"По ту сторону зеркала" - читать интересную книгу автора (Лакмен Рус)

Глава 2. Война

После долгого разговора с тем посетителем, Белиэнар вдруг, к огромному удивлению Плаше, заявил, что уезжает и возможно, надолго. И он, тщательно проинструктировав слугу, на следующее утро выехал из города в неизвестном направлении. Плаше пытался его расспросить, куда тот едет и почему, но сильно замкнувшийся в себе старик, в тот проклятый день разговаривать не захотел и запретил его беспокоить, когда чем-то занялся у себя в кабинете. Несчастному Плаше ничего не оставалось делать, как смиренно покориться происходившим странностям того чертового дня.

Хозяин уехал, зато осталась куча дел: нужно было дом привести в порядок после случившегося разгрома, что обязательно должно было занять несколько утомительных дней и приняться за лекарское дело, поскольку теперь вместо господина остался он. "Надеюсь, он ненадолго оставил меня в таком положении, черт возьми!" — ворчал он себе под нос на манер своего старика, горестно осознав, что не легко ему придется.

Тем временем Плаше заметил, что слухи о войне распространяются, как заразная эпидемия. На всех вызовах к больным, ему приходилось разговаривать лишь на эту тему и узнавать ее неприятные и невероятные подробности про некую нечистую силу, ("И кто только придумал эту жуткую сказку?!" — думалось ему) и невольно заставляя, как покинутый ребенок, еще более страдать от одиночества.

В утемненной комнате в тишине, наклонив голову на стол, недвижимо сидела фигура Феруса. Плотно закрытые ставни не пропускали ни единого пучка света. Он никогда не переносил дневной свет и чувствовал себя хорошо только в темноте и поэтому любил ночь. И, пытаясь как-то бороться со светом, он, находясь в темных помещениях, вот так закрывал все окна и днем создавал для себя некое подобие ночи.

Он кого-то ожидал и его мерно стучавший по столу палец, выдавал, что он очень нервничает. Наконец, он услышал какой-то еле заметный шорох и из-за потайной двери появился предмет его ожидания — Дьякон. Тот, как всегда, словно призрак бесшумно предстал перед ним с еле заметной и недоброй улыбкой уставился на регента. Было что-то странное в этом «призраке». Что-то заставляло Феруса перед ним трепетать, его глаза… у них словно не было жизни, холодные такие!.. Но, не смотря, на этот неприятный вид, все-таки, от него приходило больше пользы, чем вреда. Такого верного и покорного слугу у Феруса никогда еще не было, нужно было только привыкнуть…

— Ты выполнил мое поручение? — через силу спросил регент, пытаясь скинуть охватившее оцепенение при виде черта (так про себя его называл Ферус), и невольно уклонился от его взгляда.

— Конечно, мой господин! — прошипел тот с еле заметной ухмылкой.

— Ты принес ответ от Него?

Тот молча протянул запечатанный сверток бумаги. И Ферус схватив письмо, с дрожащими пальцами его раскрыл и, подойдя к свече, принялся читать, но тут же остановился, так как увидел лишь два слова. Потом, не спеша, поднес его к пламени и с кривой улыбкой на тонких губах, поджег.

— Настало время! — произнес он, словно злой пророк, повторяя написанные слова.

— Да, мой господин! Это свершится!

— Да свершится — сказал регент, скосив глаза. — Итак, ты знаешь, что делать! Пора! Ночью все случиться!.. НАСТАЛО ВРЕМЯ!

Такие теплые ночи в это время года бывали редкостью, пусть во дворе и стоял сентябрь. Несмотря на наставления Астина, Росоэн спал при открытых окнах. Стояла невыносимая духота, и просьбу старика выполнить было невозможно. Теплый ветерок, который время от времени заглядывал в его апартаменты шустро шелестел гардинами и, теребя гобелены, проносился потом по потолку и заставлял весело звенеть висящую там огромную хрустальную люстру.

Наблюдая за происходящим, принц страдал от бессонницы. Его терзали муки. Он так и не смог придумать план для освобождения Орхея и его дочерей. Время шло, а в перспективе ничего подходящего не наблюдалось! И ему было стыдно. Стыдно за то, что не может выполнить данное им слово. Стыдно, что беспомощен. "Не уж-то такова королевская доля?!" — задавал он вопрос, проклиная свое безвыходное положение. Он ругал себя за то, что бездействует, в то время, когда возможно те умирают от холода в том сыром подвале, а может еще хуже… от пыток?! Ему страшно было думать. Но этот дьявол в обличие Феруса мог сделать с ними все, что угодно. Что же делать? Не лежать же так!

И он по наитию машинально вскочил с кровати, но тут началось, что-то происходить. Внезапно ветер за окном усилился, и ее мощный порыв в дребезге разбил все стекла и посыпал осколками кровать, неестественным образом продырявив и порвав всю постель, как будто ветер намеревался его убить. По воле судьбы, чудом избежав смерти, он хотел позвать своего слугу, но какая-то сила удержала его в оцепенении. Он не понимал, что происходит, но слова застряли в горле. То ли это было следствием шока, то ли что-то иное… Время казалось, будто остановилось! В голове застучала сильнейшая боль, и все медленно поплыло в никуда. Отключилось сознание. Упал. Упал?! Странное дело! Он будто со стороны увидел свое недвижное тело, смотрел на него — волосы всклокочены, глаза полуоткрыты… Сон?! Или же… Умер?! Не понятно!

Появился человек. Скрюченный. Лица не видно. Но сильно знакомый! Где же он его видел?! Память отказал. Тот словно змея, шипя какие-то несвязные слова, наклонился на него и протянул костлявую руку. Коснулся лба. Медленно закрыл лежавшему глаза. Темно… И пустота…

С трудом открыв глаза, и с сильнейшей болью в голове, Росоэн с удивлением осознал, что лежит на холодном полу и не известно где. Он не понимал сколько прошло с того момента, когда он провалился в эту странную темноту, по которому он куда-то полетел и очутился сейчас в этом реальном, но в незнакомом месте. Вокруг темно и это точно не его комната. Этот запах… сырой и гнилой… Черт, словно, в том подземелье замка… "Темница!" — промелькнула мысль. Не понимая, явь это или же продолжение, того странного видения, он начал на ощупь обследовать помещение. Догадки подтвердились. Но как он здесь очутился?.. Наконец, сквозь дверные щели он проглядел свет и всмотревшись туда, узнал коридор. Это был тот самый подвал, где три дня назад он побывал. Все еще не веря на происходящее, он крикнул. Но ответа не последовало. Сон?! Проявление мучительных дум? Нет!.. Он отчетливо видит, тот факел на стене, что весит перед ним и старую запыленную паутину под ним… Стоп!.. Значит… Значит, справа через стену находятся они!.. Позабыв, про всю загадку, происходящую с ним, он стал усиленно колотить стену и, крича, со словами, что он их знает и пытался напомнить ту встречу. Ответа не следовало. Лишь мерзкие крысы, которых он сперва принял за ответ, попискивали в углу. Может быть, стены слишком толсты? И он принялся за дверь. Наконец, ему показалось, что услышал звук — кто-то постучал о камень. С еще болеем усердием он заново взялся за стену. Стучат! Ясно было, что ему шлют ответ! Только не было понятно, кто? И он замер, стал прислушиваться. Голоса… женские! Они!..

