"Вой-3: Эхо" - читать интересную книгу автора (Бранднер Гарри)

Глава 5

Лес принял его. Он приютил его на ночь и спрятал от людей, которые кричали и ругались, пробираясь сквозь заросли в поисках тех, кто убежал из Драго. Утром крики были уже далеко. В воздухе все еще чувствовался запах дыма. Солнце было закрыто облаками. Малколм отдохнул, но ему страшно хотелось пить. Он стал искать воду, и лес показал ему, где. От последнего дождя в дуплах, на пнях еще остались небольшие лужицы, откуда можно было напиться, и наполовину спрятанные ручейки, которых трудно было заметить, если специально не искать.

С едой было проще. Множество земляных орехов, дикой ежевики и винограда. Листья и стебли растений, мякоть зеленых плодов вполне смогли служить пищей. Временами он съедал что-то, от чего сжималось горло и появлялась боль, но вскоре он уже знал, какую пищу следует избегать, а какая даст ему силы для продолжения пути.

Но куда идти? Все, что он знал, осталось позади, сожженным, уничтоженным. Он не представлял, что делать дальше. Проходили дни. И ночи. Он потерял им счет. Иногда Малколм слышал в лесу голоса людей. Они все еще были здесь, разыскивая его. И он чувствовал их. Острый запах пота охотника. Люди были неповоротливы в лесу и, по сравнению с мальчиком, двигались медленно. Они не могли его найти. У людей были ружья. Малколм хорошо помнил, что сделали люди с его деревней, с его народом.

Он двигался ночью, беспокойно и без цели, будучи уверенным только в том, что он должен идти дальше. Днем, когда его легче было обнаружить, он отдыхал под собранными им ветками. Это было бессмысленное существование, и его мучила боль, поселившаяся в сердце. Он чувствовал, что где-то есть место для него, надо только его найти.

Боль была не только в сердце. Впервые в своей жизни Малколм испытал чувство голода. Настоящий голод. Он находил в лесу съедобные растения, ягоды, корнеплоды, сдирая кору с молодых деревьев, этого было достаточно, чтобы жить, но он никогда не наедался вдоволь. Он хотел мяса. Он все время хотел мяса. Это желание с каждым днем возрастало.

Однажды утром он увидел белку, которая сидела на пне и с любопытством посматривала на него. Малколм поразился, с какой легкостью поймал он маленькое существо. Он быстро убил ее, ободрал, как смог, пальцами шкурку и съел ее. Он жевал сырое мясо вместе с крошечными косточками. Мясо было жестким и отвратительным на вкус, но все равно это было лучше, чем кора деревьев.

Вскоре Малколм обнаружил, что легко может ловить и других маленьких животных. Опоссумов, енотов и как-то раз даже небольшого оленя. Ручьи еще не были достаточно глубокими, чтобы в них появилась рыба, но зато там водились лягушки. В результате охотничьих занятий мускулы Малколма окрепли. Сильные зубы могли перегрызть кость.

Не могло быть и речи о том, чтобы приготовить мясо на огне. У Малколма не было спичек, и к тому же огонь могли заметить люди. Вначале он с трудом глотал сырое мясо, еще теплое от пролившейся крови, но затем он привык. И, к его удивлению, оно все больше ему нравилось.

Шли дни, похожие один на другой. По ночам он продолжал свои бессмысленные блуждания. Как-то раз он вернулся к месту, где раньше была деревня Драго. Теперь там был пепел, и больше ничего. Все исчезло. Все умерло. Больше Малколм никогда туда не возвращался.

И все же Малколм чувствовал, что он был не один. Где-то были и другие, такие же, как он, бегущие и прячущиеся. Он хотел найти их, присоединиться к ним, но не знал, как это сделать. Иногда ночью он слышал вой. И он плакал.

Ночи стали холодными. Днем часто шел дождь. Малколм научился делать достаточно прочное укрытие из сосновых веток, защищающее его от дождя. В нем он просиживал долгие часы, обняв свои колени и дрожа от холода.

