"Тогайский дракон" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт)ГЛАВА 11 МНОГОЦВЕТНЫЙ ПОЯСАстамир смотрел на красный пояс, свисающий с крюка, прибитого к двери его маленькой скромной комнаты. Красивый пояс — множество оттенков красного, близкого к цвету крови; символ жизни его древнего тайного ордена мистиков Джеста Ту. Астамир был одним из четырех среди полутора сотен братьев и сестер ордена, удостоившихся пояса Жизни, и все же, снимая его с крюка и повязывая вокруг талии, чтобы приталить коричневую тунику, не испытывал какой бы то ни было гордости. Если бы он испытывал это чувство, то был бы недостоин красного пояса. Нет, Астамир носил пояс с чувством скромного оптимизма, распространяющегося не только на него самого, но и на всех людей в мире. Он был Джеста Ту, ведущим жизнь вдали от мирских страстей, в неспешных размышлениях и в надежде, что обретя в конце концов истинное понимание жизни, смерти и своего предназначения, достигнет абсолютной просвещенности. Джеста Ту был маленьким орденом. Их единственный монастырь, Обитель Облаков, находился высоко в горах, там, где заканчиваются тогайские степи и пустыни Бехрена; да еще немногие собратья странствовали по большому миру. Очень немногие, поскольку бехренские ятолы были нетерпимы к Джеста Ту, а тогайру мало что знали о них. Большинство Джеста Ту вели происхождение от бехренцев, а корни остальных, и среди них Астамира, уходили в тогайские степи. Однако все они оказались в Обители Облаков в очень юном возрасте и почти не сохранили воспоминаний о прошлой жизни. Кое-какие представления о большом мире они получали из ученых трудов и рассказов собратьев, но по большей части вели замкнутую жизнь в горном доме, построенном на вершине утеса, куда вела лестница длиной в пять тысяч ступеней. Сквозь обращенное на юг маленькое окно до Астамира донесся сначала треск, потом оглушительный грохот, но это лишь позабавило, а ничуть не напугало сорокалетнего мистика. Молодые Джеста Ту практиковались в работе с магическими камнями, готовясь к празднику осеннего равноденствия, который должен состояться сегодня вечером. Тогда молнии и огненные шары осветят вечно затянутое туманом ущелье под мостом Ветров. Астамир улыбнулся; предстоящий праздник радовал его, и к тому же он знал, что его вклад в действо доставит удовольствие его младшим собратьям. В Обители Облаков мало кто умел работать с магическими драгоценными камнями так хорошо, как Астамир, хотя и он, без сомнения, уступал в этом монахам церкви Абеля из северного королевства Хонсе-Бир. Дело в том, что в глазах Джеста Ту эти камни вовсе не были священными; во всяком случае, не более, чем трава, ветер и другие творения и проявления природы. Мировоззрение мистиков основывалось на чувстве внутреннего мира и удовлетворенности, на гармоничном слиянии разума, тела и природы. Джеста Ту высоко ценили магические драгоценные камни. И тем не менее не считали их священными и уж тем более Божьим даром. Снова послышались треск и грохот. Оторвавшись от размышлений, Астамир подошел к окну, выглянул в него и увидел группу молодых людей, собравшихся на мосту Ветров. Из ущелья под ними поднимались облака тумана. На большинстве мистиков были белые пояса Воздуха, символизирующие не столько определенные достижения в области знаний, сколько желание открыть им свой разум. Некоторые имели желтые — следующие по рангу, уступающие коричневым поясам Земли. Астамир увидел лишь один голубой пояс Воды — очень высокий ранг — на женщине лет тридцати, из рук которой вырвалась молния, сопровождаемая грохочущим звуком. За первой молнией последовала вторая, скрывшаяся в тумане. Люди на мосту разразились радостными криками и захлопали в ладоши. Мистик разделял их радость, но внезапно она погасла, вытесненная отчетливым пониманием того, что сегодня ночью он не будет участвовать в празднике. Астамир отошел от окна, пораженный этой мыслью. «Он не будет участвовать в празднике. Сегодня вечером и ночью он не сможет покинуть — и не покинет — свою комнату». Перед внутренним взором мистика молнии чистейшей энергии снова и снова причудливыми зигзагами прорезали туман. Дыхание вырывалось изо рта резкими