Предстала новая задача! Как выбраться отсюда? Подкоп?.. Чушь какая! Эти каменные стены даже выдержат конец света, черт возьми! Дверь не взломать! Силенок маловато. Черт! Это не смешно! Черт, черт, черт!.. Опять ждать?! Ждать и смотреть что случится дальше?! А что оставалось делать? И Росоэн упал, окончательно отчаявшись и разбившись.

Но тут он услышал другие звуки — кто-то шумно отворял двери. Пришли… Ферус!..

— Ну и духота! — фукнув, пожаловался жестким басам приятелю солдат-страж Фарнак. Глазами он всматривался с высокой стены в сторону ночного города, — Многое бы я отдал за то чтоб снять с себя эту чертову груду железа и оказаться в мягкой теплой постели! Да еще с какой-нибудь хорошенькой бабенкой!..

— Ты чего там мелишь?! Дай поспать! — сквозь сон процедил другой, что хорошо устроился на большой деревянной бочке.

— Жизнь, говорю, наша дерьмо! — крикнул Фарнак приятелю.

— С чего ты взял? — прохрипел тот. — По мне это рай!

— Ха, рай! Ровная бочка ему рай! Тебе что, все равно, что наша жизнь дерьмо?! Ведь, так и есть, наша с тобой жизнь самое настоящее дерьмо! А, Тарук?! Прав я или нет?

Но другой притворно захрапел.

— Одно и то же, — не унимался Фарнак, — Казарма, эта башня сторожевая, грязные потаскушки эти, надоело все, понимаешь! Нормальной жизни хочу. Семью!.. Детишек!..

— Во, заладил!.. Семья! Детишки! — усмехнулся другой. — C каких, это, пор, ты начал на жизнь жаловаться? Раньше все было нормально, а теперь дерьмо? Ты меня огорчаешь. Лучше заткнись и дай мне поспать! Не отнимай у меня время! — сказал солдат, которого Фарнак назвал Таруком. Затем он приложив рукавицы под голову, пробормотал: — Хм, семью ему захотелось! А детишек, небось, у тебя и так полно. Босоногих голодранцев этаких.

— Ну и спи себе, деревянная ты душа! — вздыхая, сказал Фарнак и через парапет всмотрелся в ночную даль. Все было тихо и темно, лишь маленькие точки фонариков, что имели часовые вроде них, поблескивали на городских стенах. Город спал. Далая спала. И любуясь красотой звездного неба, он замечтался.

Вдруг, краем глаза он уловил, как вдали что-то ярко блеснуло, будто молния. "Гроза что ли надвигается?! Облаков вроде не видно!" — огорчаясь, подумал он, с прискорбием ожидая, что придется мокнуть под дождем. Однако грома он не услышал. Решив, что ему действительно показалось, он вновь принялся изучать звезды. Не прошли и двух минут, как вспышка снова прервала его занятие. На этот раз намного ярче и ближе. Фарнак оживившись больше, чем был доселе, окинул равнину. Но причину странного явления он выяснить не смог, не смотря на то, что обладал завидным зрением.

Вспыхнуло еще, и еще…теперь слева и ближе…

— Что это за чертовщина! — крикнул он, по наитию выхватывая прислоненный к парапету меч, когда уразумел, что там внизу надвигается что-то многочисленное. — Эй, Тарук, проснись! Посмотри на это!

Тот, спросонья протирая глаза, огрызнувшись, нехотя посмотрел в указанном направлении и в ужасе закричал:

— О, черт, на нас же нападают! Бей в набат! Нападение, чего ты стоишь! — и сам побежал исполнять. И другие, видимо, тоже заметив, приближение врага усиленно начали трезвонить в колокола. Весь город охватил громкий звон и, слава богу, появились первые солдаты и в спешке начали готовиться к обороне, шумно поднимаясь по лестницам на оборонительные стены города. Выбежали озадаченные люди, ничего не понимая, выпученными глазами озираясь на происходящее, безуспешно спрашивали друг у друга причину переполоха. Но набат ясно говорил за себя — началась война — слово, которое было не ново! Некоторые люди, быстро сообразив это, сломя голову, кинулись, кто спасать свое имущество, а кто поблагороднее — спасать город. Известие быстро пронеслось по городу и все население оказалось на ногах.

Тем временем, огни приближались. Фарнак и Тарук с тревогой вглядывались туда, пытаясь узнать лицо врага и увидеть его вооружение. Но было темно, а эти тучи, которые не весть, откуда появились, еще сильнее затрудняли обзор. Через некоторое время стали заметны первые войны — определенно, это были кифийцы. "Но как они сюда попали?" — спрашивали все. И верно, ведь, не могли же они явиться к нам не заметно! От их страны до — нашей, простиралось огромное расстояние, населенное людьми, которые обязательно сообщили бы. Да и воинские форты были расставлены повсюду… Они-то, как могли прозевать их?.. Не ясно! Но зато было очевидно другое — предстояла ожесточенная битва! Благо, солдаты были уже на местах, когда еще те не достигли городских стен. Но хватит ли силы и нашей численности? А сила нападающих, была далеко не хила.

Задул сильный ветер, который приходил со стороны приближающегося неприятеля и принес топот коней, лязг оружия и запах ненависти. Остановившись на момент, те начались к штурму — развели многочисленные костры и начали… о боже, собирать стенобитные машины. И вот, полетели первые вражеские стрелы, со свистом врезались в камень и головы неопытных молодых солдат, по глупости высунувшиеся посмотреть. Десятки тел повалились на смерть. Защищающиеся, по команде ответили встречным выстрелом. А те истошным ревом, неся осадные лестницы, бросились на стену. Началась осада!

Фарнак и Тарук, устроившись между парапетами за специальным пазом для стрельбы, успешно отстреливали всех карабкающихся неудачников, ибо они славились лучшими стрелками и почти никогда не промахивались. Вот и теперь, когда под ними появилась голова несчастного, мощная стрела Фарнака мгновенно пробила тому башку, и кифиец с грохотом обрушился на своих товарищей, что поднимались за ним, и под истошный крик опрокинул всех. Фарнак хвастливо подмигнул своему другу. А Яконт, не долго думая, натянул лук и выстрелил в человека, который чуть в стороне смог подняться на площадку и хотел зарубить одного заробевшего солдата, но, оказавшаяся в шее вдруг стрела, отправила его обратно вниз. И Яконт тоже улыбнулся… Но «развлекаться» им больше не приходилось. Все сильнее и сильнее напирающая сила врага не давала им покоя.

Вот поползли стенобитные машины и, остановившись на нужном расстоянии, метнули в небо огромные булыжники. И те, грохотя, начали бить по стене, разбиваясь на куски и сметая солдат. Беспрестанная их пальба должна была, в конце концов, разрушить стену. И не было мочи этому помешать.

Вокруг стоял сильнейший гул: звон и лязг бьющегося друг о друга оружия, истошные крики умирающих, грохот падающих тел и камней, шипение горящей смолы и дерева — царил хаос. Бой скоро перешел и на стену — они смогли пробраться через осадные лестницы, а некоторые поползли по образовавшимся брешам. Казалось, они победят, но пришедшие на помощь горожане присоединились к защитникам и несколько уняли пыл врага. Но это продолжалось не долго, вдруг к великому ужасу, по непонятной причине, отворились городские ворота и будто ждавшие этого момента вражеская конница, доселе спокойно наблюдавшаяся в стороне, ворвалась в город и начала крушить изнутри. Надежды было мало, и осажденные начали отступать в город, хоть понимая, что там нет спасения.

