгоревшаяся щека, облако пушистых волос, любопытный глаз. – А вот и за мной пришли,- сказала она Главному конструктору, увидев сигома. Одну руку подала ему, а второй прижимала к груди пластмассовую коробку. – Угадайте, какой подарок я выбрала,- предложила Валерию Павловичу и заговорщицки подмигнула Главному конструктору. – Трудно,- сказал сигом и попытался нахмурить лоб, но это у него не получалось - кожа из пластбелка не собиралась морщинами.- Может быть, ты мне поможешь?- И, не ожидая ответа Виты, спросил: - Из старых или из новых? – Из новых.- Ее глаза говорили: «Ты хитрый». – Машина или существо? – Существо. «Я не ошибся»,- думал Валерий Павлович, вспоминая куклу-сигома, новинку пражской фабрики. Кукла умела сама ходить, выговаривала несколько слов, пела. В ее лоб был вделан маленький прожектор, прикрытый заслонкой. «Глядя на куклу, она будет вспоминать меня». Он спросил: – Это существо похоже на меня? – Немножко,- лукаво сказала девочка. – Может быть, это кукла-сигом? - сказал он медленно, будто раздумывая. – Вот и не догадались! Вита раскрыла коробку. Там лежали две чешские куклы - папа Шпейбл и Гурвинек. – Но ты же сказала, что игрушка - из новых моделей. – Я правду сказала: папа Шпейбл играет, а Гурвинек танцует. Раньше таких не было. Сигом и Вита попрощались с Главным конструктором. Они вышли из его кабинета, прошли через выставочный зал. Уже у самого выхода сигом задержался, спросил у Виты: – А ты не хочешь еще и ту куклу, которую я называл? Девочка отрицательно покачала головой. – Ты не будешь вспоминать обо мне? – А при чем же та кукла? – Она похожа на меня. – Нет,- сказала девочка.-Кукла-это кукла. А вы- это вы. Она вприпрыжку побежала к двери. – Не так быстро, Винтик, упадешь! Девочка замерла, прижалась к двери. Не решалась обернуться, взглянуть на сигома. Он сказал «Винтик». Но так называл ее только один человек - папа. Что же это такое? Сигом подошел к ней, опустил руку на плечо, притянул к себе. Так в обнимку они вышли - гигант с массивными плечами и девочка-одуванчик. Вопросы бились в голове Виты, как птицы, но она ни о чем не спрашивала. Они прошли по старинной набережной над Влтавой, и Вита старалась не наступать на большую тень сигома. Листья шуршали под ногами, как пожелтевшая бумага, как обрывки чьих-то писем, которые не дошли по адресу. Вот и Вацлавская площадь. Сигом что-то объяснял девочке, рассказывал о короле Вацлаве, но она не слушала, занятая своими мыслями. Внезапно подняла голову, глядя ему в глаза, спросила: – Когда у вас кончится отпуск? – Через два дня.- Он понял, к чему она клонит, и сказал, стараясь, чтобы голос звучал как можно тверже: - Я и потом буду прилетать к тебе. – Честное мужское слово, да? Она испытующе смотрела на него - серьезная маленькая женщина, которая не прощает лжи. И она доверила ему то, о чем не говорила никогда никому: – Мой папа всегда выполнял то, что говорил. Но однажды… Когда он уходил на Опыт, то обещал вернуться…- Она отвернулась.- Я не хочу, чтобы вы подумали, будто я плакса. Но у других есть папы… Он боялся посмотреть в ее глаза, знал, какие они сейчас. А девочка изо всех сил прижалась к нему и бормотала: – Он обещал вернуться. Сигом почувствовал, что больше никакими переключениями стимулятора воли не удастся сдержать ком, подступивший к горлу. Словно что-то сломалось в нем, какая-то незаменимая деталь - и третья и четвертая сигнальные системы, и даже система Высшего контроля были бессильны перед этим. Он опять на мгновение стал тем, кем был когда-то давно, до смерти,- обычным слабым человеком. Из его губ вырвалось: – Я сдержал слово, Винтик. – Папа… – Я тебе потом объясню… – Папа!!! Сильный порыв ветра взъерошил волосы девочки, вздул пузырем ее платьице. Пушистые волосы щекотали губы сигома. Он хотел что-то объяснить девочке, но подумал: «Она не поймет. Да я и сам не мог бы определить, сколько во мне от Анта и сколько нового. Сказал ли я ей правду?» 