Теперь за ним охотилось меньше людей. Опасность уменьшилась, но еще осталась. По мере того как запахи людей становились слабее, Малколм делался беспечнее.

И он совершил ошибку дождливым вечером, когда шел по тропе в поисках укрытия. Он спешил спрятаться от дождя. Если Малколм был бы осторожен, как обычно, ничего не случилось бы. Перед ним на тропе часть земли была покрыта листьями. Он должен был заметить, что листья лежат неестественно. Но на этот раз он не посмотрел, прежде чем идти дальше.

Он не понял сразу, что произошло. Раздался жуткий скрежет, и обжигающая боль охватила его правую ногу. Он рухнул на землю.

Боль сжала его подобно раскаленному обручу. Он попытался встать, но не смог. И что-то держало ногу. Что-то тяжелое.

Посмотрев вниз, туда, где кончались лохмотья его брюк, он увидел стальные челюсти, сжавшие его лодыжку. Нога была разодрана до кости, которая виднелась сквозь кожу. Кровь мгновенно залила ботинок. Он попробовал пошевелить ногой. Лязгающий звук был даже хуже новой вспышки боли. Он потерял сознание.

Ночь была полна бесконечных страданий, длинные периоды бреда сменялись проблесками сознания, во время которых он пытался освободить ногу из стального капкана. С гор опустились тучи, и на землю хлынули потоки ледяного дождя. Гремел гром, и сверкала молния.

Малколм в отчаянии бился о землю. Когда сознание возвращалось, что-то странное происходило с его телом. Один раз он поднес к лицу руки и в свете молнии увидел звериные когти. Или ему это показалось? Все расплывалось под приступами боли.

Гроза продолжалась всю ночь, затем прекратилась. На рассвете было холодно и сыро. Дождь продолжался. У Малколма началась лихорадка, и временами он не понимал, где находится и как он здесь очутился. Ему следовало быть в теплой постели, а не в холодном лесу. Затем вновь следовал приступ боли, возвращая воспоминание об ужасной ночи. Он изменил положение своего тела, и стальные челюсти крепче сжали его плоть. Капкан. Он знал, что такое капкан. Но он забыл обо всем, когда увидел великана.

Ну, может быть, не великана, а большого, очень большого человека. С точки зрения Малколма, лежащего на тропе, человек выглядел как гора. Борода и волосы, доходящие до плеч, были темными, с оттенком красного. Одна его рука была больше двух мальчика. Его грудь и плечи были мощными, как гранит. На нем были грубые потрепанные джинсы и кожаная куртка. Несмотря на боль, Малколм почувствовал страх перед силой, исходившей от этого человека. Затем он увидел глаза великана. Они были карие и очень добрые.

Великан опустился возле мальчика на колени. Малколм совсем близко увидел карие глаза, в которых отразилась боль, когда мужчина посмотрел на разодранную лодыжку. Малколм попытался сесть, но великан остановил его, мягко придержав за шею, и легко положил обратно.

— Ты попал в беду, сынок, — пророкотал бас из груди человека. — Тебе лучше полежать, пока я посмотрю.

Он двигался с грацией, невероятной для человека его величины. Он осторожно заслонил собой лодыжку от глаз Малколма, пока осматривал ее.

— Черт возьми, — прогремел большой человек. — Стальные зубы, двойной обхват. Это запрещено.

Малколм вздрогнул, когда рука великана коснулась его ноги.

— Потерпи. Я знаю, что тебе очень больно, но надо вытащить эту штуку из тебя. Тебе будет еще больней, немного, когда я ее разожму, но другого выхода нет. — Он повернул голову, и добрые карие глаза посмотрели прямо на Малколма. — Ну как, ты сможешь еще немного потерпеть?

Малколм кивнул.

— Вот и хорошо. Закрой на минуту глаза. Крепко зажмурься. Думай о самом лучшем, что у тебя когда-либо было.