Сражавшиеся теперь в городе бок о бок Фарнак и Тарук, видя уменьшение численности товарищей, с прискорбием понимали, что положение тяжело. И их теснило к реке.

— Фарнак, в реку!.. — крикнул Тарук в тот момент, когда увидел, что на друга напали сразу пятеро. И сам бросился на подмогу. Наконец, вдвоем они их уложили и кинулись к воде, ища в ней спасения. Преследовать их не стали. А течение стало их медленно уносить. Освободившись от тяжелых доспехов, которые чуть их не унесли на дно, они вплавь хотели вернуться, увидев, что берег опустел, поскольку те ушли в глубь города. Но Тарук остановил друга и указал на крепость — Туманный Замок вздымался впереди. Действительно, там же люди, хоть и узники (политические узники), и они могут сражаться! Выпустим их, отправимся в город! Так они и порешили. А тем временем, там запылали огни! Город начал гореть!

Захлебываясь и с трудом доплыв до берега, они очутились у ворот и встретили ошарашенного смотрителя (Монте). На его вопрос, "Что случилось?", они бегло бросили: «война» и начали трясти, требуя ключи.

— У нас нету времени на разглагольствования, освобождай узников! — сказали они ему.

— Я не имею права, это же преступники!

— Политические узники, — сказал Тарук, для убедительности погрозив кинжалом.

Монте почувствовал под горлом холодную сталь.

— Они против Феруса. — промолвил Фарнак, улыбнувшись, надзирателю.

— А его я, страсть как не люблю!.. — добавил Тарук. — Лучше давай-ка ты нам помоги!.. И покажи Элисара!..[2] Сперва освободим его.

Монте, видя, что те настроились решительно, волей не волей поплелся доставать, припрятанные в несгораемый шкаф, ключи. Открыв, другим же ключом, которую он достал из-за пазухи, он не торопясь, открыл дверцу и, будто ища нужную, как будто бы не помнит, стал возиться. Но колкий кинжал, вновь тихонечко коснулся (на этот раз в левый его бок) и многозначительный взгляд Тарука, во второй раз все развеяло. Монте взял ключ.

— Покажи где он! — спросил тот так же многозначительно.

— А не делаете ли вы ошибку, почтеннейшие? — все же хотел он в последний раз супротивничать. Кинжал, снова блеснувший, был красноречив. И покорившись, он знаком пригласил последовать за ним. Пройдя многочисленные коридоры и повороты, они спустились по винтовой лестнице (столь хорошо известной читателю) и очутились в подземелье. Пройдя по нему до конца, Монте отпер дверь. Внутри было темно и никого видать было невозможно. Когда Тарук с факелом вошел вовнутрь, они увидели привязанного цепями к стене мужчину, с ненавистью озиравшего пришедших. Человека, которого Фарнак и Тарук три года назад знавали как сильного и здорового мужика, руководивший всем войском и чьи заслуги были самыми лучшими, показался им сильно постаревшим и измученным. Они даже не узнали его сразу.

Элисар сидел спокойно и с явной ненавистью. Фарнак и Тарук остановились и в замешательстве стали поглядывать друг на друга, не зная как поступить дальше.

— Вы что, пришли, чтоб глазеть на меня?! — со злобой процедил на них из подо лба бывший военачальник. — Где он? Опять решил сделать небольшой допросчик? — Ну, давайте ведите меня к нему! Все равно не услышите нового!..

Не понимая что он говорит, но ясно уразумев, что их приняли не за тех людей, Тарук заговорил:

— Нет, нет, кажется вы нас не поняли! Мы пришли спасти вас!

— Что?! Я не ослышался?! — удивленно произнес он.

— Нет, вы не ошиблись! — подхватил Фарнак, радуясь. Он же собственноручно спасает своего кумира и начал рубить цепь. — Там началась война и без вашей помощи нам не обойтись! — говорил он деловито.

— Как война! Какая война? О чем вы говорите?

Но время не терпело, чтобы его тянули на разные разглагольствования, и двое товарищей быстро разобравшись с цепями, на ходу начали тому объяснять причину его внезапного спасения. Тот хоть и был рад своему спасению, но узнав, что этому спасению он обязан случившейся войне, он принял сильно озабоченный вид, не лишний раз, восхитив и удивив этим, спасавших его двух солдат.

Требовалось освободить людей, которые не являлись истинными преступниками. Иначе они могли освободить, каких-нибудь головорезов, что все-таки содержались в этом замке-тюрьме. Так как ни кто из спасателей в этом не разбирался, эта задача легла на плечи освобожденного, смысливший в этом на много лучше чем они. Поэтому Элисар взяв у Монте список заключенных, начал указывать нужные имена и их номера узилищ. И двое товарищей бросились все исполнять.

Освобожденные люди и в самом деле не казались преступниками — их достойное поведение и внешний вид, не утративший аристократизма от тяжелого бремени узничества, говорило само за себя. Выслушав, все пояснения они стали, как и было велено, собираться в нижнем коридоре замка. Многие друг друга узнали и, увидев своих, не стеснялись обниматься и прослезиться. Собралось около ста человек. И Элисар дождавшись пока все, освободятся, вышел вперед и произнес:

— Друзья!.. Я не буду тратить время на не нужные разговоры, ибо дорога каждая минута! Но лишь скажу, что своему освобождению мы обязаны, этим двум доблестным солдатам, — он указал на засмущавшимся Фарнака и Тарука, — …И вы уже успели понять, что на наш город напал злостный враг! Наша обязанность помочь своему городу! Оружия нет, придется добывать в городе. Идемте же!..

Он устремился к выходу, и все последовали за ним.

Город пылал. Битва еще продолжалась. Даже отсюда они услышали звон мечей и крики сражающихся.

Разместившись в лодках, они погребли к городу, не зная, что там их ожидает. Смерть, или же свобода. Одно из двух.

А покамест, мой дорогой читатель, перенесемся в прошлое, всего на несколько часов, дабы вместе с нашим, как вы, наверно, уже успели понять, главным героем повествования, то бишь Плаше, встретить случившееся несчастье — войну. Итак…

Когда еще не случилось несчастье, он спал, точнее, лежал в своей кровати и размышлял на не очень приятные темы. Не будем вдаваться в подробности, но лишь скажем, что ему было все одиноко и грустно. "Три дня уже прошло, а господина нет! — думал он невесело. — Что еще за дела у него?.. Понять не могу…"

Где-то около двух часов ночи, сквозь сон он услышал какие-то неясные звуки — будто звенели колокола. Сперва ему подумалось, что это, действительно, сон и ему снится церковь, где он не бывал давно. Он еще подумал: "Наверно это Бог напоминает мне об обязанностях, которых я должен блюсти, как верующий человек!", а он был действительно верующим человеком и решил, что обязательно сходит в церковь на ближайших выходных, но когда уяснил, что беспорядочный трезвон совсем не похож на призыв к молельне, а скорее похож на призыв о помощи, он понял, что что-то случилось. Сперва, ему показалось, что это пожар, поскольку за окном в небе заметил блики багровых огней. Быстро встав с постели, он подошел к окну, но ничего рассмотреть не смог. Спустившись на нижний этаж, он зажег свечу и в пижаме вышел во двор. Было темно, а на северном небе отсвечивалось. На шум в окна соседних домов тоже начали появляться огни, и услышал, где-то на северной окраине города ржание и топот копыт. Солдаты, подумал он. Что бы это могло быть? Тут в окне появился сосед, тоже в пижаме и спросил что происходит. Но Плаше сам ничего не понимал и ответил, что не знает.