6 - Ант,- шепнула женщина. Он повернул к ней лицо, и она увидела, что в его глазах нет и следа сна. – Ты не спал всю ночь? – Мне не нужен сон. Я ведь не устаю. «Что в нем осталось от того, которого я любила?» - думала женщина. Сказала совсем другое: – Ты мне кажешься высшим существом, каким-то древним богом. Сигом улыбнулся, и она убедилась, что Вита не ошиблась: это была улыбка прежнего Анта. – Если тебе приятно, то все в порядке, «И слова прежнего Анта…» Он добавил: – Я ведь и мечтал стать таким. «Что же в нем осталось от того, которого я любила?» Погладила его горячее плечо - плечо того Анта никогда не было таким горячим,- сказала: – Мне кажется, будто это ты и не ты… И наконец решилась: – Что же в тебе осталось от прежнего? – Ты ведь только что сама ответила на этот вопрос. Он знал, что ей тяжело: в его возвращении она видит что-то кощунственное. И она и мать мучаются, пытаясь ответить на вопросы, которые не нужно задавать. И только Вита сразу радостно приняла все таким, как есть: для нее главное, что он вернулся. Сигом сделал то, что неоднократно запрещал себе,- включил телепатоусилитель и тут же его выключил. Затем проговорил, отвечая на невысказанный вопрос Ксаны: – Я мог бы вернуться и прежним - точно таким, каким был до смерти. Ведь опыт предстоял очень опасный, и мой организм записали на фиоленты. Им проще было бы восстановить его по матрице. – Тогда почему же… – Когда я очнулся, показалось: сплю. Потом услышал знакомый голос. Профессор Ив Кун позвал меня по имени. Я хотел повернуть голову, но не мог, хотел взглянуть на Ива - тоже не мог. Ив спросил: «Ант, ты меня слышишь, отвечай!» Я ответил, что слышу, но не вижу. И он сказал: «Сейчас объясню. Ты погиб. И Олег тоже. Вспомни». Я снова увидел, как Ол передвинул рычаг - и сверкнула молния… «Вспомнил?» - «Да»,- ответил я. Ив рассказал, что они начали восстанавливать нас. Первый этап. Оказалось, что я пока - только модель мозга Анта, созданная в вычислительной машине. Ив говорит: «У тебя есть органы речи и слуха, но еще нет зрения. И, перед тем как приступать ко второму этапу, хочу спросить…» Я уже знал, о чем он спросит. Ведь еще когда был создан первый сигом, я высказался достаточно определенно. И потом мы не раз говорили об этом, и он знал, каким бы я хотел быть. Он просто уточнял, все ли остается неизменным… Ксана приподнялась, опершись на локоть, внимательно наблюдала за его лицом, которое теперь уже не казалось ей чужим. «Чему я удивляюсь? Он всегда был таким,- думала она.- Мы всегда плохо понимали друг друга. То, что мне и другим казалось кощунственным, для него было обычным и ясным. Пойму ли я его когда-нибудь?» Она спросила, хотя и знала заранее, что опять не поймет его: – Но почему ты хотел быть таким, а не прежним? «Я не могу ей сказать всего,- подумал он.- Это бы оскорбило и опечалило ее и любого такого же человека, как она». – Мне нужно было поставить Опыт, а в прежнем облике я не мог этого сделать. Не хватало ни объема памяти, ни быстроты мышления, реакций, ни органов защиты и контроля. У меня было только две сигнальные системы, а теперь их у меня пять. И еще система Высшего контроля. Сигом вспомнил, как когда-то давно - тогда он был человеком - на спутнике погибал его друг, прижатый обломком радиотелескопа, а он не мог прийти на помощь, не мог поднять руки. У него шла носом кровь, в голове как будто скрежетали жернова, размалывая память. Он проклинал свою слабость и это дьявольское вихревое вращение, возникшее по неизвестной причине. Сквозь скрежет жерновов пробивался вопль: «Помоги!» Потом затих… Сигом провел рукой по волосам Ксаны, по ее щеке, по шее. Пальцы наткнулись на морщины. Он вспомнил, как она всегда панически боялась старости. Боль проникла в его сознание, он взял руку Ксаны и осторожно сжал. – О чем ты думаешь? - спросила она. – О тебе. Он думал: И она спрашивает, почему я решил стать другим. Вся беда в том, что ей нельзя объяснить - надо, чтобы она почувствовала. А это почти невозможно. Конечно, я мог бы включить усилители и внушить ей. Но я ведь запретил себе в отношениях с людьми использовать преимущества перед ними. И правильно сделал. С ними я должен быть человеком - ни больше и ни меньше. В