Малколм закрыл глаза. Он изо всех сил старался думать о чем-нибудь хорошем, как велел ему большой человек. Но ничего не вспоминалось. Только ночь, огонь и крики умирающих.

Раздался громкий металлический скрежет, и новая вспышка боли охватила его лодыжку. Малколм открыл глаза. Великан, стоя рядом с ним на коленях, держал в руках стальной капкан.

— Вот то, что схватило тебя, сынок, — сказал он. — Проклятое грязное изобретение. — Затем он напрягся и стал раздвигать капкан, как будто это были челюсти акулы, пока он не разлетелся с громким металлическим скрипом. Он бросил сломанный капкан в кусты и вновь обратился к мальчику.

— Ты в порядке?

Малколм кивнул, сдерживая слезы. Он боялся услышать свой голос, не желая показать слабость перед большим человеком.

— Ты готов идти?

Малколм беспомощно посмотрел на искалеченную лодыжку. Теперь она была освобождена от стальных челюстей, но нога опухла и приобрела синюшный оттенок.

Большой человек снова заслонил от глаз Малколма разодранную лодыжку.

— Я помогу тебе, — сказал он. — Нужно отсюда выбираться.

Он просунул свои сильные руки под мальчика и легко, словно перышко, поднял его. Затем также легко поднялся и пошел по тропе.

— Ты не хочешь поговорить? — спросил он.

Малколм попытался что-нибудь произнести, но только всхлипнул.

— Ну тогда говорить буду я. Я к этому привык. А ты будешь слушать. Для меня это будет хорошим развлечением. Ведь я в основном разговариваю сам с собой.

Великан легко перешагивал через кусты и нес Малколма так, чтобы не задеть его раненую лодыжку. Ритм его шагов усыплял мальчика. И когда он говорил, его грохочущий голос был успокаивающим.

— Меня зовут Джонес, — начал он. — Я живу здесь один и редко кого вижу. Люди в городе знают, кто такой Джонес. Сумасшедший отшельник, так считают некоторые. В прошлом хиппи. Дитя природы. Мне безразлично, как меня называют, главное, чтобы меня оставляли в покое. И они это делают. Я прожил здесь почти двадцать лет. И никогда не имел неприятностей с людьми. Если ты никогда их не видишь, то и они тебя не беспокоят.

Джонес некоторое время шел молча, затем вновь заговорил:

— Да, но теперь мне приходится снова видеть людей. Бродяг. Исследователей природы. Иногда заблудившихся детей. Я ничего не могу сделать с охотниками. Когда они начинают стрелять в животных, я могу с ними поговорить. В основном я встречаю подростков. Они немного напоминают мне самого себя в шестнадцать лет. Но они проще смотрят на жизнь, в отличие от людей моего поколения. Их больше интересует применение оружия, чем отказ от него, но в этом нет их вины. Они почувствовали бы отвращение к стрельбе, если бы им пришлось идти в армию и воевать.

Но что-то случилось с современной молодежью. У них у всех какие-то сдвиги. Большинство из них участвует в разных демонстрациях протеста. Все это не по мне. Мне сорок лет, я знаю жизнь, но я все еще верю, что если мир изменится к лучшему, в этом не будет заслуги акционерных обществ. Вот почему меня называют сумасшедшим отшельником.

Джонес шел через густой кустарник, и внезапно они оказались на открытом месте. Перед ними была поляна, усеянная дикими цветами. Прямая грязная дорога вела к крепкой маленькой хижине, сложенной из грубых бревен. Струйка голубого дыма выходила из трубы, и ощущение уюта добавляли приятные занавески на окнах.

— Я живу скромно, — сказал Джонес. — Несколько лет назад здесь жила девушка. Вернее, женщина. Это благодаря ей появились занавески. И цветы. Их было больше, но я не любитель заниматься ими. Лучше овощи, чем цветы. Ее звали Беверли. Блондинка с длинными ногами. Она хотела попробовать жизнь на природе. И я был рад ей помочь.

