Микки Спиллейн
Кровавый рассвет Тайгер Манн #2

(пер. А/О "Прометей")

1

Была суббота, и я собирался жениться. Уже наступал рассвет, но я все не мог заснуть и думал о том, что всего несколько кварталов отделяют меня от той комнаты, где на широкой кровати под афганским покрывалом свернулась клубочком Рондина; ее обнаженное тело ждет прикосновений моей руки, и спустя несколько часов уже ничто не будет разделять нас.

И я мысленно представил себе физиономию Мартина Грэди, когда он увидит мое заявление об уходе. Ему это явно придется не по вкусу, но время ружей и пушек миновало. Враги могут вычеркнуть меня из списка «А», а новые задания и операции, задуманные для меня Грэди, могут лететь ко всем чертям.

Я знаю, что у меня полно врагов, даже среди сослуживцев, и они обрадуются моему уходу, но также скоро поймут, что подсидев меня, сами ускорили свою отправку на тот свет. Не каждому по силам проделывать эту грязную работу, а прозвище «Счастливчик» еще не признак того, что я возвращаюсь со своих прогулок с улыбкой на лице…

Я стал думать, что еще может сказать старый чудак. Станет взывать к моему патриотизму? Напомнит, что для врагов я всегда останусь человеком из списка «А»? Когда кто-то из наших уходит, остальные всегда чувствуют, как летит время. А может, он применит старый психологический прием и объявит, что в моей психике уже произошли необратимые изменения и единственный выход для моих инстинктов – пустить пулю в живот первого встречного?

Грэди может отлично обосновать свою точку зрения. Но мысль о ждущей меня в постельке Рондине – достаточный аргумент в мою пользу.

Грэди, старик, я ухожу! Больше не будет ни ружей, ни дыма, ни трупов… Я выхожу из джунглей живым и хочу остаться таким до самой смерти. Мне нравилась работа, нравилось чувство торжества над поверженным, хныкающим врагом, размазывающим кровавые сопли по лицу. Что может быть приятнее для мужчины? Но теперь все кончено, шпаги в ножны! Мой 45-й калибр останется в старой коричневой кобуре, а меня ждут новые радости, которые ранее вызывали у меня смех или, в лучшем случае, саркастическую ухмылку: «Моя куколка, вечера у камина… и три ангела спустились ко мне сегодня!»

Я смущенно хмыкнул: что ж, я повидал мир и познал людей. Некоторым из них я даже, по мере сил, помогал без особых хлопот убраться на тот свет. Но все это мне надоело. Пора менять пластинку. Пусть старик просит хоть на коленях, ничего не получится, ведь моя Рондина хочет, чтобы я стал паинькой – и я им стану!

Телефон на столике издал какой-то квакающий звук и разразился длинной заливистой трелью. Было около семи утра, и я не мог припомнить, кому это понадобилось звонить в такую рань. Я взял трубку, и человек на другом конце провода спросил:

– Тайгер!

– Да.

– Это Вилли Гиббоне.

– Что ты не спишь? Твои бродвейские девы давно дрыхнут,

– Я еще и не ложился.

– Ну, а почему я должен вставать?

– Мне позвонил один тип. Он прочел мою статью – ты знаешь о чем – и ищет тебя. Я, конечно, не сказал, где ты, но пообещал навести справки.

– Многие хотели бы меня найти.

– Поэтому-то я и промолчал. Ты знаешь некоего Клемента Флетчера?

Я прогнал через свои извилины длинный список имен и фамилий. Такого типа я не знал.

– Опиши его.

– Мы уже виделись. Он говорит, что звонил мне в контору шесть раз, прежде чем дозвонился. Оставил телефон…

Вилли назвал номер, и он мгновенно запечатлелся в моей памяти.

– Что сказал этот тип, Вилли?

– Ничего. Видимо, он чего-то боится – говорил с присвистом и шептал, что ты ему позарез нужен. Потом быстренько бросил трубку. Ты что-нибудь понимаешь?

– И не хочу понимать, – произнес я, сладко потянувшись. – Я, конечно, позвоню, но если это связано с работой, внушительно плюну и уйду в сиреневую даль, слышишь? Сегодня я женюсь, приятель!