этом все дело… Мать, наверное, уже встала. Поймет ли она? Когда-то я рассказывал ей, что лимиты человеческого организма исчерпываются раньше, чем мы предполагали; что если человек хочет двигаться вперед, ему придется создать для себя новый организм - с другим временем жизни и возможностями Она соглашалась со мной. Но тогда я был прежним Антом. За три минуты до начала Опыта придется переключить систему Высшего контроля только на энергетическую оболочку. Важно еще все время контролировать температуру в участке «Дельта-7»… – Поедем сегодня к морю? - спросила женщина, с замиранием сердца ожидая, что он ответит. Прежний Ант очень любил море. – Замечательно придумала,- ответил сигом.- Я понесу тебя. Помнишь, на Капри ты просила, чтобы я понес тебя в воду, а то ты боишься замочить ноги? Впервые за эти два дня, с тех пор как она узнала правду, ей стало по-настоящему легко, будто все страшное уже позади. И она пошутила: – Ты понесешь всех троих, всех твоих женщин? До самого синего моря? – Конечно,- сказал он,- Я домчу вас по воздуху быстрее гравилета. – А знаешь, сколько мы весим втроем? - продолжала Ксана, думая, что он тоже шутит. – Во всяком случае меньше тысячи тонн… – А ты можешь переносить тысячу тонн? – Да. И больше,- ответил сигом, и она поняла, что он не шутит. Он опять стал для нее чужим, Ксана замолчала, невольно отодвинулась. Прозвучал мелодичный звонок, «Вита»,- подумал сигом и радостно улыбнулся. – Войдите, если не Бармалей! - воскликнул он, закрыв лицо руками и растопырив пальцы. – Папка! Папка! Ты опять за старые шутки! Но мне ведь уже не три года,- запрыгала Вита и погрозила ему, Сигом услышал голос матери: – Доброе утро, дети! Она вошла своей быстрой молодой походкой, и Ксана пытливо смотрела на нее: «Неужели она ни разу не задумалась над тем, что же в этом существе осталось от ее сына? Неужели ей легче, чем мне?» – Мама,- сказал сигом,- мы с Ксаной договорились: сегодня все вчетвером летим к морю. – Ура! - закричала Вита и обеими руками обняла шею сигома. Ее глаза блестели от восторга.- И ты понесешь нас, как тогда меня? Идет? – А ты будешь послушной? - спросил сигом. – Не буду! – За правдивость наперед снимаю половину вины,- торжественно проговорил сигом и почувствовал руку Кса-ны на своем плече. – Хватит баловаться, Ант. Как маленький… 7 Прошло два дня… – Мне пора. «Что еще сказать им? - думал сигом, не глядя на мать.- Только бы она не заплакала…» По небу тащились гривастые тучи. – Ты скоро вернешься? - спросила Вита. – Да.- Добавил: - Честное мужское слово. Никто не улыбнулся. «Что сказать матери? Ей тяжелей всего…» Ничего не мог придумать. Тучи тащились по небу бесконечным старинным обозом… – До свидания, сын. Желаю тебе успеха во всех делах, Ее голос был спокойным, и слово «сын» звучало естественно. Он понял, что мать приняла его таким, как есть, и не терзалась вопросом: что осталось в нем от того, кого она родила? Мать не смогла бы постигнуть его превращения логикой, не помогла бы ей эрудиция. Что же ей помогло? «Пожалуй, это можно назвать материнской мудростью,- подумал он.- Оказывается, я не знал своей матери». – До свидания,- сказал сигом, обнимая всех троих и уже представляя, как сейчас круто взмоет вверх, пробьет тучи и полетит сквозь синеву. – Будь осторожным, Ант,-робко попросила Ксана.- Ты отчаянный. Ты опять… Не договорила. И это невысказанное слово повисло между ними, как падающий камень, которыи вот-вот боль-но ударит кого-то… Ксана боится за меня, как и тогда. Она даже забыла, что я стал неуязвимым. Значит, я для нее - прежний Ант… Смерть… Когда-то мы так свыклись с этим несчастьем, что оно казалось неотделимым от людей. Но и тогда мы боролись против нее. Мы сумели обессмертить голоса на пластинках и магнитных лентах, облик - в скульптуре, портретах. Мы создали бессмертную память человечества в книгах и кинофильмах… Так мы научились понимать, что же в нас главное и что нужно уберечь от смерти… Ант улыбнулся, будто поймал слово-камень и отбросил его прочь. Он сказал: – Если я опять погибну, то опять вернусь… |
||
|