— Что с ней случилось? — голос Малколма был слабым и дрожал. Он долго не говорил.

— Она ушла, — небрежно ответил Джонес, как будто они все время говорили вдвоем. — Оказалось, что жизнь на природе не настолько спокойна, как она думала. И она не смогла выдержать дождь. Она родилась в Сан-Диего и никогда в своей жизни не видела, чтобы дождик продолжался более двух дней. А здесь иногда дождь идет месяц. Меня это не трогало, но Беверли буквально сходила с ума. И потом был ребенок.

— У тебя был ребенок?

— Да, у нас. Маленький мальчик. Беверли хотела назвать его Звездный Мальчик, но я не позволил. Я-то не из космоса. Назвали Джоном. Правильное имя. Основательное. Библейское, если ты в этом разбираешься. Сейчас он на пару лет младше тебя. А как твое имя?

— Я… — внезапно Малколм ощутил пустоту в памяти, как будто там образовался вакуум. Он испугался. — Я не знаю.

— Ничего. Здесь нас только двое, так что путаницы не будет. А вот при возвращении в город ты должен знать свое имя, но к этому времени ты наверняка его вспомнишь.

Джонес подошел к дверям хижины и открыл их ногой. Внутри было несколько грубо сколоченных стульев, стол и пара кроватей армейского типа. Там же была железная раковина с умывальником. У одной из стен находился очаг с большим металлическим чайником, который уже закипал. От чайника исходил чудесный аромат.

— Беверли не учла, что жизнь на природе с Джоном будет иной. Ни телевизора, чтобы занять ребенка. Ни няни. Однажды она взяла его и ушла. Я не виню ее. По крайней мере, у меня есть сын. И я избавил его от жизни, которая началась бы для него с имени Звездный Мальчик.

Джонес внес Малколма в хижину и закрыл за собой дверь. Внутри было тепло. Вокруг витал аромат от закипающего чайника.

— Тушеное мясо, — произнес Джонес. — С турнепсом, помидорами, диким луком. Попробуем?

Малколм кивнул, но тут же вздрогнул от внезапной боли.

— Но сначала мы посмотрим, что можно сделать с твоей лодыжкой. Сейчас я ее перевяжу. Завтра утром дождь кончится, и мы отправимся в Пиньон, где сделают все как следует.

Джонес положил мальчика на кровать. Принес таз с водой и мягкое полотенце. Очень осторожно он обмыл раненую лодыжку.

Он держал ногу мальчика сильными мягкими руками и обрабатывал ее.

— Похоже, у тебя небольшое заражение, — сказал он. — Надо немного почистить. Я положу хинина. Это должно вывести инфекцию. Быстрее, чем йод.

Из шкафчика рядом с раковиной Джонес достал плотно закрытую бутылку. Он вылил густую коричневую жидкость и пропитал ею кусок ваты. Жидкость пахла смолой. Он обильно смазал ею раненую лодыжку мальчика. Это вызвало жгучую боль, но Малколм терпел.

— Так и должно быть, — сказал Джонес. Он забинтовал ногу Малколма. — Не туго?

Малколм покачал головой.

— О'кей. Ну, а как насчет еды теперь?

— Я ужасно голодный.

— Еще бы.

Джонес положил горячее мясо в деревянные миски, нарезал ломти хлеба. Налил дымящийся травяной чай. Малколм ел, пока не почувствовал, что больше не может. Чай согрел его, и мальчика стало клонить ко сну. Большой человек помог ему лечь удобнее и укрыл его одеялом.

— Теперь поспи, сынок. Завтра мы рано поднимемся.

Боль в ноге ослабела и постепенно утихла. Он отдыхал, впервые за много дней испытывая ощущение покоя. Тепло хижины, тени от угасающего огня, тихий стук дождя по крыше, все это погрузило мальчика в глубокий приятный сон.