– Да, я знаю. Счастья тебе! Главное, ты вовремя остановился.

– Спасибо, но почему?

– Потому что ты приятнее в твоем теперешнем состоянии, а не в виде трупа. Как только я узнал, чем ты занимаешься, мне разонравилось бродить с тобой по одной улице.

– Тогда перейди на другую сторону! – рассмеялся я и повесил трубку.

Наступил день, который ничто не могло испортить.

Над городом вставало солнце, и полоска рассвета постепенно наливалась густой краской – алая полоска, словно след от бритвы на лице вечно спешащего куда-то человека. Город просыпался, и в его гигантские артерии вливалась человеческая плоть. Люди спешили к метро, а кто не спешил, тот спал. Город шумел, требуя новой плоти и крови… Что до меня, то через несколько часов я буду женат, черт подери!

Клемент Флетчер!

Что-то знакомое. Я не мог вспомнить конкретно, но что-то знакомое было. Не бог весть что, но в моей профессии нельзя забывать такие имена. Приятель? У меня их немного. Ну, а враг бы не стал сначала звонить…

Это не был человек Грэди, иначе было бы названо контрольное слово. Враги не сообщают нам свой пароль, но хорошо умеют делать маленькие, смертельные сюрпризы.

Тот, кто считает, что любопытство сгубило кошку, глубоко неправ. Если бы это имя не вызвало у меня серьезной тревоги, я не стал бы так долго копаться в памяти, но в нем было что-то такое, что заставляло меня еще и еще раз повторять: «Клемент Флетчер, Клемент…»

Я позвонил Вилли, вытащил его в свою очередь из кровати, выслушал все проклятия, которые он призывал на мою голову и на головы моих родственников до седьмого колена, и все же получил адрес гостиницы недалеко от Вест-Сайда и просьбу убираться к черту. Я быстро умылся, принял душ и, окончательно прогнав остатки сна, натянул одежду. По привычке сунул кобуру под мышку и взвел предохранитель, и только потом вспомнил, какой сегодня день. Усмехнувшись в душе, я уже хотел было снять ремень, но подумал, что этот 45-й никогда не подводил, много лет заменяя мне и отца, и мать… Ладно, приятель, в последний раз!

Я поправил пряжку, спустился вниз, перекусил в аптеке и, поймав такси, отправился на поиски Флетчера. Было рано и движение на улицах еще не дошло до той сумасшедшей стадии, когда за тобой, обмениваясь впечатлениями, могут идти двадцать хвостов. Я пока был уверен, что за мной никто не следит. Такси остановилось около ряда длинных домов с окнами, закрытыми жалюзи на французский манер. Рядом плескалась река, а с другой стороны высился несокрушимый забор.

Вывеска отеля не была чересчур многообещающей, да и вообще внешний вид гостиницы был какой-то обшарпанный и унылый. Металлические буквы с облупившейся краской призывали: «КОМНАТЫ!», но судя по всему, наплыва желающих не было.

Мне пришлось звонить дважды, прежде чем появилась сморщенная дама с бумажными папильотками в сухих волосах, в грязном переднике, с двумя рулонами туалетной бумаги под мышкой.

– Ищешь комнату, сынок?

– Ищу приятеля, Клемента Флетчера, – подмигнул я ей. – Как думаете, не рановато ли его будить?

Ее глаза прошлись по мне сверху вниз, после чего ее физиономия расплылась в ухмылке.

– Вот уж никогда бы не подумала, что у него есть такие друзья. Хотя кто его знает? Был тут один у нас, болтал, что он сынок окружного прокурора, и так оно и было, господи! Сам-то папаша прилетел сюда за ним в роскошной черной машине, обозвал ослом за то, что сбежал из дома, ну, а парень ни в какую – он оказался наркоманом! Вот тебе и сын прокурора! Ты, сынок, своего Флетчера найдешь наверху, вторая дверь налево.

Я поднялся наверх и еще перед дверью услышал тихий храп. Я взвел курок, прислушался и слегка нажал на дверную ручку. Дверь поддалась. Я вошел и аккуратно прикрыл за собой дверь.

