"Подозреваются в убийстве" - читать интересную книгу автора (Гладкий Виталий)7С Рябцевым разговор явно не клеился. Односложные "да" и "нет", "иногда", "не знаю", "не слышал", "не видел". Было ясно, что Басаргину он недолюбливал, но причину этого объяснить не пожелал. И вообще присутствие следователя ему было неприятно, и он даже не пытался это скрыть. "А ведь хитрит, – неизвестно почему подумал Калашников, замечая быстрые, тревожные взгляды, которые Рябцев изредка бросал в его сторону. – И чего-то боится. Чего?" Но темные с желтизной глаза замначальника цеха были неподвижны и непроницаемы. Впрочем, и те односложные, вялые ответы, которые удавалось в буквальном смысле слова выжимать из Рябцева, указывали на то, что умом он не обижен. Даже наоборот – реакция на вопросы следователя у него была отменная, и их анализ занимал у Рябцева считанные секунды. "Крепкий орешек, – не мог не отдать ему должное Калашников. – И все-таки, откуда у него такая предубежденность против меня? Следствие определенного опыта в общении с органами правосудия? Вполне возможно. Нужно тщательно покопаться в его биографии. Уж больно ловок. Такое впечатление, что на все мои вопросы подготовил ответы заранее. Нужно что-то нестандартное…" – Вы женаты? – Что? Да… Нет! Впрочем, да… – Как это понять? – Живу… с одной женщиной. Не расписан. – В отпуск собираетесь? – Да. – Летом? – В августе. – На юг? Что-то неуловимо изменилось в лице Рябцева. Взгляд был по-прежнему тусклым и невыразительным, но в уголках глаз стало больше морщин, а худой острый кадык вдруг быстро задвигался вверх-вниз. – Да… Вскоре Калашников попрощался с Рябцевым и покинул территорию ликеро-водочного завода: продолжать разговор было бессмысленно; после упоминания об отпуске заместитель Басаргиной и вовсе замкнулся. "Странно… – размышлял Калашников, ожидая лифт в подъезде дома, где жила секретарша Аллочка Сахнина. – Почему разговор об отпуске ему был явно неприятен? Мне кажется, он даже испугался…" Двухкомнатная квартира Сахниной напоминала фойе провинциального театра, столько было налеплено на стенах портретов известных артистов. Вперемежку с артистами висели изделия из макраме, выполненные довольно профессионально. Мебели в комнатах было немного, ковер только один, недорогой, зато в зале на тумбочке красовался японский "Панасоник". Магнитофон, судя по всему, служил Аллочке чем-то вроде идола древним язычникам или чудотворной иконы первым христианам – тумбочка стояла в красном углу между двух напольных ваз, не хватало только лампадки, подвешенной к потолку. Калашников не ошибся: первым делом Аллочка подошла к тумбочке и, благоговейно прикоснувшись к клавишам "Панасоника", спросила: – Включить? У меня такие потрясные записи. – Как-нибудь в другой раз. Спасибо, – многообещающе улыбнулся следователь. Аллочка оценивающим взглядом окинула статную, плечистую фигуру Калашникова и, лукаво сощурившись, сказала: – Ловлю на слове… Кушать хотите? – Нет-нет, благодарю. По пути к вам перекусил, потому и опоздал чуток. Уж извините… – Ну что вы, что вы! О чем разговор. Да вы присаживайтесь. Сюда… Вот так… Курите? – Бросаю. – Получается? – На первой стадии. – Как это? – Свои курить бросил, побираюсь у приятелей. Аллочка рассмеялась и уселась напротив Калашникова, небрежно закинув ногу за ногу. При виде ее круглых колен следователь почувствовал себя немного неуютно, но пришлось смириться: не заставишь же хозяйку квартиры надеть халат подлиннее. – Алла Ивановна… – начал он. – Почему так официально? – игриво перебила его Сахнина. – Зовите меня просто Алла, можно Аллочка… – Хорошо, согласен. Алла, насколько мне известно, вы были дружны с Басаргиной. – Да, представьте себе, – с оттенком гордости ответила Аллочка. – Варя была моей лучшей подругой. И вдруг заплакала по-бабьи, с причитаниями: – Бе-едная, несчастная Ва-аря… – Успокойтесь, Алла, – взмолился Калашников. Оплакивание Басаргиной не входило в план беседы с Сахниной. – Конечно, я сейчас… – и Аллочка, прикрывая лицо руками, выскочила в прихожую, а затем в ванную. Через несколько минут она возвратилась уже без грима. – Извините… Жалко… – Не хороните ее раньше времени. – Вы думаете… она жива? Вы что-то знаете? Ну скажите же, скажите! – Пока я не знаю ничего такого, что могло бы утешить вас. Поэтому и надеюсь на вашу помощь. – Я вам расскажу все, о чем бы вы ни попросили. – Алла, меня интересуют подробности ее личной жизни… ну, скажем, за период пребывания вашей подруги в качестве начальника тарного цеха. – Но это будет между нами? – Можете не сомневаться. – Честное слово? – Честное слово. – Ну что же, спрашивайте… Похоже, что Аллочка Сахнина пользовалась особым доверием