Но все прояснилось, когда неожиданно проскакал всадник, вопя на всю улицу, что началась война…

Война… Время как будто остановилось. Он стоял, словно вкопанный и наблюдал: как всадник, пронесся мимо как резаный крича одно слово — «война»; увидел как сосед, что только что с ним разговаривал, вдруг переменился в физиономии и чуть не упал с балкона; и что стоит на голой земле в одних домашних тапочках и пижаме; услышал как залаяли бездомные собаки и как какой-то ребенок жутко заплакал. И это слово, которое словно эхо проносилось в голове, заглядывая в самые потаенные участки мозга, парализовало его, как укус ядовитого насекомого… Война… Точно пророчество повторялось это слово. Война…

…Его кто-то сильно тряс. Но он не обращал на этого внимания. Он осознал… Он понял… понял, что жизнь больше не будет, что раньше… Это уйдет — унесет война… Все останется в прошлом. Нельзя даже будет потом в это поверить… Потому что не повериться…

…Он понял, что больше никогда не оденет пижаму и тапочки… не будет… этого дома. Но увидел сапоги, жесткую землю и открытое небо, затянутое мраком…

…Человек трясет, трясет и трясет… Что-то говорит… Кто же это?.. Лицо знакомо… Не вспоминается!.. Говорит какое-то слово… Имя… Чье имя?.. Знакомое имя!.. Трясет! Говори четче!.. Но язык… Он не слушается… И куда все бегут?…. Болит голова!.. Падаю…

— Эбри, принеси холодной воды! Ему нужно поскорее прийти в себя!.. — захлебываясь повелел жене Большой Том, озабоченно вглядываясь в напряженное лицо и закатанные зрачки Плаше.

Когда глашатаи объявили о начале войны, толстяк в это время не спал. Он был у себя в мастерской в подвальном помещении его дома и мастерил дубовую бочку для винного погреба. Эта была последняя бочка из пяти, заказанных ему две недели назад одним сановником. Нужно было ее докончить, поскольку срок заказа истекал завтра. Все доски для пятой давно уже были готовы, он как раз устанавливал их в специальный станок, и оставалось только затянуть ее обручами и закрепить. Но в истерике вбежавшая жена, заставила его прерваться…

По ее отрывчатому рассказу он еле уяснил что к чему. А, поднявшись наверх и услышав как бьет набат, он понял окончательно, что это война.

Как не странно, он не удивился случившемуся несчастью. Но лишь горько подумал, что все так быстро произошло. И он, к несчастью, не смог к этому как следует подготовиться, да и вообще мог ли он к этому подготовиться. Если со страной, где живешь, случается война, то от этого ни куда не денешься. Приходится участвовать в ней, либо прятаться где ни будь. Иного выбора нет.

И он, слава богу, не паникуя, стал отдавать необходимые распоряжения. Сыну велел запереть все двери в складах, а жене приказал собрать деньги и ценности и спуститься в тот же подвал, где была мастерская, а сам стал собирать инструменты, чтобы их припрятать (инструменты были единственным средством, который приносил хлеб в семью). Если не дай бог, те пропадут, то они и вправду попадут в беду. Когда жена собрала все ценные вещи, он припрятал их в тайник. Тайник находился тут же в подвале. А подвал был из камня, так что пожара можно было не опасаться. Если дом и сгорит, то подвал точно останется, а туда потом как-нибудь да доберешься.

Когда он сделал все что смог, успокоившись (если это можно так назвать) он собрал семью, и стал объяснять как поступить дальше. Он просил не бояться и говорил, что все обойдется, хотя свербящее чувство страха, которое все ближе и ближе прокрадывалось к сердцу, начинало душить его самообладание. Оставалось только молиться господу.

Город тем временем поднимался, на улицах началась нездоровая суматоха и беготня. Тут он вспомнил, что его друг Плаше дома один, и решил к тому сбегать и позвать его к себе.

Тот жил относительно не далеко. Попросив жену подождать его дома, он, несмотря на то, что не бегал уже целую вечность, «легко» побежал к другу. И не пожалел… Издали он увидел, что друг его стоит, пошатываясь, около своей калитки, нездорово озирается по сторонам и на его призывы не отвечает. В страхе, подумав, что тот, возможно, ранен, он подбежал к нему и начал его расспрашивать. Тот не отвечал. Плаше не был ранен, но находился в непонятном оцепенении, его замутненные глаза говорили, что тот сильно шокирован и вот-вот упадет. Он начал его трясти, хлыстать по щеке, но Плаше не отвечал и смотрел так странно на него, будто не узнавал. И Плаше упал в обморок. Подняв за плечи, он с трудом затащил его в дом и стал обливать холодной водой лицо. Но тот не реагировал. Зная, что помощник лекаря весьма впечатлителен, Большой Том предположил, что на того подействовало дрянное известие о войне, и, очевидно, шок был на столько сильным, что тот провалился в глубокое бессознание…

Шум в городе усиливался, обостряя тревожные чувства в сердце. Он не знал что творится сейчас там, на северной стороне столицы, откуда шел непривычные слуху звуки бойни, но подумал, что если спасаться, то надо идти на южную часть и попробовать выйти из городских стен, на какой-нибудь лодке пробраться на другой берег, попробовать спрятаться в лесу и обождать. Так он и порешил. Но вот незадача — Плаше никак не хотел приходить в чувство, а оповестить семью о плане, крайне требовалось. Его ожидают дома, беспокоятся. Но не оставлять же его в таком состоянии, думал он. А если с семьей случиться непоправимое, а его не окажется рядом?.. Кидаясь из стороны в сторону, лихорадочно оглядывая дверь, чтобы уйти и, вновь вглядываясь на бесчувственное лицо друга, чтобы остаться, он мучился от безвыходности. Как поступить дальше?..

Но тут он услышал какие-то крики. Звали его.

Выбежав на зов, он увидел, бегущих к нему, жену с сыном. Обрадовавшись и поблагодарив Всевышнего за то, что те, ослушались его, он позвал их в дом, и издалека начал объяснять ситуацию. А те сбиваясь и перебивая друг друга сообщили, что, по словам соседа, который побывал на северной стороне, враг вот-вот проникнет в город и что необходимо спрятаться…

Безуспешно пытаясь заставить Плаше проснуться они вместе продолжали его трясти и хлестать по щеке, обливая водой. Тот не реагировал…

— Нужно что-нибудь резкое!.. Пахнущее!.. — сказала Эбри расстроенному мужу, выбиваясь из сил. — Может у него на кухне что-нибудь есть… У них должно же быть что-то такое… Как никак мы в доме лекаря!.. — Тот тут же побежал на кухню. Наконец, в одном из шкафов он нашел "пахучую жидкость" и отдал ее жене. Та намочила жидкость о подол платья и поднесла к ноздрям Плаше. И к всеобщему облегчению тот, пошевелившись, приоткрыл глаза и задал первый глупый, но обнадеживающий вопрос, произносимого в подобных моментах:

— Где я?! — сказал он, вытаращив глаза.

