"Тайный вампир" - читать интересную книгу автора (Смит Лиза Джейн)ГЛАВА 7— Тогда у тебя должна была быть причина, по которой ты этого не сделал, — просто сказала Поппи. Джеймс так посмотрел на нее, что она вздрогнула. — Я знаю тебя. Она знала и понимала его, как никого на свете. Джеймс отвел глаза. — У меня не было причины, но были… смягчающие обстоятельства. Можно сказать, меня принудили. Но меня до сих пор мучают кошмары. Джеймс казался печальным и усталым. «Это царство одиночества, и оно полно тайн, — подумала Поппи». — И Джеймс должен был хранить самый страшный секрет, хранить от всех, даже от нее». — Это ужасно! — воскликнула Поппи, совершенно забыв о том, что их могут услышать. — Я хочу сказать, это ужасно: всю жизнь держать это в себе, никому не открыться, все время притворяться… — Поппи! — Джеймс вздрогнул от охватившего его волнения. — Не надо… — Не надо тебя жалеть? Он покачал головой. — Раньше меня никто не понимал. Немного помолчав, он добавил: — Как ты можешь волноваться за меня, когда с тобой самой случилось несчастье? — Думаю, потому что ты мне не безразличен. — А я думаю, что по этой же причине я обращался с тобой иначе, чем с Микаэлой или Жаклин. Поппи смотрела на безукоризненные черты его лица, на шелковистые волны каштановых волос… и у нее перехватило дыхание. Но пока их ничто не связывало. И Джеймс не подал виду, что понял ее. Он вдруг стал резким и деловитым. — Нам лучше начать сейчас же, — сказал он, поднялся и задернул занавески. — Дневной свет уменьшает силу вампиров. Поппи воспользовалась паузой, чтобы подойти к музыкальному центру. Звучала как раз голландская застольная песня. Под эту музыку, пожалуй, смогли бы плясать нидерландские шкиперы, но ее вряд ли можно было назвать романтичной. Поппи нажала на кнопку, и пространство комнаты заполнила печальная португальская мелодия. Она задернула легкий полог кровати, и они с Джеймсом оказались в собственном маленьком мире, сумрачном и уединенном. — Я готова, — тихо сказала она, и Джеймс наклонился к ней. Даже в полутьме она чувствовала гипнотизирующее воздействие его глаз. Они казались окнами в другой мир, далекий и волшебный. «Мир ночных людей», — подумала она, и подняла подбородок, когда Джеймс заключил ее в свои объятия. В этот раз она ждала прикосновения его клыков, и оно показалось даже приятным. Но лучше всего было то, что их мысли снова слились в немой беседе. Чувство единения, целостности пронизывало ее подобно звездному свету. Она снова чувствовала, как они проникают друг в друга, сливаются воедино, растворяются… Она чувствовала, как ее пульс бьется в нем. Ближе, ближе… И тут она почувствовала, что ее отталкивают. Искусственно? Это самое подлинное чувство, которое она когда-либо испытывала. Оно более настоящее, чем сама реальность. Она почувствовала ярость на Джеймса и обиду за то, что он лишил ее радости. Поппи нисколько не волновало, честно это или нет. Они теснее прильнули друг к другу, и их захватила волна чистой звенящей радости. «Кровные узы, — думала Поппи, когда Джеймс наконец поднял голову. — Теперь не имеет значения, если он так и не скажет, что любит меня, теперь мы связаны узами, крепче которых нет». И сейчас она укрепит эту связь, принимая его кровь. «Попробуй, воспротивься этому», — подумала она… и смех Джеймса застал ее врасплох. — Снова читаешь мои мысли? — И не только. Ты строишь планы, и у тебя это хорошо получается. Ты будешь сильным телепатом. Любопытно… Но сейчас Поппи отнюдь не чувствовала себя сильной. Она была слабой, как котенок. Как увядающий цветок. Сейчас ей нужно было… — Я знаю, — прошептал Джеймс. Поддерживая ее, он уже подносил руку к губам. Поппи жестом остановила его. — Джеймс, сколько раз нам нужно сделать это до того, как я изменюсь? — Я думаю, еще раз, — тихо ответил Джеймс. — В этот раз я получил много крови и хочу, чтобы ты сделала