Басаргиной. За час с лишним Калашников узнал такие детали личной жизни начальника тарного цеха, которые, случись ему покопаться в них без помощи Сахниной, отобрали бы уйму времени и сил, притом без особой надежды получить удовлетворительный результат. Правда, он еще не совсем ясно представлял, как все эти сведения можно заставить работать на те несколько версий, которые уже довольно четко обрисовались в его воображении, но, тем не менее, данные, которые касались знакомых Басаргиной мужского пола, были достаточно ценны и где-то даже неожиданны для следователя. И все же был один пробел, который Калашников так и не смог заполнить: Аллочка ничего вразумительного не сказала по поводу тех двух мужчин – солидного, в годах, и молодого франта, которых видела Терехина, соседка Басаргиной. Значит, Басаргина не была откровенна до конца даже с Сахниной вопреки ее заверениям? Это было очень странно и необъяснимо… – Спасибо, Алла. – Не за что. – Алла, вы бывали в квартире Басаргиной? – Конечно. И не раз. – И, наверное, достаточно хорошо знакомы с ее гардеробом? – Очень даже хорошо. Варечка всегда со мной советовалась, прежде чем приобрести очередную обнову. Вы знаете, у нее был, пожалуй, единственный недостаток, если это можно так назвать, – не умела она одеваться со вкусом. Варя ведь родилась и выросла в деревне. – Вы не хотите прогуляться со мной? – Ой, так сразу… – "сделала глазки" Аллочка, но тут же начала собираться. – И куда мы пойдем, если не секрет? – Какой тут секрет. На квартиру Басаргиной. – Зачем? – Мне нужно знать, какие вещи из ее гардероба отсутствуют. – Всего лишь… – Аллочка явно была разочарована… Осмотр вещей Басаргиной не отнял много времени. – Странно… – задумчиво сказала Аллочка, оборачиваясь к Калашникову, который расположился на пуфике. – Как вас понимать? – Здесь практически все то, что она надевала. – Вы в этом уверены? – Абосолютно. Новость была совершенно неожиданная. Если ушла из дому, то в чем? А если ее убили, то что же, совершенно раздетую? Впрочем, здесь ничего необычного нет, бывали и такие случаи в его следственной практике. Но ведь тогда ее нужно было, по меньшей мере, во что-то завернуть, спуститься по ступенькам с довольно не легкой ношей в подъезд, наконец, погрузить в машину и куда-то увезти. И все это без уверенности, что жильцы или случайные прохожие не заметят происходящего. Еще одна версия начала разваливаться, словно карточный домик. Ко всему прочему, судмедэксперты не смогли идентифицировать кровь в ванной, поскольку группа крови Басаргиной не была известна. Рожала она в глухой деревне у родственников, где была только старенькая фельдшерица, а других данных не оказалось. – Аллочка, я вас прошу, осмотрите вещи еще раз, – с мольбой в голосе обратился Калашников к Сахниной. – Может, чего-то из старой одежды нет… Но результат оказался прежним: все вещи, как верхние, так и нижние, за исключением драгоценностей, были на месте. По поводу поношенной одежды Сахнина не была уверена, и это обстоятельство послужило утешением, правда, довольно слабым, для расстроенного следователя. Распрощавшись с Аллочкой возле подъезда дома, где жила Басаргина, Калашников после некоторого раздумья поднялся на второй этаж в квартиру стариков. "Неужели никто ничего не заметил в ту ночь? – раздумывал он, нажимая на кнопку звонка. – Ведь в квартире Басаргиной кто-то был, это, будем считать, факт. И, видимо, мужчина, может, двое, если судить по расположению табуретов на кухне… А фужер был только один, разбитый… И на нем отпечатки пальцев хозяйки. Что за дьявольщина!" – А-а, это вы. Заходите, – дверь открыл Петр Васильевич. Он был одет в синий тренировочный костюм, в котором выглядел моложе своих лет. Заметив взгляд Калашникова, весело подмигнул ему: – Не узнаете? Чтобы тело и душа были молоды… Бегаю, знаете ли. По утрам, в основном. А вот сегодня лень одолела, так я решил вечерком поразмяться. – Извините, что помешал. – Да ладно, чего там. Завтра наверстаю. Что же мы у порога стоим? Проходите в комнату. Жены Петра Васильевича дома не было. – К соседке ушла. Покалякать о том, о сем, – объяснил старик. – Я сейчас чайку… – и скрылся на кухне. А Калашников стоял, остолбенело уставившись на книжную полку, где на видном месте красовалось полное собрание сочинений… Джека Лондона! Он мог поклясться, что в прошлый раз там книг не было. Следователь вынул наугад один томик, полистал, затем взял второй, третий… Крохотная бумажка запорхала в воздухе; Калашников поймал ее на лету. Квитанция. Бледно-лиловые буквы с трудом складывались в слова. Квитанция банно-прачечного комбината. Белье… Перечень… Вес… Сумма… Фамилия… Басаргина В. П.! |
||
|