— У себя дома! — ласково произнесла сквозь слезы жена толстяка, — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Кажется, да… А что прои-зшло… — не смог докончить тот, вспомнив обо всем.

— Ты упал в обморок… потерял сознание… и… — она хотела еще напомнить о войне, но, побоявшись, что тот снова уйдет в забытье, смолчала. Но тот прошептал сам:

— Во-й-на?..

— Да!

— Надо уходить! — стал торопить их Том, услышав какой-то хлопок. — Плаше ты можешь подняться? Иначе мы рискуем умереть, понимаете!.. Дорога каждая минута!..

— Конечно! — сказал тот дрожью в голосе, поднимаясь, — Куда бежать-то будем?

— В лес! — и он быстро пояснил суть своего плана.

— Но нас не выпустят из города? — возразил Плаше, полностью овладев собой и начав хорошо соображать. — Город должен быть закрыт!..

— Черт, ты думаешь?! — слова Плаше были правдой. Выхода очевидно не было. А звуки бойни усиливались.

Внезапно, они услышали, как по улице проскакали несколько всадников. То, что это были всадники, их не устрашило, почти не устрашило, но когда они услышали странное понукание на чужом, грубом языке — заставило их в ужасе переглянуться. Плаше тут же кинулся к двери и в спешке начал ее затворять. А остальные, подбежав к окну, увидели… их. Да, это были не солдаты, это были… войны неприятеля.

Значит враг в городе!

Но пока что те проскакали мимо.

— Что делать-то будем? — беспокойно спросил Том у Плаше.

— Не знаю!.. — ответил тот, лихорадочно соображая, — На улице опасно, выходить нельзя. Остается только хорошенько забаррикадироваться и защищаться, если посчастливиться, може, как-нибудь-де выживем.

— Это плохая идея, но у нас выбора… — вдруг он запнулся, не успев договорить свою мысль — очередная толпа, на этот раз пеших Далайских солдат, пробежали мимо, но они, очевидно, отступали, потому что увидели, что за ними несется целая орава яростных скакунов неприятеля. Один несчастный солдат, споткнувшись, упал, и на него набросились сразу двое и проткнули тому грудь. Эбри не выдержала увиденное и зарыдала.

— Не плачь, дорогая… — но тут кто-то яростно начал колотить в дверь.

— Тихо! — шепнул Плаше, — Идемте в подвал. Там есть потайная комната. Там переждем. Мы не сможем драться. Не успели он и двинуться, как с грохотом рухнула входная дверь вылетев из петель, и пятеро воинов тут же обступили их. Плаше пытался было сопротивляться, но мощные удары, обрушенные на него повалили его на пол. Толстяк остался на месте — о грудь его коснулась холодная сталь. Эбри в отчаянии кинулась к своему сыну.

Все было кончено быстро. Те даже не успели опомниться, испугаться как следует.

Их схватили. По непонятной причине убивать не стали, а принялись их связывать к дверным колоннам.

Те, изъясняясь на незнакомом и грубом языке, принялись о чем-то между собой токовать. После чего один из них вышел. Через некоторое время тот появился в сопровождении какого-то нового человека, одеяние которого было хоть столь же дико, как и у остальных, но более пышная экипировка говорило, что это их глава. Человек был до того мерзким и неприятным, а его массивная челюсть так сильно выпячивался вперед, что жутко походил на какое-то чудище. Подойдя поближе к Плаше, он, сильно ломая язык, почти мягко спросил:

— Тхы Плухше?

— Да, — ответил тот, с трудом узнав свое искаженное имя и не понимая, откуда тот его знает.

— А это дом харук-Белих-Эндарра? — спросил «чудище», как хищный довольный зверь, улыбаясь и оглядывая дом.

— Да, — ответил Плаше, еще более удивляясь.

— Хендеридоск стондори! — и глава воинов еще более смахивая на хищное чудище, мерзко захохотал. Воины, столь же мерзким смехом, подхватили его. Успокоившись, тот, брызгая слюной, снова спросил:

— А хде этот коновал?

Плаше услышав, столь несправедливое обзывание своего хозяина хотел, того послать куда подальше, но, порешив, что это усугубит положение, смолчал. И все-таки, решив тому насолить, он не только смолчал, но и не ответил на вопрос. Но воин за это, ударил его по лицу и заново повторил свой вопрос.

— Не знаю, — ответил Плаше смиренно, утирая рассеченную губу от крови.

— Не ври крыса! — ударил тот снова, высовывая меч. — Отвечай, хде этот харук-колдун? Или ты сейчас встретишься с богом!

— Не знаю. — Он уехал!

— Но тогда умри… — и он занес меч над головой Плаше. Плаше закрыл глаза, но ничего с ним не произошло — тот остановился. — А нет, лучше умрет этот гаденыш! — сказал «чудище», подойдя к связанному Фолу. — Гховори или мелюзга умрет. А он умрет, мучаясь, на гхлазах у своих родителей! А потом умрешь ты! Все перемрут!

— Хорошо-хорошо, я скажу! — ответил Плаше, испугавшись, что тот сделает то, что говорит, и, поняв, что чудище все равно не поверит правде, решил соврать, — Он уехал из города в Лугайду, чтобы купить кое-какие травы для лекарства, — сказал он, на ходу придумывая.

— Кажется, ты меня не понял, мне нужна правда, а не эта ерунда, о которой ты бубнишь! — сказал он, касаясь, горло мальчика. — Он здесь, я знаю, в городе! И если ты сейчас не ответишь, то все умрете. Говори где он?

Но «чудище» остановился, когда вдруг кто-то приказал опустить оружия, тот, обернувшись, посмотрел на Большого Тома, думая, что это он осмелился такое ляпнуть, однако потерянный вид толстяка и испуганные оглядки своих воинов, говорило, что толстяк ничего не говорил.

— Это не он, а я — Белиэнар! Не трогай их! Или поплатитесь за это жизнью! — вторил голос, на этот раз, заставив на мгновение оторопеть допросчика. Совладев собой, «чудище» знаком приказал своим осмотреть второй этаж. Но те, обегав не только второй этаж, но и весь дом никого не нашли.

Плаше узнал своего хозяина и сильно обнадежился. Но, странно его нигде не было. Голос был, а его нет. Сперва, он тоже подумал, что тот стоит на втором этаже, потому что казалось, что голос идет оттуда. И вообще другого места, для внезапного, такого вот фокуса, просто не было! Невозможно было спрятаться нигде. И такая странная невидимость было интересно. И он похрабрел до невозможности. Хотя еще его и не видел. Старик, думал он, спасет нас! Он предположил, что, возможно, в доме есть какие-то слуховые трубы, о которых он не знал, поскольку могло так быть, что старик, учитывая его чудаческие выходки, мог что-то такое давно приделать в доме.

Заново обшарив весь второй этаж, войны спустились ни с чем. Голос снова заговорил:

— Отпустите их! — сказал голос уверенно.