то же самое. В следующий раз… «Я умру, — подумала Поппи. — Что ж, по крайней мере, я знаю, сколько мне, смертной, отпущено». Губы Джеймса раздвинулись и обнажили длинные тонкие клыки, которыми он пронзил свое запястье. В этом его движении было что-то змеиное. По руке потекла кровь, она была цвета сиропа в банке с консервированными вишнями. Едва Поппи склонилась к запястью Джеймса, как в дверь постучали. Поппи и Джеймс застыли, охваченные чувством вины. Застигнутая врасплох, Поппи, казалось, не способна была пальцем пошевелить. В ее мозгу билась только одна мысль: Господи, сделай так, чтобы это был не Фил… …Фил. Просовывая голову в открытую дверь, Фил начал было: — Поппи, ты проснулась? Мама сказала… Вдруг он замолчал и бросился к выключателю. Свет обнажил всю комнату, не оставив ни одного укромного уголка. Поппи была в ужасе. Фил смотрел на нее сквозь воздушную ткань полога. Поппи глядела на него. — Что здесь происходит? — раздельно произнес он, и его голос мог бы обеспечить ему главную роль в фильме «Десять заповедей».[4] Поппи не успела слова сказать, как он наклонился и схватил Джеймса за руку. — Не надо, Фил, — сказала Поппи, — не будь идиотом. — У нас был уговор, — прошипел Фил, — и ты его нарушил. Теперь Джеймс так же яростно схватил Фила за руку. Казалось, они вот-вот подерутся. О Господи, если бы она сейчас была способна нормально соображать! Поппи чувствовала себя такой беспомощной. — Ты ничего не понимаешь, — сказал Джеймс, стиснув зубы. — Ничего не понимаю? Я захожу и застаю вас в кровати с задернутым пологом, и ты мне заявляешь, что я чего-то не понимаю? Джеймс слегка встряхнул Фила за плечи, затратив минимум усилий, но голова Фила качнулась из стороны в сторону, а шея хрустнула. Поппи поняла, что сейчас Джеймс вряд ли способен рассуждать здраво. Перед глазами всплыл образ завязанной в узел металлической ножки стула, и она решила, что настало время вмешаться. — Отпусти его, — сказала она, вставая с кровати, и бросилась к ним, чтобы успеть схватить за руку любого из них. — Хватит, мальчики! — в отчаянии прошептала она. — Фил, я знаю, ты этому не поверишь, но он пытается мне помочь. — Помочь тебе? Я так не думаю. Он накинулся на Джеймса: — Посмотри на нее! Ты что, не видишь, что твое глупое притворство вредит ей? Каждый раз, когда я застаю вас вместе, она белая как полотно. — Ты в этом ничего не понимаешь, — бросил Джеймс в лицо Филу. У Поппи в уме занозой застряла странная фраза, которую только что произнес Фил. — Притворство? Какое притворство? — спросила она. Поппи произнесла это тихо, но юноши перестали ссориться и смотрели на нее. А потом все они наделали ошибок. Позже Поппи поймет, что, если бы они тогда держали себя в руках, многое из того, что потом произошло, могло и не случиться. Но они дали волю чувствам. — Мне очень жаль, Поппи, — сказал Фил, — я не хотел тебе говорить… — Заткнись! — в ярости закричал Джеймс. — Но я должен. Этот мерзавец, он просто разыгрывает тебя. Он мне признался, что просто жалеет тебя. Он думает, что, если притворится, будто любит тебя, ты будешь чувствовать себя лучше. Он — самовлюбленная скотина. — Притворится? — переспросила Поппи, опускаясь на кровать. У нее шумело в голове, и в груди накипала невиданная вспышка гнева. — Поппи, он сошел с ума! — закричал Джеймс. — Послушай! Но Поппи не слушала его. Зато она чувствовала, как расстроен Фил, и это было гораздо убедительнее, чем ярость Джеймса. А Филипп, честный, прямодушный, надежный Филипп, почти никогда не лгал. Он и теперь не лгал. Значит, лгал Джеймс. У нее в груди словно что-то взорвалось. — Ты… — прошептала она, с ненавистью глядя на Джеймса, — ты… Поппи не могла придумать для него самого страшного оскорбления, которого он был достоин. Ее никогда не унижали и не предавали так, как сегодня. Она думала, что знала Джеймса. Она ему верила, как