В кресле, прикрыв лицо газетой, лежал человек в халате, надетом прямо на голое тело. Возраст его находился где-то между пятым и шестым десятком. Напротив, на кровати, валялась стопка бумаг, какие-то счета и банкноты.

Я стоял и раздумывал, где же я видел его прежде, но никак не мог вспомнить, а когда окончательно убедился, что мы в комнате одни, то приставил пистолет к его животу и стал наблюдать, как он просыпается, поеживаясь от прикосновения холодного металла.

– Черт побери, это Тайгер! – воскликнул он, но заметив пистолет, моментально откинулся на спинку кресла.

– Откуда я вас знаю, Флетчер?

– Дорогой мой, я…

– Быстрей, лапочка! Не разводи волынку. Откуда? Не сводя глаз с оружия, он выпалил:

– Панама, Тайгер! Помнишь?

– Нет.

– Ты же вытащил меня, когда я совсем утонул. Я уже отдавал концы, а ты меня вытянул.

Тут я все вспомнил и спрятал револьвер. Да, тогда я бегал по докам и искал, высунув язык, куда Меснер и его парни сунули взрывчатку, и успел как раз вовремя: вытащил этого пьяницу из воды и привел его в чувство. Я ухмыльнулся и похлопал себя по кобуре.

– Забыл, дружище. Но сам понимаешь, у нас такая работа, где случайностям нельзя доверять. Гиббонс передал о твоем звонке. С удовольствием бы выпил сегодня с тобой стаканчик, но я женюсь, приятель, и должен быть чист, как слеза.

– Но я позвал тебя не затем, чтобы напиваться! – нахмурился он, встал с кресла и подошел к окну. Подняв занавеску, он зачем-то взглянул на улицу. – Я о тебе читал.

– Многие обо мне читали…

– Но я знаю, что произошло тогда в доках, и никому не сказал, что ты был там… И про взрывчатку тоже.

– Спасибо.

Он махнул рукой и сморщился.

– Я тебе не потому позвонил. Я понимал, что ты был замешан в этой истории со взрывом публичного дома, знал наверняка, потому что видел, кто куда заходил в тот день, и имел представление об этих мальчиках. Я слышал, как Билл Мандес описывал тебя, но, конечно, промолчал. Я правильно поступил?

– Правильно.

Я знал, что у меня был хвост, но понятия не имел, кто следил за мной в тот вечер. Бедный Флетчер так и не понял, что дважды встречался со смертью. Кому суждено быть повешенным… Билл умер и не мог дать показания или подтвердить его личность. Ах, этот Флетчер!

– Но тогда зачем ты меня вызвал? Он стиснул рукой рот, упал на кровать и стал шептать:

– Я, понимаешь, не знал, к кому обратиться. Я, было, начал тут говорить, но меня подняли на смех. Тогда стал действовать в одиночку и попал в беду. Черт возьми, не знаю, что бы я делал, если бы не вспомнил о тебе!

– Что за неприятность? – буркнул я. Он поднял глаза.

– Ты будешь смеяться.

– Почему?

– Это слишком фантастично.

– Говори же, дружище.

У него было что-то важное на уме, по крайней мере, ему так казалось. Он молча сидел, собираясь с мыслями, потом проговорил:

– Ты помнишь этот сверток, который мне вернул?

– Да, конечно.

– Итак, это было главным. Потом в Брюсселе я нашел этого парня! Нашел!

– Какого?

– Ну, я же тебе объясняю. Я хотел отправиться в Пердез, около Вера-Круп, где они добывали уран. Я всегда хотел попасть туда. Вейл и Мови сообщили мне о забастовках на урановых рудниках, и я собирался попытать счастья. Ты что, думаешь, я собирался плавать всю жизнь?

– К делу, приятель.

Он взглянул на меня сквозь пальцы.

– В Брюсселе я купил счетчик Гейгера.

– Почем?

– За тысячу восемьсот долларов. Все деньги ухлопал.

– Тебя надули. Он стоит в десять раз дешевле.