— Ага! Белих-Эндарра, — улыбнулось «чудище», оглядывая дом и пытаясь определить источник голоса, — Так ты здесь, я так и думал! Ну что выходи, не прячься как трусливый заяц.

— Я не прячусь, я здесь, перед тобой!.. — сказал голос на этот раз так близко, что «чудище» отпрянув, словно сумасшедший рассек мечом пустой воздух. На что голос, весело захохотал (теперь сзади чудища). Тот, обернувшись, снова махнул мечом. Голос продолжал хохотать.

Остановившись, чудище медленно подошел к Плаше и, приставив к нему в горло меч, сказал:

— Очэн весело, Белих-Эндарра, но лучше со мной не шути, ибо эта крыса — твой прислужник — сейчас из-за твоего баловства встретится со Всевышним, понял! Лучше выходи, и поговорим, глядя друг на друга в глаза, на равных!

— Ничего у тебя не выйдет, Мотрен! — отозвался голос, все еще смеясь, — И если я даже появлюсь сейчас, ты ничего сделать не сможешь. Так что, отпускай его! Отпусти ВСЕХ!..

— Нет, нет, я хочу посмотреть на тебя, увидеть твои подлые глаза! Черт, мне вообще кажется, что ты беспомощен, как и твои остолопы! Так что покажись!

— Хорошо! — сказал голос, на этот раз сверху, и тут на удивление всем, на лестничном проеме осторожно появился улыбающийся старик в белом балахоне. И тут главарь неприятеля сделал какой-то знак своим войнам, и те мигом натянули тетива, прицеливаясь в Белиэнара. — Это не разумно! — спокойно произнес старик.

— Это почему же? — спросил мерзило, ухмыляясь, и подал знак стрелять.

Но не успели те выполнить приказа, как все попадали от неизвестно откуда появившегося града стрел, а стрелы врага, которые успели слететь с сорвавшихся рук, на лету были сбиты волшебным образом. И «чудище», которого, оказывается, звали Мотрен, стоял, ошарашено озираясь, то на старика, то на своих воинов, корчившись от боли в предсмертных судорогах, и не отваживался делать лишних движений. — Отлично, — процедил он со злостью и медленно попятился к выходу, прижимаясь к стене, держась у Плаше за спиной с приставленным к тому в горло кинжалом. — Хорошо, ты выиграл! Я уйду! И если ты меня тронешь, то твой прислужник точно умрет, так как этот кинжал отравлен. Если ты хоть и покажешь свой фокус, то малейшая царапина, которую я непременно успею на него нанести, убьет его безвозвратно. Понятно тебе!

— Сгинь, — произнес старик так же спокойно, — Твоя смерть мне не нужна, ибо душа твоя пропащая!

Тот мигом скрылся.

Плаше и его товарищи, доселе стоявшие привязанные и с трудом верящие на происходящее, вдруг, увидели и еще более не поверили своим глазам, когда заметили, как веревки, которыми их связывали, стали само по себе развязываться; а парадная дверь, которая лежала на полу, вспарила с пола в воздух и встала на прежнее место, и стоявший в стороне дубовый комод, показав, что не меньше способен, чем дверь летать, поднялся и тихо опустился на дверном проходе, пристроился, забаррикадировав и наглухо подперев ту же "летающую дверь".

Освободившись, они сразу же кинулись на старика за объяснениями, в то же время испуганно озираясь по сторонам, но тот сказал, что Мотрен скоро возвратиться и обязательно с подкреплением, и что на разговоры нету времени.

— Идемте! — сказал он и направился к своей лаборатории. Те последовали за ним. Войдя, в лабораторию, где Плаше и, в особенности, его друзья, конечно же, не бывали ни разу, увидели ужасную картину: гору разного, разбитого хлама: стеклянные осколки колб, пробирок, пузыри и какие-то сосуды, порошки — все валялось в страшном хаосе.

— Взрыв!.. — извиняясь, пояснил Плаше друзьям, помнивший недавний случай.

Но Белиэнар, не дав им, как следует рассмотреть горе-помещение, открыв какой-то, с виду непримечательный сундук, приказал подойти. Всмотревшись туда, они увидели, что это никакой не сундук, а самый настоящий люк, который уводил в самое настоящее подземелье. Старик, взяв несколько факелов, предусмотрительно лежавших на полке, отдал каждому по одному и первым полез в дыру. Товарищи подождали, пока тот дойдет донизу и зажжет свой факел, после чего по очереди последовали за ним. Первым полез, проворный Фол, уже позабывший все невзгоды, что случились всего несколько минутами ранее, и мигом очутился у старика; за ним пошла миниатюрная Эбрина, и тоже быстро попала вниз; за ней еле протолкнулся толстый Том, который чуть не запаниковал, когда решил, что проем люка, меньше чем его толстый зад, но успокоился, когда все-таки пролез, и только после него последовал Плаше. Он предусмотрительно хотел было закрыть у сундука крышку, но приказ старика, не делать этого, чего он не понял, но голову ломоть из-за этого не стал, решив, что старику виднее, тоже быстро оказался у своих товарищей. Внизу было темно и пыльно. Небольшой, но позволяющий стоять в полный рост, каменный туннель, пронизывал фундамент города с севера на юг.

Когда все спустились, они зажгли факелы и стали ожидать куда поведет их "чудо-старик-спасатель". Тот, выйдя вперед, решительно пустился в сторону юга. Все последовали за ним. Плаше, побрел в конце и заметил, как закрылся дверной проем, словно кто-то спустился за ними и закрыл ее, но никого не увидел, и порешил, что это магия старика (а он уже точно думал, что его старик колдун) и не стал об этом того расспрашивать. Все равно старик ничего бы не сказал, пока сам не удумает это сделать.

Сначала они шли по прямой по однообразному каменному тоннелю. Пройдя около треть мили, тоннель раздвоился. Одна ветвь ушла вниз каменной лестницей, а вторая — по прежней лини, только вправо. Старик выбрал ту, которая уходила вправо, и они снова пустились в путь. Никто не разговаривал, все молчали. Даже обычно говорливый маленький Фол, безмолвно следовал за ними, крепко держась одной рукой за руку матери, а другой — за ее подол платья.

Плаше, все время сопровождал их маленькое шествие в конце, и все время оглядывался назад, так как ему непрестанно казалось, что с за ними кто-то идет. Ему даже мерещилось, что слышит чьи-то тихие, осторожно ступающие шаги, на определенном расстоянии неторопливо, но уверенно идущие за ними, в то время, и не приближаясь и не отставая. Он даже хотел, сказать об этом хозяину, но тот лишь грозно посмотрел, очередной раз, давая понять, что расспросы сейчас не уместны. Большому Тому он все-таки на ушко это шепнул, но тот лишь отмахнулся и покачал головой, намекая, что ничего не слышит. Ничего не оставалось делать, кроме как, подавить свои обоснованные страхи, и, смирившись со всем, идти по следу друзей. И он шел, время от времени оглядывался. Хотелось верить, что это не зло подкрадывается за ними.

Между тем, они продвигались вперед. Тоннель, плавно поворачивая на право, слегка поднимаясь в гору, потом прямиком, еще сильнее склоняясь на гору, потянулся на запад. Шли они долго, так же молча, преодолев, возможно, при этом, около шести мили, а может даже все семь, и уже точно прошли под городскими стенами и, очевидно, теперь шли где-то под загородными пашнями крестьян.