себе. Тем страшнее было его предательство. — Так что же, все было притворством? Да? Внутренний голос останавливал ее, призывал успокоиться и подумать. Он говорил ей, что она сейчас неспособна принимать решения, а ошибка может стоить ей жизни. Но она была не в состоянии прислушиваться к своему внутреннему голосу. Ярость подгоняла ее, затмевала разум, не давала подумать, есть ли у нее основания для гнева. — Ты просто жалел меня, да? — прошептала она, и ярость и горе, которые она подавляла эти полтора дня, вдруг выплеснулись наружу. Ее пронзила боль, и все померкло вокруг, все. Осталось лишь исступленное, страстное желание причинить Джеймсу боль, такую же сильную боль, Джеймс тяжело дышал и говорил быстро: — Поппи! Поэтому я и не хотел, чтобы Фил знал… — Неудивительно, — взвилась Поппи, — неудивительно, что ты так и не сказал, что любишь меня, — она продолжала, уже не обращая внимания на Фила. — Как я могла тебе верить? Помимо всего прочего, ты ни разу меня не поцеловал. Мне не нужна твоя жалость. — Что значит «помимо всего прочего»? Что это значит? — взревел Фил. — Я убью тебя, Расмуссен! Он вырвался из рук Джеймса и с новой силой набросился на него. Джеймс уклонился, так что первый удар лишь слегка задел его волосы. Фил снова бросился на Джеймса, и тот, извернувшись, схватил его сзади в замок. Поппи услышала, как в холле раздались быстрые шаги. — Что здесь происходит? Миссис Хилгард в растерянности остановилась на пороге спальни. В ту же минуту у нее за спиной вырос Клифф. — Что случилось? Почему вы кричите? — его подбородок на исхудавшем за последние дни лице выделялся еще сильнее, чем обычно. — Это ты подвергаешь ее опасности, — прошептал Джеймс на ухо Филу, — смертельной опасности, прямо сейчас. Он был разъярен и выглядел диким. Нечеловечески страшным. — Отпусти моего брата! — закричала Поппи. Ее глаза наполнились слезами. — О боже, дорогая, — едва могла вымолвить миссис Хилгард. Она бросилась к дочери и обняла ее. — Мальчики, немедленно уходите отсюда. Дикая ярость исчезла с лица Джеймса, и его хватка ослабла. — Послушай, извини меня, но я должен остаться. Поппи… Филипп локтем ударил его в живот. Вероятно, Джеймсу не было так больно, как было бы больно смертному, но Поппи увидела, что ярость промелькнула на его лице, как только он смог разогнуться. Он поднял Фила и бросил в сторону платяного шкафа. Миссис Хилгард закричала, Клифф бросился к ним и встал между ними. — Ну хватит! — прорычал он. Обернувшись к Филу, он спросил: — С тобой все в порядке? Затем он обратился к Джеймсу: — Что тут случилось? Фил потирал голову, медленно приходя в себя. Джеймс молчал. Поппи не могла произнести ни слова. — Ладно, все это не имеет значения, — подытожил Клифф. — Похоже, все мы сегодня выбиты из колеи. Но тебе, Джеймс, все же лучше сейчас пойти домой. Джеймс посмотрел на Поппи. Поппи, дрожа, как от сильной боли, повернулась к нему спиной. Она бросилась в материнские объятия, не сказав ни слова. — Я вернусь, — тихо сказал Джеймс. Его слова должны были означать обещание, но в них чувствовалась затаенная угроза. — В ближайшее время — нет. — Голос Клиффа прозвучал, как воинский приказ. Глядя через мамино плечо, Поппи увидела кровь на светлых волосах брата. — Думаю, всем нам нужно время, чтобы остыть, — подытожил Клифф. — Ну же, Джеймс, пошевеливайся. Он вывел Джеймса из комнаты. Поппи дрожала л всхлипывала, она старалась не обращать внимания на приступ головокружения и все усиливающееся бормотание разных голосов в своей голове. Из музыкального центра доносилась дикая, бьющая по барабанным перепонкам английская музыка. В течение следующих двух дней Джеймс звонил восемь раз. На первый звонок Поппи ответила. Телефон зазвонил около полуночи, и она автоматически подняла трубку, еще в полусне. — Поппи, не вешай трубку, — сказал Джеймс. Поппи бросила трубку. Спустя