толчками; такое дыхание не упорядочить тому, кто носит белый пояс и владеет лишь обычной техникой дыхательных упражнений. Астамир отступил от окна. Все глубже погружаясь в свои мысли, он вновь представил себе молнию, но на этот раз она проложила путь внутри тела, пронизывая его от головы до паха зарядом невероятной силы. Расчистив место на полу, мистик расстелил коврик со сложным узором, который собственноручно плел из овечьей шерсти целых два года. Уселся на него, скрестив ноги, очень медленно развел руки и опустил их на колени, ладонями вверх. Мысленно представляя себе все части тела по очереди, привел их в состояние полной расслабленности. Добившись этого, Астамир позволил образу молнии снова возникнуть перед своим внутренним взором. Однако на этот раз он сосредоточился на растущем ощущении собственной жизненной энергии, которая в большей степени выражала его суть, чем любые проявления и даже достижения смертного тела. Потеряв всякое представление о времени и пространстве, мистик погрузился в себя так глубоко, как никогда прежде. И, находясь в этом состоянии, впервые обрел ощущение идеальной гармонии. Астамир открыл глаза и вперил взор в темноту. Медленно, очень медленно соединил руки перед грудью. Неспешно, глубоко задышал, используя технику, которую освоил, еще нося белый пояс, и мысленно представляя себе, как потоки вдыхаемого воздуха растекаются по всему телу. Он плавно поднялся, по-прежнему держа руки перед грудью. Пытаясь сообразить, сколько времени прошло, мистик вышел в коридор и обнаружил все двери закрытыми. Спустился в Зал света — круглую комнату, уставленную рядами горящих свечей, с висящими под разными углами зеркалами и маленькими фонтанчиками, установленными в тех точках, где они в максимальной степени ловили и преломляли свет. В одном из зеркал он увидел отражение своего лица, тронутого удовлетворенной улыбкой от сознания того, что совсем недавно произошло нечто очень важное. — Три дня, — раздался голос у него за спиной. Астамир повернулся и отвесил учтивый поклон своему наставнику. В Обители Облаков сейчас жили еще три мистика уровня Астамира, обладатели красного пояса Жизни, и всего два, достигшие высот многоцветного пояса, символа просвещенности, — магистр Чаэс и его жена, магистр Глария. За столетия существования ордена число тех, кто обладал этим поясом, было невелико — всего около ста человек, а одновременное присутствие двух магистров в Обители Облаков являлось почти беспрецедентным случаем. И сейчас Астамир собирался сообщить о том, что вскоре к ним добавится третий. — Я видел Чи, — сказал он. Магистр Чаэс кивнул с торжественным видом. — Я так и подумал, когда тебя не оказалось на празднике равноденствия три дня назад, — сказал он, — Я всегда надеялся, что ты увидишь Чи, Астамир. Теперь путь перед тобой открыт. — Я прикоснулся к Чи, — добавил он. — Я понял Чи. Эти заявления заставили пожилого магистра отпрянуть. Не многие осмеливались заявлять о таком, а в возрасте Астамира прикоснуться к Чи, понять Чи было делом практически неслыханным. Глария, жена Чаэса, обрела Чи всего два года назад, на семьдесят восьмом году жизни и семьдесят пятом году обучения. Я пройду Многоцветным Путем, магистр Чаэс, — уверенно продолжал Астамир. Его наставник кивнул. А что еще ему оставалось делать? Хотя было понятно, что старик сомневается, помешать ученику он не мог. Открытие Чи, этого высочайшего уровня просвещенности, было личным делом каждого. Ни Чаэс, ни любой другой магистр никакого влияния на этот процесс не имели. — Ты отдаешь себе отчет в том, насколько это опасно? — спросил все же магистр Чаэс. — Понимаешь, что идти Многоцветным Путем не обязательно именно сейчас… или завтра, или в любой другой день? — Ждать неразумно, поскольку я готов, — заверил его мистик. — Ну, коли так, мне больше нечего тебе сказать. — Магистр Чаэс поклонился в знак понимания и уважения. Если Астамир одолеет Путь, он сравняется с Чаэсом в уровне просвещенности, если нет — погибнет. Третьего не дано; в тот момент, когда Астамир объявил о своем намерении, его ученичеству у магистра Чаэса пришел конец. Склонив голову, Чаэс удалился. Астамир чувствовал себя уверенно. Он