Скоро по предположению Плаше, они должны были оказаться под корнями Ягодного леса. Белиэнар так и не проронил ни слова, он не сказал ничего о расстоянии маршрута, ни о том, куда они идут, а лишь знаками вторил, чтобы те шли побыстрее. При этом тревожные ощущения, что их преследуют, Плаше не покидали. Кто-то за ними шел.

Наконец, когда они уже начали думать, что конца у пути не будет, Белиэнар остановился.

— Мы под Ягодным лесом и мы пришли, — сказал он впервые за весь утомительный путь, подтверждая догадки замучившегося, в конце концов, Плаше. Но странно, тоннель тянулся дальше, а старик говорит, что пришли. Но Белиэнар, вновь, заставил всех подивиться. Он взял свой посох, с которым он не разлучался с момента своего блестящего появления пред Мотреном, да и не только перед ним, и пару раз стукнул им по стене. Внезапно, со скрежетом отворилась каменная дверь, ранее ничем не отличавшаяся от однообразной стены тоннеля и открыла в их взоры, поднимающуюся вверх, каменную лестницу. Перед тем как туда вступить, старик остановился и загадочно произнес:

— Я должен вам признаться, друзья мои, что вы, возможно, немного удивитесь, — те изумленно переглянулись, задавая себе вопрос, чем же он еще удивит, после всего этого чуда, коих он на них обрушил за последние два часа. — Там ест кое-что, точнее, кое-кто, — продолжал он, — что, возможно, вас немного приведет в замешательство.

Плаше, ты, верно почувствовал, за нами, действительно кое-кто шел, — с улыбкой говоря, повернулся он к своему слуге, — Вот они. — И он указал назад, в непроглядную темень тоннеля, и откуда бесшумно, один за другим, не спеша, появились шестеро высоких воинов, далеко не походивших на тех уродов, что напали на их столицу. Эти войны были совсем другие. Хотя внешне они были столь же грозными и могучими, но какая-то сказочная волна, невидимого глазами, Света, ощущаемого, неким, до селе дремавшим и каким-то, чудом проснувшимся внутренним взором, исходил от них. И эти улыбающиеся и красивые, словно отточенные каким-то божественным скульптором, лица, маняще располагали к себе.

— Эти войны — Эльфы! — пояснил Белиэнар, воистину, их удивив. — Они, облачившись в свои плащи-невидимки (по этому вы их не увидели), вместе со мной прошли по этому тайному тоннелю Земли в город и дом, где вы оказались по воле Судьбы и спасли вас всех.

Те стояли как вкопанные, с открытыми ртами, уставившись, и не зная, верить старику или нет. Даже позабыли поблагодарить воинов. Ведь, то, что тот говорил, сильно смахивало на отрывок из детских сказок или древних сказаний Да, именно сказаний. Про эльфов они, конечно, слышали и даже знали кто они. Но было одно «но». Существенное «но». Это «но» возникало от, если можно так выразиться, одного весьма немаловажного факта, — эльфы-то, как это известно, были мифическими персонажами, а не реальными, и существовали только в старинных сказаниях. А доверять этим сказаниям, не очень-то и приходилось, если вообще приходилось верить.

Но та сказочная история, происходящая с ними в последние два-три часа, была истиной реальностью, здесь сомнений быть не могло! И это была самая настоящая сказка!

Постояв в этом завороженном состоянии немного, а может и много, об этом никто и не думал, наконец, те пошевелились, первым, конечно же, пришел в себя Фол — он почти, тут же бросился на улыбающихся воинов, радостно смеясь, оглядывая их причудливые оружия и одеяние, те подхватили его и взяли на руки. А остальные тоже не менее отличались от ребенка.

Подождав пока те, хоть как-то, придут в себя, Белиэнар продолжил:

— Друзья мои, вы еще многому удивитесь и зададитесь вопросами! Там наверху, тоже есть эльфы, и они ждут нас! Я бы мог еще больше рассказать и подготовить вас, но боюсь, что не смогу — сейчас не очень подходящее время и место. Со временем вы сами узнаете, или вам расскажут и вы, может даже, ВСЕ поймете! А теперь, идемте! — и он ступил на каменные лестницы и друзья последовали за ним, а эльфы — за друзьями. Друзья, позабыв всякую скромность, все время оглядывались на эльфов, на что те терпеливо отвечали своими лучезарными улыбками.

Лестница вышла на небольшую пещеру. Очевидно, то место, где они появились, находилось близко от ее входа. Яркий свет, который, выйдя из темени, показался им еще более ярким, беспощадно обожгла всем глаза. Но этот ожог, конечно же, был очень приятным, поскольку это было, на много лучше, чем тот запыленный и холодный тоннель.

Пещера была знакома: и Плаше, и его товарищам. И она называлась Кроличья Пещерка, потому что в ее окрестностях обитало много этих смышленых созданий, и она уходила в землю не более чем на сто футов. По крайней мере, Плаше так думал раньше, но оказалось, что был не прав. И почему он раньше не видел эту дверь, было подумал он, но, когда все оттуда вышли, и он увидел, как каменная дверь, опустившись и скрыв за собой лестницу, полностью слилась с окружающими стенами пещеры и полностью скрыла свое присутствие, уразумел, что он и не мог знать.

Пещера выходила на такое скрытное место, что лучше даже не придумаешь. Там с наружи стоит сплошной лес, и на его небольшой прогалине, которая находилась, относительно леса, в некотором возвышении, по кругу лежат большие камни, окружающие эту прогалину и вход в пещеру, создавая этим, что-то весьма похожее на естественную крепость и отлично скрывала свою нутру. Плаше, раньше был уверен, что это игры всевластной природы, но теперь-то он точно знал, что это дело живых человеческих рук… или эльфов… или еще кого ни будь, но это уже не важно.

Снаружи, стояли две небольшие конусообразные палатки. Друзья даже сперва их не заметили, их окраски, так естественно сливались с окружающим лесом и так красиво переливались на утренней заре зелеными цветами, от чего глаза неестественно теряли ориентацию, и кружилась голова.

Подбежали два воина. Эльфы, догадались друзья. Да, это были они — эти приятные лица не обманывали.

Белиэнар, на каком-то странном и мелодичном языке что-то им объяснил. Те повернувшись к товарищам, улыбнулись и на простом языке пригласили последовать за ними. Белиэнар сказал, чтобы они шли, а сам направился к одному из шатров.

Войны повели их к другому шатру, находившемуся на противоположной стороне "крепости".

Зайдя во внутрь, все увидели стол, накрытый всевозможной едой, и один из воинов пригласил всех позавтракать. Сами воины вышли.

Те неуверенно сели за стол и боялись что бы то сделать. Но потом, они по очереди начали притрагиваться к еде и почти молча есть.

Через некоторое время к ним вернулся Белиэнар. Друзья уже закончили завтрак, подобного завтрака они никогда не знали, и на сытый желудок, тихо разговаривая, будто боясь нарушить нависшую тишину, ожидали, пока кто-нибудь навестит их, ибо сами, по какой-то причине чувствуя некоторое стеснение в этом, не похожем на правду действительности, боялись покидать этот гостеприимный шатер. Увидев, старика они обрадовались в двойне — за то, что к ним пришли и за то, что пришел сам Белиэнар.