мгновение телефон зазвонил снова. — Поппи, если ты не хочешь умереть, выслушай меня. — Это шантаж. Ты псих, — сказала Поппи, стискивая телефонную трубку. Язык у нее еле ворочался, голова была тяжелой и болела. — Поппи, это правда. Поппи, послушай. Сегодня ты получила мало крови. Из-за меня ты ослабела, а взамен не получила ничего. Это тебя убьет. Поппи слушала Джеймса, но смысл слов ускользал от нее. Она поняла, что пропускает их мимо ушей, что проваливается в какой-то мягкий, вязкий туман и не способна рассуждать здраво. — Мне все равно. — Тебе это не может быть все равно, и если бы ты была сейчас в состоянии думать, ты бы так не сказала. Сейчас у тебя в голове полная неразбериха. Ты слишком плохо владеешь собой, слишком неразумна, чтобы признаться в этом. Все это подозрительно походило на то, что и сама Поппи поняла спустя некоторое время после скандала. Она поняла, что была похожа на Марицу Шаффер, которая выпила шесть бутылок пива на новогодней вечеринке у Джана Неджара. Она вела себя как полная дура и не могла остановиться. — Я только одно хочу понять, — сказала она наконец, — правда ли то, что ты сказал Филу? На другом конце провода раздался громкий вздох. — Да, я действительно сказал это Филу, но это неправда, я просто хотел отделаться от него. У Поппи вновь сдали нервы. — Почему я должна верить человеку, который всю жизнь лгал?! — крикнула она и, повесив трубку, разрыдалась. Весь следующий день она провела в полном и бездумном отрицании. Ей все казалось ложью: и ссора с Джеймсом, и его беспокойство, и даже ее болезнь. Особенно ее болезнь. Поппи ее игнорировала, она просто принимала лекарства, не утруждая себя мыслями о том, зачем они ей нужны. Поппи умудрялась не обращать внимания на разговоры мамы с Филом о том, как быстро она угасает, как бедная Поппи бледнеет, слабеет, как ухудшается ее состояние. И только она одна знала о том, что способна слышать разговоры, происходящие в холле, так явственно, как будто говорят в ее спальне. Все ее чувства обострились, несмотря на то что сознание оставалось затуманенным. Глядя на себя в зеркало, она поражалась собственной бледности. Ее кожа казалась восковой, а глаза смотрели яростно и словно горели зеленым огнем. Джеймс звонил еще шесть раз, но миссис Хилгард отвечала, что Поппи не может подойти к телефону. Ремонтируя поврежденный шкаф в спальне Поппи, Клифф удивлялся: — Кто бы мог подумать, что этот парень такой сильный? Джеймс отключил мобильный телефон и ударил кулаком по приборной доске машины. Дело было в четверг, день клонился к вечеру. «Я люблю тебя», — вот что он должен был сказать Поппи. Теперь слишком поздно, она не захочет с ним разговаривать. Почему же он этого не сказал? Теперь все его оправдания казались смешными. Он не воспользовался невинностью Поппи и чувством благодарности, которое она к нему испытывала… Что ж, браво! Он всего лишь прокусил ей вены и разбил сердце. Он всего лишь приговорил ее к смерти! Однако теперь не время думать об этом. Сейчас он должен поучаствовать в маскараде. Джеймс резко сдернул с себя ветровку, подходя к изящному дому в деревенском стиле. Он повернул ключ в замке и вошел молча, ему не надо было оповещать о своем приходе: мать чувствовала его приближение. При входе в дом воображение поражали сводчатые, как в церкви, потолки и голые — по последней моде — стены. Удивляла лишь одна странная деталь: путь солнечным лучам повсюду преграждали элегантные, выполненные на заказ драпировки. Из-за этого пространство казалось свободным, но немного сумрачным, похожим на пещеру. — Джеймс! — воскликнула миссис Расмуссен, выходя навстречу сыну из левого крыла виллы. Ее черные волосы отливали лаковым блеском, а прелестную фигуру скорее подчеркивал, нежели скрывал, расшитый серебряными и золотыми нитями палантин. Холодные серые глаза миссис Расмуссен, обрамленные густыми