видел Чи, внутреннюю жизнь, то, что соединяет душу и тело, и потому не сомневался, что пройдет Путь. Не раздумывая, он зашагал к заброшенной лестнице в северном крыле обители. Спустился с третьего этажа на самый нижний его уровень и подошел к окованной железом двери, которую никто не открывал с тех пор, как магистр Глария преодолела Многоцветный Путь. Взявшись за кольцо в центре двери, Астамир ощутил исходящий из-за нее жар. Он рванул кольцо на себя, разомкнув таким образом запирающий механизм: дверь открылась, и порыв горячего ветра ударил мистику в лицо. Он вошел внутрь и выждал несколько мгновений, давая глазам возможность привыкнуть к тусклому оранжевому свету, мерцающему далеко внизу. Рукотворные туннели Обители Облаков здесь заканчивались, и Астамир двинулся далее по естественному земляному ходу, уводящему в глубь горы. Путь занял около получаса, и в конце его обнаружилась еще одна дверь. Рядом с нею на стене во множестве висели красные пояса, точно такие же, какой носил Астамир. Мистик подошел к стене и с удовлетворением отметил, как хорошо сохранились пояса, многие из которых находились тут не одно столетие, и это несмотря на то, что пропитанный неприятным серным запахом воздух оказывал разрушительное действие почти на любую ткань. Астамир снял пояс, повесил рядом с другими и ласкающим движением провел по нему рукой: хотя он носил его всего несколько лет, красный пояс стал для него не просто символом, а постоянным напоминанием об избранном жизненном пути. Отбросив из головы все посторонние мысли, мистик открыл еще одну дверь, понимая, что никогда больше не увидит ни свой пояс, ни помещение, где он остался висеть. Сейчас Астамир находился в просторном, тускло освещенном зале с уставленными в нем изваяниями воинов, выполненными в полный человеческий рост и словно готовыми мгновенно вступить в бой. Помещение походило на то, в котором он заработал пояс Жизни. Этот зал служил скорее не для проверки нового уровня просвещенности явившегося сюда, а для предостережения тому, кто пришел преждевременно. Скульптуры имели скрытые механизмы, приводящиеся в движение при изменении давления на пол. Только человек, имеющий красный пояс, обладал достаточным навыком, чтобы пересечь это помещение, избегнув подстерегающие его ловушки. Все с тем же ощущением несокрушимой уверенности в себе, стараясь не думать о том, что ждет его впереди, Астамир снял мягкие комнатные туфли и начал пересекать зал. Под ногами ощущалась слабая вибрация. Гармонично слившиеся тело и разум мистика помогли ему увернуться от удара копьем, который нанесло ближайшее изваяние воина, и тут же наклониться так, чтобы меч другого, резко повернувшегося воина рассек лишь воздух в том месте, где он только что находился. Словно обладая провидческими способностями, Астамир подпрыгнул за миг до того, как из пола под ним вырвались наружу острые шипы. Приземлившись чуть в стороне, на одну ногу, что не мешало ему превосходно сохранять равновесие, он уверенно двинулся вперед. Краем глаза мистик успел заметить летящее в него копье. Вскинув руку, он отбил его, сделал кувырок, проскочил под двумя стремительно опускающимися мечами, высоко подпрыгнув, пропустил под собой еще одно копье и устремился вперед, уворачиваясь от новых ударов, пытавшихся достать его то справа, то слева. И вот Астамир уже стоял рядом с огромным рычагом в полу перед дверью из этого зала. Крепко обхватив рычаг, он отвел его назад и замер, дожидаясь, пока противовесы наполнятся песком, открывая проход в запретный зал. Минуты постепенно складывались в часы. Наконец скрипы и шорохи смолкли. Мистик вернул рычаг в исходное положение, набрал в грудь побольше воздуха, открыл дверь и оказался в широкой, но низкой естественной пещере. По ее стенам метались отсветы оранжевого пламени; было нестерпимо жарко. Пещера образовалась задолго до появления Астамира на свет, когда из глубины горы прорвался поток расплавленной лавы. Обратившись внутрь себя, мистик начал собирать свое Чи, чтобы защититься от убийственного жара. Человеческие кожа и кровь не могут вынести жар такой интенсивности, однако Чи — может. Мистик создал также энергетический