— Друзья, — начал он, так же как и всегда с этим почтительным словом, заставляющим машинально всем навострить уши, но на этот раз слова его прозвучали весьма печально и так же загадочно — Скоро мы отправимся в путь, далекий и близкий одновременно. Возможно, будут опасности, а может, будем песни петь на дороге, оплакивая Далаю. Вам, наверно, еще не совсем известно и понятно, но я должен вас оповестить, что Никка — наша столица и все наше государство, сегодня пала. Пала от рук очень могущественного врага, которого не возможно одолеть простым мечом, ни одно войско не способно его одолеть, даже если оно миллионное… А чтоб его одолеть, — не знаю, поймете вы или нет, — нам придется покинуть свою страну и в будущем как-то попробовать ее спасти. Спасти не только ее, но и весь Мир. Ибо Враг не человек, а Темная сила, пришедшая из самого Дна.

— Эльфы?.. Враг?.. Темная сила?.. Дно?.. Скажи, что это все значит, откуда это, господин? — взмолился Плаше, как и остальные, ничего не понявший из этого туманного напора неясных слов. — И кто ТЫ, господин Белиэнар? — Спросил он, в конце концов, смутно начиная осознавать, что старик не просто тот человек, кого он знал раньше, а человек, играющий какую-то, весьма важную, роль в этих непонятных событиях.

— Да, Плаше, ты правильно задал эти вопросы! Эльфы, вопреки нашему людскому мнению, друзья мои, были всегда, они, как и мы с вами, жили с нами рядом! У них есть свои государства, свои правители, свои города… все как у людей, даже больше…

Но доселе этого вы не знали, никто не знал, ибо их видеть было не возможно, ибо Всё так устроено, друзья, что покуда, когда в этом мире господствует спокойствие и Чаши Весов Вселенной находятся в своем равновесии, некоторые вещи находятся в подспудном бытие, однако сейчас, равновесие Весов было нарушено, нарушено Черным Злом — и не известным до времени Врагом, который проникся в Дно и освободил, заточенную там со времен Всего Первоначала, Ошибку, и та Чаша, куда стекается все вселенская скверна, переполнилась и она повсечасно тянется долу, все сильнее и сильнее уводя Мир с экилибра.

Вы спросите, что значат слова «Первоначало», "Ошибка"?! Я попробую пояснить!.. Но я, сам не знаю до конца, что ОНИ ЗНАЧАТ!.. Никто не знает, но лишь скажу: Мир возник из этого Первоначала, и во время ее сотворения была допущена Великая Ошибка — Зло Темноты, существовавшая до рождения Всей Вселенной, и которая по Предначертанию Начала, должна была остаться в Стороне, по какой-то оплошности, проникло в Новосотворенную Вселенную и загубило Первоначальную Идею. Но пути назад уже не было. И дабы, хоть как-то, скрыть это великое недоразумение, Зло было поймано и сокрыто на особом узилище, к сожалению, этого мироздания, и это место прозвали Дном, которое, конечно же, по крепости на много уступало Сторону. Зло хоть удалось сокрыть и связать его побуждения, но одним лишь своим присутствием во Вселенной, заставляло Мир быть не таким, каким он должен был быть по замыслу Первоначала. И с этого момента в мире стали царствовать две непримиримые образования, именуемые как Зло и Добро, или же по-другому, Тьма и Свет, что, впрочем, одно и то же. И, как я уже говорил, вопреки предначертанию Первоначала, Мир стал Двупротивным — беспрестанная Война между этими субстанциями, завязалась на века…

Когда старик закончил, у Плаше и его спутников, вопросов, конечно же, не поубавилось, а скорее даже умножились — все эти сугубо любомудрые слова, так вскружили голову, что они даже пожалели, что услышали их, поэтому Плаше, не услышав ответа на последний, более интересовавший его вопрос, касающийся о таинственности личности Белиэнара, спросил:

— Господин, откуда вам все это известно?!

— Есть кое-что еще, мой любопытный друг, — начал он уклончиво, — о чем я, к сожалению, не могу тебе и остальным рассказать!.. По крайней мере, сейчас… Я и так перегнул полку, рассказав лишнее. Просто есть вещи, о которых простому человеку не след знать, поскольку иначе, обладание этой тайны может нанести серьезную опасность, как узнавшему тайну, так — и на саму эту тайну. Так что, извиняйте меня! Возможно потом вы узнаете…

Плаше так и остался при своем нерешенном вопросе. Очевидно, старик, не хотел касаться этой темы, подумал он и задумался.

Большой Том, слушавший все это, совершенно не понимая о чем идет речь, все время задававшийся вопросом, а не тронулся ли старикан; и совсем не интересовавшийся какими-то, там, божественными весами, когда как, собственные весы — вещи, весьма приземленные, так некстати, оставшиеся в его лавке, с не допроданным товаром, ценностями и деньгами в тайнике, интересовали его на много больше; наконец, спросил:

— Мы, что не вернемся в город?

— Что за вопрос, дорогой! Конечно же, нет! — немного сердясь, ответил старик. — Город захвачен. Сто ты там будешь делать?

Толстяк, сконфузившись, пробормотал извинения.

— А что с людьми? Что с ними будет! — спросила Эбри.

— К сожалению, этого я не знаю. Лучше не думайте об этом!

— А король? Он погибнет?

— И этого пока не знаю, но на его спасение брошена сила, и с минуту на минуту мы об этом должны узнать.

— ЧТО? — вдруг спросил Плаше, выходя из задумчивости, — Так и на его спасение отправились эльфы?

— Именно! — утвердительно кивнул тот.

— Так значит, и король отправится вместе с нами?

— Да, если его спасут!

— А нельзя ли было сделать так, чтобы и народ спасти?

— Конечно же, нет! Эльфы, хоть и на много могущественны, спасением людей не занимаются, ибо Законы не позволяют, да они, наверно, и не смогли бы. Но короля они таки спасти попробуют. Ведь должен же, после победы, если, конечно, на то будет угодно Всемогущей Судьбе, потом быть у людей правитель.

— Так значит, и правителей других государств будут спасать? — сказал Большой Том. Многовато им будет работы, учитывая количество стран на земле.

— Нет, друг, только принца Росоэна. Остальные государи предоставлены самим себе, — ответил старик.

— Почему? Чем наш государь понравился им? — не унимался Том.

— Ты много вопросов задаешь, старина! Не время! — ответил старик.

— А что же мы? — спросил Плаше, у которого кольнуло в сердце оттого, что его спасение совсем не справедливо. — Нас-то, зачем спасли?

— Я попросил, — ответил Белиэнар, — я не мог тебя там оставить! — и, взглянув, на Толстяка и его семью, упавшим голосом, произнес: — Извините, старина… Эбрина… Малыш Фол… но, если бы вы не оказались там, боюсь… боюсь, что вам бы… помощи от меня, вы бы не увидели!.. Вам повезло!..

— Все нормально, господин лекарь. Это я должен извиниться! — грустно улыбнувшись, ответил ему Большой Том и пожал старику руки: — Все равно спасибо! Ты просто не смог иначе — ты очень добр. И Тебя все любят. У тебя много друзей… А всех ты просто бы не смог спасти!

Старик в ответ лишь кивнул.