"Пошлый, как лебедь" - читать интересную книгу автора (Vlad)

Эндшпиль

 

Выборы действительно соединяют спорт с искусством примерно в той пропорции, которая отличает шахматы

Америка полюбила Маккейна, как Дездемона Отелло — за муки

Смесь рас и религий, обладатель эксцентрического опыта и экстравагантного имени, Барак Хуссейн (sic!) Обама — лакмусовая бумажка терпимости

У Байдена на выборах одна роль — оттенять Обаму

Прежде всего Сара Пэйлин, несмотря на кличку Барракуда, — красавица

Следить за американскими выборами я начал задолго до того, как оказался в Америке. Поскольку в прежней жизни мы могли выбирать (да и то не очень) между сортами плодово-ягодного, заокеанская политика считалась неотразимой. Выборы с неведомым исходом тогда — и сейчас — казались экзотикой.

Попав в Америку и с трудом дождавшись права выбирать себе президента, я пользовался им каждый раз, когда этого требовала демократия. Не могу сказать, что мне часто доводилось склонить ее на свою сторону, но я старался. Даже тогда, когда знаменитому Рейгану противостоял совсем уж малозаметный и скоро забытый кандидат

— Генис за Дукакиса? — говорили друзья, — уже смешно.

— Зато не идиот, — огрызался я, объясняя, что древние греки называли этим словом каждого, кто не голосует.

В Америке таких примерно половина. Но и они не устают от политики, несмотря на то, что выборы тянутся уже полтора года. Демократия (помимо всего остального) — любимое развлечение Америки, успешно соперничающее со спортом. Это — тоже эмоциональная драма с ненаписанным финалом.

В ожидании его страна делает ставки, считает шансы и следит за главными игроками, не переводя дыхания и не отрываясь от телевизора. Речь Обамы на съезде демократов собрала больше телезрителей, чем открытие пекинских Олимпийских игр и последняя церемония раздачи «Оскаров».

Выборы действительно соединяют спорт с искусством примерно в той пропорции, которая отличает шахматы. Сейчас 18-месячная партия подошла к концу. На расчищенной от фигур и пешек доске наконец остались две главные пары. В этом составе им предстоит разыграть эндшпиль, который может закончиться чем угодно, кроме пата. Накануне решающей схватки — дебатов, — стоя посреди опустошенной предварительными выборами доски, герои позволяют себя рассмотреть анфас и в профиль.

Начнем с белых. В сознании среднего и незадачливого американца республиканец Маккейн занимает то же место, что положительный секретарь райкома в соцреалистических романах. И у того, и другого один — простительный — недостаток: вспыльчивость. Историю жизни Маккейна знает каждый. В Ханое он был не столько военнопленным, сколько политическим заключенным. Что-то среднее между Василием Сталиным и Владимиром Буковским. Америка полюбила Маккейна, как Дездемона Отелло — за муки, и только потом обнаружила, что у него есть не только чувство долга, но и чувство юмора. Когда 72-летнего кандидата спросили о возрасте, он пожаловался, что его мать недавно оштрафовали за превышение скорости. Больше всего Маккейн боится, что на выборах ему станет помогать другой, очень непопулярный республиканец — нынешний президент. Однако каждый раз, как, говорят, положено во флоте, Маккейн встает со стула, когда разговаривает с Бушем по телефону.

Если Маккейна знают все, любят многие и уважают остальные, то в ферзях у него — темная лошадка. Прежде всего Сара Пэйлин, несмотря на кличку Барракуда, — красавица. Она специально носит очки в уродливой оправе школьного завуча, чтобы ее принимали всерьез проголосовавшие за своего губернатора избиратели. Всех их — около 100 000 — можно собрать на одном стадионе, но на Аляске такого нет и не нужно. В этом штате людей меньше, чем карибу, зато все с характером, что мы с детства знаем из Джека Лондона. В своем губернаторском офисе Сара Пэйлин держит шкуру медведя-гризли, которого убил ее отец. Сама она стреляет не хуже. Муж ее  наполовину эскимос, чемпион по гонкам на мотосанях. Детей — пять штук, да и старшая, 17-летняя, — уже беременная. Все это значит одно: чем бы ни кончились выборы, в Голливуде уже распределяют роли. Самая печальная — у гризли.

Фигуры другого цвета представляют Байден и Обама. Про первого сказать нечего. Он уже дважды сам был кандидатом в президенты, но все равно не запомнился. В Вашингтоне таких — полный сенат, и это — самое важное. У Байдена на выборах одна роль — оттенять Обаму.

Лучшее, что можно сказать о кандидате демократов, сводится к тому, что он — дитя планетарной цивилизации, ее гимн и воплощение. Смесь рас и религий, обладатель эксцентрического опыта и экстравагантного имени, Барак Хуссейн (sic!) Обама — лакмусовая бумажка терпимости. В том числе  моей. Мне в нем все нравится, кроме цвета кожи. В стране политической корректности она представляется не заработанной, как крестьянское происхождение в Политбюро, привилегией: был бы Обама кандидатом в президенты, если бы он был не черным, а белым?

У меня есть еще два месяца, чтобы выяснить для себя ответ на этот вопрос. А пока я говорю о выборах со всеми, кто соглашается.

Дело в том, что обычные американцы политику, как зарплату и веру, с посторонними не обсуждают, но интеллигентные — не могут, как и я, сдержаться. На днях одна такая дама либерально-профессорской складки завела со мной беседу:

— За кого, — вежливо спросила она меня, — будут голосовать русские американцы?

— В большинстве своем, — осторожно ответил я, — наши соотечественники будут голосовать не за, а против.

— Кого?

— Обамы.

— Потому что республиканцы?

— Скорее — расисты.

— Как странно, — смутилась за нас она, — но ведь в России никогда не было афроамериканцев.

— Афроамериканцев — нет, но негры были.

— Кто?

— Пушкин.

— А, — обиделась она, — это вы так шутите.

Александр Генис

Нью-Йорк

04.09.2008