щит, блокирующий боль. Обезопасившись таким образом, он взглянул на узкую металлическую балку, пересекающую пещеру в направлении потока оранжевой лавы. Она была раскалена добела. Собрав внутреннюю силу в единый энергетический пучок, Астамир медленно, не испытывая страха, шагнул на металлическую балку шириной всего в несколько дюймов. Не спеша, отвергая саму мысль о жаре и боли, он прошел по ней и остановился на расстоянии всего нескольких футов от потока лавы, настолько близко, что мог бы дотянуться до него рукой. Мистик огляделся, но не обнаружил далее никакого пути. Тем не менее он твердо знал, что возвращаться нельзя. Потом пришло понимание. Он отступил на несколько шагов и снова погрузился вглубь себя, вытягивая жизненную силу и формируя из нее окружавший тело защитный кокон. Короткая пробежка, прыжок — голова откинута назад, руки расставлены в стороны, пальцы сжаты в кулаки. Он пролетел сквозь поток лавы и, сумев не потерять равновесия, опустился на узкую раскаленную балку на другой стороне потока. Сдерживая радостное возбуждение, Астамир двинулся вперед и в конце концов оказался у входа в другой туннель, имеющий уклон вниз. Он шел по нему в полной темноте несколько часов, пока не увидел впереди еле заметное пятно дневного света. Выйдя из туннеля, мистик оказался в очень глубокой и узкой — не более десяти футов в поперечнике — каменной расселине. Здесь на остром выступе висел символ его достижения — многоцветный пояс. Астамир благоговейно взял его в руки. Сделанный из тончайших, специальным образом обработанных и искусно сплетенных нитей, пояс выглядел черным при любом освещении, кроме солнечного, в котором играл всеми цветами радуги. Мистик поворачивал его так и эдак, ловя еле проникающий в расселину солнечный свет, чтобы увидеть хотя бы намек на истинное великолепие пояса. Следующие несколько месяцев Астамиру предстояло заниматься плетением пояса для того, кто решится пройти испытание Чи следующим. Закончив работу, он достигнет того места, которое сейчас имело вид бледного пятна над головой, и сбросит пояс в расселину, где тот будет ожидать своего владельца — десятилетия или, возможно, даже столетия. Таков путь Джеста Ту. Астамир повязал новый пояс и оглянулся, обдумывая, как выбраться наверх. Расселина имела отвесные стены высотой в несколько сот футов. Однако для магистра ордена непреодолимых препятствий не существует. Мистик вновь отыскал энергетический стержень, пронизывающий его от головы до паха, и, используя его, нейтрализовал собственный вес. И начал подниматься, придерживаясь руками за стены расселины. Оказавшись наверху, среди нагромождения камней узкого ущелья, он подошел к нижним ступеням длинной лестницы. Высоко над головой можно было разглядеть мост Ветров. Астамир подавил желание вознестись к нему, удивив стоящих там молодых мистиков, и начал смиренно подниматься по ступеням. Наверху его ожидал магистр Чаэс. — Я рад за тебя, магистр Астамир, — сказал он. — У меня не было никаких сомнений в успехе. — Будь они у тебя, ты бы не выжил. Астамир очень хорошо понимал, что стояло за этими словами. Мистики, пытавшиеся пройти Многоцветным Путем исключительно из гордыни, на самом деле не увидевшие и не понявшие свое Чи, были обречены. Те же, кто достиг истинной просвещенности, потерпеть поражение просто не могли. — В том, что касается поясов, ты достиг вершины, — продолжал магистр Чаэс. — И теперь пойдешь дальше. Ты уже решил, куда направишь стопы? — В Тогай, — ответил мистик. — Мне было видение — заросшие травой степи. Я знаю, что должен вернуться туда. — Я стар, друг мой, и магистр Глария тоже. Однажды ты можешь вернуться в Обитель Облаков и обнаружить, что один носишь многоцветный пояс. Это тяжкая ответственность, но я уверен, что ты справишься. Астамир кивнул и тепло улыбнулся. Он понимал, что имеет в виду Чаэс. Уходя из обители, он рискует никогда больше не увидеть дорогих его сердцу стариков. Он почувствовал укол сожаления. Но только на мгновение, поскольку видел свое Чи и понял, что такое вечность. Мистик больше не боялся ни собственной смерти, ни смерти друзей, потому что знал: на самом деле смерти нет, есть только возрождение. |
||
|