ресницами, поразительно напоминали глаза сына. Она едва коснулась губами его щеки. — Я получил твое послание, — сказал Джеймс. — Чего ты хочешь? — Я бы повременила с ответом, пока не вернется с работы твой отец… — Мам, извини, но я спешу, у меня много дел, я сегодня еще не питался… — Это заметно, — ответила миссис Расмуссен. Несколько мгновений она не отрываясь смотрела на сына. Наконец она вздохнула и, кивнув в сторону гостиной, сказала: — Давай, по крайней мере, сядем… Ты очень взволнован, правда? Особенно в последние дни. Джеймс расположился на малиновой кушетке. Он должен показать, на что способен. Если ему удастся утаить от матери правду, не дать ей проникнуть в свои мысли, он свободен. — Я думаю, папа рассказал тебе о причине, — отозвался он. — Да, малышка Поппи. Очень грустно, не правда ли? Тень, которую отбрасывал единственный торшер в форме дерева, была насыщенного красного цвета; рубиновый отсвет скрывал половину лица миссис Расмуссен. — Сначала я очень расстроился, но сейчас мне гораздо лучше, — ответил Джеймс. Он старался, чтобы голос его звучал невыразительно, и сосредоточился на контроле за своими мыслями. Мать не должна прочесть ни одной из них. Он чувствовал, как мать легонько пробует коснуться края его подсознания. Будто насекомое, ощупывающее все вокруг длинными усиками, или змея, пробующая воздух черным раздвоенным язычком. — Странно, — наконец произнесла миссис Расмуссен, — мне казалось, она тебе нравится. — Нравилась… Но в конце концов, они ведь не настоящие люди, правда? — Он подумал мгновение и добавил: — Это похоже на смерть домашнего зверька. Думаю, мне нужно найти ей замену. Сейчас главное — сохранять расслабленными мышцы. Джеймс чувствовал, как изучающие его мысли «усики» внезапно сузили круг поиска и очень тщательно обследуют его ауру, пытаясь найти брешь в линии обороны. Он с большим трудом вызвал в воображении образ Микаэлы Васкез. Он старался представить ее в различных соблазнительных позах. Удалось! Мать успокоилась и с улыбкой изящно откинулась на спинку кресла. — Я рада, что ты так правильно относишься к случившемуся, но если ты почувствуешь, что тебе необходимо с кем-то проконсультироваться… твой отец знает несколько очень хороших психотерапевтов… Она имела в виду психотерапевтов-вампиров, которые должны вбить ему в голову, что смертные созданы только для того, чтобы питаться их кровью. — Я знаю, ты не хочешь неприятностей, так же как и я, — добавила миссис Расмуссен. — Это неминуемо отразится на всей семье, ты же знаешь. — Конечно, — произнес Джеймс и вздрогнул. — Мне надо идти. Передай папе привет, хорошо? Он едва коснулся губами ее щеки. — Да, кстати, — сказала миссис Расмуссен, когда Джеймс уже направлялся к выходу, — твой кузен Эш[5] все-таки приедет на следующей неделе. Полагаю, он захочет поселиться у тебя. Уверена: тебе там обязательно нужен приятель. «Только через мой труп», — подумал Джеймс. Он совсем забыл об этой опасности. Визит Эша совсем некстати. Но сейчас не время для споров. Джеймс вышел из дома, чувствуя себя жонглером, у которого в руках оказалось слишком много шаров. Вернувшись к машине, он снова взял мобильный телефон, затем отбросил его, так и не набрав номер. Из этого разговора ничего хорошего не выйдет. Нужно переменить стратегию. Время полумер прошло. Нужно сильное средство, которое принесет успех там, где это более всего необходимо. Джеймс немного подумал и поехал к Макдоннел Драйв. Припарковав машину в квартале от дома, где жила Поппи, он стал ждать. Он приготовился провести здесь всю ночь, если понадобится, но в этом не было необходимости. На закате дверь гаража распахнулась, и на улицу выехал фольксваген. За рулем сидел белокурый красавец. «Привет, Фил! Рад тебя видеть!» — поприветствовал его про себя Джеймс. Фольксваген на большой скорости удалялся, и Джеймс последовал за ним. |
||
|