"Архивных сведений не имеется" - читать интересную книгу автора (Гладкий Виталий)5"Ахутин Григорий Фомич, 1918 года рождения, уроженец города Саратова, холост, беспартийный, участник Великой Отечественной войны, награжден медалями "За отвагу", "За оборону Сталинграда", "За победу над Германией", воинское звание сержант. Пенсионер, в районах Крайнего Севера с 1957 года. Проживает по адресу: г. Магадан, ул.Портовая, дом №… До приезда на север жил по адресу: г. Москва, ул. Симоновский Вал, дом №… кв…" Работал в отделе снабжения управления… затем водителем автотранспортного предприятия… Последние три-четыре года в Магадане появлялся редко. Со слов соседей, как он сам объяснил им, хотел окончательно перебраться на "материк", где строил себе дачу в Подмосковье. Установить место жительства Григория Фомича и фамилию труда особого не составило: уже к обеду следующего дня после разговора со Скапчинским оперативная группа горуправления во главе с Савиным была на Портовой. Дом-барак на двух хозяев с давно не беленым ободранным фасадом удалось разыскать только после многочисленных консультаций с местными жителями; он совершенно затерялся в хитросплетении безымянных переулков и хозяйских пристроек. Когда вместе с понятыми вошли внутрь квартиры Ахутина, то первое, что бросилось в глаза, это невообразимый беспорядок. Платяной шкаф был раскрыт, часть одежды валялась на полу и на диване; кухонный стол заставлен посудой, осколки битых тарелок и чашек усеяли пол. Напольный кухонный шкаф явно передвигали с места на место – глубокие царапины испещрили крашенный пол. И везде лежал толстый слой пыли. Обыск ничего не дал, кроме уверенности, что кто-то уже успел побывать в квартире Ахутина раньше их примерно на полгода. Не удалось отыскать даже исписанного клочка бумаги, не говоря уже о каких-либо документах, письмах или фотографиях. Единственной вещью, по мнению Савина, достойной внимания, была крупномасштабная карта Магаданской области, которую отыскали в кладовой под ворохом рабочей одежды. К глубокому огорчению и недоумению работников отдела кадров, где прежде работал Ахутин, в его личных документах почему-то не оказалось фотографии. Пришлось довольствоваться словесным портретом и фотороботом, который изготовили с помощью Скапчинского и соседей Ахутина. Что человек, найденный в верховьях ручья Г-ях мертвым, – это Ахутин, капитан Савин уже не сомневался, слишком много доказательств он имел на руках. Но этот факт особой радости ему не принес и, вопреки ожиданиям, ни на шаг не приблизил следствие к разгадке главных пунктов в плане расследования: кто убийца, мотивы убийства, где находится золотоносное месторождение, самородки из которого были изъяты у Скапчинского. И как ответить на другие вопросы, которые возникли в процессе следствия: каким образом вещи графа Воронцова-Вельяминова оказались у Ахутина, что означают гравировки на застежке портмоне и на крышке часов "Пауль Бурэ", как могло золото из этого месторождения оказаться у Христофорова-Раджи, какая взаимосвязь между Христофоровым, убийцей профессора-педиатра, и Ахутиным? И вообще, существовала ли такая связь? Ведь возможен вариант промежуточных звеньев. А если так, то кто? И, наконец, кто заказывал гравировки Меерзону, если данные словесного портрета заказчика вовсе не соответствуют внешности ни Ахутина, ни Христофорова? Над всеми этими вопросами ломал голову капитан Савин в крохотной комнатушке, которую ему уступили на время коллеги из облуправления в качестве кабинета… Зазвонил телефон, оборвав нить размышлений. Савин нехотя поднял трубку: – Алло. – Капитан Савин? Дежурный по облуправлению… Вас вызывает Москва. Соединяю… – Савин, ты? Здравствуй, Боря. Володин. Как твое ничего? – Бывает хуже, но реже… Как мой запрос? – По этому поводу и звоню. Хочу "обрадовать" тебя. – Чувствую. Давай выкладывай. – Согласно архивным данным, житель Москвы Ахутин Григорий Фомич умер в 1958 году. И в районах Крайнего Севера отродясь не бывал. – Что?! – А то, Боря, что все возвращается на круги своя. И что в тайге убит не Ахутин, а кто-то другой. – Послушай, ты уверен в этом? – На все сто… Необходимую документацию только что отправил спецпочтой, по получении ознакомишься детально. – Ну и что теперь? – Если бы я знал, дружище, честное слово, подсказал бы. Понимаю тебя и сочувствую – последняя нить оборвалась. И представь себе, я по сравнению с тобой тоже не лучше выгляжу: убийца профессора до сих пор не обнаружен, и пока нет даже намека на близкое знакомство с ним в скором времени, а наш милый Янчик-Раджа, судя по всему, зарылся так глубоко, что придется, видимо, весь Союз перелопатить, чтобы вытащить этого ловкача на свет ясный. – Слушай, а как дело обстоит с дачей, которую строил этот лже-Ахутин? – Это пока единственный шанс. Работаем, Боря. Что из этого получится, трудно сказать. Дача нам, утопающим, – соломинка, как не грустно сознавать. Короче говоря, поживем – увидим. Мне здесь в помощь ребят дали – все легче… – Конкретно по Христофорову у вас есть что-нибудь? – Отрабатываем его связи. Кое-кого из "друзей" Янчика мы уже прихватили. Но тебе эта публика, думаю, хорошо знакома: молчат, как в рот воды набрали. Дрожат за свою мошну, а посему готовы сожрать собственный язык, но не сболтнуть лишнего в ущерб своим накопленным связям. Им подавай только факт, притом документально подтвержденный. В противном случае от матери родной откажутся, скажут – инкубаторские. У меня все. Будь здоров! |
||
|