– Я знаю. Но мне сказали, что если я отправляюсь в Пердез, то мне необходим счетчик Гейгера. На корабле от скуки я начал изучать его устройство.

– Но причем тут счетчик – это и так ясно!

– Да погоди ты…

Я понял, что у него наболело, и перестал шутить.

– Ну ладно, Флетчер, что дальше? Мне некогда особо рассиживаться, сегодня у меня особенный день.

– Извини, Тайгер, я совсем забыл… Я плыл на «Метиленде», знаешь?

Я кивнул.

– В Германии они погрузили три пресса. Я стоял в трюме со счетчиком, и вдруг тот заверещал, как сумасшедший. Он реагировал на контейнеры. Очень большие контейнеры: эти прессы такие громадные. Один я пометил.

– Дальше.

– Я его проверил. В нем был уран.

– Много?

Он кивнул, затем отвернулся как напроказивший мальчик и стал смотреть в окно, а сам ждал, что я скажу. Это было тем добрым делом, которое каждый должен совершить хотя бы раз в день. Я мог бы просто помочь ему понять, что он ошибается, после чего жениться – и делу конец. Я же поехал вместе с ним.

Мы направились в доки, нашли контейнер, который стоял среди каких-то ящиков, мотков проволоки и прочего барахла.

Немецкая фирма «Клейнлейц» была одной из наиболее известных производителей ротационных прессов. Чтобы сделать один пресс, нужен был почти год, но зато они работали поразительно надежно, и у фирмы всегда было навалом заказов от самых известных в мире фирм. Этот отправлялся куда-то в Вашингтон. Мы оторвали несколько досок от ящика: в нем находился пресс. Все оказалось на месте, не считая нескольких мелочей. Когда мы выбрались оттуда, я посмотрел на Флетчера и сказал:

– Ничего похожего.

– Но я же говорил, что счетчик…

– Флетчер, я хорошо знаю печатное дело: от станков Колли до новейших ротаторов. Я лично крутился возле этих машин. Это настоящий пресс.

– Тайгер… счетчик…

– Давай на него взглянем.

– Зачем?

– Давай посмотрим, хорошо?

– Давай, он на корабле.

Но счетчика там не было. Он перерыл всю каюту и вернулся с отсутствующим взглядом, держа в руках пустую коробку. Я уже догадался, что произошло.

– Флетчер…

– Понимаешь, Тайгер…

– Ты оказался обыкновенным простофилей, – перебил я его. – За тысячу восемьсот долларов тебе всучили радарную установку, которая время от времени звенит так, что ты замираешь от страха. Тебя надули, Флетчер, надули дважды! Ты видел автоматический хронометр у этого пресса?

– Нет.

– У него люминесцентное покрытие. Оно может заставить работать любой счетчик. Ты на этом попался, дружище!

Лениво повернувшись, Флетчер сплюнул на пол. Он сразу все понял. Мы выбрались из доков, нашли аптеку и выпили там по чашечке кофе.

Дело было закончено. Вскоре мы уже говорили о Панаме, но его сердце было далеко от меня. Перед своим взором он видел тысячу восемьсот долларов, которые потерял, и думал о том, что теперь никогда не доберется до Пердеза. Но я не сказал ему, что он счастливчик, если выпутался из этой истории. Мы с ним расстались, и мне пришлось пройти три квартала, прежде чем удалось поймать такси и вернуться в отель.

Для жениха день выдался не очень радостным, но, может быть, мне повезло так же, как и Флетчеру, что я вышел сухим из воды. В четыре часа меня окрутят, и все будет кончено. Я вошел в комнату и принялся собирать вещи. Все мои пожитки вместил один кожаный чемодан. Я поднял трубку, чтобы позвонить и сказать, что съезжаю с квартиры, как вдруг аппарат зазвонил сам и голос портье произнес:

– Вас вызывают, сэр. Будете разговаривать? Я подумал, что это Рондина, и поспешно сказал:

– Да.

И Мартин Грэди отчеканил мне прямо в ухо:

– Тайгер, ты на задании. «ПЛАТОН».

«ПЛАТОН» – это серьезно. Убить или быть убитым. Внешняя политика Америки в опасности. Альтернатива – война!